Бизнес-ланч у Минотавра

Словно по команде, девушки подскочили и, выждав несколько секунд, буквально полетели по коридору в обратном направлении, к выходу.

Завернув за угол, Лера налетела на своего отца, и тот не без удивления произнес:

– О, вы все еще тут? А что вы тут, собственно, делаете?





* * *


Лера замялась, так как не нашлась что ответить, а Лариска более чем убедительно ответила:

– Со школой прощались, ностальгировали, так сказать…

Черты лица отца смягчились, и Михаил Михайлович сказал:

– Да, понимаю… Кстати, Лера, ты ведь хотела со мной поговорить…

Лариска, явно поняв намек, пропела:

– Ну, не буду вам мешать!

Отец, покраснев, снял очки и заметил:

– Лора, ты никогда не мешаешь, ты же это знаешь…

С каких пор отец называет Лариску Лорой?

Та же, удаляясь, пропела:

– Ах, как приятно это слышать, Михаил Михайлович! Да, мне так будет не хватить школы, но в особенности мне будет не хватать именно вас! – И, выразительно посмотрев на него, добавила: – Извините, мешать разговору отцу и дочери не намерена. Вы ведь найдете верные слова, Михаил Михайлович?

Отец, смущенный до подлинного конфуза, что было крайне на него не похоже, ничего не ответил, а Лариска, послав воздушный поцелуй, выплыла во двор.

Лера, ничего не понимая, спросила:

– Папа, что тут происходит?

Отец, водрузив очки на нос, сказал:

– Мне надо тебе кое-что сказать…

И буквально уволок ее по коридору в тот же самый класс, где они уже беседовали час назад и где она только что пребывала с Лариской.

Измеряя помещение шагами, отец молчал, явно о чем-то размышляя, поэтому Лера первой произнесла:

– Бабушка мне все сказала!

– Что тебе бабушка сказала? – произнес отец, на лице которого был написан такой неподдельный ужас, что Леру оторопь взяла. Чего он так испугался?

Лера энергично заявила:

– Все! То, что вы намерены отослать меня в Москву! Премного благодарна, но я с этим не согласна!

Отец, шумно вздохнув, снова снял очки и произнес, не глядя на дочь:

– Да-да, извини, но так вышло. Ты же знаешь бабушку.

– Так вышло? – произнесла с горечью девушка. – Папа, а ты задумывался о том, что у меня тоже есть личная жизнь. И если ее у тебя нет, то это не значит, что ее лишены все другие!

Вышло весьма грубо, и Лера тотчас пожалела о сказанном, но отец, теребя в руках очки, произнес:

– Ну да, личная жизнь… Об этом и пойдет речь… Я испугался, но понял, что бабушка не могла сказать тебе об этом, потому что она не знает. Потому что когда узнает, то все изменится полностью!

Лера, не вслушиваясь в слова отца, крикнула:

– Папа, уже все изменилось! Да, все должно меняться, но не так и не тогда, когда захотите вы, а когда пожелаю я. Ведь я – взрослый человек!

Отец, словно не слыша ее (может, и правда не слышал?), взял дочку за руку и сказал:

– Лера, ты должна знать, что…


Он запнулся, и Лера вдруг поняла, что отец пытается сообщить ей что-то совершенно иное, никак не связанное с ее предстоящим отъездом.

– Что, папа?

Отец, все теребя очки в руках, продолжил:

– Ну, дело в том, что…

Раздался тонкий треск – оказалось, что отец сломал дужку очков. Заметив это, он принялся причитать и стенать, что было так на него непохоже, а Лера, силой забрав у отца сломанные очки, сказала:

– Ничего, купишь себе новые. Итак, что ты хотел мне сказать, папа?

Отец, не смотря на нее, выдавил из себя:

– Я хотел сказать тебе… Тебе я хотел сказать…

Он запнулся, замолчав. Молчала и Лера.

Наконец, после невыносимо долгой паузы отец продолжил:

– Я хотел сказать тебе, что…

И, наконец приняв решение, выкрикнул:

– Что был против того, чтобы отсылать тебя в Москву так рано. Но бабушка на меня надавила, и я, как водится, сдался. Но теперь понимаю, что был не прав и что ты поедешь в Москву тогда, когда захочешь сама!

Еще бы десять минут назад Лера бросилась отцу на шею, услышав от него подобное заявление, но теперь только сухо заметила:

– Благодарю. Рад, что ты понял, что был не прав. Но разве это то, что ты хотел сказать мне на самом деле?

Она знала: нет, не то.

Девушка взяла отца за руку и вдруг ощутила, что он весь дрожит. Но чего он так боится?

И вдруг поняла: лучше пусть ничего не говорит. Ничего!

Потому что в голове вдруг возникла, крутясь, абсолютно идиотская мысль: отец признается ей в том, что эти убийства на его совести.

Вздрогнув от столь кошмарного предположения, Лера прошептала:

– Папа, если хочешь, то не говори…

Отец же, посмотрев на нее измученным, каким-то осоловелым взором, прошептал:

– Нет, я так больше не могу. Ты должна знать правду. Бабушке, наверное, лучше не говорить, но все равно придется сообщить. Не представляю, что тогда будет…

Вздохнув и даже зажмурившись, он сказал:

– Все дело в том, что твой отец…

В этот момент в коридоре раздался крик, точнее, небывалый рык, сопровождаемый диким визгом. Продолжать беседу при таких обстоятельствах было нереально.

Отец, выбежав в коридор, бросился к дрожащему, раскрасневшемуся, со слезами на глазах физруку. Тот фальцетом кричал на весь коридор:

– Кто? Кто сделал это? Кто посмел устроить у меня шмон…

Поняв, что физрук убедился в том, что его секреты стали кому-то известны, Лера сочла за лучшее незаметно ретироваться, тем более что на вопли Олега Родионовича набежал педперсонал, и затеряться в небольшой толпе было проще простого.

Выйдя из школы, Лера подставила лицо яркому солнцу. Что хотел сообщить ей отец? В чем намеревался признаться?





* * *


– Приветик! – услышала она знакомый голос и, обернувшись, заметила черные вихры Толика.

Ее молодой человек, одарив ее скупым поцелуем (на людях, как он считал, целоваться было зазорно), кивнул в сторону высокого, лет на пять старше, чем они сами, атлетически сложенного парня с такими же, как у него самого, черными вихрами:

– Кирилл Белогорко, мой двоюродный брат…

Лера вспомнила – тот, что в городской прокуратуре работает, как и его отец, дядька Толика.