Блик

– Хорошо. – Карие глаза смотрят на мою опухшую губу, хотя я чувствую, что рана там уже затягивается.

– А здесь болит? Вам не выбили зуб?

– К счастью, нет.

– Ладно, ладно, ладно, – произносит он. – Есть ли еще у вас раны?

Я мнусь.

– Я упала на камень. Думаю, ударилась плечом, но не могу посмотреть, чтобы узнать наверняка.

Ходжат что-то бурчит себе под нос и подходит ко мне сбоку, но я мешкаю.

– Э-э-э, только взгляните. Не трогайте.

Он замирает, но кивает и остается на месте. Не сводя с него взгляда, я опускаю воротник рубашки и обнажаю плечо. Он наклоняется поближе, но, хвала богам, не порывается прикоснуться.

– Да, здесь небольшая рана. У меня тут кое-что есть.

Он подходит к своей сумке и, порывшись в ней, извлекает какой-то раствор. Я, смущенно переминаясь, смотрю, как он переворачивает стеклянный флакон, смачивая уголок салфетки, берет еще одну склянку и возвращается ко мне.

Ходжат протягивает руку, чтобы приложить салфетку к моей коже, но я непроизвольно отпрыгиваю. Выпучив глаза, он замирает.

– Простите, миледи, я забыл.

Я прокашливаюсь.

– Все хорошо. Я сама.

Он протягивает мне салфетку, и я беру ее, прижав смоченную ткань к ране. Тут же начинает щипать, и Ходжат, услышав, как я втягиваю воздух, наклоняет голову.

– Немного поболит, но очистит рану.

– Спасибо, что предупредили, – сухо отвечаю я.

Я заканчиваю обрабатывать рану и, увидев кивок, возвращаю ткань ему.

– Пусть немного высохнет для начала, – дает он наказ.

– Хорошо.

Ходжат поворачивается, чтобы убрать салфетку, но случайно наступает на мои ленты. Я громко охаю, когда он нечаянно тянет за них и мнет сапогами и без того воспаленные отрезки.

Увидев на моем лице гримасу, он тут же отпрыгивает назад.

– О, прошу прощения, миледи. Я… – Опустив взгляд, он замечает, на что наступил, и резко смолкает. – Что… что это?

Я хватаю ленты и прячу их за спину.

– Это всего лишь ленты на моей рубашке.

Выражение его лица подсказывает, что он ни капли мне не верит, да и, откровенно говоря, правильно делает, потому что они слишком широкие и длинные для завязок.

Под его взглядом я застываю, поскольку он явно заметил, что ленты выглядывают из-под рубашки. Я немедля закутываюсь в меха, чтобы прикрыть спину, но понимаю, что уже слишком поздно.

– Это все? – спрашиваю я, надеясь, что уже могу от него избавиться.

Ходжат прочищает горло и резко отводит взгляд в сторону.

– Э, нет. Командир упомянул, что у вас еще задеты ребра.

Я качаю головой.

– Все нормально, они…

– Боюсь, я вынужден настаивать. Приказ командира.

Я стискиваю зубы.

– Боюсь, и я вынуждена настоять. Я сказала, что все нормально, и это мое тело.

Чтобы открыть взору целителя свои ребра, мне придется задрать рубашку выше дозволенного либо вовсе ее снять, и так я буду еще уязвимее, чем сейчас. Он увидит мое тело и ленты, а этого я позволить не могу даже лекарю.


Хватает уже того, что ко мне внезапно зашел командир.

Лицо Ходжата становится добрее.

– Вам нечего бояться, леди Аурен. Просто разденьтесь, лягте на паллет, и я управлюсь быстро…

Сердце сжимается.

– Нет.

«Просто ляг на койку, девочка. Это будет быстро».

Возникший в памяти голос хриплый, жесткий. Я прекрасно и четко его помню и теперь покрываюсь потом. Я почти улавливаю запах мокрого пшеничного поля, земли, напитанной навозом.

Внутри у меня все сводит.

Сегодня я слишком долго позволяла себе упиваться собственным горем, вскрыла слишком много ран. Мое сознание уязвимо и с легкостью выпускает то, что я давно похоронила в памяти.

Прерывисто вздохнув, я с силой прячу эти обрывки воспоминаний.

– Сейчас я хотела бы отдохнуть, Ходжат.

Лекарь словно хочет возразить, но вместо этого просто качает головой, смиренно вздохнув.

Накажет ли его командир? Накажет ли меня?

– Что ж, хорошо, – говорит Ходжат.

Напряжение в плечах чуть ослабевает, когда он отворачивается. Я вижу, как Ходжат опять копается в своей сумке, потом наклоняется перед полами палатки, собирает немного снега и, сложив его в небольшую тряпку, завязывает уголки.

Я уже собираюсь спросить, что делает Ходжат, когда он подходит ко мне с завязанным свертком и еще одной склянкой и протягивает их мне.

– Холодный компресс и немного руксрота. Поможет снять боль и уснуть.

Я киваю и забираю их. Снимаю пробку с небольшого пузырька и выливаю содержимое в рот. Стоит ему попасть на язык, как я начинаю кашлять и почти давлюсь. Горький вкус и крепость такие противные, что слезятся глаза. Я с трудом проглатываю настойку.

– Боги, а это что такое? – выдавливаю я. – Я много раз принимала корень, но таким он на вкус никогда не был.

Ходжат робко на меня смотрит и забирает пустую склянку.

– Извините, миледи. Забыл вас предупредить. Я смешиваю все свои лекарства с генадом.

Не веря своим ушам, я таращусь на него. Горло пульсирует, словно до сих пор пытаясь подавить жжение.

– Вы добавляете в свои лекарственные снадобья самый сильный алкоголь во всей Орее? – спрашиваю я.

Улыбаясь, он пожимает плечами.

– А вы чего ждали? Я ведь армейский лекарь. Чаще мне приходится лечить обозленных солдат, только вернувшихся с поля боя. Поверьте, в таких случаях чем больше алкоголя, тем лучше. Он помогает унять боль от самых страшных ран и снимает плохое настроение, – подмигнув здоровым глазом, отвечает Ходжат.

Я вытираю рот накинутым на плечо мехом.

– Фу, я предпочитаю вино.

Он смеется и показывает на связку со снегом, которую я держу другой рукой.

– Вечером приложите снег к щеке и губе. Отек немного спадет.

Я киваю.

– Спасибо.

– Отдыхайте, миледи, – Ходжат поднимает сумку и выходит, снова оставив меня одну.

Дожидаясь, когда примочка на плече высохнет до конца, я убираю поднос с едой, а потом осматриваю свое платье и стараюсь счистить кровь, после чего вешаю его на один из столбов, чтобы оно высохло.

Я допиваю воду, чтобы перебить жуткий вкус настойки, но это не сильно помогает. Надеюсь, Ходжат подмешал сюда только один дополнительный ингредиент.

Наверное, мне не стоит так безоговорочно доверять Ходжату, но я испытала слишком большое облегчение, когда он предложил мне обезболивающее, о котором я даже помыслить не смела. Лекарь не похож на того, кто мог бы подсунуть мне яд, но я никого из армии Четвертого королевства не должна сбрасывать со счетов.

Чувствуя, что вот-вот рухну от усталости, я раскладываю на паллете меха и почти падаю на временную кровать, осторожно расправляя ленты, чтобы ночью они не спутались под ногами.

Я накрываюсь с головы до ног тяжелыми мехами, а еще одну шкуру подкладываю валиком под голову. Устроившись, беру холодный компресс и прикладываю к щеке.

Вскоре тело согревается под толстым мехом, и я вздыхаю, чувствуя, как на меня начинает действовать руксрот.