Бледный всадник

— Нам надо бежать, — прошипел мне Леофрик.

Снег кружился над болотом, он был теперь таким густым, что я едва мог разглядеть гребень холма, с которого мы раньше видели кружащихся голубей.

— Ты мертвец, Утред! — проговорил Гутрум.

— Я никогда не встречался с твоей матерью, — крикнул я ему, — но мне бы хотелось с ней познакомиться!

На лице датчанина появилось благоговейное выражение, как всегда при любом упоминании о его матери. Он, казалось, пожалел, что говорил со мной так грубо, потому что сделал примирительный жест и сказал:

— Она действительно была замечательной женщиной.

Я улыбнулся.

В тот миг я мог с легкостью перейти на другую сторону — и Гутрум принял бы меня, сделай я комплимент его покойной родительнице, но я был воинственным юношей, и меня переполняла радость битвы.

— Я бы с удовольствием плюнул в ее уродливое лицо, — заявил я, — а теперь я мочусь на душу твоей матери и говорю тебе, что чудовища Нифльхейма трахают ее протухшие кости.

Гутрум завопил от ярости, и все датчане ринулись в бой, некоторые — по воде, стараясь поскорей до меня добраться и отомстить за ужасное оскорбление, но мы с Леофриком побежали, как кабаны, за которыми гонятся гончие, и прорвались сквозь тростники на болото, а потом влетели в последнюю плоскодонку.

Первые две лодки уже ушли, но третья нас ждала. Мы растянулись на мокрых досках, человек с шестом сильно оттолкнулся, и суденышко скользнуло в черную воду.

Датчане пытались последовать за нами, но мы двигались на удивление быстро. Гутрум яростно вопил нам вслед, в нас метнули копье, но житель болот снова оттолкнулся шестом, и копье шлепнулось в грязь.

— Я тебя найду! — заорал Гутрум.

— И что с того? — крикнул я в ответ. — Твои люди умеют только умирать! — Я поднял Вздох Змея и поцеловал его липкое от крови лезвие. — А твоя мать была шлюхой у гномов!

— Ты должен был оставить одного человека в живых, — вдруг сказал кто-то позади меня, — потому что я хотел его допросить.

Кроме нас с Леофриком в лодке был всего один пассажир — тот самый священник, вооруженный мечом; теперь он сидел на носу суденышка и, хмурясь, глядел на меня.

— Не следовало убивать того человека, — сурово проговорил он, но я в ответ посмотрел на него с такой яростью, что он отпрянул.

«Будь прокляты все священники!» — подумал я.

Я спас жизнь этому ублюдку, а он вместо благодарности лишь выбранил меня. А потом я увидел, что это вовсе не священник. Это был Альфред.





* * *


Лодка шла через болото, иногда скользя по черной воде, иногда шурша по траве и камышам. Человек, гнавший ее, был сгорбленным, смуглым, беззубым, с длинной бородой, в одеждах из шкур выдры.

Датчане Гутрума были теперь далеко, они переносили своих убитых на твердую землю.

— Я хотел выяснить, что они собираются делать, — посетовал Альфред, — а если бы мы взяли пленного, он мог бы об этом рассказать.

Теперь он говорил более уважительно. Вспоминая тот момент, я понимаю, что напугал его, потому что моя кольчуга спереди был забрызгана кровью, да вдобавок лицо и шлем тоже были в крови.

— Они собираются покончить с Уэссексом! — резко сказал я. — И вовсе не обязательно брать пленных, чтобы понять такую простую вещь!

— Не будь дерзким, — проговорил Альфред.

Я молча уставился на него.

— Я король! — настаивал он. — Так что изволь обращаться ко мне с почтением.

— Король чего? — саркастически поинтересовался я.

— Ты не ранен, мой господин? — спросил Леофрик у Альфреда.

— Нет, слава Господу. Нет. — Он посмотрел на свой меч и повторил: — Слава Господу.

Теперь я разглядел, что на Альфреде вовсе не ряса священника, а плотный черный плащ. Его длинное лицо было очень бледным.

— Спасибо, Леофрик, — проговорил он, потом посмотрел на меня и словно бы содрогнулся.

Мы догнали две другие лодки, и я увидел в одной из них беременную Эльсвит, закутанную в плащ из меха серебристой лисы. В той плоскодонке были также Исеулт и Энфлэд, в то время как священники до отказа забили другую, и я понял, что один из них — епископ Алевольд.

— Что случилось, мой господин? — спросил Леофрик.


Альфред вздохнул и задрожал, но поведал нам свою историю.

Он ускакал из Сиппанхамма со своей семьей, телохранителем и десятком церковников, чтобы проводить монаха Ассера, который уезжал в тот день.

— Мы отслужили благодарственный молебен в церкви Соппан Бирг. Это новая церковь, — серьезно сообщил он Леофрику. — Просто замечательная. Мы пели псалмы, читали молитвы, а потом простились с братом Ассером, который продолжил свой путь. — Альфред перекрестился. — Я молюсь, чтобы он был жив и здоров.

— Надеюсь, этот лживый ублюдок мертв! — прорычал я.

Альфред не обратил на меня внимания.

После церковной службы они все отправились в ближайший монастырь и пробыли там какое-то время, а потом вдруг появились датчане. Король и его окружение бежали и скрывались в ближайшем лесу, пока монастырь горел. После этого они попытались двинуться на восток, в сердце Уэссекса, но им, как и нам, все время мешали датские патрули. Однажды ночью, когда они укрывались на ферме, их застал врасплох отряд датчан: те убили нескольких стражников и захватили всех лошадей. С тех пор они шли пешком, так же как и мы, потеряв дорогу, пока наконец не вышли к болоту.

— И одному Богу известно, что нас ждет дальше, — закончил Альфред.

— Мы будем драться, — сказал я.

Он молча взглянул на меня, и я, пожав плечами, повторил:

— Будем драться.

Альфред посмотрел на болото.

— Надо найти корабль, — сказал он, но так тихо, что я едва его услышал. — Найти корабль и отправиться во Франкию.

Он плотнее закутался в плащ. Снег шел все гуще, но таял, едва встретившись с темной водой. Датчане исчезли, затерявшись в снегопаде позади нас.

— Это был Гутрум? — спросил меня Альфред.

— Да, Гутрум, — ответил я. — Он знал, что преследует именно вас?

— Полагаю, что знал.

— Что еще могло привести сюда Гутрума? Он хочет тебя убить. Или взять в плен.

Однако в тот миг мы были в безопасности.

Деревня на островке представляла собой десяток домишек, крытых камышом, и несколько сараев, стоящих на сваях. Все постройки были цвета грязи, улица была грязной, козы и люди были покрыты грязью, но каким бы бедным ни было это селение, оно все-таки могло предложить нам еду, кров и какое-никакое тепло. Деревенские жители увидели беженцев и, посовещавшись, решили их спасти. Я подозревал, что они были не такими уж добросердечными и скорее хотели нас ограбить, но у меня и Леофрика был грозный вид, а когда деревенские поняли, что их гостем оказался сам король, то, разумеется, постарались сделать все возможное для него и его семьи, хоть это и получалось у них неуклюже.

Один из местных жителей на диалекте, который я едва смог понять, спросил, как зовут короля. Он никогда не слышал об Альфреде. Он знал о датчанах, но объяснил, что корабли викингов никогда не добирались ни до их деревни, ни до других поселений на болоте. А еще этот человек сказал, что его односельчане охотятся на оленей и дичь, разводят коз, ловят рыбу и угрей, — так что еды у них много, хотя вот топлива в обрез.

Эльсвит тогда носила под сердцем уже третьего ребенка, в то время как первые два находились на попечении нянек — один из них, трехлетний Эдуард, наследник Альфреда, болел и постоянно кашлял, что очень беспокоило мать, хотя епископ Алевольд уверял, что это обычная зимняя простуда. У старшей сестры Эдуарда, шестилетней Этельфлэд, были шапка светло-золотистых кудряшек, обаятельная улыбка и умные глаза. Альфред ее обожал, и в те первые дни на болоте дочка была для него единственным лучом света и надежды.

Однажды, когда мы сидели возле маленького умирающего огня и Этельфлэд спала, положив золотистую головку на колени отца, Альфред спросил меня о моем сыне.

— Я не знаю, где он, — ответил я.

Все остальные, кроме нас с королем, уже спали. Я сидел у двери хижины, глядя на лежащее под луной, выбеленное морозцем черное с серебром болото.

— Ты собираешься отправиться на его поиски? — серьезно осведомился король.

— Ты и вправду хочешь, чтобы я так поступил? — спросил я.

Альфред озадаченно посмотрел на меня.

— Эти люди дали вам кров, — объяснил я, — но они столь же охотно перерезали бы вам глотки. Они не сделают этого, пока я здесь.

Король хотел было запротестовать, но понял, что я прав, и только погладил дочь по волосам.

Эдуард, который спал в хижине вместе с матерью, зашелся в очередном приступе кашля. В последнее время кашель его стал хуже, много хуже, и все мы подозревали, что это коклюш, убивающий маленьких детей.

Альфред вздрогнул, услышав звук кашля.

— Ты сражался со Стеапой? — спросил он.

— Сражался, — резко ответил я. — Пришли датчане, и мы не закончили бой. Но он пролил кровь, а я нет.

— Говоришь, он пролил кровь?

— Спроси у Леофрика. Он там был.

Альфред долго молчал, потом негромко проговорил:

— Я все еще король.