Бледный всадник

Он пристально глядел на меня, пока еще один священник подносил ему Евангелие; потом положил на книгу худую руку.

— Клянусь, — произнес он с акцентом, все еще не сводя с меня глаз, — что буду говорить одну только правду, и да поможет мне в этом Бог и да обречет Он меня на вечное адское пламя, если я о чем-либо умолчу.

Он наклонился и поцеловал Евангелие с нежностью ласкового любовника.

— Ублюдок, — пробормотал я.

Ассер оказался очень хорошим свидетелем. Он говорил ясно и четко, описывая, как я явился в Корнуолум на корабле, украшенном на носу и корме головами чудовищ. Он рассказал, как я согласился помочь королю Передуру, на которого напал сосед при содействии язычника Свейна, и как я впоследствии предал Передура, став союзником датчан.

— И вместе они учинили страшную резню, — сказал Ассер, — и я сам видел, как священника предали смерти.

— Ты бежал, как трусливый цыпленок, — вставил я, — и ничего не мог видеть.

Ассер повернулся к королю и поклонился.

— Я и вправду бежал, о мой повелитель. Я монах, а не воин, и, когда Утред окрасил тот холм кровью христиан, я убежал. Я не горжусь этим, о мой повелитель, и искренне прошу у Господа прощения за свою трусость.

Альфред улыбнулся, а архиепископ взмахом руки отмел замечания Ассера, как будто они ничего не значили.

— И после того как ты бежал с места убийства, — спросил Эркенвальд, — что случилось потом?

— Я наблюдал с вершины холма и видел, как Утред из Окстона отчалил от этого берега вместе с кораблем язычников. Два судна ушли на запад.

— Значит, они отплыли на запад? — спросил Эркенвальд.

— Да, — подтвердил Ассер.

Эркенвальд посмотрел на меня. В зале воцарилось молчание: все подались вперед, чтобы расслышать каждое слово этого чертова свидетеля.

— И что находится на западе оттуда? — поинтересовался Эркенвальд.

— Не могу сказать, — ответил Ассер. — Но если только они не попали на край света, тогда, полагаю, они обогнули Корнуолум и вошли в Сэфернское море.

— И больше ты ничего не знаешь? — уточнил Эркенвальд.

— Я знаю, что помог похоронить мертвых, — ответил Ассер, — и вознес молитвы за упокой их душ, и еще я видел тлеющие угли на месте сгоревшей церкви, но что сделал Утред, когда покинул место резни, этого я не знаю. Я знаю только, что он отплыл на запад.

Альфред демонстративно не принимал участия в процессе, но ему явно понравился Ассер, потому что, когда валлийский монах закончил давать показания, король поманил его к помосту, наградил монетой и даже удостоил недолгой беседы.

Члены витана обсуждали услышанное, время от времени поглядывая на меня с тем любопытством, которое вызывают в нас обреченные люди. Августейшая Эльсвит, внезапно став очень любезной, улыбнулась Ассеру.

— У тебя есть что сказать в свое оправдание? — вопросил меня Эркенвальд, когда Ассера отпустили.

— Я подожду, пока все закончат врать, — ответил я.

Вообще-то Ассер, конечно же, сказал правду, причем изложил факты очень четко, толково и убедительно. На советников короля он явно произвел впечатление, точно так же, как и второй свидетель Эркенвальда.

Им оказался Стеапа Снотор, тот самый верзила — воин, который никогда не отходил от Одды Младшего. Он выпрямил спину и расправил плечи, на его хищном, туго обтянутом кожей лице, как всегда, застыло зловещее выражение. Посмотрев на меня, он поклонился королю, положил огромную ручищу на Евангелие и позволил Эркенвальду привести себя к присяге, поклявшись говорить одну только правду под страхом вечных мук, после чего хладнокровно солгал. Он говорил спокойно, ровным, невыразительным голосом. Стеапа заявил, что возглавлял отряд воинов, которые охраняли то место возле Синуита, где строилась новая церковь, и рассказал, как два судна пришли туда на рассвете, и как воины хлынули с кораблей на берег, и как он сражался с ними и убил шестерых, но нападавших было много, слишком много — и ему пришлось отступить. Но он видел, как напавшие убили священников и слышал, как вождь язычников, похваляясь, прокричал свое имя.

— Свейн, вот как его звали.

— И что, этот Свейн привел два корабля?

Стеапа помедлил, нахмурился, словно ему было трудно сосчитать до двух, но потом кивнул.

— Да, он привел два корабля.

— И командовал обоими?

— Нет, Свейн командовал только одним из кораблей, — ответил Стеапа. — А вторым командовал вот он. — И ткнул в меня пальцем.

Тут в зале поднялся такой шум, что Альфред хлопнул по подлокотнику своего кресла и в конце концов встал, чтобы восстановить тишину. Но Стеапа даже бровью не повел. Он стоял непоколебимый, как дуб, и, хотя и не изложил свою историю так же убедительно, как брат Ассер, в его показаниях было нечто убийственное. Они были такими прозаическими, такими сухими, такими прямыми — и при этом все, от первого и до последнего слова, было неправдой.

— Хорошо. Утред командовал вторым кораблем, — сказал Эркенвальд. — Но вот участвовал ли Утред в убийствах?

— Участвовал ли? — переспросил Стеапа. — Да он их возглавлял. — Он буквально прорычал эти слова, и люди в зале взревели от гнева.

Эркенвальд повернулся к королю:

— О мой повелитель, этот человек должен умереть!

— И у него надлежит отобрать все земли и добро! — прокричал архиепископ Алевольд так возбужденно, что капли его слюны зашипели на ближайшей жаровне. — Отобрать и передать церкви!

Люди в зале одобрительно затопали ногами.


Эльсвит энергично кивнула, но архиепископ хлопнул в ладоши, призывая к молчанию.

— Мы еще не допросили самого Утреда, — напомнил он Эркенвальду и кивнул мне. — Теперь твоя очередь. Говори! — отрывисто приказал он.

— Умоляй о прощении, — тихо посоветовал мне Беокка.

Когда ты по горло в дерьме, самое лучшее — нападать самому. Я повел себя следующим образом. Сначала признался, что действительно был у Синуита, что вызвало живую реакцию в зале.

— Но вовсе не прошлым летом, — продолжал я. — Я был там весной, когда убил Уббу Лотброксона, и в этом зале есть люди, которые видели, как я это сделал! Однако Одда Младший заявил, что честь победы принадлежит ему. Он взял знамя поверженного противника, доставил его к королю и заявил, что сам убил Уббу. И теперь, боясь, как бы я не рассказал всем правду, а именно: что он трус и лжец, — этот человек собирается убить меня с помощью лжи. — Я указал на Стеапу. — Его лжи.

Стеапа сплюнул, чтобы выказать свое презрение. Одда Младший казался взбешенным, но ничего не сказал, и некоторые это заметили. Если тебя назвали лжецом и трусом, обидчика следует немедленно вызвать на бой, но Одда остался недвижим, как пень.

— Ты не можешь доказать, что говоришь правду, — сказал Эркенвальд.

— Я могу доказать, что убил Уббу, — ответил я.

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать это, — поспешно проговорил священник, — а для того, чтобы решить, нарушил ли ты своим нечестивым нападением на Синуит мир, заключенный нашим королем.

— Тогда вызовите членов моей команды, — потребовал я. — Доставьте их сюда, приведите к присяге и спросите, что они делали этим летом.

Я ждал.

Эркенвальд промолчал. Он взглянул на короля в поисках поддержки, но в тот миг глаза Альфреда были закрыты.

— Или вы так торопитесь меня казнить, — снова заговорил я, — что не осмеливаетесь услышать правду?

— У меня есть клятвенно подтвержденные показания Стеапы, — сказал Эркенвальд, как будто это делало любое другое свидетельство ненужным. Священник явно волновался.

— И я тоже могу поклясться, — заявил я, — и Леофрик может поклясться, и еще один член моей команды, который находится здесь.

Я повернулся и поманил Хэстена. Датчанин испугался, когда я его позвал, но Исеулт подтолкнула его вперед, и он встал рядом со мной.

— Приведите его к присяге, — потребовал я у Эркенвальда.

Священник не знал, что делать, но некоторые члены витана выкрикнули, что я имею право вызывать свидетелей и что вновь прибывшего надо выслушать, поэтому Эркенвальд принес Хэстену Евангелие. Я махнул рукой, чтобы священник отошел.

— Он поклянется на этом, — сказал я и вытащил молот Тора.

— Этот человек не христианин? — удивился Эркенвальд.

— Он датчанин, — ответил я.

— Как мы можем доверять слову датчанина? — вопросил Эркенвальд.

— А вот наш повелитель, король, доверяет, — ответствовал я. — Если уж он доверился слову Гутрума, что тот будет хранить мир, так почему сейчас нельзя положиться на показания датчанина?

Это вызвало несколько улыбок. Многие члены витана считали, что Альфред слишком доверяет Гутруму, и я ощутил, что в настроении зала произошла перемена в мою пользу, но тут вмешался архиепископ, заявивший, что клятва язычника не имеет ценности.

— Она вообще ничего не стоит! — рявкнул он. — Датчанин должен покинуть место свидетеля.

— Тогда приведите к присяге Леофрика, — потребовал я, — а потом доставьте сюда остальных членов нашей команды и выслушайте их показания.

— И вы все будете лгать на один манер, — сказал Эркенвальд. — Ну а то, что случилось раньше у Синуита, и вовсе не имеет никакого отношения к тому, в чем тебя сейчас обвиняют. Ты отрицаешь, что самовольно отплыл на королевском корабле? Что отправился в Корнуолум и там предал Передура и убил христиан? Ты отрицаешь, что брат Ассер сказал правду?

— А если бы я привел к тебе королеву, вдову Передура, чтобы подтвердить, что Ассер лжет? — спросил я. — Что, если она уже здесь и сейчас скажет, что твой свидетель врет как сивый мерин?

Эркенвальд изумленно уставился на меня, да и не он один. А я повернулся и поманил Исеулт, которая шагнула вперед, высокая и изящная; серебро поблескивало на ее шее и запястьях.

— Это королева, вдова Передура, — объявил я, — и я требую, чтобы ты привел эту женщину к присяге и выслушал ее показания. Она расскажет вам о том, что ее покойный муж собирался присоединиться к датчанам и вместе с ними напасть на Уэссекс.

Конечно, то была полная чушь, но в тот момент я не мог придумать ничего лучше. И я знал: Исеулт поклянется, что это правда. Самым слабым местом в моем заявлении было вот что: непонятно, с какой стати Свейн сражался с Передуром, если бритты собирались его поддержать? Но это было не так уж важно, потому что я уже умудрился заварить такую кашу, что никто ничего толком не соображал.

Эркенвальд лишился дара речи. Люди встали, чтобы посмотреть на Исеулт, которая спокойно взирала на них, а король и архиепископ придвинулись друг к другу. Эльсвит, придерживая одной рукой свой большой живот, шепотом давала им какие-то советы. Никто из них не хотел призывать Исеулт в свидетели из страха перед тем, что она скажет, и Альфред, как я подозреваю, знал, что процедура судилища, уже запутавшегося во лжи, и вовсе покатится под откос.

— Хороший ход, Эрслинг, — пробормотал Леофрик, — ну просто отличный.

Одда Младший посмотрел на короля, потом на своих товарищей по витану и, должно быть, понял, что я выскальзываю из силков, потому что притянул Стеапу поближе к себе и стал что-то горячо ему говорить. Король хмурился, у архиепископа был озадаченный вид, на прыщавом лице Эльсвит была написана ярость, в то время как Эркенвальд совершенно растерялся и выглядел беспомощным. И тогда положение спас Стеапа.

— Я не лгал! — выкрикнул он.

Казалось, великан колебался, стоит ли говорить дальше, но он уже привлек к себе внимание зала. Король жестом велел ему продолжать, а Одда Младший что-то зашептал здоровяку на ухо.

— Он сказал, что я лгу, — Стеапа указал на меня, — а я говорю, что я не лгу, и мой меч тоже подтвердит, что я не лгу.