Брак с Медузой [сборник ]

Страшны табу, охраняющие ямсовые делянки, и племенные законы полны суровых кар за нарушение запрета. Считается: если человек расчистил поле, возделал и передал его сыну, дух отца остается надзирать за полем и его охранять. Но если человек нарушил табу, пусть и по незнанию, духа-хранителя его поля прогоняет злой дух и занимает его место. Тогда поле перестает плодоносить, его осаждают черви и личинки, или вытаптывает слон… или выросший ямс начинает пропадать среди ночи. Кто может воровать ямс по ночам? Конечно, злой дух, больше некому!

А такое несчастье неизбежно влечет за собой и другие. К человеку, у которого по ночам пропадает ямс, лучше не подходить, пока он не очистится и не умилостивит духов жертвоприношением. Так что, когда у Мбалы начал пропадать ямс, первым делом он отправился к колдуну. Тот за немалую плату – две козы и три звена латунной цепочки – принес из хижины все свое колдовское оборудование, зарезал птицу с птенцом, разжег высокий костер с вонючим дымом, и долго ходил вокруг него, и бормотал, и плевал на четыре ветра, и заставлял Мбалу глотать горькие зелья, а потом впал в транс и некоторое время неподвижно лежал на земле – и наконец объявил: никто из духов не оскорблен, кроме тени отца Мбалы – он-то, должно быть, в ярости от того, что сын его не способен защитить свою ямсовую делянку не от духа, а от человека. Вор – человек, и изгонять его следует не демонским, а человеческим оружием. Ох, как смеялся, услышав это, Нуйю, второй сын дяди Мбалы! Нуйю уходил далеко на восток, служил там у одного арабского купца – и вернулся вольнодумцем, не уважающим древние обычаи. Этот-то Нуйю, едва по земле не катаясь от смеха, говорил: каким же глупцом надо быть, чтобы заплатить колдуну за мнение, что колдун здесь не поможет! То же самое, говорил Нуйю, сказал бы он сам за треть цены, а любой ребенок – бесплатно! Другие не смеялись вслух, как Нуйю – не осмеливались; лица их оставались бесстрастны, но о чем они думают, Мбала прекрасно знал.

Что ж, если его ямс крадет в ночи какой-то человек, значит, надо выследить этого человека. Найти себе товарищей для ночной экспедиции Мбале не удалось: с вердиктом колдуна все были согласны, однако же ночные походы и борьба с демонами – или даже с людьми, выполняющими работу демонов – не шутки. После долгих обсуждений было решено: изгнание демона, ворующего ямс – дело великое, того храбреца, кто готов рискнуть собой, оно покроет бессмертной славой, так что все по очереди отказались от этой чести в пользу того, кто единственный ее достоин – самого Мбалы, пострадавшего. Так что Мбале пришлось не только идти одному, но и долго и красноречиво благодарить родных и друзей за такую их любезность. Кое-как он это проделал; затем собрался на битву, и вечером все воины крааля проводили его до опушки джунглей, а жены их, стоя в стороне, стенали и оплакивали его участь.

В первые три ночи Мбала далеко не ушел. Едва скрывшись из виду соплеменников, он залезал на ближайшее дерево, устраивался на первой же ветке покрепче – и там, съежившись в страхе, проводил ночь, а наутро возвращался, бросая по сторонам такие свирепые взгляды, что никто не осмеливался задавать ему вопросы. Пусть думают, что он ночами сторожит свою делянку, говорил он себе. По крайней мере, надеялся, что так они и думают. Но на четвертое утро, спустившись с дерева, обнаружил перед собой ухмыляющуюся физиономию кузена Нуйю: тот помахал ему ассегаем и, смеясь, пошел прочь. Вот так Мбале пришлось взяться за свою задачу всерьез; так и вышло, что злые духи запугали его до полного отупения и бесчувственности.

В самый темный ночной час добрался он до своего поля, ловкими неровными шажками ловкого танцора проскользнул сквозь колючие кусты. Забравшись глубоко в густой кустарник, окружающий его ямс – заросли тех кустов, что его народ называет макуйю, а прочие астрагалом – присел, положил руки на копье, а подбородок на руки. Вот он и на месте. Невезение, воровство, стыд и глупость привели его сюда – и что дальше? Если явится вор – будь он человек или демон, Мбала его даже не разглядит!

Он задремал, мечтая о первых лучах рассвета на свинцовом небе, о подозрительном звуке – о чем-нибудь, что подскажет ему, что делать дальше. Надеялся, что демоны не заметят его здесь, на корточках в кустах – хоть и прекрасно знал: демоны видят все. Лишенный и веры, и мужества, он был беззащитен, но больше об этом не беспокоился. Беззащитность ввела его в какое-то оцепенение: он снова скрылся за невидимой стеной, открытый для всего на свете, но, к счастью, неспособный ясно это осознать – и уснул.

Пальцы его скользнули по рукояти ассегая. Мбала вздернул голову, сонно посмотрел вокруг, зевнул и положил оружие на землю у своих ног. Затем опустил широкий подбородок на костлявые поднятые колени и снова погрузился в сон.





Глава девятая




– Вы, что ли, будете доктор Лэнгли?

– Боже правый! – сказал доктор.

Может, для уборщицы он и был милым, любезным человеком, но для Гарлика – просто одним из них: чистеньких богатеев, занятых чем-то таким, в чем Гарлику ни в жисть не разобраться, тех, у кого он встречал лишь гнев, отвращение и нетерпимость. Короче говоря, одним из тех ублюдков, которых Гарлик ненавидел.

– Вы знаете насчет мозгов? – спросил Гарлик.

– Кто тебя сюда прислал? – спросил доктор.

– Вы знаете, как мозги всех людей снова вместе собрать?

– Что? Да кто ты такой? Что тебе нужно?

– Слушайте, – сказал Гарлик, – мне нужно знать, ясно? Вы можете мне сказать или нет?

– Боюсь, – ледяным тоном произнес доктор, – я не могу ответить на вопрос, которого не понимаю.

– Выходит, ничего вы не знаете про мозги!

Доктор восседал за широким столом. Узкое, гладко выбритое лицо его и в бесстрастии хранило отпечаток высокомерия. Во всем мире едва ли нашелся бы более яркий пример того, что ненавидел Гарлик в своих ближних. Доктор был архетипом, символом, сутью его злобы; глядя на него, Гарлик так разозлился, что почти забыл свою обычную приниженность.

– Этого я не говорил, – ответил Лэнгли.

Несколько секунд он пристально смотрел на Гарлика, не скрывая, что выбирает, как лучше поступить. Вышвырнуть? Посмеяться над ним? А может быть, исследовать? Вгляделся в его мутные, налитые кровью глаза, в трясущиеся губы, оценил общий вид, позу, в которой читалась смесь злобы со страхом. Наконец сказал:

– Давай кое-что проясним. Я не психиатр. – И, догадываясь, что это создание вряд ли отличит психиатра от бухгалтера, пояснил: – То есть я не лечу людей, у которых проблемы с головой. Я психолог, специалист по человеческому мозгу. Меня интересует, как работает наш мозг. Можно сказать так: если бы мозг был автомобильным мотором, я был бы тем, кто пишет инструкции для автомехаников. Вот чем я занимаюсь. Давай сразу с этим разберемся, дабы не тратить и твое время, и мое. Если хочешь, чтобы я порекомендовал тебе кого-то, кто сможет помочь с…

– Просто скажи мне одну вещь! – прорычал Гарлик. – Одну вещь – и все, мне больше ничего от тебя не надо!

– Какую одну вещь?

– Я же сказал! – рявкнул Гарлик.

Тупость собеседника, предыдущие неудачи, неприязнь к этому новому врагу – все это привело его почти в ярость.

Ответа не последовало. Поняв по выражению лица доктора, что его и не будет, Гарлик гневно раздул ноздри и объяснил, чеканя каждое слово:

– Было такое время, когда мозги у нас были одни на всех. Сечешь, о чем я? А потом у каждого появились свои. Просто скажи, как их все снова вместе склеить!

– Хм. Ты, похоже, действительно уверен, что у нас когда-то… как ты сказал? – мозги были одни на всех?

Гарлик прислушался к чему-то внутри себя.

– Ну да, – ответил он. – А как иначе-то?

– А почему ты так в этом уверен?

Гарлик неопределенно махнул рукой.

– Ну… все это. Дома там, машины, шмотки, электричество, заводы, станки всякие. Если бы мы все не думали разом, нам бы такого нипочем не сделать!


– И тем не менее мы построили цивилизацию и без этого. Люди вполне могут работать вместе, и не… не думая разом – так ты сказал? Ты имеешь в виду коллективный разум, как у пчелиного улья?

– Ну да. Ага. Да, как у пчел.

– Поверь мне, с людьми это так не работает. А почему ты вообще считаешь, что у людей когда-то был коллективный разум?

– Так ведь иначе и быть не может! – с непоколебимой уверенностью ответил Гарлик.

Меж звезд начался изумленный обмен мыслями и гипотезами. Аксиома, гласящая, что ни один вид не может достичь технологий высокого уровня, не обладая коллективным разумом, сомнению не подлежала; так что, если доктор не лгал, его невероятным словам имелось лишь одно объяснение. Гарлик услышал это объяснение и очень постарался пересказать.

– Наверное, вот как было: когда-то у нас был один мозг на всех, а потом мы все распались. И все забыли, сечешь? Ни я не помню, ни ты, и никто не помнит, что когда-то все мы были заодно!

– Я бы этому не поверил, – ответил доктор, – даже будь это правдой.

– Да само собой! – закивал Гарлик; он, видно, понял так, что доктор с ним согласен. – Ну и вот, теперь мне надо понять, как всех обратно склеить?

– Извини, но я не знаю. Ничем не могу тебе помочь. Почему бы тебе просто не…

– У тебя есть машина, которая мысли читает? – спросил вдруг Гарлик.

– Машина есть, но делает она совсем не это. А кто тебе вообще обо мне рассказал?

– Покажь мне машину!

– Этого только не хватало! Вот что: было интересно с тобой поболтать, но сейчас я занят, больше говорить не могу. Будь так добр…

– Покажь! – угрожающе прошипел Гарлик.

В его затуманенном разуме снова промелькнули видения (женщина стоит по шею в воде и говорит: «Привет, красавчик!», а он только улыбается во весь рот, и она говорит: «Я выхожу», а он: «Ну, иди, иди!», и она начинает медленно выходить из воды, вот показываются плечи, вот ключицы, а вот и…), и с ними мучительная потребность: он должен, должен получить информацию!

Доктор, слегка обеспокоенный, отодвинулся от стола:

– Вот она, машина. Но тебе она будет бесполезна. Я ничего от тебя не скрываю – просто ты ничего в ней не поймешь.

Гарлик шагнул к прибору, на который указывал доктор. Замер, разглядывая его. То и дело бросал быстрый взгляд искоса на доктора, затем снова на машину.

– Как она называется?

– Электроэнцефалограф. Доволен?

– А как она узнает, о чем мы думаем?

– Она не узнает, о чем мы думаем. Просто улавливает электрические импульсы мозга и преобразует их в волнистые линии на бумажной полоске.

Глядя на Гарлика, доктор все яснее понимал: его странный визитер не обдумывает следующий вопрос – скорее, ждет, пока этот вопрос явится к нему откуда-то извне.

– Открой, – потребовал Гарлик.

– Что?

– Открой машину. Мне надо посмотреть, че там внутри.

И снова это пугающее шипение:

– Открывай, ну!

С тяжелым вздохом доктор открыл ящик стола, достал оттуда инструкцию, полистал и раскрытой шлепнул на стол.

– Вот схема работы этой машины. Если ты вообще что-то в этом смыслишь, то схема скажет тебе больше, чем вид машины изнутри. Надеюсь, ты поймешь, что это слишком сложно для человека без обра…

Гарлик выхватил у него инструкцию и уставился на схему. Глаза его остекленели, затем снова прояснились. Он положил инструкцию на стол и ткнул в картинку.

– Вот эти вот линии – это провода?

– Да.

– А это че?

– Выпрямитель тока. Лампа. Знаешь, что это такое?

– Как в приемнике, что ли? Ага. А в этих проводах электричество?

– Послушай, это не значит…