Бледный всадник
Часть 38 из 71 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Значит, так и будет?
— От судьбы не уйдешь, — сказала она, и я ей поверил.
Тут нос плоскодонки царапнул по суше — мы причалили к острову. Уже стояла кромешная тьма, но на берегу горели костры, над которыми коптилась рыба, и в их неярком свете мы отыскали путь к дому Элвид, сложенному из стволов ольхи и покрытому тростниковой крышей. Я нашел Альфреда возле очага: король с отсутствующим видом смотрел на огонь. Элвид, двое воинов и сопровождавший нас местный житель чистили угрей в дальнем углу хижины; там же трое детей вдовы плели из ивовой лозы верши, а четвертый потрошил большую щуку.
Я присел у огня и стал ждать, пока его тепло оживит мои замерзшие ноги.
Альфред часто заморгал, будто удивился, увидев меня.
— Ну, что датчане? — спросил он.
— Ушли в глубь страны, — ответил я. — Остались только шестьдесят или семьдесят человек — охранять корабли.
Я скорчился у огня. До чего же холодно: неужели я когда - нибудь снова согреюсь.
— Там есть еда, — туманно сказал Альфред.
— Вот и прекрасно, — ответил я, — потому что мы с Исеулт умираем с голоду.
— Нет, я имею в виду, что на болотах есть еда. Ее хватит, чтобы прокормить целую армию. Мы сможем совершить на датчан налет, Утред, собрать людей и напасть. Но этого недостаточно. Я тут думал. Весь день думал.
Теперь он выглядел лучше, боль явно отпустила его. Я подозревал, что Альфреду требовалось время, чтобы подумать в тишине и покое, и он нашел все это в вонючей хижине.
— Я не собираюсь убегать, — твердо проговорил он. — Я не отправлюсь во Франкию.
— Хорошо, — сказал я, хотя мне было так холодно, что я почти не слушал его.
— Мы останемся здесь, — продолжал король, — соберем армию и отвоюем Уэссекс обратно.
— Хорошо, — повторил я.
Тут я почуял, что пахнет чем-то горелым. Очаг был окружен плоскими камнями, и Элвид пекла на них дюжину овсяных пресных лепешек; те края лепешек, которые были ближе всего к огню, уже почернели. Я передвинул одну из них, но Альфред нахмурился и жестом остановил меня, боясь сбиться с мысли.
— Вся беда в том, — сказал он, — что я не могу позволить себе сражаться в маленькой войне.
Я не представлял, каким образом мы можем сражаться в какой-нибудь другой войне, кроме маленькой, но промолчал.
— Чем дольше датчане тут остаются, — продолжал король, — тем крепче становится их хватка. А со временем люди начнут присягать Гутруму на верность. Я не могу этого допустить.
— Да, мой господин.
— Поэтому следует разбить датчан, — мрачно заключил он. — Не просто нанести им поражение, Утред, но разбить наголову!
Я подумал о пророческом сне Исеулт, но промолчал. А потом вспомнил, как часто Альфред заключал мир с датчанами, вместо того чтобы сражаться с ними… Однако вслух ничего не сказал.
— Весной к ним прибудет подкрепление, — добавил король, — и датчане станут растекаться по Уэссексу до тех пор, пока в конце лета их не станет больше, чем жителей самого Уэссекса. Поэтому мы должны сделать две вещи. — Альфред не столько говорил со мной, сколько размышлял вслух. — Первое, — он поднял длинный палец, — мы должны помешать им рассредоточить армии. Они должны сражаться с нами здесь. Надо удержать всех датчан вместе, чтобы они не смогли посылать небольшие отряды по стране и захватывать поместье за поместьем.
В этом имелся смысл. Сейчас, судя по тому, что мы слышали о мире, лежавшем за болотом, датчане совершали рейды по всему Уэссексу, но это сводилось лишь к тому, что они быстро налетали и хватали все, что попадется, пока это не схватили другие. Однако через несколько недель захватчики начнут искать места для поселений. И, надеясь приковать их внимание к болоту, Альфред вполне мог этому помешать.
— А во-вторых, пока они наблюдают за нами, — продолжал он, — следует собрать фирд.
Я изумленно уставился на короля. Я полагал, что он останется на болоте до тех пор, пока датчане не подавят нас численностью или пока мы сами не соберем достаточно сил, чтобы отобрать у них сперва одно графство, а потом другое — на что ушли бы годы, — но его замысел был куда грандиозней. Альфред хотел собрать армию Уэссекса под самым носом датчан и разом все отвоевать. Это напомнило мне игру в кости: король решил рискнуть, поставив на кон все, что имел, как бы мало это ни было.
— Мы вызовем датчан на великую битву, — заявил он. — И с Божьей помощью их уничтожим.
Внезапно раздался вопль, и Альфред, словно очнувшись от сладких грез, поднял глаза. Увы, слишком поздно, потому что Элвид уже стояла над ним, возмущенно крича, что он сжег лепешки.
— Я же велела тебе присматривать за ними! — Вдова в ярости ударила короля очищенным угрем.
Раздался влажный хлопок; удар был так силен, что Альфред повалился на бок. Два гвардейца вскочили, схватившись за мечи, но я знаком велел им оставаться на месте. Элвид схватила с камней сгоревшие лепешки.
— Я же велела тебе присматривать за ними! — вопила она.
А король все лежал там, где упал, и мне сперва показалось что он плачет, но потом я увидел, что он смеется. Альфред веселился так, что слезы потекли у него из глаз, он просто обессилел от смеха и выглядел счастливым, как никогда.
Потому что он наконец придумал план, как отвоевать обратно свое королевство.
* * *
Гарнизон Этелингаэга теперь состоял из семидесяти трех человек. Альфред перебрался туда вместе со своей семьей и послал шестерых людей Леофрика на Брант, снабдив их топорами и приказав поставить там маяк.
Король явно испытывал душевный подъем: был спокоен и уверен в себе, паника и отчаяние первых недель января оставили его, сменившись, на мой взгляд, безумной верой, что он сможет отвоевать свое королевство, прежде чем этой земли коснется осень. Его невыразимо подбодрило появление отца Беокки, который прихромал с пристани с сияющим лицом и простерся у ног Альфреда.
— Ты жив, мой господин! — сказал Беокка, обнимая лодыжки короля. — Слава Господу, ты жив!
Альфред поднял его, обнял, и оба прослезились. А на следующий день, в воскресенье, Беокка отслужил службу. Я поневоле услышал его проповедь, потому что все проходило на открытом воздухе, под ясным холодным небом, а Этелингаэг был слишком маленьким островом. Священник рассказал, как Давид, царь Израиля, был вынужден бежать от своих врагов, как нашел убежище в пещере Адулам и как Бог привел его обратно в Израиль, чтобы Давид победил своих врагов.
— Это наш Адулам! — провозгласил Беокка, обведя здоровой рукой тростниковые крыши Этелингаэга. — А это наш Давид! — Он указал на короля. — И Бог поведет нас к победе!
— Какая жалость, святой отец, — сказал я после Беокке, — что ты не был таким воинственным два месяца тому назад.
— Я ликую, что нашел тебя и короля в добром здравии, — живо ответил он.
— Король убедился, что ему не обойтись без воинственных негодяев вроде меня, — продолжал я. — Может, теперь он научится не доверять безмозглым слюнтяям вроде тебя, которые говорили ему, что нашествие датчан можно отразить молитвами.
Беокка только шмыгнул носом, услышав это оскорбление, потом неодобрительно посмотрел на Исеулт и поинтересовался:
— Выяснилось что-нибудь насчет твоей жены?
— Пока нет.
Зато у Беокки были кое-какие новости, хотя и не о Милдрит. Под натиском датчан он бежал далеко на юг, в Дорнваракестер, что находится в Торнсэте, где нашел убежище у каких-то монахов. Туда же явились датчане, но поскольку монахов предупредили об их приближении, они успели спрятаться в старой крепости близ города. Датчане обчистили Дорнваракестер, забрали все деньги, драгоценности и женщин, а потом двинулись на восток, и вскоре после этого Хаппа, олдермен из Торнсэты, пришел в город с пятьюдесятью воинами и послал монахов и горожан починить старые римские стены.
— Сейчас местные жители в безопасности, — сказал Беокка, — но если датчане вернутся и осадят город, там слишком мало еды.
Потом Беокка продолжил рассказ о своих злоключениях: услышав, что Альфред скрывается в великих болотах, он отправился в путь — в одиночку. Правда, в последний день путешествия ему повстречались шестеро воинов, которые тоже шли к Альфреду, так что он прибыл сюда вместе с ними. Священник не принес никаких новостей о Вульфере, но слышал, что Одда Младший сейчас где-то в верховьях Уиска, в древней крепости, построенной еще в старые времена. За время своих странствий Беокка ни разу не видел датчан.
— Они наверняка вовсю грабят где-то в других местах, — мрачно сказал он, — но милостью Божьей мы не повстречали ни одного.
— Дорнваракестер — большой город? — спросил я.
— Достаточно большой. Там три великолепные церкви. Целых три!
— А рынок есть?
— Да, и он процветал, пока не пришли датчане.
— Однако датчане там не остались.
— Они не остались и в Гифле, — ответил Беокка, — а это прекрасный город.
Гутрум застиг Альфреда врасплох, разбив его силы при Сиппанхамме и заставив короля бежать и прятаться, но, чтобы удержать Уэссекс, требовалось взять все тамошние, обнесенные стенами города. Если Беокка целых три дня путешествовал пешком по стране, так и не встретив ни одного датчанина, напрашивалось предположение, что у Гутрума не хватало людей, чтобы удержать все завоеванные земли. Он мог бы призвать себе подкрепление из Мерсии или Восточной Англии, но не хотел ослаблять тамошние гарнизоны, опасаясь, как бы местное население, воспользовавшись этим, не взбунтовалось. Поэтому Гутруму оставалось лишь надеяться, что из Дании придут новые корабли.
А пока, как мы узнали, он оставил гарнизоны в Батуме, Рединге, Марлеборге и Андефере. Без сомнения, Гутрум удерживал и другие города, и Альфред считал, и вполне справедливо, что большая часть Восточного Уэссекса находится в руках датчан. Однако огромные части страны все еще были свободны от врага. Гутрум совершал туда набеги, но воинов у него явно было недостаточно, чтобы поставить гарнизоны в таких городах, как Винтанкестер, Гифл или Дорнваракестер.
Альфред знал, что в начале лета ожидается прибытие новых кораблей, поэтому он должен был нанести удар раньше, чем это произойдет. Вот почему через день после появления Беокки он собрал совет.
На Этелингаэге было теперь достаточно людей, чтобы соблюсти все приличествующие королевской особе церемонии. Я уже не мог свободно потолковать с Альфредом поутру возле хижины, а должен был испрашивать у него аудиенции. В понедельник, когда собрался совет, король приказал выселить семью, живущую в самом большом доме, и превратить этот дом в церковь; нескольким из вновь прибывших воинов велели водрузить огромный крест на конек крыши и прорубить в стенах новые окна.
Совет проходил в доме Хасвольда. Альфред выждал, когда мы все соберемся, и только тогда появился сам. Все мы встали, приветствуя своего короля, и стоя ждали, пока он займет одно из кресел на недавно изготовленном помосте. Эльсвит села с ним рядом, прикрывая живот плащом из серебристого меха, все еще запятнанным кровью Хасвольда.
Первым делом епископ Эксанкестерский прочел молитву, на что ушло немало времени, и вот наконец король махнул нам, разрешая садиться. Шестеро священников и шестеро воинов расселись полукругом, я устроился рядом с Леофриком. Остальные четверо воинов появились тут недавно, они служили в гвардии Альфреда, и один из них, седобородый Эгвин, сказал мне, что привел сотню человек на холм Эска. Он явно считал, что должен теперь возглавить все воинские силы, собравшиеся на болоте. Я знал, что он настоятельно убеждал в этом и короля, и Беокку — последний сидел у помоста за шатким столом и пытался записывать все, что говорилось на совете. Записывать было нелегко, потому что чернила были очень старыми и выцветшими, перо все время расщеплялось, а в качестве пергамента пришлось использовать широкие поля, оторванные от Евангелия. Беокке это очень не нравилось, но не мог же он ослушаться королевского приказа.
Король официально поблагодарил епископа за молитву, потом высказал нам вполне разумное соображение о том, что нет надежды справиться с Гутрумом, пока не побежден Свейн. Свейн был самой главной угрозой: хотя большинство его людей отправились на юг грабить Дефнаскир, у него все-таки оставалось достаточно кораблей, чтобы вторгнуться на болото.
— Если не ошибаюсь, у него целых двадцать четыре корабля, — сказал Альфред, приподняв бровь и взглянув на меня.
— Двадцать четыре, мой господин, — подтвердил я.
— Поэтому когда его люди соберутся, Свейн сможет выставить около тысячи человек.
Альфред помолчал, позволяя всем оценить эти цифры. Беокка нахмурился: его перо забрызгало чернилами крошечный клочок пергамента.
— С другой стороны, несколько дней назад, — продолжал Альфред, — возле устья Педредана было всего семьдесят воинов, охранявших корабли.
— Около семидесяти, — поправил я. — Там могли быть и другие, которых мы не видели.
— Но все-таки меньше ста?
— Думаю, что меньше, мой господин.
— Тогда мы должны с ними расправиться, прежде чем к кораблям вернутся остальные, — заключил Альфред.
Снова наступила тишина. Все понимали, насколько мы слабы. Каждый день являлись несколько новеньких, как те шестеро, что пришли вместе с Беоккой, но в целом подкрепление прибывало медленно. Уж не знаю, чем это объяснить: может, весть о том, что Альфред жив, распространялась слишком медленно, или же люди просто ждали, когда погода станет потеплее.
— От судьбы не уйдешь, — сказала она, и я ей поверил.
Тут нос плоскодонки царапнул по суше — мы причалили к острову. Уже стояла кромешная тьма, но на берегу горели костры, над которыми коптилась рыба, и в их неярком свете мы отыскали путь к дому Элвид, сложенному из стволов ольхи и покрытому тростниковой крышей. Я нашел Альфреда возле очага: король с отсутствующим видом смотрел на огонь. Элвид, двое воинов и сопровождавший нас местный житель чистили угрей в дальнем углу хижины; там же трое детей вдовы плели из ивовой лозы верши, а четвертый потрошил большую щуку.
Я присел у огня и стал ждать, пока его тепло оживит мои замерзшие ноги.
Альфред часто заморгал, будто удивился, увидев меня.
— Ну, что датчане? — спросил он.
— Ушли в глубь страны, — ответил я. — Остались только шестьдесят или семьдесят человек — охранять корабли.
Я скорчился у огня. До чего же холодно: неужели я когда - нибудь снова согреюсь.
— Там есть еда, — туманно сказал Альфред.
— Вот и прекрасно, — ответил я, — потому что мы с Исеулт умираем с голоду.
— Нет, я имею в виду, что на болотах есть еда. Ее хватит, чтобы прокормить целую армию. Мы сможем совершить на датчан налет, Утред, собрать людей и напасть. Но этого недостаточно. Я тут думал. Весь день думал.
Теперь он выглядел лучше, боль явно отпустила его. Я подозревал, что Альфреду требовалось время, чтобы подумать в тишине и покое, и он нашел все это в вонючей хижине.
— Я не собираюсь убегать, — твердо проговорил он. — Я не отправлюсь во Франкию.
— Хорошо, — сказал я, хотя мне было так холодно, что я почти не слушал его.
— Мы останемся здесь, — продолжал король, — соберем армию и отвоюем Уэссекс обратно.
— Хорошо, — повторил я.
Тут я почуял, что пахнет чем-то горелым. Очаг был окружен плоскими камнями, и Элвид пекла на них дюжину овсяных пресных лепешек; те края лепешек, которые были ближе всего к огню, уже почернели. Я передвинул одну из них, но Альфред нахмурился и жестом остановил меня, боясь сбиться с мысли.
— Вся беда в том, — сказал он, — что я не могу позволить себе сражаться в маленькой войне.
Я не представлял, каким образом мы можем сражаться в какой-нибудь другой войне, кроме маленькой, но промолчал.
— Чем дольше датчане тут остаются, — продолжал король, — тем крепче становится их хватка. А со временем люди начнут присягать Гутруму на верность. Я не могу этого допустить.
— Да, мой господин.
— Поэтому следует разбить датчан, — мрачно заключил он. — Не просто нанести им поражение, Утред, но разбить наголову!
Я подумал о пророческом сне Исеулт, но промолчал. А потом вспомнил, как часто Альфред заключал мир с датчанами, вместо того чтобы сражаться с ними… Однако вслух ничего не сказал.
— Весной к ним прибудет подкрепление, — добавил король, — и датчане станут растекаться по Уэссексу до тех пор, пока в конце лета их не станет больше, чем жителей самого Уэссекса. Поэтому мы должны сделать две вещи. — Альфред не столько говорил со мной, сколько размышлял вслух. — Первое, — он поднял длинный палец, — мы должны помешать им рассредоточить армии. Они должны сражаться с нами здесь. Надо удержать всех датчан вместе, чтобы они не смогли посылать небольшие отряды по стране и захватывать поместье за поместьем.
В этом имелся смысл. Сейчас, судя по тому, что мы слышали о мире, лежавшем за болотом, датчане совершали рейды по всему Уэссексу, но это сводилось лишь к тому, что они быстро налетали и хватали все, что попадется, пока это не схватили другие. Однако через несколько недель захватчики начнут искать места для поселений. И, надеясь приковать их внимание к болоту, Альфред вполне мог этому помешать.
— А во-вторых, пока они наблюдают за нами, — продолжал он, — следует собрать фирд.
Я изумленно уставился на короля. Я полагал, что он останется на болоте до тех пор, пока датчане не подавят нас численностью или пока мы сами не соберем достаточно сил, чтобы отобрать у них сперва одно графство, а потом другое — на что ушли бы годы, — но его замысел был куда грандиозней. Альфред хотел собрать армию Уэссекса под самым носом датчан и разом все отвоевать. Это напомнило мне игру в кости: король решил рискнуть, поставив на кон все, что имел, как бы мало это ни было.
— Мы вызовем датчан на великую битву, — заявил он. — И с Божьей помощью их уничтожим.
Внезапно раздался вопль, и Альфред, словно очнувшись от сладких грез, поднял глаза. Увы, слишком поздно, потому что Элвид уже стояла над ним, возмущенно крича, что он сжег лепешки.
— Я же велела тебе присматривать за ними! — Вдова в ярости ударила короля очищенным угрем.
Раздался влажный хлопок; удар был так силен, что Альфред повалился на бок. Два гвардейца вскочили, схватившись за мечи, но я знаком велел им оставаться на месте. Элвид схватила с камней сгоревшие лепешки.
— Я же велела тебе присматривать за ними! — вопила она.
А король все лежал там, где упал, и мне сперва показалось что он плачет, но потом я увидел, что он смеется. Альфред веселился так, что слезы потекли у него из глаз, он просто обессилел от смеха и выглядел счастливым, как никогда.
Потому что он наконец придумал план, как отвоевать обратно свое королевство.
* * *
Гарнизон Этелингаэга теперь состоял из семидесяти трех человек. Альфред перебрался туда вместе со своей семьей и послал шестерых людей Леофрика на Брант, снабдив их топорами и приказав поставить там маяк.
Король явно испытывал душевный подъем: был спокоен и уверен в себе, паника и отчаяние первых недель января оставили его, сменившись, на мой взгляд, безумной верой, что он сможет отвоевать свое королевство, прежде чем этой земли коснется осень. Его невыразимо подбодрило появление отца Беокки, который прихромал с пристани с сияющим лицом и простерся у ног Альфреда.
— Ты жив, мой господин! — сказал Беокка, обнимая лодыжки короля. — Слава Господу, ты жив!
Альфред поднял его, обнял, и оба прослезились. А на следующий день, в воскресенье, Беокка отслужил службу. Я поневоле услышал его проповедь, потому что все проходило на открытом воздухе, под ясным холодным небом, а Этелингаэг был слишком маленьким островом. Священник рассказал, как Давид, царь Израиля, был вынужден бежать от своих врагов, как нашел убежище в пещере Адулам и как Бог привел его обратно в Израиль, чтобы Давид победил своих врагов.
— Это наш Адулам! — провозгласил Беокка, обведя здоровой рукой тростниковые крыши Этелингаэга. — А это наш Давид! — Он указал на короля. — И Бог поведет нас к победе!
— Какая жалость, святой отец, — сказал я после Беокке, — что ты не был таким воинственным два месяца тому назад.
— Я ликую, что нашел тебя и короля в добром здравии, — живо ответил он.
— Король убедился, что ему не обойтись без воинственных негодяев вроде меня, — продолжал я. — Может, теперь он научится не доверять безмозглым слюнтяям вроде тебя, которые говорили ему, что нашествие датчан можно отразить молитвами.
Беокка только шмыгнул носом, услышав это оскорбление, потом неодобрительно посмотрел на Исеулт и поинтересовался:
— Выяснилось что-нибудь насчет твоей жены?
— Пока нет.
Зато у Беокки были кое-какие новости, хотя и не о Милдрит. Под натиском датчан он бежал далеко на юг, в Дорнваракестер, что находится в Торнсэте, где нашел убежище у каких-то монахов. Туда же явились датчане, но поскольку монахов предупредили об их приближении, они успели спрятаться в старой крепости близ города. Датчане обчистили Дорнваракестер, забрали все деньги, драгоценности и женщин, а потом двинулись на восток, и вскоре после этого Хаппа, олдермен из Торнсэты, пришел в город с пятьюдесятью воинами и послал монахов и горожан починить старые римские стены.
— Сейчас местные жители в безопасности, — сказал Беокка, — но если датчане вернутся и осадят город, там слишком мало еды.
Потом Беокка продолжил рассказ о своих злоключениях: услышав, что Альфред скрывается в великих болотах, он отправился в путь — в одиночку. Правда, в последний день путешествия ему повстречались шестеро воинов, которые тоже шли к Альфреду, так что он прибыл сюда вместе с ними. Священник не принес никаких новостей о Вульфере, но слышал, что Одда Младший сейчас где-то в верховьях Уиска, в древней крепости, построенной еще в старые времена. За время своих странствий Беокка ни разу не видел датчан.
— Они наверняка вовсю грабят где-то в других местах, — мрачно сказал он, — но милостью Божьей мы не повстречали ни одного.
— Дорнваракестер — большой город? — спросил я.
— Достаточно большой. Там три великолепные церкви. Целых три!
— А рынок есть?
— Да, и он процветал, пока не пришли датчане.
— Однако датчане там не остались.
— Они не остались и в Гифле, — ответил Беокка, — а это прекрасный город.
Гутрум застиг Альфреда врасплох, разбив его силы при Сиппанхамме и заставив короля бежать и прятаться, но, чтобы удержать Уэссекс, требовалось взять все тамошние, обнесенные стенами города. Если Беокка целых три дня путешествовал пешком по стране, так и не встретив ни одного датчанина, напрашивалось предположение, что у Гутрума не хватало людей, чтобы удержать все завоеванные земли. Он мог бы призвать себе подкрепление из Мерсии или Восточной Англии, но не хотел ослаблять тамошние гарнизоны, опасаясь, как бы местное население, воспользовавшись этим, не взбунтовалось. Поэтому Гутруму оставалось лишь надеяться, что из Дании придут новые корабли.
А пока, как мы узнали, он оставил гарнизоны в Батуме, Рединге, Марлеборге и Андефере. Без сомнения, Гутрум удерживал и другие города, и Альфред считал, и вполне справедливо, что большая часть Восточного Уэссекса находится в руках датчан. Однако огромные части страны все еще были свободны от врага. Гутрум совершал туда набеги, но воинов у него явно было недостаточно, чтобы поставить гарнизоны в таких городах, как Винтанкестер, Гифл или Дорнваракестер.
Альфред знал, что в начале лета ожидается прибытие новых кораблей, поэтому он должен был нанести удар раньше, чем это произойдет. Вот почему через день после появления Беокки он собрал совет.
На Этелингаэге было теперь достаточно людей, чтобы соблюсти все приличествующие королевской особе церемонии. Я уже не мог свободно потолковать с Альфредом поутру возле хижины, а должен был испрашивать у него аудиенции. В понедельник, когда собрался совет, король приказал выселить семью, живущую в самом большом доме, и превратить этот дом в церковь; нескольким из вновь прибывших воинов велели водрузить огромный крест на конек крыши и прорубить в стенах новые окна.
Совет проходил в доме Хасвольда. Альфред выждал, когда мы все соберемся, и только тогда появился сам. Все мы встали, приветствуя своего короля, и стоя ждали, пока он займет одно из кресел на недавно изготовленном помосте. Эльсвит села с ним рядом, прикрывая живот плащом из серебристого меха, все еще запятнанным кровью Хасвольда.
Первым делом епископ Эксанкестерский прочел молитву, на что ушло немало времени, и вот наконец король махнул нам, разрешая садиться. Шестеро священников и шестеро воинов расселись полукругом, я устроился рядом с Леофриком. Остальные четверо воинов появились тут недавно, они служили в гвардии Альфреда, и один из них, седобородый Эгвин, сказал мне, что привел сотню человек на холм Эска. Он явно считал, что должен теперь возглавить все воинские силы, собравшиеся на болоте. Я знал, что он настоятельно убеждал в этом и короля, и Беокку — последний сидел у помоста за шатким столом и пытался записывать все, что говорилось на совете. Записывать было нелегко, потому что чернила были очень старыми и выцветшими, перо все время расщеплялось, а в качестве пергамента пришлось использовать широкие поля, оторванные от Евангелия. Беокке это очень не нравилось, но не мог же он ослушаться королевского приказа.
Король официально поблагодарил епископа за молитву, потом высказал нам вполне разумное соображение о том, что нет надежды справиться с Гутрумом, пока не побежден Свейн. Свейн был самой главной угрозой: хотя большинство его людей отправились на юг грабить Дефнаскир, у него все-таки оставалось достаточно кораблей, чтобы вторгнуться на болото.
— Если не ошибаюсь, у него целых двадцать четыре корабля, — сказал Альфред, приподняв бровь и взглянув на меня.
— Двадцать четыре, мой господин, — подтвердил я.
— Поэтому когда его люди соберутся, Свейн сможет выставить около тысячи человек.
Альфред помолчал, позволяя всем оценить эти цифры. Беокка нахмурился: его перо забрызгало чернилами крошечный клочок пергамента.
— С другой стороны, несколько дней назад, — продолжал Альфред, — возле устья Педредана было всего семьдесят воинов, охранявших корабли.
— Около семидесяти, — поправил я. — Там могли быть и другие, которых мы не видели.
— Но все-таки меньше ста?
— Думаю, что меньше, мой господин.
— Тогда мы должны с ними расправиться, прежде чем к кораблям вернутся остальные, — заключил Альфред.
Снова наступила тишина. Все понимали, насколько мы слабы. Каждый день являлись несколько новеньких, как те шестеро, что пришли вместе с Беоккой, но в целом подкрепление прибывало медленно. Уж не знаю, чем это объяснить: может, весть о том, что Альфред жив, распространялась слишком медленно, или же люди просто ждали, когда погода станет потеплее.