Боевой 1918 год

Я махнул рукой:

– Мы это мы. А то ж немцы!

– Ну и что, что немцы? Не люди, что ль? Квартировать хорошо все хотят. А ежели с хозяевами не поладить, то тебе или кашу недосолят, или в борщ плюнут. Кому это надо?

Посмотрев на недоумевающую физиономию командира разведки, я лишь зубом цыкнул. Понятно. С таким разлюбезным отношением со стороны оккупантов местного сопротивления можно и не ждать. Да и здешние немцы это далеко не нацисты образца сорок первого года. Поэтому немчура чувствует себя в полной безопасности. Хотя Федя мне и про совсем другие фрицевские замашки рассказывал. А он человек опытный, с четырнадцатого года воюет. Так что всякого навидался.

Выходит, с постояльцами селянам просто повезло. Но мы эту идиллию сегодня (вернее, уже завтра) порушим. Я планировал поступить строго по-немецки. То есть атаковать часов в пять утра и взять противников сонными да тепленькими. И уже собрался начать отдавать распоряжения, но как будто кто-то под руку толкнул, и я спросил у Журбина:

– Слушай, а когда с мальчишками говорил, случайно не сказал, кто ты и что ты?

Даже приготовился извиниться за столь идиотский вопрос, но тут прозвучал убивший меня ответ. Ванька гордо разгладил усы и выдал:

– А как же! Конечно, сказал! Дескать, нехай сегодня или завтра ждут в гости Советскую власть!

Причем, эпическая сила, комиссар с Гришкой даже не поняли, что произошло. Заулыбались, словно кретины. Мол, знай наших! Я же, выдохнув воздух сквозь сжатые зубы, проникновенно начал:

– Иван Федорович… Твою маман!!! Ты соображаешь, что ты сделал? Тебе башка нужна, только чтобы в нее есть?!! Или чтобы чуб с фуражкой носить?!

Взводный опешил, а Лапин не понял моей ярости:

– А что такого? Правильно Ваня сделал. Пусть крестьяне знают, что их освобождение ждет…

Тут меня понесло:

– Замолкните лучше! Жопа их ждет! Жопа! И нас тоже! А я пока объясню, что его слова означают. Пацаны придут домой и расскажут родителям, что встретили разведку красных. При этом, сука, невоздержанные на язык разведчики радостно сообщили, что собираются занять село. Родители знают, что в селе стоят немцы. Значит, будет бой. Если бой, то пострадать может вообще кто угодно! Поэтому надо о подобной напасти предупредить друзей и родственников. А это – вся деревня! Объяснить, к чему я клоню?! А к тому, что сейчас все люди суетятся и ховаются, кто где может! И вы думаете, что немцы, наблюдая за этими телодвижениями, спокойно лягут спать? Да даже если их никто напрямую не предупредит, они один черт выяснят, что за кипеж поднялся! И пошлют человека за подмогой! Поспать вы хотели в хатах да солдаток пощупать? Вот вам солдатки, – я сделал жест от локтя, – с фрицами миловаться будете! Которые свой «железный капут» с пулеметами сюда пригонят!

Тут влез Трофимов:

– Чур, ты чего разорался? Там же их всего чуть больше дюжины. Тыловиков фуражиров я вообще не считаю. Мы их всех в пять минут покрошим и не заметим!

Я вздохнул:

– Про немцев разговор вообще не идет. Тут действительно не о чем спорить. Даже невзирая на наличие пулемета. Речь о том, что думать надо. Но это моя вина – плохо вас учу. Особенно нашего орденоносного разведчика в этом смысле упустил. Он ведь на фронте, до ранения, полгода пробыл. И в такие ситуации просто не попадал, вот опыта и не успел набраться. Ну да ничего – наверстаем. Объясню ему, да и вам всем, что такое «мальчик с козой», и вообще, как себя надо вести в рейде по тылам противника. А сейчас – объявляйте построение. Пока совсем не стемнело, будем брать это Квашнино.





Глава 14




Накосячивших разведчиков всем скопом я послал в обход села с задачей – занять там оборону и никого не выпускать из Квашнино. При этом десяток надо отправить еще дальше по дороге, чтобы проверили, не послали ли немцы за подмогой.

Остальные били копытами, желая ворваться в населенный пункт во всем блеске и великолепии. Но я и их обломал:

– Вы, товарищи, охренели? Через полчаса уже ночь настанет, и если мы сейчас батальоном двинем, то там впотьмах друг друга и покрошим. Поэтому идет третий взвод, трое с ручниками от Михайловского и отделение пешей разведки. Да, и еще – всем, кто будет задействован в операции, на рукава привязать белую материю. Что значит какую? Да хоть портянки вяжите! Понятно, что чистотой они не блещут, но в темноте все равно что-то белое увидеть можно. Это чтобы своих не пострелять. Всё! Время сбора – вот здесь, через пять минут. Выполнять!

Командиры разбежались, а Гришка, подозрительно глядя на меня, спросил:

– Чур, ты что, с ними собрался?

– Ага…

Трофимов возмутился:

– А я?

– Ты и комиссар остаетесь с батальоном. Комиссару речь готовить, а тебе нельзя, потому что это неправильно, оставлять подразделение без командования.

Зам завопил:

– А тебе – можно?! И что значит – без командования? Комиссар же остается! И взводные! – после чего покраснел, набычившись, и твердо заявил: – С тобой пойду. Сам говорил, что нас учить надо! Вот и буду учиться!

Глядя на кипящего Гришку, решил не начинать конфликт на пустом месте и махнул рукой:

– Хрен с тобой, золотая рыбка! Но от меня ни на шаг! Смотришь, учишься, впитываешь! Понял?

Трофимов выпрямился и козырнул:

– Так точно, товарищ командир!


Козел. Вот как его еще назвать? То мордой краснеет и с пеной у рта свою позицию отстаивать собирается, то сразу, без перехода, во фрунт тянется. С другой стороны, и мне пора бы привыкнуть, что ныне командир у красных – это не царь и бог, а просто первый среди равных. Прямо как в банде. Ну да ничего. И это пройдет…

В общем, пока у нас происходили эти мини-разборки, ударная группа собралась, и мы двинули в село. К этому времени солнце уже почти зашло, поэтому пришлось поспешать, чтобы совсем уж впотьмах не бегать. Топали не по дороге, поэтому, не ожидая особых подлян в виде немецкого секрета, подошли к крайней хате, где я, недолго думая, перескочил через плетень. Тут же на меня с заливистым лаем бросилась самоотверженная собачка. Ну как собачка – псина, немногим ниже колена. Поймав тут же залившегося визгом четвероногого за холку, я его поднял и, глядя в охреневшие песьи глаза, внушительно прорычал:

– Не шуми!

После чего отбросил животное в сторону. Собакен оказался очень сообразительным и не стал настаивать на дальнейшем знакомстве, моментально исчезнув в будке. Меня этому приколу кинологи научили, и главное тут: во-первых, без потерь для собственного организма поймать собаку, а во-вторых, оторвать ее от земли. В этот момент у животного в мозгах срабатывает императив о том, что противник несравненно сильнее, и лучше с ним не связываться. Вот и сейчас это сработало.

Я же, устранив внешнюю линию обороны дома, подошел к двери и постучал. Дверь открылась почти сразу, и на меня уставился небольшой лысоватый, но бородатый мужичок. Так как мы здесь появились не только с военной, но и с пропагандисткой миссией, широко улыбнувшись хозяину дома, я культурно поздоровался:

– Вечер добрый.

Мужик пару раз мигнул, беспомощно оглянулся куда-то в темноту хаты и выдал:

– Э-э… кхм… да!

Понятно… персонаж разглядел множество фигур за плетнем и потерял голос. Пришлось успокаивать:

– Мы бойцы революционной Красной Армии, и ты нас не бойся. Безобразия в селе чинить не собираемся. Тебя тоже, конечно, не тронем. Ты вот только скажи – немцы уже знают, что красный отряд по их души придёт?

– Э-э…

Еще раз понятно. Мужичку очень страшно. Даже не оттого, что мы с ним сейчас что-то сделаем. Он страшится того, что будет после. Что именно ему (немцы или кто-то еще) потом выкатят претензию за то, что нам все рассказал. Поэтому таким же тихим голосом я пояснил:

– Ты, земляк, не опасайся. Мы еще в нескольких домах поспрашиваем, что к чему. Так что не тебе одному придется оправдываться. А может, и вообще не придется… Да и соседи сейчас наш разговор не слышат. А вот если ты будешь молчать, то я громко тебя поблагодарю за ценные и подробные сведения об оккупантах. Ты ведь этого не хочешь? Поэтому давай говори: немцы о нас уже знают?

Собеседник кивнул.

– Они где-то собрались вместе и готовятся к обороне?

Опять получив кивок, я уточнил:

– Где именно?

Мужик наконец перешел на членораздельную речь:

– Прошка сказывал, что они кулемэт в подворье Анисима ставили. Это возле большого амбара, где зерно складують.

– А за помощью немцы послали?

– Того мне неведомо…

Угу… поблагодарив селянина, я отпустил его обратно в дом, а вернувшись к своим, стал раздавать указания. Две пары отправил в поход по хатам, для перепроверки сведений. Хотя сомнений в словах бородача у меня даже не было. Но раз обещал – надо сделать.

Сами мы, практически не скрываясь, пошли к месту дислокации фрицев. Благо Журбин во время доклада сориентировал, где что находится. На схеме показал центральную улицу, церковь, трактир и этот амбар. И чего нам скрываться? Немчура о нас уже знает (и наверняка за подмогой послала), еще и собаки вокруг гавкают как скаженные. Хорошо хоть гражданские не бегают. Да и чего им бегать – поздние сумерки.

Вообще я изначально сюда пошел, потому что была у меня слабая надежда, что немцы лохи и не сразу поймут, из-за чего суета в селе началась. Рассчитывал их накрыть по раздельности. Но они оказались грамотными людьми. Собрались вместе, заняли оборону. И плевать, что их сейчас чуть больше двух десятков (с учетом фуражиров). Если они заняли дома (а они заняли дома), то без потерь их не выковыряешь. И ночной бой – это всегда жопа. Но разве моим ухарям это объяснишь? Опять начнут вопить, что их вдвое больше и какие-то тыловики столь бравым ребятам не противник. С другой стороны, расклад сейчас само то, чтобы показать бойцам, что же из себя представляют боевые действия в темное время суток. Противник слабый, так что должно нормально получиться.

В общем, пока разведчики побежали нащупывать точки обороны, я устроил Грише небольшой экзамен. Выдав ему получившуюся диспозицию, поинтересовался, что бы он стал делать. Пока зам думал, недалеко впереди хлопнуло несколько выстрелов, через пару минут еще несколько и коротко татакнул пулемет. Ну вот. Нашла разведка шверпункт. Трофимов было встрепенулся бежать вперед, но я его тормознул в ожидании ответа на вопросы. Гришка при этом даже немного удивил. Я рассчитывал, что он сейчас шашкой махать начнет, посылая людей в немедленную атаку. Но заместитель рассудил, вполне здраво решив пока просто заблокировать немцев там, где они сидят. И когда совсем стемнеет, разобраться с противником.

– Ну, допустим. А потом что делать надо?

Трофимов уточнил:

– Мы же до завтра здесь будем? – И получив мой кивок, продолжил: – Тогда дать батальону отоспаться, но чтобы часов в семь утра остальная братва вошла в село. К этому времени с немчурой мы уже покончим. Пока будем готовиться к митингу, надо будет по паре пулеметов с охранением поставить на въезде и выезде с Квашнино. На случай гостей. Вот где-то так…

Выслушав Григория, я хлопнул его по плечу:

– Растешь, братан! Почти все верно. Только про немецкий броневик, который неизвестно где катается, тоже забывать нельзя. Надо будет где-то в полуверсте от Квашнино там и там, – я ткнул пальцем, показывая направления, – вырыть и замаскировать траншеи на дороге.

– Про траншеи не понял? Окопы, что ли?

– Нет. Именно ямы-ловушки. Рыть на всю ширину дороги, шириной метра полтора и глубиной где-то с метр. Перекрыть тонкими жердями или досками. Тоже тонкими. Замаскировать все основательно. Броневик, он ведь страшен, пока двигается и охраняется. А как колесами в яму угодит, так мы охранение перебьём или разгоним. И сами спокойно уйдем.

Трофимов почесал затылок:

– А если он не по дороге поедет?

Я пожал плечами:

– Значит, нам не повезло. Хотя вряд ли подобное произойдет. Чего ему по степи рысачить, когда дорога есть?

Зам не унимался: