Боярин

– Москаленко-Измайлов, сеньорита да Мота. С некоторых пор это принципиально важно. Какими судьбами в Москве? – передавая наполненную тарелку подошедшей Москаленко, поинтересовался Николай.

Ни капли лжи. Николай имеет личное дворянство, и ему на полном законном основании выписали паспорт на вымышленное имя. Обычная практика для любителей путешествовать инкогнито. И нет никаких препятствий к тому, чтобы назваться фамилией и именем боярина. Так просто не поступают, но на законодательном уровне не запрещено. Так что Николай ничуть не лгал.

– О-о-о, я уже давно в Москве. Поджидаю старого знакомого, – заговорила да Мота, беря фужер с шампанским. – Разбросала судьба, знаете ли. Но месяц назад пришла благая весть, что он вскорости появится в столице Российского царства. У меня быстроходная яхта и отличный экипаж. Так что переход через океан оказался нетрудным.

– Уверены, что оно того стоило? – хмыкнул Николай.

– Я всегда уверена в том, что делаю, – с милой улыбкой произнесла она.

– Надеюсь, что это действительно так. А сейчас прошу нас простить. Мы хотели перекусить и переговорить, – произнес двойник.

– Разумеется. Повторю: очень рада нашей встрече, – двусмысленно произнесла баронесса.

– Та самая да Мота? – едва она отошла в сторону, поинтересовалась Москаленко.

– Да, сударыня. Я узнал ее по фото.

– Не живется же ей спокойно! – хмыкнула Елизавета Петровна.

– И что, ей никто и ничего не может сделать? – удивилась Катя.

– А что ей предъявить? – пожала плечами Москаленко. – Она ведь не умышляет убийство, а опирается на кодекс чести. Гибель на дуэли убийством не является, даже если поединок подстроен. Конечно, общество такое осудит, но бретерам без разницы. А сама эта девица подставляться в открытую не будет. Вот и выйдет сухой из воды.

– Ну уж нет. Я ей не позволю…

– Катя, ты ничего не будешь делать. И довольно об этом, – припечатала Елизавета Петровна.

Катюша хотела было возразить, но встретилась с непреклонным взглядом свекрови. Да-да, все так серьезно. Подругами они были до замужества Кати. Теперь же она была ее невесткой со всеми вытекающими. И спуску ей никто давать не собирался. Тем более в этом вопросе Москаленко получит полную и безоговорочную поддержку Бориса.

Они пробыли на вернисаже примерно час. Тот факт, что боярин не стал ничего покупать, никого не удивил. За коллекционированием его никто не замечал. Зато Елизавета Петровна подобрала себе картину. Ведь многим известно, что она собирает работы Некто, начиная с самых ранних. Вообще-то Борис хотел ей подарить, но она решила не изменять традиции. Опять же это лишний штрих для конспирации.

Они вышли на крыльцо и, тихо переговариваясь, поджидали авто, когда раздался резкий и едва различимый хлопок. Ноги Николая тут же подломились, и он упал на колени, а потом завалился набок. На его белой рубашке, выглядывавшей в просвете между полами смокинга, разливалось алое пятно.

– Убили-и!!! – прокричал чей-то женский голос.

Тут же послышались испуганные вскрики. Тревожный гомон. Отрывистый рык Якова, отдающего команды двоим телохранителям Измайлова и парочке волкодавов Москаленко. Трель полицейского свистка. Цокот копыт пролетки, извозчик которой решил оказаться как можно подальше от места происшествия, чтобы не затаскали по участкам.

– Николай! – вскрикнула Катя и тут же опустилась на колени, дергая шнуровку своей сумочки. – Терпи, Коленька. Терпи, родной, – причитала она, стараясь нащупать в сумочке «Аптечку».

Наконец ей это удалось, и, вскрыв крышку, она приложила артефакт к груди двойника, уже не подающего признаков жизни. Отжала кнопку… Николай глубоко вздохнул и тут же залился краской стыда. Угу. Эфир – он такой. Затейник, каких мало.

– Катя!

Борис выбежал из дверей галереи и, растолкав зевак, пробился к жене, которую вместе с Москаленко и пришедшим в себя Николаем прикрывали волкодавы матушки и Яков.

– Все в порядке. Это не моя, – увидев, что взгляд Бориса прикован к окровавленным рукам, поспешила проинформировать супруга.

– Борис Николаевич, вам лучше уйти, – словно из ниоткуда появился жандармский шпик.

– Вы бы лучше раньше делали свою работу, а не сейчас.

– Раньше, позже… Сейчас это не имеет значения. Войдите в помещение, не усложняйте нам работу.

– Пойдем, Катенька. Николай, ты как?

– Кхм. Уже все хорошо, – вертя в пальцах деформированную свинцовую пулю оживальной формы, ответил тот.

Борис взял ее в руки, внимательно осмотрел. Вот же. Словно и не была только что в теле. Ни капли крови. Ага. Судя по всему, стреляли из пневматики. Огнестрел в любом случае оставил бы копоть. Уж это-то не кровь, «Аптечка» ее не отчистила бы.

– Я же говорил! – торжествующим тоном возвестил Хрусталев.

– Надеюсь, вы понимаете, что у меня для этого были веские основания, – произнес Борис.

– Вне всякого сомнения. Но я был прав!

– Правы, конечно. Глупо было бы отрицать очевидное. Господа, приношу всем свои извинения. У меня не было и мысли кого-либо задеть. С самого начала это была вынужденная мера.

– Картина, написанная рукой Русского Гризли! Дайте две! – хмыкнула молоденькая девушка.

Развернулась и вышла из холла, отправившись в выставочный зал. Странное дело, но за ней потянулись и другие. Дурдом!

Поиски стрелка не увенчались успехом. Как не обнаружили и место, откуда был произведен выстрел. Предположительно злоумышленник воспользовался лестничной клеткой доходного дома. И это все. Никаких следов и свидетелей.


Через два часа они наконец вернулись в гостиницу и уединились в номере.

– Испугалась? – подойдя к жене со спины и обняв ее, выдохнул Борис ей в самое ушко.

Катя стояла над детской кроваткой, в которой спала годовалая Анюта. Не дождалась родителей, уснула с няней. Вообще-то подобное редкость. Семья у них дружная, и Борис, несмотря на всю свою занятость, старается уделять родным как можно больше времени. Это вполне возможно, если правильно распределять дела. У него подобный опыт имелся. Поэтому сказки на ночь дочке – явление вовсе не редкое. Но случается и вот так. Хотя и нечасто.

– За Колю. Испугалась, что не успею или Эфир решит, что его смерть должна быть безвозвратной, и он разменяет свою едва начавшуюся жизнь, исполняя свой долг.

– Именно на эту службу он согласился.

– Знаю. И что, после пережитого ты его не отпустишь?

– Он поклялся отдать за меня свою первую жизнь, пока я в ней буду нуждаться.

– И?

– И я в ней все еще нуждаюсь. Слишком уж многим задолжал, наобещав молочные реки и кисельные берега. А еще очень хочу увидеть, как вырастут наши дети, и оставить им богатую и развитую вотчину.

– Дети? – полуобернувшись, спросила она.

– Думаешь, одной Анечки нам достаточно?

– Уверена, что нет. И когда мы займемся этим вопросом?

– Сейчас? – лукаво стрельнув в нее взглядом, поинтересовался он.

– И отвертеться у тебя не получится, – окончательно разворачиваясь к нему и оставаясь при этом в объятиях, со смешинкой произнесла она.

Елизавета Петровна спустилась в холл гостиницы. Пусто. Не сказать, что утро раннее, но постояльцы «Метрополя» только сейчас приступают к завтраку. А то ведь и вовсе беззастенчиво спят. Но для ранних птах ресторан уже работает, и там можно позавтракать. Чем она и воспользовалась.

Когда вышла обратно в холл, ее встретил один из ее мальчиков. Эдакий облом с грацией хищника и беззаветной преданностью во взгляде.

– Доброе утро, Елизавета Петровна.

– Доброе утро, Антон.

– Все готово. Можем ехать.

– Хорошо, – направляясь к выходу, коротко бросила она.

Обычно ее сопровождали двое. Но в этот раз рядом был только Антон. Впрочем, обычно не значит всегда. Случалось и такое, что с нею был лишь один из ее волкодавов. Н-да. Как оказалось, они именно бойцы, а не охранники. Порвать на куски, несмотря ни на что и не щадя живота своего, – это да, это они умеют. Но вот перед стрелком, нанесшим удар из-за угла, оказались бессильны.

Едва вышли на крыльцо, как телохранитель подал знак и к ним подкатило такси. Москаленко устроилась на заднем сиденье, Антон – на переднем. Назвала адрес. Всего лишь два квартала. Но снимающим номера в «Метрополе» не пристало расхаживать по городу пешком. Если только в Летнем саду. И не более.

Расплатившись, они вошли в подворотню, где Антон открыл саквояж, извлек из него старый, видавший виды серый плащ и передал Елизавете Петровне. Она набросила его на плечи, завязала тесемки на шее и укрыла голову со шляпкой под большим капюшоном. Это полностью спрятало ее одежду, скрыло внешность и поглотило фигуру. Затем они вышли на улицу и направились вдоль нее, пока им не попался извозчик.

Прежде чем добрались до окраины города, сменили три пролетки. Наконец остановились у трактира и отпустили возницу. Впрочем, входить в заведение они не стали. Его лишь с весьма большой натяжкой можно было назвать трактиром. Наливайка. Это максимум, на что оно могло рассчитывать в понимании Елизаветы Петровны.

Впрочем, она и не собиралась его навещать. Не могли же они остановиться у какого-либо дома? А так никаких особых вопросов у извозчика не возникло. Мало того, он поспешил убраться отсюда восвояси. Вокруг были самые настоящие трущобы. Так что честным людям тут лучше не задерживаться.

На крыльце трактира расположилась скучающая троица, дымящая папиросами. Видно, что стоят не просто так, а в ожидании счастливого случая, который бы позволил им промочить горло.

– Эй, дружище, не найдется закурить? – окликнул Антона один из незнакомцев.

При этом он демонстративно бросил докуренный окурок и вопросительно уставился на телохранителя.

– Уверен, что оно тебе нужно? – обернувшись к нему, добродушно отшутился тот.

Вот только как ни пытался телохранитель изображать из себя покладистую овечку, во всем его облике так и сквозил матерый волчара. И улыбка вроде не враждебная, но отчего-то внушает страх.

– Да я правда закурить, – промямлил незнакомец.

– Не курю, – проигнорировав только что выброшенный окурок, ответил Антон.

После чего обернулся и быстро нагнал Москаленко, которая и не собиралась останавливаться. Эта троица, конечно, из местных. Причем трудно сказать, что живут в ладах с законом. Наверняка всякое бывало на их жизненном пути. Но идти вслед за этим странным мужиком никто не пожелал. И вообще, они постарались как можно быстрее выкинуть его из головы.

Наконец дома остались позади, и Москаленко с телохранителем зашагала по тракту. Шли недолго. Вскоре появился едва различимый проселок. Прошли по нему и через пару сотен метров вышли на полянку с обрывистым берегом, под которым слышался шум прибоя.

Здесь же находилась пролетка, возле которой лежала бесчувственная девушка. Эдакая красавица латиноамериканских кровей. На ногах – кандалы, цепь которых продета через ручку двухпудовой гири, руки связаны за спиной.

– Сколько их было? – поинтересовалась Москаленко.

– С ней еще трое, – встав перед Елизаветой Петровной чуть не на вытяжку, начал докладывать Олег. – Двое охранников и стрелок. Бретер, что был в прошлый раз.

– Сознался?