Больше, чем желание

Внезапно я устаю от этой игры в кошки — мышки. Каждая минута, которую мы проводим в этой дурацкой шараде, — это еще одна минута, когда Кили находится где-то в другом месте, думая, что я люблю толстый комиссионный чек и свою громкую репутацию больше, чем я люблю ее.

— Да давай уже, ублюдок. Выкладывай.

— Что, если ты прав? Что, если я готов обменяться знаниями о том, где сейчас Кили, на твою завтрашнюю встречу?

Я ни секунды не сомневаюсь.

— Окей.

И слава богу. Мне все равно, если Роб уйдет. Я что-нибудь придумаю. Бритта тоже может все еще бросить меня. Но я смогу с этим справиться. Ради Кили я смогу справиться с чем угодно.

Как только верну ее.

Брат поднимает бровь.

— Ты серьезно?

— Серьезнее некуда. Я отдам тебе свою встречу со Стоу взамен на возможность поговорить с Кили. Можешь забрать мои наработки и презентацию. Это лучше, чем ваша словесная пиротехника и парад дерьма. Они хотят утонченности.

Внезапно он смеется.

— Ты прав. Я не увидел этого и не услышал.

Это большое признание для Гриффа. Он ненавидит принимать, что он неправ.

С одной стороны, приятно сознавать, что мы с Кили были правы. Не столько потому, что я хотел победить Гриффа, хотя это и не больно. Главным образом потому, что я чувствую, что благодаря этому опыту я узнал кое-что о том, как быть не только хорошим риэлтором, но и хорошим человеком. Она мне сильно помогла.

— Если ты устроишь мне встречу с ней сегодня, я передам все тебе. Каждую заметку, каждую идею, каждый слайд. Всё твое. Взамен я ожидаю, что ты прекратишь все, что у тебя с ней есть, и отвалишь. Ты больше ее не увидишь. Она моя. И она будет моей. Ты забудешь каждую минуту каждого дня — или ночи — которые ты провел с ней, — когда мой брат выглядит так, как будто собирается протестовать, я останавливаю его. — Слушай, ты, придурок. Я потенциально даю вам один и семь десятых миллиона долларов за эту привилегию и звание агента номер один на острове. Так что я не хочу слышать больше ни единого гребаного слова.

— Я и не собирался возражать. У меня просто есть несколько вопросов.

Вероятно, он хочет, чтобы я перефразировал презентацию, и он мог быть уверен, что она на высоте. Пошел он.

— Она поможет продать Стоу идею. Не беспокойся об этом.

— Я не беспокоюсь, — он качает головой. — Ты любишь ее?

Почему он спрашивает? Во-первых, я уже дал ему ответ самым очевидным образом. Во — вторых, почему это, черт возьми, вообще имеет для него значение?

— Мы договорились?

— Да или нет, Максон? Любишь? Я с места не сдвинусь, пока ты мне не ответишь.

Я залпом допиваю остатки своего напитка и пинаю ножку стола.

— Да. Конечно, я люблю ее. Я совершил огромную ошибку в тот день, когда она исчезла из моей жизни. Я знаю это. Я пытался сказать ей… — я откидываю голову назад и делаю глубокий вдох, ища терпения и спокойствия. — Я в раздрае с тех пор, как она ушла.

Грифф улыбается. Это первая искренняя улыбка, которкю я вижу у него за… ну, годы.

— Я должен рассказать тебе историю.

Что? Я только что признал, что я разваливаюсь и по уши влюблен, а он хочет рассказать мне историю?

— Сейчас?

Он поднимает палец.

— Это не просто так, обещаю. Съешь свой десерт прежде, чем он превратится в лужу.

Я смотрю вниз и вижу, что мороженое быстро тает. Меня это не расстраивает. Но десерт стоит передо мной, и тратить его впустую кажется кощунством, а Грифф собирается о чем-то рассказать, так что я вполне могу заняться делом, пока он это делает.

Первый кусочек — это рай на языке. Следующий ничем не отличается, просто слаще. Я стону.

— Потрясающе.

Грифф смеется, и это почти как в старые добрые времена, когда мы обсуждаем, как подойти к клиенту или объекту недвижимости за едой. Мы так часто делали это, когда были деловыми партнерами. Я скучаю по этому. Я скучаю по нему. Даже несмотря на то, что я провел последние три года, думая, что ненавижу его… Я не… Я не могу. Я не уважаю его за то, что он был придурком по отношению к Бритте. И я чертовски зол, что он даже дважды взглянул на Кили, но это моя вина гораздо больше, чем его.

— Да, — он доедает еще один кусочек десерта, затем вытирает рот. — Это единственное, что, помимо вида из окна, мне когда-либо нравилось в этом месте.

— То же самое, — у меня слишком много неловких воспоминаний с юбилеев. — Окей. Рассказывай свою Бсторию.

брат делает глубокий вдох и выдыхает, как будто готовится сказать что-то важное.

— Когда я вышел с секретной сделки, ну, после твоего разрыва с Тиффани, у меня… гм, были проблемы со сном и концентрацией. Четыре месяца спустя я начал посещать психотерапевта.


Я откидываюсь назад. Заявление Гриффа об этом, по сути, является признанием того, что он не идеален — то, чему он отчаянно сопротивлялся признаваться раньше.

— Для протокола. Теперь, когда мне нечего терять, я скажу, что не вонзал тебе нож в спину «секретной сделкой».

Грифф потирает затылок.

— Я подозревал это несколько лет.

Я ничего не могу с этим поделать. Я смотрю на него так, словно он самый нелепый ублюдок на планете.

— Тогда почему ты мне не позвонил?

— Честно? Не думаю, что я смог бы. Я очень жестко проебался. Я думал, ты теперь всегда будешь ненавидеть меня, особенно после того, как я усугубил одну ошибку другой, переспав с Тиффани. Она мне наврала… Что ты ей изменил. Что ты месяцами работал над этой секретной сделкой и скрывал ее, потому что хотел всей славы и прибыли. Что она забеременела от тебя, а ты ее выгнал.

Это чертовски выводит меня из себя.

— Ты поверил в это? Это чушь собачья!

Он поднимает руку.

— Я знаю это. Сейчас.

— Почему ты вообще ей поверил?

— Она подготовила ровно столько документов, чтобы быть убедительной. Каким-то образом она скопировала страницу подписи твоего соглашения о листинге с этим принцем, в котором была указана дата… но ни одно из условий о конфиденциальности. Она записала видео, на котором умоляет слесаря, который ремонтировал ваш дом в тот день, когда вы ее выгнали. У нее даже был положительный тест на беременность от врача. Понятия не имею, как она сделала все это… — он вздыхает. — Я думаю, что в основе всего этого я услышал голос отца, говорящий мне, что партнерство с конкурентами — это не объединение усилий для создания чего-то лучшего, а просто подготовка моей собственной кончины.

Да, я сам слышал эту его речь около десяти тысяч раз. Я помню, как боролся с его постоянным запугиванием и промыванием мозгов, когда мы с Гриффом были детьми и на протяжении большей части нашего партнерства.

— Я верил в нас, — выдавливаю я сквозь зубы. — Мы хорошо работали вместе.

Он медленно кивает.

— Потрясающе. Но мне нужен был кто-то, чтобы прочистить мозги.

— Ты виделся с психотерапевтом?

— Да. Доктор Уилсон была бесполезна. Терпеть не мог ее или ее наводящие вопросы. Казалось, она больше говорила, чем слушала. Но у нее была эта секретарша в приемной… Сначала я обратил на нее внимание, потому что она бросала на меня извиняющиеся взгляды, когда я выбегал из комнаты. Потом она заговорила со мной. Сначала светская беседа. Но, знаешь, в ее голосе звучало сострадание. В конце концов, эти беседы привели к более длительным дискуссиям за пределами кабинета врача. Она задавала мне вопросы, которые действительно заставили меня задуматься. Прошло совсем немного времени, прежде чем я понял, что эта женщина, которая просто ответила на телефонный звонок, была гораздо более полезной, чем женщина с приставкой «доктор» перед именем. Ну, мы начали пить кофе, прогуливаться по пляжу. Она прислушалась, играла адвоката дьявола. И она не взяла ни цента за помощь мне.

Это довольно самоотверженно.

— Так чего же она хотела?

— Ничего. Просто быть другом, я полагаю, — он качает головой, как будто все еще не уверен. — Чтобы помочь. Вот кто она такая. В любом случае, она сказала мне, что я был неправ. Она говорит мне это уже больше двух лет. — он смеется над собой. — Она первая красивая женщина, с которой я когда-либо проводил долгие часы и не хотел трахаться.

Вроде меня с Бриттой.

— Да. Платоническая дружба с женщиной сводит с ума, когда это случается в первый раз.

— Ага. Эта секретарша действительно открыла мне глаза. Сначала мы говорили о моем гневе. Постепенно мы заговорили о моем детстве. И мы много говорили о тебе.

Мне вдруг захотелось выпить еще мартини. Тон этого разговора до сих пор был шокирующе позитивным… но я не могу перестать думать, что все еще может обернуться к худшему.

— К какому выводу она пришла?

Он смотрит на меня снизу вверх, его карие глаза полны серьезности.

— Что мне нужен мой брат.

Грифф выглядит так, будто он изо всех сил старается подавить эмоции, и у меня сжимается грудь, как будто я перестаю дышать. Мой брат никогда не был эмоциональным. Черт возьми, я тоже никогда этим не отличался. Но его слова поразили меня в самое сердце, как удар, выбив из меня дыхание.

— А ты что думаешь?

Он пожимает плечами, ковыряя вилкой остатки своего десерта, как будто смотреть на меня слишком тяжело.

— Она была права во многих других вещах. Она знает людей. Действительно понимает их, — он, наконец, смотрит в мою сторону, и я вижу более сильные эмоции, которые ему едва удается сдерживать. — Я подозреваю, что она права и в этом тоже. Она точно наплела мне новую порцию после того, как я позвонил тебе прошлой ночью по поводу папы. Она сказала мне, что я совершенно неправильно смотрю на ситуацию. Оглядываясь назад… Я был глупым и вспыльчивым. В этом она тоже была права. Она действительно помогла мне разобраться во всех аспектах моей жизни. Она познакомила меня со здоровой пищей, йогой и медитацией, — он смотрит на меня, приподняв бровь. — Звучит знакомо?

Мне требуется около полсекунды, чтобы установить связь. Как только до меня доходит, клянусь, я едва могу дышать.

— Кили?

— Ага.

Его признание — это удар поддых.