Боевой 1918 год
Часть 9 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тут уже Лапин поднял руку, сказав «стоп». И повернувшись к студенту, уточнил:
– Товарищ Бурцев, у нас тогда о чем разговор шел? О работе на освобожденных территориях! При этом вначале надо было пройти обучение и получить плакаты наглядной агитации. А вы после нашего разговора куда-то пропали… Как вы вообще могли додуматься к белым идти?
Теперь мы, уже вдвоем, заинтересованно смотрели на быстро краснеющего салабона. Первый не выдержал я:
– Студент, я тебе говорил, что ты идиот? Ах, говорил. Так вот повторю – ты не просто идиот. Ты натуральный дебил!
А после, глядя в подозрительно заблестевшие глаза Бурцева, предложил:
– Ладно. Об этом потом. Сейчас давайте жрать и спать. У нас завтра подъем очень ранний будет. И день хлопотный.
Глава 6
До красных мы добрались на следующий день к вечеру. Ползком преодолевать линии окопов не пришлось, за отсутствием таковых. Да тут вообще линии фронта, как я ее себе представлял, не было. В принципе не было. И красные, и белые действовали вдоль железных дорог, захватывая очередную станицу или город и рассылая отряды по обе стороны от железки. Ну, чисто, чтобы объявить, что власть переменилась, а заодно прихватить за цугундер не успевших убежать противников. Лапин, кстати, так и попал в переплет. Бодро ехал с отрядом, немного попутал с направлением, увлекся и нарвался на превосходящие силы противника. А когда их стали гонять, то отбился от своих окончательно, заплутал и, как результат, оказался в подполе. Участь его ждала совершенно незавидная, но тут, на счастье комиссара, появились мы.
Этот представитель РКП(б) полночи о чем-то шептался со студентом, не давая спать, и заткнулся, только когда я на них рявкнул. Зато днем просто не замолкал, выясняя мои политические взгляды и пристрастия. Я запираться не стал, поясняя, что если белые меня хотели шлепнуть, то никаких теплых чувств к ним испытывать не могу. Ибо не мазохист. Про род занятий до революции отговорился беспамятством, кивнув при этом на Бурцева. Тот подтвердил. А чего бы ему не подтвердить, когда они ночью явно про меня разговаривали.
В общем, так и шли без всяких приключений. Лапин все восторгался моей прытью и блатовал идти в их ряды. Я же поражался про себя неразборчивостью красных. Вот так вот подобрать человека, считай на дороге, и тут же объявить его своим соратником. Исходя лишь из слов студента да моих желчных замечаний и комментариев. Ну да. Предрек я поражение Белому движению. Обосновал его с точки зрения логики. Аргументированно поспорил о реальности мировой революции и возможности построения даже не коммунизма, а социализма, в отдельно взятой стране. Но ведь это не значит, что я стал членом партии с восемьсот лохматого года. Комиссар же вел себя именно так, как будто встретил старого партийного товарища. Сам-то он вступил в партию еще в двенадцатом году. И в подпольной работе участвовал. И на каторге был. А потом Лапин неожиданно выдал гипотезу, что, исходя из моей общей политической подкованности, я наверняка тоже из их когорты. И не помню этого, потому что после тяжелого ранения (или контузии) память потерял, а если бы не чудотворная бабка, то вообще загнулся бы.
Даже мои технические знания в тему пришлись. Дескать, не мог обычный человек так разбираться в моторах. Значит, я с ними дело имел. То есть рабочим был. Пролетарием. Но обычный пролетарий не в состоянии настолько глубоко понимать политические моменты. Соответственно, у меня подготовка хорошая была. А где ее можно было получить? Только участвуя в подпольной революционной работе!
В тот момент я даже офигел. Вот ведь фрукт! Сам придумал «легенду». Сам ее обосновал. Сам в нее уверовал. Да если я ему сейчас правду о себе скажу, то он рассмеется в лицо и аргументирует мой бред недополученным лечением. М-да… наивные люди. Куда только их наивность к тридцатым годам пропала? Но до того времени еще почти двадцать лет, а сейчас я только кивал, спорил и едко смеялся.
В общем, так и дошли до Нижних Кугеев. Комиссар сразу побежал в штаб, расположенный недалеко от вокзала. Там его встретили очень даже радостно. Я тоже был представлен. А вот потом… па-бам! Мне был выписан первый в этом мире личный документ. Мандат, в котором говорилось, что товарищ Чур является уполномоченным агитатором от Губ-Кома РКП(б). Офигеть! Думал, просто выпишут бумагу, хоть как-то удостоверяющую личность. А тут «уполномоченный» и без всякой особой конкретики. Правда, печать не ГубКома, а какого-то выездного комитета. Но это фигня. Неужели мои речи так подпольного сидельца впечатлили? Ведь если дело грамотно повернуть, то я могу себе любые полномочия присваивать, под девизом агитации. Они сами что, не понимают этого? Может, и не понимают. Или я что-то недопонимаю. Или Лапин на меня какие-то свои виды имеет, если столь интересную ксиву выписал. Еще и покормил. Да и ночлегом озаботился. А еще сказал, что послезавтра в Ростов вместе с нами поедет. После чего умотал по своим делам.
Мне же на месте не сиделось, и было решено пойти прогуляться. Студент, после пешего марша, клевал носом, поэтому я его оставил спать, а сам двинул к вокзалу. Благо только через улицу перейти. На вокзале дневной бардак постепенно уступал место более спокойному, ночному бардаку. Кого тут только не было. И достаточно хорошо одетые господа в костюмах и с барышнями. И совсем сельского вида мужики с мешками. И даже крикливые тетки с узлами, зорко охраняющие свой багаж от стайки мелких гопников. Я же смотрел на это дело, поражаясь смешению стилей. Хотя чего тут поражаться? Поразился я раньше. Еще на той стороне. Это когда узнал, что поезд, к примеру, из Екатеринодара может проследовать в Ростов. Да-да. От белых к красным. И наоборот. И люди активно в нем ездили. И паровозные бригады не арестовывались. Тогда я еще задумался – сука, почему я не паровоз и не обладаю экстерриториальностью…
Так дальше еще смешнее. Например, занимают белые станцию. Комиссары и им сочувствующие активно разбегаются. А служащие станции, в полном составе, становятся на довольствие к белым. Тут – бах! Красные наступают. В этот раз разбегаются уже белые с сочувствующими, а станционные служащие, даже не моргнув глазом, получают паек и зарплату уже от красных. Причем это вообще не считается какой-либо изменой! Так – рядовой жизненный эпизод. Единственно что, каждый флаг ставит на этой станции своего военного коменданта, который осуществляет общее руководство, ни в коем случае не влезая в тонкие технические вопросы.
Периодически железнодорожники начинали бузить. Или паек маленький, или денежное довольствие недостаточно, или вообще – переработок слишком много, а платят за них слишком мало. Тогда к ним применяли репрессии. Но довольно мягкие. Правда, под горячую руку могли и шлепнуть особо горластого, только это случалось крайне редко.
То есть вы представляете себе этот рай для шпионов и разведчиков? Да у меня даже сомнений не было, что каждый второй, если не каждый первый, служащий активно работает на понравившуюся ему сторону. И красные, и белые это отлично понимали, только вот арестовывали лишь наиболее наглых штирлицев. Да и тех приходилось периодически отпускать, если им замены не было, а работали они на важном техническом посту.
Тут мои размышления прервал простуженный голос:
– Браток, огоньку не найдется?
Оглянувшись, я увидел отчаянно усатого парнягу, лет под тридцать, в солдатской форме. Тот стоял с кривой «козьей ногой» в руке и вопросительно смотрел на меня.
– Конечно… – дав ему прикурить, я покрутил коробок в руках и, протянув его бойцу, добавил: – Держи. У меня еще есть.
– Благодарствую.
Постояли. Помолчали. Парню, видно, было неудобно уходить сразу после получения презента, и он, глянув на мою уже потрёпанную шинель, спросил:
– С фронта?
Я вздохнул:
– Давно уже…
– А мы вот только сейчас, всей своей кумпанией, решили до дома добираться.
Кивнув в сторону, он указал на группу людей в форме, оккупировавшую две станционные лавки.
– И откуда вы?
– С Волги. Почти все земляки. Так что сейчас вот до Ростова доберемся, а дальше и до Царицына доедем.
Тут нашу содержательную беседу прервали какие-то вопли, раздававшиеся с улицы, подходящей к вокзалу. Сначала было непонятно, что там происходит, но потом я разглядел толпу человек в двадцать и лошадь, к которой что-то было привязано. Толпа была вооружена, а когда они подошли ближе, стало понятно, что к лошади привязан человек. Судя по всему, уже труп, так как безмолвно волочился за коняшкой, не подавая признаков жизни. Какая-то баба взвизгнула:
– Ой, люди, что деется. Убили! Как есть убили!
Из толпы ей ответили:
– Цыц, дура! Ентот поп супротив савейской власти замышлял. Вот теперича и ответил за всё!
Мы с усатым, глядя на эту картину, одновременно выматерились. Он даже дернулся в сторону священника, но я его тормознул:
– Не надо. Ему уже все равно, а сам ляжешь. Они сейчас, под свой кураж, любого пристрелят. Кстати, не знаешь, кто это?
Парень сплюнул:
– Красные. А какие, точно и не скажу. Их нонче столько разных развелось… Эти больше, по замашкам, на эсеров либо на анархистов похожи. И морячок, вона, у них за главного. А морские все анархисты.
– Хм, а чего не большевики?
– Можа и большаки. Но вряд ли. Тех мало и они, хоть немного, понятие дисциплины имеют. Эти же…
Усатый опять сплюнул и, внезапно протянув руку, представился:
– Федор Потапов.
Пожимая жесткую ладонь, ответил:
– Чур.
Потапов удивился:
– Эвона как! Это имя или фамилия?
– Это все вместе. Память у меня отшибло, вот что помню, то и говорю.
– Да-а… сильно тебя, браток, потрепало. Сам-то из местных?
Я отмахнулся:
– Какой там! Сегодня только сюда пришел. На днях в Ростов собираюсь двинуть.
Федор, оглядев меня от сапог до папахи, предложил:
– Так можа вместе двинем? Мужик ты вроде правильный, так что присоединяйся к нам!
Хмыкнув, ответил:
– Я к вам или вы ко мне, жизнь покажет. А так конечно! Спасибо за приглашение.
После чего распрощался с новым знакомым и двинул на ночлег. Там проснувшийся студент сообщил, что заскакивал Кузьма Михайлович, который обещал прийти завтра, после обеда, и просил, чтобы я был на месте. Согласно «угукнув» в ответ, рассказал ужаснувшемуся студенту про священника и, не обращая внимания на его причитания, завалился спать.
Наутро, перекусив трофейными дарами с хутора, я собрал оставшиеся скоропортящиеся продукты и потопал обратно на вокзал. Глянулся мне Потапов и поэтому решил, что если с комиссаром чего-то не получится, то поеду с солдатской компанией. Ну а если получится, то попробую убедить Лапина взять их с собой.
Бойцы никуда не делись, да и Федор, встретив очень даже приветливо, познакомил с остальными. Ребята оказались с одной дивизии. И возраст у всех был приблизительно одинаковый – примерно двадцати пяти лет. Потапов только чуть старше. Двое семейные, прочих оженить не успели. Деревенские. При этом усач оказался целым старшим унтер-офицером. А еще двое – Демид и Мартын – были просто унтер-офицерами. Остальные рядовые и один ефрейтор. Погоны, разумеется, у всех были сняты. А вообще мужики хозяйственные. И на вокзале расположились грамотно. И оружие напоказ не выставляют, чтобы лишних вопросов не возникало. Винтовки-то вон – в тючок упакованы да мешками прикрыты. То есть, если что, огрызнуться могут нехило. Тем более что все окопники и со стволами обращаться за годы войны научились очень даже хорошо. Про винтовки я понял, когда, усевшись на совместный перекур, оперся на что-то характерно жесткое. Похлопав по мешку, удивленно произнес:
– Ну вы, блин, даете. Очень серьезно к возвращению домой подготовились. Еще бы пушку с собой прихватили…
Рыжий Мартын шутливого тона не принял, пояснив вполне серьезно:
– И на хрена нам в деревне пушка? А тут, ежели набегут, такие как вчера, завсегда будет чем их приветить…
Я уже хотел было ответить, что сила они, пока держатся вместе, а в одиночку любого сломать смогут, но не успел. Через пути снова двигалась вчерашняя толпа. В этот раз они даже держали подобие строя, направляясь куда-то в сторону окраины. Потапов ругнулся и как-то тоскливо сказал:
– Ну вот… Похоже, и до офицерья добрались…
– До какого еще офицерья?
Унтер пояснил:
– Да я слыхал, что там дальше лазарет есть. Белые, когда четыре дня назад убегали, его забрать не успели. Ну и оставили сколько-то пораненных да дохтура с санитарами. Дохтур еще и местных пользует, а те ему за это продукты носят на прокорм.
– А почему думаешь, что они с ранеными что-то делать собрались? Может, просто посмотреть хотят, что там и как?
– Угу… такой толпой и с такими рожами… Да и сам посуди – вот придут они. Начнут над офицера́ми глумиться. Те молчать не станут. А там слово за слово и…
Потапов обреченно махнул рукой. Я же, представив эту картину, неожиданно озлобился. Да ну на-фиг! Если вчерашнему попу помогать было поздно, то сейчас еще поглядим, чья возьмет! Ухватив студента одной рукой за грудки, прошипел:
– Скачками беги в штаб. Ищи Лапина. И скажи, что если он вот эту хренотень не остановит, то я лично его шлепну! Из-под земли найду и завалю! Понял??!!!
Бурцев, пуча глаза, судорожно кивнул и сорвался пуганым зайцем. А я быстрым шагом двинул в сторону, куда скрылась толпа. Вслед крикнули:
– Чур, ты куда? Охолони! Убьют ведь!