Бог мелких пакостей

Глава 28




Клавдия Андреевна, именно Клавочкой и нарекли ее родители в честь прабабушки, занималась воровской деятельностью долгие годы. Руки в крови она не пачкала, промышляла пресловутым «щипачеством». С годами в трамваях ездить она перестала. Хорошо одетая и привлекательная дама «работала» в дорогих магазинах, театрах, на выставках. Могла вытянуть кошелек практически из любой сумочки и любого пиджака. Объектами ее внимания в равной степени становились и мужчины, и женщины.

Клавдия Андреевна любила выезжать на курорты, совмещая отдых с работой. Однажды, отдыхая в шестидесятых годах на юге, она за столиком в кафе познакомилась с пожилым мужчиной. Мужчина выглядел очень респектабельно. Клавдия поняла, что ее собеседник занимает высокое положение в обществе и отнюдь не нищенствует. Слово за слово – они разговорились. Михаил Иннокентьевич оказался коренным петербуржцем, вдовцом. Он пригласил Клавдию прогуляться по набережной, потом они зашли в ресторан, а еще через несколько дней, желая произвести на даму впечатление, он признался, что давно коллекционирует картины и в его коллекции есть настоящие шедевры великих мастеров.

«Вот он, счастливый случай!» – возликовала Клавдия Андреевна, давно мечтавшая остепениться. Она пустила в ход все свои женские чары. Просто курортный роман ее не устраивал, ей нужен был законный брак. К тому времени у нее подрастала пятилетняя дочь, и Клавдия боялась, что опасная профессия может передаться ребенку по наследству. Михаил Иннокентьевич не возражал против ребенка, более того, он был очень доволен, что у Клавдии есть маленькая дочка. У него самого был взрослый сын, но так вышло, что ни отец, ни сын не испытывали друг к другу чувств привязанности и после смерти Веры Федоровны, жены Михаила Иннокентьевича, жили порознь.

Скоро Клавдия Андреевна вышла замуж за Михаила Иннокентьевича и переехала с дочкой Людмилой в Ленинград. Переступив порог ленинградской квартиры и воочию увидев картины на стенах, она не могла прийти в себя от радости. «Вот так повезло!» – не верила она своему счастью. Клавдия запретила себе вспоминать о прежней жизни, превратилась в Клотильду Андроновну, стала завсегдатаем художественных салонов и не пропускала ни одной выставки. Михаил Иннокентьевич был рад, что обзавелся не только женой-красавицей, но и супругой-единомышленницей. Ложкой дегтя в семейной бочке с медом был для Клавы Алексей, сын Михаила Иннокентьевича от первого брака. Пасынок с первого взгляда невзлюбил мачеху и неоднократно бросал ей в лицо упрек, будто она вышла замуж за его отца исключительно из-за денег. Хотя это и было правдой, но согласиться с Алексеем она не могла. Чтобы позлить «мамочку» еще больше, Алексей стал требовать свою долю в наследстве матери. Оказалось, что большая часть картин пришла к Михаилу Иннокентьевичу с Верой Федоровной, это ее отец начинал собирать коллекцию. Помимо художественных ценностей, взрослый пасынок претендовал и на квартиру, в которой сейчас жила Клотильда с дочерью и мужем. А это уже было слишком.

Приближался день рождения Алексея, на который он пригласил отца с мачехой. Клотильда Андроновна через десятые руки достала валюту и в гости к пасынку принесла ее с собой. Отлучившись на минутку из-за праздничного стола, Клотильда зашла в ванную комнату и спрятала под ванной конверт с иностранной валютой, предусмотрительно, чтобы деньги не намокли, упакованный в клеенку. Через неделю в Комитет государственной безопасности пришло анонимное письмо с ориентировкой на Алексея. Деньги нашли, и Алексея засудили. В те годы за хранение иностранной валюты предусматривалось строгое наказание с лишением свободы на долгие годы.

Арест сына подорвал и без того шаткое здоровье немолодого Михаила Иннокентьевича. Через три года Клотильда Андроновна осталась вдовой, получив в наследство от мужа и квартиру, и коллекцию картин.

– Скажите, а вас совесть не мучила? – спросила я Клотильду, когда та на минутку замолчала, чтобы перевести дыхание. – Получается, Алексей был ни в чем не виноват.

– Совесть? Нет, совесть меня не мучила. Его ведь не расстреляли. А вот страх был. Мне было страшно оттого, что рано или поздно он выйдет из заключения и придет ко мне. Он ведь не дурак и, конечно же, догадался, откуда у него под ванной взялись доллары.

– И что вы сделали?

– Я нашла для картин тайник, ленинградскую квартиру продала, ума хватило вложить деньги в драгоценности, и уехала, не сказав никому ни слова. Жила то в одном городе, то в другом. В то время, когда жилье было в дефиците, я находила лазейки и покупала великолепные квартиры. Столицы я специально не выбирала. Я понемногу продавала драгоценности, и денег нам хватало на все: на еду, на одежду. Иногда я работала, в основном в сфере искусства. Пару лет даже клубом заведовала.

Прошло много лет. Дочь моя Людочка выросла, закончила школу. Я хотела дать ей хорошее образование, она мечтала стать врачом. Мы выбрали город, в котором был медицинский институт, и осели там. Моя ошибка заключалась в том, что я после смерти Михаила Иннокентьевича не стала менять свою фамилию, хотя могла это сделать десятки раз. Потом Людочка вышла замуж, родила дочку, но вскоре разошлась с мужем. Мы жили втроем в свое удовольствие. И вот тогда появился Алексей. Он нашел нас и потребовал, чтобы я все ему вернула. Все, абсолютно все. Но я не испугалась: и квартира, и коллекция, которая была надежно спрятана, мне достались согласно завещанию. «Кто он такой?! Преступник! С клеймом валютчика он даже не посмеет обратиться в суд», – думала я. Тогда Алексей пригрозил, что он сделает все, чтоб я никому не смогла оставить деньги и сокровища, доставшиеся мне нечестным путем.

– Он грозился убить вашу дочь и внучку? – спросил Воронков.

– Нет, прямых угроз не было. Сидя в тюрьме, он долгие годы вынашивал план мести. Выйдя на свободу, Алексей затеял с нами игру – стал преследовать Людочку. Он всюду ходил за ней по пятам – она стала нервная, взвинченная. Я обратилась в милицию, объяснила, что моей дочери досаждает маньяк. Спросили, как долго это продолжается. Я сказала: «Два месяца». «Настоящий маньяк так долго ходить не будет», – ответили мне и отослали домой. До сих пор себя казню: я должна была обратиться к бандитам, но не сделала этого. Как я могла объяснить причину, почему нас не оставляет в покое Алексей? Пришлось бы делиться. Даже если бы я утаила от них, что очень богата, они бы навели справки и все выяснили сами. Закончилось все плохо. Людочка ехала с дочкой и нашей домработницей из города на дачу. Алексей где-то взял машину и буквально висел на хвосте Людочкиного автомобиля. Дорога была после дождя скользкая, а Люда вовсю давила на газ. На повороте машину занесло и вынесло на обочину. Машина несколько раз перевернулась, превратившись в лепешку. Наверное, Алексей не ожидал такого исхода. С ближайшего поста ГАИ он вызвал скорую и позвонил мне, чтобы выразить соболезнование. Но какое это было соболезнование! Он открыто радовался Людочкиной смерти.

– Вы сказали – Людочкиной смерти? – переспросила я.

– Да, в машине погибли Людочка и наша домработница Таня. Ниночке чудом посчастливилось выжить.

– Нине? Вот оно что! – довольно хмыкнула Алина.

– Да. В тяжелом состоянии ее привезли в больницу. Через день врачи мне сказали, что жизнь ее вне опасности. Но я все равно за нее боялась, думала, если Алексей узнает о том, что девочка жива, он ни перед чем не остановится. Я пошла на обман. Нашелся врач, который выдал мне справку о смерти – для всех Ниночка умерла. Ее якобы похоронили в закрытом гробу, как и мою Людочку. Когда девочка совсем выздоровела, я отдала ее на время хорошему человеку.

– Красину?

– Тогда он был Рыжов.

– Где ж вы его взяли?

– Володя Рыжов был мужем Тани, погибшей вместе с Людочкой. После смерти жены он остался один с маленькой дочкой на руках. В молодые годы Володька влип по глупости. Отсидел срок, вернулся, учиться уже не смог, хотя и был очень головастый, все на лету схватывал. С работой тоже не ладилось, со справкой об освобождении тогда не особенно брали. Пока не встретил Татьяну, чего только не перепробовал: и разнорабочим, и сторожем, и грузчиком работал. А Танька шустрая была, она его слесарем в ЖЭК пристроила, а сама у меня по хозяйству хлопотала. Дочка у них родилась, Ларочка. Долго с ребенком Татьяна дома не сидела. Как только моя Люда родила Нину, вернулась ко мне и сразу двоих малышек нянчила. После похорон я стала думать, у кого спрятать Нину. Посторонним людям я отдавать ее не хотела. Я сирота. Не подходили и родственники со стороны отца Нины. Если бы Алексей случайно узнал, что моя внучка жива, он бы прежде всего пошел к бывшим Людочкиным свекрам. Мои друзья и знакомые тоже не подходили. И тут я вспомнила о Володе. За те несколько лет, что Татьяна проработала у нас, я хорошо присмотрелась к парню. Спокойный, уравновешенный, малообщительный. Как раз такой человек и был мне нужен. Я раскрыла Володе свой план. Он должен был удочерить Ниночку и уехать с ней и Ларочкой в другой город, а еще лучше в какое-нибудь захолустье. Я куплю ему жилье и буду ежемесячно присылать деньги. Между собой мы договорились, что шиковать он не будет, чтобы не привлекать к себе чужого внимания, но и экономить на детях тоже не станет. Для надежности я купила ему новые документы: паспорт, аттестат об окончании школы и диплом строительного техникума. Так Володя стал Анатолием Красиным, а моя внучка – Ниной Красиной. Местом для проживания мы выбрали поселок Михайловский. Чистый воздух, лес, речка.

Я очень по внучке скучала. И хотя после аварии Алексей куда-то исчез, я, как мне ни хотелось на нее взглянуть, боялась привести убийцу в Михайловский. Через год я все же решилась приехать. А потом еще несколько раз тайно приезжала. Алексей не подавал о себе знать два года. Как оказалось, он уезжал на Север на заработки. Вернулся, решил навестить мачеху. Спросил, не желаю ли я поделиться частью денег, оставшихся мне от Михаила Иннокентьевича?

– Может, надо было ему отдать часть наследства, чтобы он оставил вас в покое?

– Нет, – упрямо ответила Клавдия Андреевна. – К тому времени лишних денег у меня не осталось. Я купила на подставное лицо хибару в Ивановичах, чтобы снести и начать строительство этого дома. О Ниночке Алексей ничего не знал. Я думала еще годик пожить в городе, а потом переехать сюда: тут бы он меня ни за что не нашел.

– У вас были картины. Могли бы картинами поделиться с пасынком. Тем более что коллекция принадлежала раньше его матери, а не Михаилу Иннокентьевичу.

– Как вы не понимаете? На дворе стояли девяностые годы. Нельзя было ни продавать, ни отдавать истинные ценности. Каждая картина из коллекции с каждым годом становилась все дороже и дороже. Если бы я отдала картины, Ниночка навечно осталась бы в Михайловском.

– И что было дальше?

– Я сказала, что картин уже нет, я их продала, а деньги истратила. Алесей разозлился и, уходя, пригрозил: «Из гроба вытрушу, но деньги ты отдашь». Прошло еще несколько лет. Никто Володей и девочками не интересовался. Я решила потихоньку выводить их в люди. Они переехали в город, я купила Володе трехкомнатную квартиру и помогла создать кооператив. Сама перебралась сюда. К тому времени дом уже был закончен.

– Клотильда Андроновна, скажите, картины на стенах из коллекции Михаила Иннокентьевича? – спросила Алина.

– Это копии с тех картин, но очень хорошие, не всякий специалист отличит подделку от оригинала.

– А где подлинники? – полюбопытствовала Алина.

– Подлинники? Часть давно продана. Жить мне на что-то надо было? А часть все еще хранится в надежном месте. Где? Не скажу. – Клавдия Андреевна украдкой посмотрела на Воронкова, потом взглянула на нас и, прочитав в наших глазах осуждение, сказала: – Ой, да не смотрите на меня как на чудовище, каждый человек живет, как может и как считает нужным. Хотите слушать – слушайте. У меня была еще одна причина заменить настоящие картины копиями. Мне надоело бегать от Алексея. Через двадцать лет я была готова его встретить вновь. Дело даже не в совести, она меня не мучила. Алексей ужасно поступил с моей дочкой, и я не собиралась возвращать ему коллекцию. И тогда у меня в голове возникла одна идея. Если бы он меня отыскал и опять потребовал свою долю, я бы сняла со стены часть картин и отдала ему.

– А вы не боялись, что ему придет в голову мысль пригласить эксперта?


– Но ведь я, когда получала в наследство картины, эксперта не приглашала? Как можно доказать, что картины, которые я получила в наследство, изначально были подлинниками, а не копиями?

– Но он всегда знал, что картины в доме отца настоящие! Он бы вам не поверил!

– Ой, мы не о том говорим, – оборвала наши нравоучения Клотильда. – Вам ведь интересно узнать, что дальше происходило с Ниной?

– Да, Клавдия Андреевна, продолжайте, – попросил Воронков.

– Я расслабилась. Ничего не предвещало трагедии. Алексей не появлялся. Девочки выросли. Я купила им квартиры, заметьте – обоим. Ларочка тоже мне была как родная. Потом подкинула еще деньжат на открытие бизнеса… Вот вы меня упрекнули в нечестности и жадности, – Клотильда вдруг запоздало обиделась на нас, – а я между тем доброе дело делала.

– Какое же такое доброе дело? Давали деньги и на Ларису?

– Нет, что вы! Перед Володей я в неоплатном долгу. Я пеклась о посторонних мне людях, предоставляла приют женщинам и девушкам, которым после зоны некуда было возвращаться. Знаете, от многих оступившихся подростков отказываются родители. А у многих родителей вообще не было или были такие, что лучше бы их вовсе не существовало. Так у меня появились Маша, Света, вы их видели, Оля и Зоя. Но это так, к слову. Не будем отвлекаться. Два месяца назад меня нашел Алексей.

– Как он узнал ваш адрес? – спросила я. – Насколько я понимаю, вы уехали далеко и дом зарегистрировали на чужое имя.

– Пострадала по доброте душевной. Знаете поговорку: слухами земля полнится. Я ведь теперь для зэчек стала все равно что мать Тереза.

Воронков фыркнул:

– Клавдия Андреевна, не заговаривайтесь. Какая из вас мать Тереза? Кто два раза в год устраивает курсы повышения квалификации воровского мастерства? А ведь стать слушателем таких курсов немалых денег стоит.

– Кто может, тот дает. А Маша, Света, Оля и Зоя у меня так живут, за спасибо.

– И батрачат с утра до вечера!

– Это они вам сами сказали? – взвизгнула Клотильда, сверкнув глазами в Воронкова.

– Еще не спрашивал, но спрошу обязательно.

Лицо Клотильды от возмущения покрылось красными пятнами. Она сделала два глубоких вдоха и неожиданно улыбнулась:

– Пока коммунизм не наступил, хлеб надо отрабатывать. Так вот, наверно, я перестаралась, слухи обо мне дошли до Алексея. Он приехал. Настроен был очень миролюбиво. Я-то готовилась к другой встрече.

– Он вам простил долг? Я хотела сказать, не стал требовать своей доли? – удивилась Алина.

– Он попросил денег. По-доброму попросил, чем меня очень растрогал. Оказывается, он собрался на старости лет с семьей выехать на постоянное проживание в Канаду. Документы были уже готовы, билеты куплены за два месяца вперед. Как раз в этом месяце он и собирался с женой и сыном покинуть Родину. – При слове «Родина» Клотильда прослезилась.

– А статья? Он ведь сидел? Как его могли выпустить? – опешила я.

– Какая это статья, милочка, по сегодняшним-то временам? – Клотильда с сожалением на меня посмотрела: как это я не понимаю таких простых вещей. – Теперь каждый второй прячет под матрасом валюту, банкам люди не доверяют. Нет, конечно, у тех, у кого валюта под матрасом не помещается, те хранят деньги на банковских счетах за рубежом. А у кого ее совсем много, тот осмеливается часть средств доверить отечественным банкам. Я думаю, с Алексея статью о незаконном хранении валюты вообще сняли.

– И вы дали ему деньги? – подстегнула к разговору Алина.

– Да, и простила ему смерть Людочки. В конце концов, я тоже перед ним виновата. Столько лет просидеть за решеткой…

– На старости лет вы стали такой сентиментальной, – Алина смотрела с недоверием на собеседницу.

– Нет, я, конечно, подстраховалась – послала в город Олю, чтобы та до отъезда Алексея со стороны понаблюдала, не вертится ли он вокруг Ниночки.

– И?

– Ничего такого она не заметила.

– Подождите, так Нина не ошибалась, когда часто видела рядом с собой одну и ту же девушку?

– Что с Ольки взять? Деревня! Знаю, напугала она мою внучку. Но это и к лучшему, Нина забилась в угол и зря из дома не высовывалась.

– Она приходила ко мне, – призналась я. – Была очень напугана, она догадывалась, что хотели убить ее, а не Ларису.

– Знаю. Олька – дура. Вместо того чтобы сразу прийти к Нине и раскрыться, она стала звонить мне, чтобы спросить, что ей делать, а я, как на грех, уехала по делам. Сотовый? Да он где берет, где нет. Одна морока. Ольге ничего не оставалось, как таскаться всюду за Ниной. Это было как раз в тот день, когда она пришла к вам в «Пилигрим». А вечером Ольга все же ко мне дозвонилась, получила наказ, пришла к Нине и забрала ее.

– Это что же, Нина после убийства своей сестры села в машину к незнакомой женщине?

– Да почему это – к незнакомой? Ольгу она знала, просто долго с ней не виделась и, естественно, не признала ее.

– Вы хотите сказать, что Ольга и есть Оля Синицына, та девочка, с которой Нина и Лариса дружили в начальных классах?

– Да. Хотя должна вам сказать – девица действительно непутевая. Ей воровать нельзя – все равно попадется. И следить не умеет. Ничего не умеет.

– А как она к вам попала?

– После отсидки вернулась в Михайловский к своему парню.

– Вот гад Мавр. Соврал! – вырвалось у Алины.