Брак с летальным исходом

Лорд сказал мне запереть дверь. Он спешил в сторожку, подняв среди ночи всю прислугу в доме. А что, если все это означает приближение нового приступа? Следует ли мне вновь ожидать супруга с ножом на пороге моей комнаты? Выдержит ли хлипкая дверь натиск сильного мужчины, да еще и умелого артефактора, если несколько дней назад ему хватило одного удара, чтобы начисто снести эту преграду?

Схватив со столика подсвечник, единственный тяжелый предмет, оказавшийся под рукой, я на цыпочках подошла к двери и прислушалась. В коридоре было тихо. Быть может, в этот раз слугам удалось вовремя остановить хозяина дома?

Топ. Топ. Топ.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Первым моим желанием было запереться, подтащить к двери стол и забиться в дальний угол комнаты, напряженно ожидая неизбежного. Но усилием воли я остановила себя. Сколько можно бояться? Стоило хотя бы убедиться в наличии опасности, ведь мне было отлично известно, что, если лорд Кастанелло снова сорвется, никакая дверь или стол его не удержат.

Не выпуская из рук подсвечника, я осторожно выглянула в коридор.

Никого.

Я замерла, всматриваясь в полумрак.

В противоположном конце коридора медленно отворилась дверь, ведущая в покои лорда Кастанелло.

Одного взгляда хватило, чтобы понять, что вовсе не лорд выходил сейчас из спальни. Невысокая женская фигурка двигалась по коридору, пошатываясь и неловко придерживаясь рукой за стену, словно пьяная.

Что незнакомка делала у лорда? Была ли она там, когда я увидела супруга, сбегавшего вниз по лестнице в полурасстегнутой рубашке? Или пришла позднее, рассчитывая застать его у себя? Могла ли это быть одна из горничных, искавших лорда? Быть может, он послал кого-то за забытой в покоях нужной вещью?

Однако не было похоже, что женщина спешила вернуться вниз. Весь ее вид – медленные неуверенные шаги, попытки держаться в тени и издавать как можно меньше звуков – говорил скорее о том, что в хозяйском крыле она оказалась вовсе не со срочным поручением.

Приглядевшись, я обратила внимание, что платье незнакомки зашнуровано кое-как, словно она одевалась впопыхах. Один рукав был приспущен, обнажая белеющее в полумраке плечо. Волосы, длинные и волнистые, не сдерживаемые заколками и шпильками, фривольно струились вниз. Но неизвестной, казалось, не было никакого дела до своего неподобающего внешнего вида.

Я смотрела на нее во все глаза, и детали складывались в единую картину, отзывавшуюся в груди глухим раздражением. Неужели я видела сейчас перед собой женщину, с которой лорд Кастанелло провел ночь? Да, безусловно, мужчина его возраста и положения, пусть даже окруженный пугающими слухами вдовец – особенно вдовец, – вряд ли был обделен женским вниманием.

Супруг никогда не проявлял ко мне интереса, но и на человека, предпочитающего мужчин, тоже не походил, а значит, легко можно было предположить, что свои потребности он удовлетворял на стороне. Вот только в поместье каждый был на виду, и едва ли я не обратила бы внимания на любовницу лорда, живи она с нами под одной крышей.

Может, она приехала сегодня? Скажем, поздно вечером или прямо сейчас, ночью, пока большая часть обитателей занималась странными поисками на заднем дворе? И неужели это означало, что женщина останется в поместье?

Мне уже доводилось жить в одном доме с пассиями другого супруга, господина Ридберга, и, признаться, такое положение дел доставляло мало радости. Конечно, ожидать от лорда Кастанелло воздержания было глупо, но я предпочла бы, чтобы женщины супруга никогда не попадались мне на глаза.

Я уже развернулась, чтобы уйти, проглотив так некстати всколыхнувшуюся в душе обиду, и постараться забыть увиденное, когда незнакомка, находившаяся в самом начале открытой галереи, оступилась и почти повисла на перилах, не в силах подняться на ноги. Любопытство, смешанное с желанием помочь, пересилило брезгливость.

Молодой женщине явно было плохо – голова ее бессильно упала на грудь, распущенные волосы волной скрыли лицо. Я подбежала к незнакомке, обхватив за плечи, помогла встать и осторожно отвела в сторону ее длинные пряди.

Мне стоило огромного труда сдержать удивленный вскрик.

– Лоисса?

Девушка медленно подняла голову и невидяще посмотрела на меня.

– Ми… миледи? – с трудом проговорила она. Язык ее заплетался.

Лоисса. Конечно же Лоисса. Молода, недурна собой. Кто еще из известных мне обитательниц поместья мог привлечь внимание лорда? Кухарка была недостаточно умна, чтобы воспользоваться положением в своих интересах, всегда рядом, всегда доступна. Милая, наивная, доверчивая девушка.

Если бы я не видела, что служанке действительно плохо, я бы оставила ее в галерее и вернулась к себе в комнату. Пусть бы лорд сам разбирался с состоянием своей любовницы – это ни в коей мере не было моей заботой. Но я просто не могла ее бросить. Лоисса доверчиво прижалась ко мне, ища поддержки, и я чувствовала, как дрожало ее худенькое тело.

– Лоисса, что ты здесь делаешь?

– Миледи. – Кухарке все же удалось сфокусировать взгляд на моем лице. – У меня… я нашла для вас… сейчас, я сейчас.

Она неловко провела руками по смятой юбке, очевидно, в поисках кармашков, но не удержала равновесия и уткнулась лбом мне в плечо. Против воли я вдохнула исходящий от ее волос запах и похолодела. Я не перепутала бы этот сладковато-терпкий аромат с едва различимыми нотками кошачьей мяты ни с чем другим.

– Ой, – глупо хихикнула Лоисса, пытаясь поднять голову.

Я мягко отстранила кухарку от себя и постаралась поймать ее взгляд. От осознания происходящего меня саму начала бить крупная дрожь.

– Лоисса. Лоисса, ты слышишь меня? – Она захлопала ресницами. Я произносила каждое слово раздельно и четко, надеясь, что хотя бы так смогу достучаться до одурманенного сознания служанки. – Ты что-то пила недавно? Кто дал тебе зелье? Тебя кто-то заставил?

Она с глупой улыбкой посмотрела куда-то вниз.

– Мил… – начала она, но тут же осеклась, зажав ладошками рот.

Я выглянула с галереи в холл первого этажа и успела увидеть, как от запертой на магический засов двери метнулась куда-то в сторону широкоплечая мужская фигура в белой рубашке. Выходит, «мил», произнесенное Лоиссой, означало «милорд»? То есть это сам лорд опоил кухарку дурманным зельем?

Прислонив Лоиссу к перилам, я выпрямилась во весь рост.

– Милорд Кастанелло! Объяснитесь немедленно! Что вы ей дали? Зачем вы это сделали? – Мой голос звенел от еле сдерживаемого гнева.

Сейчас мне было плевать на приличия и страх перед приступами и душевной болезнью супруга. Одно дело – развлечься с молоденькой служанкой, но совсем другое – опоить ее зельями, чтобы была посговорчивее. А если принять во внимание, что Милорда-кота в последнее время постоянно тянуло к кухарке, от которой из-за регулярного применения дурмана исходил стойкий запах кошачьей мяты, то картина и вовсе вырисовывалась премерзкая.

Внизу хлопнула дверь. Очевидно, лорд предпочел проигнорировать и меня, и незадачливую любовницу. Хотелось немедленно броситься в погоню, догнать супруга и высказать ему все. Во мне кипела такая злоба, что, будь мысль материальной, лорд Кастанелло, вероятно, уже упал бы замертво.


Я успела добежать до середины лестницы, когда услышала стон Лоиссы. Кухарка вцепилась в перила, из глаз ее текли слезы. Лицо было бледным как снег.

– Миледи, – одними губами прошептала она.

И я вернулась. Подставила плечо, помогла служанке подняться. Она повисла на мне, так как почти не могла стоять на ногах.

– Мне плохо, – простонала Лоисса, бессильно уронив голову. – Мил…

– Тише, тише. – Я погладила кухарку по темным кудряшкам. – Все будет хорошо, милая. Сейчас мы пойдем к тебе, и ты ляжешь спать.

Вся моя злость на злосчастную любовницу супруга схлынула, отступила. Мне было отчаянно жаль глупую девчонку, с которой обошлись столь бездумно и жестоко. Не нужно было даже обладать способностями зельевара, чтобы понять, что дозировка дурмана многократно превышена. Счастье, если кухарка отделается отравлением и провалами в памяти.

Сначала некто щедро напоил кота опасным успокоительным, а теперь еще и это…

«Он не жалеет даже тех, кто его сильно любит».

Медленно, шаг за шагом, мы спускались по лестнице вниз. Лоисса глухо стонала мне в плечо, а я изо всех сил старалась не дать ей упасть.

– Это зелье, милая, – успокаивающе шептала я, надеясь, что мой голос удержит ее в сознании. – Скоро все пройдет. Ты только вспомни, кто тебе его дал. С кем ты была ночью? С милордом Кастанелло?

– Милорд, – вдруг оживилась Лоисса, и я настороженно замерла. Я по себе знала, что когда эффект дурмана спадет, воспоминаний почти не останется, и сейчас у меня была единственная возможность узнать хоть что-то. – Мил… он… просил меня. Нужно принять… Вот.

Кухарка вновь зашарила по складкам юбки в поисках карманов и на этот раз нащупала нужный ей предмет. Достав его, она показала мне раскрытую ладонь, на которой лежал наполовину полный флакончик, и потянулась к пробке.

– Он сказал, я должна это выпить, – пробормотала она.

Я думала, у меня уже было достаточно потрясений на сегодняшнюю ночь. Но сейчас в руках одурманенной служанки был пузырек с успокоительным для душевнобольных, такое же день назад подлили Милорду. Жидкость использовали наполовину, а печать и форма флакона однозначно выдавали работу господина Кауфмана. Я просто не могла ошибиться.

Некто велел Лоиссе выпить зелье – и умереть. А доверчивая девушка приняла приказ совершить самоубийство за чистую монету.

Как можно осторожнее я разжала пальцы служанки и забрала флакон.

– Тебе это не нужно, милая.

– Нет, нет! – С неожиданной для одурманенного человека силой она ударила меня по руке. Пузырек выскользнул из пальцев и исчез где-то в темноте под лестницей. – Нет! Я должна!

Я только крепче обняла ее, прижав к себе.

– Тише, тише. Пойдем.

Мне стоило больших трудов увести девушку. В узком коридоре хозяйственной части дома оказалось темно и безлюдно. Вероятно, все слуги еще находились на улице. Путаные объяснения Лоиссы позволили в конце концов отыскать ее комнату, и я с наслаждением отцепила от шеи сведенные судорогой пальцы кухарки и усадила ее на кровать.

– Миледи… – Она путалась в плохо зашнурованных завязках платья.

– Сейчас, сейчас.

Я потянулась было помочь ей, когда услышала шаги в коридоре, а в следующее мгновение дверь отворилась, и на пороге возникла Мелия. Несколько секунд она смотрела на меня и Лоиссу, ошеломленно хлопая глазами.

– Миледи Кастанелло, что вы здесь делаете среди ночи? – Горничная уперла руки в бока. Я кожей ощутила, как в ней при виде меня нарастает привычное раздражение. – И что…

– Мама, – жалобно простонала Лоисса.

Мама, значит. У меня уже не было сил удивляться.

Весь боевой запал Мелии тут же испарился, и она бросилась к постели дочери, заключив ту в крепкие объятия.

– Что с ней, миледи? – взволнованно спросила горничная.

– Ее отравили. Дурманом, распаляющим страсть и подчиняющим волю и чувства. Таким же, как тот, что был у меня в свечах, которые вы мне принесли, но ей дали гораздо, гораздо большую дозу.

– Ох, – только и сумела выдавить Мелия. Вид у нее был ошарашенный и непонимающий, и сейчас, когда мне удалось застать ее врасплох, я была практически уверена, что она не притворяется. Горничная действительно ничего не знала ни про зелье, ни про того, кто мог опоить им Лоиссу. – Бедная моя девочка. Что же нам делать, миледи, что делать-то?

Она посмотрела на меня с отчаянной надеждой.

– Ей нужен отдых, а после – укрепляющий отвар, – чуть помедлив, ответила я. – А сейчас оставайтесь тут. Не давайте ей вставать, никуда не выпускайте и никого не впускайте к ней, пусть хоть сам лорд Кастанелло объявится у вашей двери. Это понятно?

Горничная мелко закивала.

– Все сделаю в точности, миледи. – Она погладила дочь по голове. – Ох, горюшко мое, во что же ты впуталась, непутевая…

– Поговорите с ней утром. А сейчас ей нужен покой.

– Конечно, миледи. Да и вам тоже лучше к себе подняться, а то мало ли что. И… – Мелия замолчала, отводя глаза. – Спасибо, что Лоиссу не бросили.

Я через силу улыбнулась. На время забытая усталость вновь накатила волной, вызывая головную боль и озноб. Попрощавшись с Мелией, я побрела к себе. Надо было, конечно, поискать выброшенное кухаркой зелье, но сил на это не осталось никаких.