Боярин

Он вместе с членами экипажа находился здесь же на причале, но чуть поодаль. На миноносце оставались только кочегар, поддерживавший подогрев котлов, машинист, следивший за состоянием механизмов, отдыхающая смена и кок. Всем им было строго-настрого запрещено появляться на палубе. Вплоть до посещения гальюна. Пусть хоть в глазах плещется. Терпеть, и весь сказ.

– Разворачивайте «Страшного» кормой! – приказал Измайлов.

– Слушаюсь.

Боцман тут же начал раздавать указания. Вскоре послышался заунывный свист котла «Садко», а там и сам катер двинул к кораблику. Конечно, не буксир, но и миноносец не крейсер. Подцепили его тросом и понемногу развернули кормой в сторону причала. После чего, подчиняясь команде Измайлова, отвели чуть дальше, а то рабочая плоскость слишком уж приблизилась к художнику.

Перерыв на обед, и Борис вновь вернулся к прерванной работе, не забыв при этом спровадить с борта всех посторонних. Ему едва удавалось сдерживать обуявший его зуд. Им овладело такое возбуждение, что он строго-настрого приказал никого к нему не подпускать, невзирая на звания и чины.

Вообще-то Борис надеялся, что с кормой и другим бортом провозится гораздо меньше. Но не тут-то было. Каждая сторона требовала особого и вдумчивого подхода. Однако, как бы то ни было, к тому моменту, как на Кастро упало темное одеяло ночи, Измайлов все же успел управиться и закончил с прорисовкой схемы будущего камуфляжа.

Несмотря на то что за день стояния перед чертежной доской он изрядно вымотался, уснуть у него получилось далеко не сразу. Сказалось нервное напряжение. Бывало у него такое. Проворочавшись с боку на бок часа два, он поднялся и, вооружившись акварельными красками, встал к мольберту.

Писал Борис в обычной своей небрежной манере в стиле авангарда. При этом ни о чем не думал. Полностью расслабившись и отдавшись льющимся из него ощущениям. Через час все было готово. Н-да. Крепко же его зацепило. Он смотрел на портрет Кати. Она была в том самом окровавленном платье. Картина, впечатавшаяся в его мозг, словно ее выжгли каленым железом.

Вот только ее осуждающий взгляд не имел ничего общего с тем, что был тогда, в разгромленной «мороженице». В нем не было обвинения в неподобающем поступке, праведного гнева, замешенного на юношеском максимализме. Скорее уж угадывалось сожаление.

Сам не зная отчего, Борис полез в рундук и, достав дипломат, извлек из него артефакт.



Артефакт «Кинитофон».

Комплект – 2 прибора.

Экземпляр первый.

Радиус связи – неограничен.

Количество зарядов – 2.

Состояние заряда – 100 %.

Время работы – 1 час.

Перезарядка – 10 дней.

Состояние механизма – взведен, готов к использованию.



В Яковенковске сейчас только шесть утра. Она, наверное, еще спит. Да и не вызывал он ее никогда. Правда, сомнительно, чтобы в столь ранний час в ее комнате были посторонние. Или она в институте? Оно, конечно, сегодня воскресенье, но воспитанницам не позволяют особо расслабляться, не делая скидок на происхождение. Ведь среди них есть и прибывшие с других островов. Каково им сознавать то, что их товарки сейчас дома, среди родных. Даже если их при этом пригласят в гости, они все одно будут чувствовать себя неуютно.

Вот только от осознания этого желание позвонить меньше не становилось. Наоборот, чем дольше он держал артефакт в руках, тем явственней становилась необходимость услышать Катин голос. Это клиника какая-то! Ведь взрослый мужик! Плевать на молодое тело и плещущие через край гормоны. Он уже давно научился их контролировать. Хм. Или это ему только казалось? Седина в бороду, бес в ребро. На пустом месте поговорки не возникают.

Измайлов ухмыльнулся, потешаясь над своими метаниями, открыл крышку, сдвинул рычажок предохранителя и нажал кнопку запуска. Вызов пошел. Борис не слышал гудков или чего-либо в этом духе. Просто при взгляде на статус артефакта видел начавшийся обратный отсчет. Катин экземпляр сейчас должен выдавать тихий звуковой сигнал и вибрировать.

Признаться, он не надеялся на ответ и был сильно удивлен, когда буквально через десяток секунд из угольного микрофона раздался приглушенный и слегка измененный прибором голос Кати:

– Ждите.

Потом какой-то шорох. Шаги, словно кто-то идет по пустынному и гулкому коридору. Легкий скрип двери.

– Здравствуйте, Борис.

Говорила она едва ли не шепотом. При этом слышалось легкое эхо. У Бориса отчего-то прошла ассоциация с умывальной в их казарме. Вот. Кажется, даже услышал, как капает вода. И тут же – звук закручиваемого крана.

– Борис? – вновь произнесла девушка.

– З… Кхм. Здравствуйте, Катя, – поперхнувшись, все же произнес он.

– С вами все в порядке?

– Д-да, да, все в полном порядке.

– И зачем тогда вызываете меня в неурочный час? Я, между прочим, была в спальной комнате в институте. Вы чуть не перебудили моих соседок. Пришлось выйти в умывальную.

– Извините. Я и сам не знаю, что на меня нашло. Я помню о нашей договоренности, что вызываете меня только вы. Н-но-о… Вот, не удержался.

Она держит «Кинитофон» все время при себе! От осознания этого у Бориса сладко засосало под ложечкой. В горле появился твердый ком. Дыхание участилось. Пришлось приложить усилия, чтобы Катя ничего не заметила, при этом Борис не забывал костерить себя за эти телячьи нежности.

– И правильно сделали. В другое бы время, может, получилось бы и вовсе некстати. А так. Все одно через час вставать, – скороговоркой произнесла Катя. – А я… Я давно хотела вам позвонить, но никак не могла набраться смелости. Мне стыдно, Борис. Я была не права и обидела вас незаслуженно. Ведь имелись у нас «Аптечки», но носить их с собой как-то не принято, хотя компактный образец места занимает в сумочке совсем немного и чуть тяжелее портсигара с папиросами. Но теперь все иначе. Я всегда ношу с собой четверную «Аптечку». И знаете, я уже спасла жизнь своей одногруппнице. – При этом в ее голосе послышались эдакие интонации, словно речь шла о сопернице, над которой она взяла верх. – А еще избавила от инвалидности одного рабочего. У нас практическое занятие было в больнице, по сестринскому делу. И тут его привели. На заводе случилось несчастье, и ему оторвало руку. Так я его вылечила. Правда, доктор сказал, что в больнице на этот случай имеется целых два артефакта. Но ведь это же не важно. Главное… Боря? – с сомнением в голосе позвала она.


– Да-да, Катя, я здесь. Просто слушаю вас, – тут же отозвался он.

– Я уж подумала… – начала она и осеклась.

– Я горжусь вами, Катя. Другая бы просто обозлилась на меня, а вы извлекли из случившегося урок. И поверьте, я и сам корю себя за то, что тогда при мне не оказалось моей второй «Аптечки». Теперь вот ношу их обе. Но поверьте, в тот момент я не мог поступить иначе. К тому же, возможно, вы не в курсе, но у Елизаветы Петровны пока еще нет в запасе возрождения.

– Н-но как такое возможно? Ведь она не настолько стара.

– Помните, она рассказывала о бурной молодости. Сейчас прилагает усилия, чтобы продлить свой век. Ну и я ей в этом помогаю как могу.

– Вы об оружейном заводе и о производстве кульманов?

– О них. А когда у нее появятся оборотные средства, еще кое-что подброшу.

– Из вас получился хороший сын, – хихикнула Катя. – Значит, вы были обречены израсходовать один заряд, а потом вам пришлось бы решать, кого из детей спасать… – потухшим голосом произнесла она.

– Катя, давайте оставим прошлое в прошлом и будем жить настоящим и будущим.

– Согласна. Кстати, о будущем. Батюшка решил, что пора устраивать мою жизнь. Хочет сосватать меня за княжича Глеба Ахтырского. Днями ожидает его в гости.

– А что же вы?

– Мне о замужестве думать рано. Но батюшка считает, что взрослый и умудренный опытом мужчина сумеет вскружить голову его молоденькой дочке и та выгодно выйдет замуж, – вновь хихикнула она.

– Он в чем-то прав.

– Был бы прав. Я уже не та самоуверенная девочка и понимаю это. Но теперь у меня есть защита. Она дала было трещину, но сейчас все в полном порядке и я готова к любым осадам. Батюшка обещал не выдавать меня замуж против моей воли, пока мне не исполнится двадцать пять. Так что у меня в запасе еще почти шесть лет.

Нужно быть полным тупицей, чтобы не понять смысла ее слов. И это не у нее, а у него осталось неполных шесть лет. Но это ерунда. Главное, что они опять вместе, пусть и разделенные океаном.





Глава 19

Вершитель судеб




Спал Борис недолго, но как младенец. И хотя проснулся с первыми лучами солнца, чувствовал себя полностью отдохнувшим. Его буквально переполняла энергия, которая требовала выхода. Он хотел было наброситься на работу, позабыв о завтраке и отменив тренировку, что делал крайне редко и только в случае непредвиденных обстоятельств. Хотя бы минимум, но непременно каждый день.

Он уже вооружился ведерком с краской и кистью, чтобы начать размечать на «Страшном» точки привязки для будущего камуфляжа, но, едва подступившись, отказался от этого намерения.

Никаких сомнений: если Борис лично возьмется его прорисовывать, то получит требуемый результат. Бог весть, с какими статами, но получит. Была у него такая уверенность. И что теперь? Ему собственноручно раскрашивать корабли? Даже с миноносцем придется помучиться. С эсминцем все куда сложнее, о крейсере лучше и не вспоминать.

Поэтому, пересилив зуд, он переоделся в робу для тренировок и начал гонять себя до седьмого пота. Как-то не хотелось поднимать людей ни свет ни заря из-за собственных причуд. Польза несомненна, но причин для подобной поспешности нет никаких.

Как он себя ни гонял, но тренировка закончилась, а до подъема личного состава оставался еще целый час. Да потом еще утренний туалет, завтрак. Словом, в его распоряжении еще битых два часа, и нужно себя чем-то занять. Есть категорически не хотелось. Кусок в горло не лез от переполняющего нетерпения.

И тогда Борис встал к кульману, дабы сделать копию чертежей. Благо при его талантах это не было такой уж большой проблемой. Да и строгие размеры выдерживать нет необходимости. Главное – обозначить точки привязки и соединить их ломаными линиями под разными углами. Дело спорилось, и к окончанию завтрака все было готово.

Перед утренним построением Борис вызвал к себе Фролова, выполнявшего обязанности боцмана, и Варгушева, оказавшегося на должности механика. Измайлову нужно было разделить команду на две равные части и посмотреть, что получится из затеи при самом минимальном его участии.

– Значит, так, братцы. Вот каждому из вас по комплекту чертежей. Фролов, берешь половину личного состава и раскрашиваете «Страшного». Варгушев, на «Удалом» команды пока нет, так что ты со второй половиной займись им. Если возникнут вопросы, зовете меня. Но мое участие – самое минимальное. Вот бумаги, действуйте так, как указано здесь. Пояснительная записка одна на двоих, переписать не успел. Но если начнете с разных бортов, то ее можно без труда разделить на две части.

– А более подробный инструктаж будет? – с явной нерешительностью всматриваясь в чертежи, поинтересовался Фролов.

– Разумеется. Сейчас отправляйте людей переодеваться, готовить краски, кисти и валики. А сами – ко мне, для постановки четкой задачи.

– Слушаюсь, – в один голос ответили боцман с унтером.

Вообще-то подробно проинструктировать как-то не вышло. Преподаватель из Бориса получился откровенно плохой, поэтому он прошелся по основным пунктам, показав, как нужно совмещать чертежи с информацией в пояснительной записке. В остальном оставалось надеяться на смекалку подчиненных. Опять же, их ведь не от сохи оторвали, вручив непонятные бумаги. Все члены команды проходили вдумчивое обучение и в настоящий момент уже получали высшее образование. Так что работать головой для них не в новинку.

Начало вышло сумбурным. Пока определялись с опорными точками. Потом – нанесение разметки, которую приходилось вести далеко не только по сплошной поверхности борта, но и по надстройкам, мачтам, трубам и палубе. При этом рисунок не должен был прерываться, а переходить из одной плоскости в другую.

Бориса дергали не раз и не два. Он старался минимизировать свое участие и, чтобы не влезть самому, демонстративно держал руки за спиной. Но совсем уж без него было не обойтись. Тем более в ситуации, когда какая-нибудь линия терялась, вклиниваясь между двумя соседними, которые сходились в определенной точке. Так что пришлось Измайлову поскакать между двумя миноносцами.

Пока шла разметка, назначенные матросы пытались разобраться с колером. Тут также не обошлось без вмешательства Бориса. Правда, его участие сводилось только к тому, что он тыкал в пояснительную записку и выкрашенные в качестве образцов листы бумаги. Сами, ребятки. Все сами.

Не менее тяжко пришлось, когда дело дошло до непосредственного нанесения краски. Необходимо было строго выдержать границы полос. Для обычного камуфляжа подобные неровности были некритичны, но для артефакта являлись непременным условием.

Борис был в этом уверен, а потому вновь крутился как белка в колесе, тщательно контролируя процесс, неизменно указывая на это как унтерам, так и матросам. Вот не получалось обойтись без него. Но ведь у подчиненных никакого опыта. В следующий раз все должно быть куда проще. Если, конечно, сработает.