Битва за Арнем. Крах операции «Маркет – Гарден», или Последняя победа Гитлера
Часть 31 из 164 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Подполковник Доби с 1-м батальоном, отказавшийся идти в Арнем северным маршрутом, был полон решимости добраться до моста и поддержать Фроста после того, как его радист принял одно из сообщений. В ту первую ночь они отправились на юг, пока Доби не решил пойти по центральной дороге, Утрехтсвег, полагая, что этот путь короче. Но, когда его передовая рота добралась до железнодорожной насыпи к востоку от Остербека, она столкнулась с 9-м саперным батальоном СС под командованием Мёллера. Сам Мёллер пафосно писал: «На рассвете начался танец… То была битва, человек против человека – “красные дьяволы” против “людей в черном”, элита против элиты»[477]. 1-й батальон не смог пройти. Так и не восполнив потерю роты после столкновения с временным боевым формированием люфтваффе и теперь ослабленный новыми жертвами, батальон шел южным маршрутом вдоль извилистой реки. Бойцы Доби смертельно устали: им почти не удалось отдохнуть.
3-й батальон подполковника Фитча, который почти всю ночь провел у отеля «Хартенстейн» на западе Остербека, снова выдвинулся в 04.30. Фитч тоже выбрал южный маршрут. И бригадный генерал Латбери, и генерал-майор Уркварт продолжали продвигаться с передовой ротой: старших офицеров в столь опасной близости к фронту было неразумно много. Батальону предстояло идти через лесистую местность, где на деревьях засели немецкие стрелки. Эти изнуряющие атаки задержали хвостовую часть двухкилометровой колонны. Один местный житель пришел в восторг, увидев, как британский солдат убил снайпера: «точно ворону подстрелил»[478].
Задержки случались и позже, на рассвете, когда они со всеми предосторожностями проходили через Остербек. Местные жители открывали окна и кричали через улицу: «Доброе утро!»[479] «И вам доброго», – без особой радости отзывались солдаты тем, кто раскрыл их присутствие. Вскоре на улицу стали выходить целыми семьями – некоторые в пальто поверх пижам или ночных рубашек – предложить солдатам помидоры, груши и яблоки из своих садов, чашку кофе или чаю.
Сначала стрельба, а теперь эти новые отвлекающие факторы задержали тыл батальона, который отстал от авангарда, к тому времени проходившего под железнодорожным мостом в километре к востоку от церкви Остербека. Путаницы добавил 1-й батальон Доби: он тоже пошел по южной дороге и смешался с хвостовой частью 3-го батальона, следовавшего иным маршрутом, нежели передовая рота с Латбери и Урквартом. Авангард потерял драгоценное время, ожидая, пока подойдут другие роты. Продолжая наступление, они наткнулись на южный край второй Sperrlinie Шпиндлера у больницы Святой Елизаветы, километрах в двух от автомобильного моста. К этому моменту оборону Шпиндлера уже усилили самоходные штурмовые орудия (в английских отчетах они часто указаны как «танки», что вносит путаницу). Тем временем 1-й батальон оказался под огнем с возвышенности Ден-Бринк. Планировщики в Англии не разглядели опасности на карте. Две дороги с запада вели в Западный Арнем по склону холма между железной дорогой и рекой. Это дало идеальную возможность подавить продвижение англичан – или замедлить.
Немцы, конечно, тоже страдали от путаницы. Возможно, из-за радиопослания разведотряда Гребнера, ушедшего накануне вечером в марш-бросок на юг, группа армий «В» под командованием Моделя в 20.00 сообщила: «Дорога Арнем – Неймеген свободна от врага. Мосты Арнема и Неймегена в руках немцев»[480]. Но вскоре две немецкие телефонистки с арнемской телефонной станции предупредили Биттриха, что британские десантники захватили северную оконечность автомобильного моста. Они продолжали передавать сведения всю ночь. Биттрих после битвы наградил обеих Железным крестом. Рано утром он отправился на командный пункт Харцера в гневе, потому что Гребнер проигнорировал его «приказ захватить и надежно удержать мост»[481][482].
На командном пункте Харцера, устроенном в штабе генерал-майора Куссина на севере Арнема, появился и Модель. Он заметил, что в тот день были низкие облака, что должно было бы сорвать планы авиации союзников. Он сообщил Харцеру, что Blitztransport из Кёнигсбрука, близ Дрездена, переправляет через Германию 503-й батальон тяжелых танков с «Королевскими тиграми». Это означало, что Германская имперская железная дорога, Reichsbahn, должна была убрать с дороги все поезда, кроме личного Sonderzug[483] фюрера. Еще четырнадцать «Тигров» из 504-го батальона тяжелых танков в Падерборне уже были в пути. Их экипажи подняли в 00.30 в казармах в поселке Зеннелагер, а к 08.00 все танки загрузили на железнодорожные платформы. Модель объявил, что отключит подачу воды в Остербек, поскольку именно туда отступит основная масса британских войск. Хотя Модель по-прежнему отклонял просьбы Биттриха взорвать мост в Неймегене, позднее утром по телетайпу он направил краткий приказ: «Продолжить разрушение портов Роттердама и Амстердама»[484]. То был один из первых этапов немецкого возмездия голландцам за железнодорожную забастовку в помощь союзникам.
Всю ночь штабисты Моделя запрашивали подкрепления для Арнема. Станцией снабжения стал Бохольт. Перебросили 280-ю десантно-штурмовую бригаду, следовавшую из Дании в Ахен. В числе других подразделений прислали три батальона по 600 солдат; девять собранных наспех временных боевых формирований – всего 1400 человек; две группы «истребителей танков» из Херфорда; шесть моторизованных рот люфтваффе – 1500 человек; зенитная боевая группа из десяти батарей – тридцать шесть 88-мм орудий и тридцать девять 20-мм орудий. Они были «временно моторизованы»: их буксировали на гражданских тракторах и грузовиках[485]. Легкие 20-мм зенитки отправили вперед, в зоны приземления десанта – отбивать любые воздушные налеты или выброски.
Прибывшие войска Биттрих распределил между двумя дивизиями. Харцеру он выделил полицейский батальон из Апелдорна[486], резервный батальон ветеранов из Хогевена и зенитную бригаду, которая должна была подойти чуть позже. За счет пополнения численность дивизии Харцера «Гогенштауфен» увеличилась почти до 5000 человек. Дивизия Хармеля «Фрундсберг» пополнилась ротой «Тигров» из Падерборна, хотя из-за поломок их прибыло только три; реактивным артдивизионом СС (дивизион тяжелых минометов)[487]; батальоном саперов с огнеметами из Глогау и мотопехотным батальоном боевой подготовки и резерва из Эммериха.
Последнее подразделение особого восторга не внушало. Многие его бойцы перенесли ампутации, а командир, майор Ганс Петер Кнауст, вел батальон на костылях. Но Кнауст, потерявший ногу в битве за Москву с 6-й танковой дивизией, был настоящим лидером. Не удосужившись посоветоваться с местными властями, он приказал своим бойцам захватить в Бохольте запасы топлива и наполнить баки. Опередив свой батальон, он выехал на единственном выделенном его боевой группе тягаче и в 02.00 прибыл с докладом в штаб Биттриха. Адъютант-эсэсовец Биттриха довольно пренебрежительно представил Кнауста – «какой-то армейский»[488]. Биттрих, который всегда имел хорошие отношения с регулярной армией, был, безусловно, рад его видеть. Ему требовались все подразделения, какие только возможны, и Кнауст со своими четырьмя отрядами пехоты получил взвод штурмовых орудий и роту из семи танков Pz. III и восьми Pz. IV из школы подготовки водителей в Билефельде.
План Моделя состоял не только в том, чтобы не дать уцелевшей части 1-й воздушно-десантной дивизии подойти к Арнемскому автомобильному мосту, он хотел разбить ее атакой с двух сторон. Ночью он направил по телетайпу инструкции генералу Кристиансену. Его войска под командованием генерала фон Теттау должны были атаковать «вражеский десант с запада и северо-запада»[489] и соединиться со 2-м танковым корпусом СС на севере. 17 сентября Теттау мало что сделал, разве что приказал штурмбаннфюреру Хелле доставить свой охранный батальон СС из концлагеря Амерсфорт в Эде. Хелле, без сомнения сожалея о внезапном расставании с любовницей, неведомо как вообразил, что англичане двинутся в западном направлении, в его сторону, в то время как те шли на восток к Арнему. Бойцы его охранного батальона, которым обещали, что им никогда не придется сражаться, начали сбегать еще до первых выстрелов. Треть дезертировала по дороге – или вскоре после того, как впервые узнали, что значит бой[490].
Гораздо надежнее была унтер-офицерская школа, которой командовал оберштурмбаннфюрер Ганс Липперт. Пока он ждал в Греббеберге прибытия своих бойцов, ему выделили 10-й батальон флотского экипажа, командир которого предупредил, что боевой подготовки пехоты у его солдат нет, а также «батальон аэродромного обслуживания из наземных команд люфтваффе», чей военный опыт был «ограничен катанием топливных бочек»[491]. Растущее, но очень разношерстное войско Липперта назвали «Вестгруппе», возможно, по аналогии с гораздо более мощной «Остгруппе», созданной на основе дивизии «Гогенштауфен». Биттрих опрометчиво предсказал, что «при контратаке с востока и запада вражеские силы будут уничтожены 19 сентября»[492].
Зная, что лишь небольшая часть воздушно-десантной дивизии подошла к мосту, Биттрих приказал дивизии «Гогенштауфен» Харцера сосредоточить все имеющиеся силы на возведении двух линий обороны и тем гарантировать, что проход британских войск будет блокирован. Саперный батальон Мёллера из дивизии «Гогенштауфен» уже занял позицию на восточной окраине Остербека вдоль железной дороги, идущей на юг до Неймегена. Именно он ночью отбросил 1-й батальон Доби. «Из домов вокруг на нас смотрели люди – испуганно, враждебно, – писал он. – Мы окопались в этих джунглях из садов и вилл, больше похожих на замки, изгородей, заборов и хозпостроек»[493]. Вскоре они были усилены зенитным отрядом дивизии. Помимо них Мёллер разместил роту оберштурмбаннфюрера Фосса в большом доме на углу Утрехтсвег, частично скрытом густыми зарослями рододендрона.
Итак, дивизия «Гогенштауфен» Харцера направилась на запад блокировать остатки 1-й вдд, а основная часть дивизии «Фрундсберг» Хармеля получила приказ как можно скорее подавить сопротивление на мосту и отправить подкрепление на юг, чтобы обеспечить оборону Неймегена. Единственным альтернативным маршрутом был поворот на восток, а затем переправка войск и транспортных средств через Недер-Рейн в Паннердене, в двух километрах к северу от Ваала.
1-й батальон 21-го танко-гренадерского полка СС получил приказ охранять ключевые постройки к северу от моста. У одной роты был тягач – «гроб на колесах», как прозвали его пехотинцы. Бронебойный снаряд английской 6-фунтовки прошил его насквозь, почти не повредив, пробил лишь две круглые дырки. Пораженные тем, как им повезло, немцы быстро отступили. «Так-то мы все храбрились, друг ради друга, – признался пехотинец Хорст Вебер, – а на деле у нас от страха поджилки тряслись»[494].
Их роте приказали занять внушительное здание суда – Paleis van Justitie, Дворец правосудия. Уверенные, что там уже сидят британские десантники, немцы развернули противотанковую пушку и просто палили по боковой стене в упор, пока не проделали брешь, чтобы войти. Первым прошел солдат танкового полка – он все еще носил свою черную форму, и за нее его так и прозвали – «Танкист». Здание было огромным, с мраморными колоннами в зале и множеством подвалов, но англичан там не нашли. Немцы установили пулеметы, чтобы прикрыть Валбургстрат и рынок.
Другой солдат батальона «видел в бою нескольких голландцев. Они вышли на улицу перевязать раненых. Мы старались их не задевать, хотя не всегда получалось»[495].
На северной стороне автомобильного моста подразделения Фроста в тот понедельник стояли во всеоружии еще до рассвета. С запасными магазинами и гранатами наготове они ждали, что принесет новый день. «Холодный туман, поднявшийся над Рейном, почти скрыл мост»[496], – вспоминал один из бойцов минометного взвода. Его лейтенант решил устроить наблюдательный пункт на крыше склада с видом на мост, где стояли «Виккерсы» батальона. «Их уродливые морды были чуть за окнами, в тени, но зона обстрела у них была по-прежнему немалая». В ожидании неизбежной контратаки немцев пулеметные расчеты, чтобы как-то снять напряжение, занимались кто чем, в основном рутиной. Но, когда командир минометного взвода проверил линию, только что проложенную к полевому телефону в одном из минометных окопов, оказалось, что трубка, которую они взяли с собой, не работает. Он швырнул ее о стену, страшно матерясь. Пришлось действовать иначе: десантник оценивал дальность по карте, записывал ее, выходил к задней части здания и орал так, что его слышали в минометных окопах на заросших травой островках по обочинам главной дороги.
Несколько немецких грузовиков, чьи водители, видимо, не знали о последних событиях вокруг моста, изрешетил беглый огонь «Брэнов», винтовок и «Стэнов». Выживших брали в плен. Среди них были и ракетчики, связанные с «Фау-2», но этого они, ясное дело, англичанам не сказали. Гранатометчики с PIAT и расчеты 6-фунтовых противотанковых орудий в бой не вступали. Они прекрасно знали, что не стоит тратить боезапас на легкобронированные автомобили. Лейтенант Харви Тодд, офицер американского Управления стратегических служб, входивший в команду «Джедборо», заняв позицию на чердаке штаба бригады, в своем отчете после битвы написал: «У меня был хороший наблюдательный пункт и удобная снайперская позиция на стропилах у небольшого окна, выходившего на дорогу и мост. Я убил трех немцев, когда те пытались перейти дорогу»[497]. «Один тяжело раненный немец, – заметил минометчик, – пару метров протащил себя на руках, решил, что спасся, и тут его снял наш снайпер, со спокойным интересом следивший за ним»[498].
В 09.00 на южной оконечности моста, на пределе видимости, разведбат штурмбаннфюрера Гребнера из дивизии «Гогенштауфен» сформировал колонну из двух десятков машин. Гребнер ненадолго задержался на мосту, пропав из поля зрения. На шее у него был Железный крест, полученный накануне. Гребнер, как известно, презирал полумеры. Явно уверенный, что внезапная атака на полной скорости сработает, он поднял руку, и все водители завели моторы. Гребнер подал сигнал, и машины ринулись вперед. Атаку возглавляли бронеавтомобили Puma – последняя версия четырехосных автомашин, за ними следовали открытые тягачи, а в конце шли грузовики Opel Blitz с солдатами, прикрытыми лишь мешками с песком.
Наблюдатель с чердака крикнул: «На мосту броневики!»[499] Фрост неведомо почему решил, что это авангард 30-го корпуса, прибывший раньше времени, но быстро разочаровался. Он и его бойцы завороженно наблюдали, как колонна замедлила ход, чтобы обойти сгоревшие грузовики на северном склоне. Десантники ожидали, что ведущие машины подорвутся на кольце противотанковых мин, установленных ими поперек на мосту, но первые четыре броневика, открыв огонь из 50-мм орудий и пулеметов, на полной скорости пронеслись мимо них в город.
Решив компенсировать свое промедление, десантники Фроста наконец отреагировали, ударив из всех винтовок, «Брэнов» и «Стэнов». Минометный взвод и «Виккерсы» не отставали, круша все вокруг. Пристрелялись противотанковые орудия Легкого артполка, и запылали еще семь машин. Бойцы Гребнера, никогда не воевавшие на столь тесном пространстве, пытались спастись, но их машины врезались друг в друга. Тягач подался назад, наехал на другой, идущий следом, и они застыли, преградив путь остальным. Открытые тягачи оказались смертельными ловушками: десантники могли стрелять и швырять гранаты и в водительский отсек, и в кузов, где находились пехотинцы. Один попытался съехать с боковой стороны насыпи и врезался в здание школы, другой проломил ограждение и рухнул на прибрежную дорогу, проходившую под мостом.
Некоторые из угодивших в ловушку прыгали с моста в Недер-Рейн. Говорили, что сам Гребнер был убит, когда вылез из захваченного броневика «Хамбер», чтобы разобраться в хаосе. Несколько часов висел в воздухе пропитавший все вокруг запах горелой плоти, смешиваясь с горечью маслянисто-черного дыма от пылающих машин. Гребнера среди обугленных трупов так и не опознали.
Лейтенант Тодд с крыши во всю силу своего горла указывал цели бригаде 6-фунтовых орудий. «Несколько немецких пехотинцев пытались перейти мост, но с моего наблюдательного пункта я не мог их пропустить, – позже рассказал он. – Убил шестерых, когда пытались пересечь блокпост по перилам. Потом меня заметили. Снайперская пуля разнесла окно и отскочила от каски, но осколки стекла угодили в глаза и на лицо»[500]. Тодда отвели в медпункт, обустроенный в подвале. Сменивший его на крыше десантник вместо каски носил бордовый берет. Немецкий снайпер заметил его и убил.
У саперов Маккея, засевших в школе, не было противотанковых орудий, так что единственное, что они могли, – это стрелять из личного оружия и бросать гранаты вслед тягачам. В какой-то момент по школе ударили из минометов, но Маккей быстро понял, что их обстреливают свои же. «Прекратите огонь, тупые ублюдки! – заорал он. – Здесь мы!»[501] Майор Льюис, бывший в том же здании, позже писал, что они слышали, как тяжело раненный немецкий солдат, видимо сумевший выползти из одного горящего тягача, звал маму. Они не видели его, но он кричал весь день и полночи, пока не умолк. «Жуткое чувство», – вспоминал Льюис[502].
Стоило утихнуть яростной стрельбе, как кто-то крикнул: «Вау, Магомет!» То был боевой клич 1-й парашютной бригады из Северной Африки. «Вскоре все вокруг моста дрожало от этого крика», – вспоминал Маккей[503]. С тех пор он сопровождал почти все бои: это был хороший способ установить, какие здания все еще удерживали защитники. Когда все закончилось, раздавался лишь вой сирены. «Мы сверхурочные получим, сэр? – спросил шутник взвода. – Сирены-то утихли».
После короткой паузы немцы предприняли еще одну атаку, теперь с противоположной стороны, – с пехотой, несколькими тягачами и интенсивным минометным огнем. Расчеты гранатометчиков и противотанковых орудий подбили еще четыре броневика, но, судя по отчаянным крикам раненых, зовущих санитаров, потерь у англичан было много. Когда носилок не хватало, раненых переносили на сорванных с петель дверях в подвал под штабом бригады. Заполнялся он быстро. Двое врачей, капитаны Логан и Райт, и их санитары были перегружены работой, но не было никакой надежды эвакуировать раненых в 16-ю (парашютно-десантную) медчасть в больницу Святой Елизаветы. Мертвых укладывали во дворе за штабом бригады.
Полковник Фрост задумался, как они будут кормить пленных, которых все прибывало. В одном из них, сидевшем в подвале администрации, опознали гауптштурмфюрера 9-й танковой дивизии «Гогенштауфен». Фрост спустился расспросить его о том, что делают танковые дивизии СС в Арнеме. «Я думал, с вами покончено после “ Фалезского котла”»[504], – сказал он немцу. Эсэсовец ответил, что их там славно потрепали, но у Апелдорна они восстановили силы. «Мы – только первая ласточка, – уверенно сказал он Фросту. – Ждите больше».
Стрельба время от времени затихала, но любое движение между домами могло быть опасным: немецкие стрелки постоянно подстерегали цели. Британские десантники отметили, что немцы в первых боях очень часто промахивались: возможно, сильно нервничали.
Командир минометного взвода на верхнем этаже здания с «Виккерсами» легко определил дальность огня по карте. Вскоре его 3-дюймовые минометы в окопах обрушили бомбы на немецкие машины в южной части моста. В бинокль он увидел несколько прямых попаданий и испытал яростное удовлетворение от столь успешного «сосредоточенного артогня». Но к вечеру боевая группа «Кнауст», а с ней и танковая рота из Билефельда собрались на молочном заводе на Вестерворсдейк к востоку от моста. По этой и параллельной улицам, идущим вдоль линии фронта, они напали на дома, где засела рота Дигби Тэтхэм-Уортера. Они захватили два здания и проникли под мост, но Кнауст был явно потрясен, потеряв в дикой схватке трех ротных – из четырех[505].
Бои на мосту, несколько осажденных британских отрядов недалеко от центра, крупное сражение, развернувшееся к западу от больницы Святой Елизаветы… Город Арнем в гораздо большей степени, нежели то осознавали многие его жители, превращался в поле битвы. Живущие на севере Арнема не знали, что происходит в центре и у моста. Они думали, что бой, звуки которого до них долетали, идет к югу от Недер-Рейна. Те, кто вышел купить хлеб, быстро возвращались, «бледные как смерть из-за стрельбы на улицах»[506]. Многие здания, включая два барака, казармы Вильгельма, Саксен-Веймарские казармы и большое депо вермахта, все еще полыхали.
Полыхала и большая часть центра города. То, что горожане сочли шумом проливного дождя, «оказалось потрескиванием огня», отметил один из них[507]. Немцы, уверенные, что вражеские корректировщики огня или снайперы сидят в огромной колокольне церкви Святого Евсевия, известной как Гроте-Керк, продолжали стрелять по ней. Рота 21-го танко-гренадерского полка даже начала обстреливать колокольню из 75-мм противотанковой пушки. «Шум на этих узких улочках оглушал. Он казался нескончаемым»[508]. Несколько человек видели, как «стрелки больших часов на церкви безумно крутились – как будто мчалось само время»[509].
Немцы заняли все господствующие высоты – от возвышенности Ден-Бринк до мрачного фасада больницы Святой Елизаветы и за его пределами. 1 и 3-й парашютно-десантные батальоны тщетно пытались их выбить. Что еще хуже, когда они пытались пойти в атаку на север от Y-образного перекрестка, их накрыл огонь немецких зенитных батарей с южного берега Недер-Рейна, а впереди маячил «Марк IV» – то ли «самоходка», то ли броневик, он стрелял и отъезжал, как только разворачивали 6-фунтовую противотанковую пушку.
Взводный из 1-го батальона сперва был в восторге от наступления. «Мы идем к высотам, – писал он в дневнике. – Нам приказали захватить холм напротив, дома и суконную фабрику с высокими трубами. Подошли к домам. Сделал удачный выстрел из дома, все еще занятого орущими голландцами. Что такое? Девчушку лет десяти из другого дома ранили в бедро. Мои санитары позаботились о ней, но пришлось сдерживать мать, она просто в бешенстве. Гунны бегут»[510]. Но затем атака выдохлась, и получившие подкрепление немцы вернулись. «По мне бьют снайпер и пулемет». Взводных просто выкашивали. «Огонь с реки, – писал другой. – Мы отрезаны. Немецкая граната ранила в руку и в глаз. Как раскаленная игла. Я чуть не умер от страха, думал, ослеп»[511].
Было немало жутких сцен. «Дым и огонь омрачали улицы. Разбитое стекло, искореженные машины и мусор завалили дорогу. Десантник из 1-го батальона упоминал, как перед ними лежало «тлеющее тело лейтенанта». Трассирующая пуля подожгла фосфорную бомбу в одной из его патронных сумок, и он сгорел заживо. Видели, как обезумевший отец толкал ручную тележку с телом ребенка. «В канаве лежал мертвый голландец в синем комбинезоне, и вода [из взорванного водопровода] спокойно так текла по его телу»[512]. В разгаре этой битвы случались и странные моменты. Голландец вышел из дома и на английском спросил двух британских солдат, не хотят ли те чашку чая. Чуть дальше по дороге тела британских десантников лежали «повсюду, многие за деревьями или столбами», – записал Альберт Хорстман из арнемского подполья[513]. Затем он увидел «немолодого мужчину в шляпе. Тот подходил к каждому убитому солдату, снимал шляпу и несколько секунд стоял в полном молчании. В этой сцене было что-то поразительно чаплинское», – заметил Хорстман[514].
В суматошном бою от 1-го и 3-го парашютно-десантных батальонов отстало немало бойцов. Полковой сержант-майор Джон Лорд, внушительного вида усач-гренадер, завербованный Браунингом (и известный среди десантников как «Господь Иисус Христос»), пытался взять под контроль ситуацию у больницы Святой Елизаветы, когда его сразила немецкая пуля. «Как молотком по руке жахнули», – писал он. Его развернуло, и он упал на спину. «Рука отнялась и страшно кровоточила, но, как ни странно, больно не было»[515]. Лорда доставили в больницу, где его привели в настоящее восхищение профессионализм и неизменно хорошее настроение медсестер. Ни одна из них не ушла, даже когда битва бушевала у больницы, а из-за реки по зданию били крупнокалиберные зенитные пушки.
Одна из немецких монахинь кормила с ложечки девяностолетнего старика, когда снаряд в буквальном смысле отрубил ему голову, пройдя в миллиметрах от монахини. «Она в ужасе застыла, не веря своим глазам, и сидела, уставившись на тарелку, которую все еще держала в руке»[516]. Из-за сильной стрельбы голландские врачи начали переводить гражданских пациентов в «Дом диаконис», клинику за полем боя. Чтобы их не застрелили, они надевали простыни и белые каски с красным крестом. Сестре ван Дейк казалось, что они похожи на крестоносцев[517].
Вскоре после полудня все еще оптимистичный Биттрих подсчитал, что силы Фроста на мосту составляли всего «примерно 120 бойцов». Британцы, возможно, понесли много потерь утром, но дивизия «Фрундсберг» не смела их одним махом, как надеялся обергруппенфюрер.
На автомобильном мосту Тони Хибберт, старший офицер штаба бригады, предложил Фросту – в отсутствие Латбери – взять на себя командование бригадой, а его заместителю – управление батальоном. Они надеялись, что это будет очень временная мера. Один из радистов Фроста поймал сеть 30-го корпуса. Сигнал был таким сильным, что они решили: свои где-то недалеко. Фрост с офицерами вообразили, что до прибытия бронетанковой дивизии осталось всего несколько часов.
Глава 13
Арнем: второй вылет
Понедельник, 18 сентября
Штаб дивизии провел ночь у зоны высадки, близ Вольфхезе, не имея понятия о том, что происходит. Генерал Уркварт не появился даже на рассвете; никаких вестей о нем тоже не было, и начштаба, полковник Маккензи, вместе с офицерами решил двинуться к Арнему. Они предположили, что Уркварт провел ночь в штабе 1-й парашютной бригады. Маккензи не особо волновался, но отсутствие радиосвязи и информации все же тревожило.
Маккензи и главный артиллерийский офицер подполковник Роберт Лодер-Симондс отправились на поиски бригадира Хикса. Нашли его сразу, в доме на Утрехтсвег, часов в шесть утра, и убедили взять на себя командование дивизией, пока не появится Уркварт или Латбери. Хикс согласился и с их советом выдвинуть к мосту еще один батальон – в подкрепление 2-му батальону Фроста. Предложили отправить также 2-й батальон Южно-Стаффордширского полка, хотя в нем не насчитывалось и двух рот. Остальные могли последовать за ними, как только приземлится планер. Дополнительным подкреплением при прорыве к мосту мог стать 11-й батальон из 4-й парашютно-десантной бригады Хакетта, которому предстояло десантироваться в 10.00. 11-й батальон выбрали потому, что его сбрасывали ближе всего к Арнему. Хорошо зная «взрывоопасный» характер бригадира Хакетта[518], Маккензи понимал, что тому это не понравится, как и новость о том, что Хикс, младше его по званию, принял командование дивизией.
Да и сам Хикс не особо радовался временному продвижению по службе. Момент был не самым подходящим: офицер, призванный заменить его во главе 1-й воздушно-десантной бригады, «развалился на куски – просто потерял самообладание»[519]. Пришлось вызывать еще одного полковника из штаба дивизии. Хикс выяснил, что ситуация в штабе дивизии «несколько запутана»[520] из-за пропавших командиров, плохой связи и отсутствия ясности. Уверены были в одном: Германия ответила «быстро и жестко». «То был один из худших часов в моей жизни», – позже признался Хикс.
Южно-Стаффордширский полк выдвинулся только в 09.30. Похоже, особо они не спешили и следовали стандартной процедуре: пятьдесят минут – марш, десять – отдых. Нескольких бойцов они потеряли во время обстрела «мессершмиттов» по дороге через Остербек, а позже, когда дошли до железнодорожной насыпи, которую оборонял саперный батальон Мёллера, потеряли гораздо больше. Затем им, как и их предшественникам, пришлось пойти по нижней дороге недалеко от Недер-Рейна; они тоже попали под сильный немецкий огонь с возвышенности Ден-Бринк. Соединиться с 1-м и 3-м парашютно-десантными батальонами у больницы Святой Елизаветы им удалось только вечером, в 19.00[521].
Тем утром к Остербеку вместе со штабом дивизии ехал лейтенант Брюс Дэвис, офицер ВВС США из 306-й эскадрильи наведения истребительной авиации. Его роль состояла в том, чтобы поручить авиации союзников поддерживать сухопутные войска. «Примерно в 10.30 мы заметили десятков шесть самолетов, летевших довольно высоко, – сообщил он позже. – Думали, это “Тайфуны”, попытались связаться с ними по УКВ, чтобы провели для нас разведку. Мы слегка пригнулись, а вернее, залегли, когда они вдруг спикировали и давай по нам палить. Оказалось, то были “Ме-109”»[522].
Два других батальона, продолжавших защищать зоны выброски и приземления для прибытия второй волны, – Собственные Его Величества Шотландские пограничники и Пограничный полк – попали под атаку на рассвете. Рассредоточенные на большой территории, в лесу, они поняли, что эффективная оборона почти невозможна.
Роте Пограничного полка в Ренкюме пришлось отступить к кирпичному заводу, когда ее окружил 10-й батальон флотского экипажа. Его командир, капитан 2-го ранга Фердинанд Кайзер, сетовал, что его люди вооружены старыми винтовками системы «Маузер» и французским пулеметом «Гочкис» времен Первой мировой. Возглавлявший их боевую группу оберштурмбаннфюрер Липперт пришел повидаться с ним во время этого сражения, когда рядом с ними взорвался минометный снаряд. «Я влетел в куст, раненный в бедро осколком. Эсэсовец, получивший целый “осколочный салат”, орал, что ничего не видит. Остальные не пострадали»[523]. Кайзера эвакуировали в немецкий военный госпиталь в Апелдорне, где хирурги работали круглосуточно и без перерыва. «Это было ужасно», – рассказывал он.
Пограничная рота, уступавшая врагу в численности, была вынуждена отступить, потеряв шесть джипов и оба противотанковых орудия. На севере около Гинкель Хита на роту Шотландских пограничников напала на рассвете рота эсэсовцев из охранного батальона «Норд-вест». В окружении, без радиосвязи, один взвод был вынужден сдаться. В результате эти голландские эсэсовцы вышли на позиции, откуда могли вести огонь прямо по 4-й парашютной бригаде Хакетта, когда та высадилась в тот же день. Еще одна рота пограничников справилась лучше, подбив тягач первым же выстрелом из 6-фунтовки.
Ближе к полудню, чтобы отбить немецких мародеров, в штыковую пошли даже штабисты батальона. Адриан Бекмейер, голландский офицер коммандос, прикомандированный к управлению разведки, оказался в гуще жестокого боя. Одной из его задач был допрос вражеских пленников. Он «со стыдом осознал, что среди них много голландцев»[524]. Среди них он опознал эсэсовцев Хелле из Амерсфорта. Одним из пленных был гауптштурмфюрер Фернау.
Примерно в одиннадцать утра оба батальона пережили налет штурмовиков 11-й истребительной эскадры[525], но трассирующие снаряды подпалили пустошь, где должны были приземлиться десантники и планеры. Запоздалое вступление люфтваффе в бой в то утро заметно ускорилось, подстегнутое яростью Гитлера из-за вялых действий авиации накануне[526][527]. Было выделено около 300 «Ме-109» и FW-190. Однако большинство из них задержали; пилоты сидели в кабинах в ожидании радиосигнала из осажденного гарнизона в Дюнкерке, чтобы предупредить их о приближении еще одной воздушно-десантной армады.
Погода была ясной, но из-за отсутствия радиосвязи со штабом Браунинга бригадир Хикс не знал, что их вылет задержан из-за плохой видимости в Англии. (Генерал Бреретон предупредил Эйзенхауэра, что «погода в Соединенном Королевстве часто отличается от погоды на континенте»[528], что было еще одной причиной, по которой воздушные базы следовало передислоцировать во Францию.)«Часы в прямом смысле тянулись»[529], – отметил Хикс. Ожидание стало еще более невыносимым из-за отсутствия достоверной информации о положении на мосту и боях у больницы Святой Елизаветы, но в хаосе боя получить сведения было затруднительно. Больницу захватили немцы, они взяли в плен большую часть 16-й парашютно-десантной медчасти, кроме бригад хирургов[530]. Вечером англичане отбили госпиталь, но ненадолго.
Авангард 3-го парашютно-десантного батальона ждал рядом с больницей Святой Елизаветы, пока подойдут остальные его подразделения, и тут по ним с противоположного берега реки ударили зенитки, а с возвышенности обрушился минометный и стрелковый огонь, заставив искать укрытие. Когда они застряли в домах на северной стороне Утрехтсвег, единственный способ ударить по «самоходкам», катившим по дороге, заключался в том, чтобы бросать из окон гранаты Гэммона. Бригадир Латбери и генерал Уркварт также не могли двигаться. Они находились в доме на Александерстрат, идущей параллельно Утрехтсвег до больницы Святой Елизаветы.
Лишь в 15.00 подошла остальная часть батальона, а вместе с ней – БТР с «Брэном» и столь необходимыми боеприпасами. Майора Питера Уодди, настоявшего на том, чтобы помочь с разгрузкой, убили. Тревожная частота несчастных случаев с офицерами усилила сумятицу. Полковник Фитч, все еще намеренный добраться до моста, решил, что единственный шанс – атаковать в северном направлении и двигаться вдоль железной дороги, но интенсивность немецкого огня делала невозможными любые действия.
Проявив безрассудную храбрость, Латбери и Уркварт вышли на открытый участок, надеясь найти выход. Пулеметная очередь пробила Латбери бедро, и Уркварт с двумя офицерами оттащил раненого в маленький домик, где их приняла отважная супружеская пара. Чуть позже в дверях показался немец. Уркварту удалось быстро выхватить табельный пистолет и убить того двумя выстрелами. Они перенесли Латбери в подвал дома и ускользнули через черный ход, но бегство не спасало их от немцев: они оказались в ловушке. Так что командир 1-й воздушно-десантной дивизии, сгорая от нетерпения, горечи и злости, всю вторую ночь боя был вынужден провести, прячась на чердаке.
Несмотря на то что в больнице Святой Елизаветы все еще работала 16-я парашютно-десантная медчасть, из-за боев в округе почти невозможно было эвакуировать туда раненых. Решение можно было найти еще в Остербеке. Хендрика ван дер Влист, отцу которой принадлежал отель «Схонорд», рассказала, как британский врач приехал к ним на джипе и прямо спросил: «Можете за час превратить отель в больницу?»[531] Она объяснила британцу, что, после того как здесь квартировали немцы, всюду ужасный бардак. Он сказал ей, если надо, набрать помощников с улицы[532]. Когда об этом узнали соседи, сразу поспешили помочь с уборкой. Через час стали вносить больных на носилках; в маленькой гостиной разложили солому и матрасы, а в большой рядами поставили кровати.
Отель «Схонорд» был длинным, невысоким и двухэтажным. По обе стороны от главного входа располагались большие застекленные комнаты с видом на Арнемскую дорогу, их отвели под столовую и бар. 181-я парашютно-десантная медчасть из бригады Хикса заняла и «Схонорд», и «Тафельберг», откуда накануне съехал Модель[533]. «Тафельберг» стал хирургическим отделением, в офисах установили портативные операционные столы. «Схонорд» находился всего в 300 метрах от штаба дивизии, разместившегося в отеле «Хартенстейн», позже его заметное расположение рядом с Утрехтсвег сделало его очень уязвимым. Молодые голландки помогали чем могли, хотя некоторых пациентов так уродовали раны, что на них было трудно смотреть. Девушки прикуривали для них сигареты, что обычно было первой просьбой солдат, другие писали письма их семьям, стараясь не делать ошибок в английском. Женщины писали письма под диктовку и не могли удержаться от слез, когда понимали, что для тяжело раненных это их последние слова. Среди первых пациентов были жертвы из импровизированного центра помощи на складе у реки, пострадавшего от удара из многоствольных минометов батареи Nebelwerfer на южном берегу[534].
Пока Уркварт по-прежнему в дивизии отсутствовал, на передовой командный пункт дивизии «Фрундсберг», размещенный в Велпе на восточной окраине Арнема, прибыл в то утро из Берлина бригадефюрер СС Хармель. «Слава богу, вы вернулись!»[535] – так, по его словам, встретил его исполняющий обязанности начштаба. В отсутствие Хармеля приказы дивизии отдавал Биттрих. Хармель позвонил ему и отправился к штандартенфюреру Харцеру на север Арнема, на командный пункт дивизии «Гогенштауфен». Принимая у Харцера отчет как старший по званию, Хармель внезапно сказал: «Я получил приказ идти с дивизией в Неймеген. Вы уже открыли мост? Избавьтесь от этих томми, Харцер».
«Я? – так, по его собственным словам, ответил Харцер. – Я слежу за тем, чтобы десантники не прошли в Арнем. У меня нет времени заниматься мостом»[536]. Харцер был явно озадачен, когда понял, что Хармель до сих пор не представляет их обязанностей, и ему пришлось снова четко все обрисовать.
Хармель был особенно зол на Гребнера: тот, погнавшись за химерой, увел разведбат дивизии «Гогенштауфен» к Неймегену, и, когда его «порешили» на мосту, Биттрих велел отдать разведбат 9-й дивизии «Гогенштауфен». Поступок Гребнера показался Хармелю «уму непостижимым»[537], и теперь «горящие тягачи торчали по всему мосту, мешая проехать». Он уехал к мосту на броневике – посмотреть на бой за северную оконечность. «Я видел мертвого солдата, которого мы не смогли убрать, потому что он был на линии огня англичан. Было много снайперов. Я решил, что единственный способ позаботиться о них – стрелять по домам из тяжелых орудий. Там была артиллерия, и я приказал им стрелять от фронтонов и вниз, метр за метром, пока дом не обрушится»[538].
На этот час немецкая артиллерия в центре Арнема состояла из одного 150-мм орудия. Его расчет начал с обстрела зданий на западной стороне широкого Eusebiusbinnensingel (бульвара Святого Евсевия), ведущего к мосту. «Это был лучший и эффективнейший артогонь, который я когда-либо видел, – записал в своем дневнике Хорст Вебер, юный пехотинец. – Стреляли метр за метром, начиная сверху. Здания в конце концов рушились, как кукольные домики. Фрост начал думать, как организовать внезапный налет и подбить орудие, и тут удачный выстрел то ли из гаубицы, то ли из миномета поразил расчет и вывел орудие из строя»[539].
Еще одной угрозой стало появление немецких 40-мм зениток к югу от реки. Они продолжали крушить крыши здания, откуда пулеметы «Виккерс» контролировали мост. Вскоре здание загорелось, и пулеметному взводу пришлось бежать на новые позиции. Однако майор Манфорд, которому была отведена роль офицера передового наблюдения, продолжал направлять 75-мм гаубицы Легкого артполка. Он действовал осторожно, стараясь держать огонь на подступах и подальше от самого моста: 30-му корпусу тот нужен был невредимым.
После долгого ожидания в зонах приземления и выброски в 14.00 наконец-то послышался рокот авиационных двигателей, раздались радостные крики: «Летят!»[540] 127 «транспортников» C-47 с 4-й парашютно-десантной бригадой Хакетта летели на Гинкельскую пустошь, которую пытались оборонять Собственные Его Величества Шотландские пограничники. Еще 261 планер, сбросив буксирные тросы, шел к зонам выброски. Они доставляли оставшуюся часть штаба дивизии, ее личный состав и технику, остальную часть Королевского Легкого артполка, часть польского противотанкового эскадрона и часть воздушно-десантной бригады, включая последние роты Южно-Стаффордширского полка. За ними следовал еще 31 «Стирлинг» Королевских ВВС – сбрасывать припасы[541].
Самолетов люфтваффе заметно прибавилось, и 259 «Спитфайров», «Темпестов», «Мустангов» и «Москитов» Королевских ВВС нашли чем заняться, пусть даже на второй день пришлось подбивать меньше зенитных батарей. 8-я воздушная армия столкнулась с девятью десятками «Ме-109» и потеряла 18 самолетов. Королевские ВВС потеряли шесть. Десантников во время перелета погибло сравнительно немного, но выброска и приземление проходили «не в пример гостеприимней, чем вчера»[542], – заметил лейтенант Дэвис. Его американская команда все еще пыталась связаться с самолетами союзников на УКВ, но безуспешно.
Выяснив, где ожидаются следующие выброски, немцы переместили все зенитки. Десантников, готовых к прыжку, мутило от крена всякий раз, когда рядом взрывался зенитный снаряд. Капитан Фрэнк Кинг из 11-го парашютно-десантного батальона рассказал, как они подошли к двери в своем С-47 и тут он заметил, что американский командир экипажа «откинулся и поник головой»[543]. Он подошел встряхнуть его, думал, спит, а оказалось, тот умер. В фюзеляже за ним была дыра. Кинг встал в проеме двери и заметил, что другие самолеты формирования набирают высоту, а их – нет. Затем он увидел, что один из двигателей загорелся, развернулся и крикнул сержант-майору Гэтленду на другом конце группы: «Горим! Что с пилотом?» Гэтленд открыл дверь в кабину, оттуда полыхнуло, и он ее захлопнул. Кинг приказал группе немедленно десантироваться и прыгнул первым. Они шли в пологом пикировании на высоте 200 футов, их парашюты едва успели раскрыться. Почти всех жестко приложило о землю. У одного парашют не раскрылся.
3-й батальон подполковника Фитча, который почти всю ночь провел у отеля «Хартенстейн» на западе Остербека, снова выдвинулся в 04.30. Фитч тоже выбрал южный маршрут. И бригадный генерал Латбери, и генерал-майор Уркварт продолжали продвигаться с передовой ротой: старших офицеров в столь опасной близости к фронту было неразумно много. Батальону предстояло идти через лесистую местность, где на деревьях засели немецкие стрелки. Эти изнуряющие атаки задержали хвостовую часть двухкилометровой колонны. Один местный житель пришел в восторг, увидев, как британский солдат убил снайпера: «точно ворону подстрелил»[478].
Задержки случались и позже, на рассвете, когда они со всеми предосторожностями проходили через Остербек. Местные жители открывали окна и кричали через улицу: «Доброе утро!»[479] «И вам доброго», – без особой радости отзывались солдаты тем, кто раскрыл их присутствие. Вскоре на улицу стали выходить целыми семьями – некоторые в пальто поверх пижам или ночных рубашек – предложить солдатам помидоры, груши и яблоки из своих садов, чашку кофе или чаю.
Сначала стрельба, а теперь эти новые отвлекающие факторы задержали тыл батальона, который отстал от авангарда, к тому времени проходившего под железнодорожным мостом в километре к востоку от церкви Остербека. Путаницы добавил 1-й батальон Доби: он тоже пошел по южной дороге и смешался с хвостовой частью 3-го батальона, следовавшего иным маршрутом, нежели передовая рота с Латбери и Урквартом. Авангард потерял драгоценное время, ожидая, пока подойдут другие роты. Продолжая наступление, они наткнулись на южный край второй Sperrlinie Шпиндлера у больницы Святой Елизаветы, километрах в двух от автомобильного моста. К этому моменту оборону Шпиндлера уже усилили самоходные штурмовые орудия (в английских отчетах они часто указаны как «танки», что вносит путаницу). Тем временем 1-й батальон оказался под огнем с возвышенности Ден-Бринк. Планировщики в Англии не разглядели опасности на карте. Две дороги с запада вели в Западный Арнем по склону холма между железной дорогой и рекой. Это дало идеальную возможность подавить продвижение англичан – или замедлить.
Немцы, конечно, тоже страдали от путаницы. Возможно, из-за радиопослания разведотряда Гребнера, ушедшего накануне вечером в марш-бросок на юг, группа армий «В» под командованием Моделя в 20.00 сообщила: «Дорога Арнем – Неймеген свободна от врага. Мосты Арнема и Неймегена в руках немцев»[480]. Но вскоре две немецкие телефонистки с арнемской телефонной станции предупредили Биттриха, что британские десантники захватили северную оконечность автомобильного моста. Они продолжали передавать сведения всю ночь. Биттрих после битвы наградил обеих Железным крестом. Рано утром он отправился на командный пункт Харцера в гневе, потому что Гребнер проигнорировал его «приказ захватить и надежно удержать мост»[481][482].
На командном пункте Харцера, устроенном в штабе генерал-майора Куссина на севере Арнема, появился и Модель. Он заметил, что в тот день были низкие облака, что должно было бы сорвать планы авиации союзников. Он сообщил Харцеру, что Blitztransport из Кёнигсбрука, близ Дрездена, переправляет через Германию 503-й батальон тяжелых танков с «Королевскими тиграми». Это означало, что Германская имперская железная дорога, Reichsbahn, должна была убрать с дороги все поезда, кроме личного Sonderzug[483] фюрера. Еще четырнадцать «Тигров» из 504-го батальона тяжелых танков в Падерборне уже были в пути. Их экипажи подняли в 00.30 в казармах в поселке Зеннелагер, а к 08.00 все танки загрузили на железнодорожные платформы. Модель объявил, что отключит подачу воды в Остербек, поскольку именно туда отступит основная масса британских войск. Хотя Модель по-прежнему отклонял просьбы Биттриха взорвать мост в Неймегене, позднее утром по телетайпу он направил краткий приказ: «Продолжить разрушение портов Роттердама и Амстердама»[484]. То был один из первых этапов немецкого возмездия голландцам за железнодорожную забастовку в помощь союзникам.
Всю ночь штабисты Моделя запрашивали подкрепления для Арнема. Станцией снабжения стал Бохольт. Перебросили 280-ю десантно-штурмовую бригаду, следовавшую из Дании в Ахен. В числе других подразделений прислали три батальона по 600 солдат; девять собранных наспех временных боевых формирований – всего 1400 человек; две группы «истребителей танков» из Херфорда; шесть моторизованных рот люфтваффе – 1500 человек; зенитная боевая группа из десяти батарей – тридцать шесть 88-мм орудий и тридцать девять 20-мм орудий. Они были «временно моторизованы»: их буксировали на гражданских тракторах и грузовиках[485]. Легкие 20-мм зенитки отправили вперед, в зоны приземления десанта – отбивать любые воздушные налеты или выброски.
Прибывшие войска Биттрих распределил между двумя дивизиями. Харцеру он выделил полицейский батальон из Апелдорна[486], резервный батальон ветеранов из Хогевена и зенитную бригаду, которая должна была подойти чуть позже. За счет пополнения численность дивизии Харцера «Гогенштауфен» увеличилась почти до 5000 человек. Дивизия Хармеля «Фрундсберг» пополнилась ротой «Тигров» из Падерборна, хотя из-за поломок их прибыло только три; реактивным артдивизионом СС (дивизион тяжелых минометов)[487]; батальоном саперов с огнеметами из Глогау и мотопехотным батальоном боевой подготовки и резерва из Эммериха.
Последнее подразделение особого восторга не внушало. Многие его бойцы перенесли ампутации, а командир, майор Ганс Петер Кнауст, вел батальон на костылях. Но Кнауст, потерявший ногу в битве за Москву с 6-й танковой дивизией, был настоящим лидером. Не удосужившись посоветоваться с местными властями, он приказал своим бойцам захватить в Бохольте запасы топлива и наполнить баки. Опередив свой батальон, он выехал на единственном выделенном его боевой группе тягаче и в 02.00 прибыл с докладом в штаб Биттриха. Адъютант-эсэсовец Биттриха довольно пренебрежительно представил Кнауста – «какой-то армейский»[488]. Биттрих, который всегда имел хорошие отношения с регулярной армией, был, безусловно, рад его видеть. Ему требовались все подразделения, какие только возможны, и Кнауст со своими четырьмя отрядами пехоты получил взвод штурмовых орудий и роту из семи танков Pz. III и восьми Pz. IV из школы подготовки водителей в Билефельде.
План Моделя состоял не только в том, чтобы не дать уцелевшей части 1-й воздушно-десантной дивизии подойти к Арнемскому автомобильному мосту, он хотел разбить ее атакой с двух сторон. Ночью он направил по телетайпу инструкции генералу Кристиансену. Его войска под командованием генерала фон Теттау должны были атаковать «вражеский десант с запада и северо-запада»[489] и соединиться со 2-м танковым корпусом СС на севере. 17 сентября Теттау мало что сделал, разве что приказал штурмбаннфюреру Хелле доставить свой охранный батальон СС из концлагеря Амерсфорт в Эде. Хелле, без сомнения сожалея о внезапном расставании с любовницей, неведомо как вообразил, что англичане двинутся в западном направлении, в его сторону, в то время как те шли на восток к Арнему. Бойцы его охранного батальона, которым обещали, что им никогда не придется сражаться, начали сбегать еще до первых выстрелов. Треть дезертировала по дороге – или вскоре после того, как впервые узнали, что значит бой[490].
Гораздо надежнее была унтер-офицерская школа, которой командовал оберштурмбаннфюрер Ганс Липперт. Пока он ждал в Греббеберге прибытия своих бойцов, ему выделили 10-й батальон флотского экипажа, командир которого предупредил, что боевой подготовки пехоты у его солдат нет, а также «батальон аэродромного обслуживания из наземных команд люфтваффе», чей военный опыт был «ограничен катанием топливных бочек»[491]. Растущее, но очень разношерстное войско Липперта назвали «Вестгруппе», возможно, по аналогии с гораздо более мощной «Остгруппе», созданной на основе дивизии «Гогенштауфен». Биттрих опрометчиво предсказал, что «при контратаке с востока и запада вражеские силы будут уничтожены 19 сентября»[492].
Зная, что лишь небольшая часть воздушно-десантной дивизии подошла к мосту, Биттрих приказал дивизии «Гогенштауфен» Харцера сосредоточить все имеющиеся силы на возведении двух линий обороны и тем гарантировать, что проход британских войск будет блокирован. Саперный батальон Мёллера из дивизии «Гогенштауфен» уже занял позицию на восточной окраине Остербека вдоль железной дороги, идущей на юг до Неймегена. Именно он ночью отбросил 1-й батальон Доби. «Из домов вокруг на нас смотрели люди – испуганно, враждебно, – писал он. – Мы окопались в этих джунглях из садов и вилл, больше похожих на замки, изгородей, заборов и хозпостроек»[493]. Вскоре они были усилены зенитным отрядом дивизии. Помимо них Мёллер разместил роту оберштурмбаннфюрера Фосса в большом доме на углу Утрехтсвег, частично скрытом густыми зарослями рододендрона.
Итак, дивизия «Гогенштауфен» Харцера направилась на запад блокировать остатки 1-й вдд, а основная часть дивизии «Фрундсберг» Хармеля получила приказ как можно скорее подавить сопротивление на мосту и отправить подкрепление на юг, чтобы обеспечить оборону Неймегена. Единственным альтернативным маршрутом был поворот на восток, а затем переправка войск и транспортных средств через Недер-Рейн в Паннердене, в двух километрах к северу от Ваала.
1-й батальон 21-го танко-гренадерского полка СС получил приказ охранять ключевые постройки к северу от моста. У одной роты был тягач – «гроб на колесах», как прозвали его пехотинцы. Бронебойный снаряд английской 6-фунтовки прошил его насквозь, почти не повредив, пробил лишь две круглые дырки. Пораженные тем, как им повезло, немцы быстро отступили. «Так-то мы все храбрились, друг ради друга, – признался пехотинец Хорст Вебер, – а на деле у нас от страха поджилки тряслись»[494].
Их роте приказали занять внушительное здание суда – Paleis van Justitie, Дворец правосудия. Уверенные, что там уже сидят британские десантники, немцы развернули противотанковую пушку и просто палили по боковой стене в упор, пока не проделали брешь, чтобы войти. Первым прошел солдат танкового полка – он все еще носил свою черную форму, и за нее его так и прозвали – «Танкист». Здание было огромным, с мраморными колоннами в зале и множеством подвалов, но англичан там не нашли. Немцы установили пулеметы, чтобы прикрыть Валбургстрат и рынок.
Другой солдат батальона «видел в бою нескольких голландцев. Они вышли на улицу перевязать раненых. Мы старались их не задевать, хотя не всегда получалось»[495].
На северной стороне автомобильного моста подразделения Фроста в тот понедельник стояли во всеоружии еще до рассвета. С запасными магазинами и гранатами наготове они ждали, что принесет новый день. «Холодный туман, поднявшийся над Рейном, почти скрыл мост»[496], – вспоминал один из бойцов минометного взвода. Его лейтенант решил устроить наблюдательный пункт на крыше склада с видом на мост, где стояли «Виккерсы» батальона. «Их уродливые морды были чуть за окнами, в тени, но зона обстрела у них была по-прежнему немалая». В ожидании неизбежной контратаки немцев пулеметные расчеты, чтобы как-то снять напряжение, занимались кто чем, в основном рутиной. Но, когда командир минометного взвода проверил линию, только что проложенную к полевому телефону в одном из минометных окопов, оказалось, что трубка, которую они взяли с собой, не работает. Он швырнул ее о стену, страшно матерясь. Пришлось действовать иначе: десантник оценивал дальность по карте, записывал ее, выходил к задней части здания и орал так, что его слышали в минометных окопах на заросших травой островках по обочинам главной дороги.
Несколько немецких грузовиков, чьи водители, видимо, не знали о последних событиях вокруг моста, изрешетил беглый огонь «Брэнов», винтовок и «Стэнов». Выживших брали в плен. Среди них были и ракетчики, связанные с «Фау-2», но этого они, ясное дело, англичанам не сказали. Гранатометчики с PIAT и расчеты 6-фунтовых противотанковых орудий в бой не вступали. Они прекрасно знали, что не стоит тратить боезапас на легкобронированные автомобили. Лейтенант Харви Тодд, офицер американского Управления стратегических служб, входивший в команду «Джедборо», заняв позицию на чердаке штаба бригады, в своем отчете после битвы написал: «У меня был хороший наблюдательный пункт и удобная снайперская позиция на стропилах у небольшого окна, выходившего на дорогу и мост. Я убил трех немцев, когда те пытались перейти дорогу»[497]. «Один тяжело раненный немец, – заметил минометчик, – пару метров протащил себя на руках, решил, что спасся, и тут его снял наш снайпер, со спокойным интересом следивший за ним»[498].
В 09.00 на южной оконечности моста, на пределе видимости, разведбат штурмбаннфюрера Гребнера из дивизии «Гогенштауфен» сформировал колонну из двух десятков машин. Гребнер ненадолго задержался на мосту, пропав из поля зрения. На шее у него был Железный крест, полученный накануне. Гребнер, как известно, презирал полумеры. Явно уверенный, что внезапная атака на полной скорости сработает, он поднял руку, и все водители завели моторы. Гребнер подал сигнал, и машины ринулись вперед. Атаку возглавляли бронеавтомобили Puma – последняя версия четырехосных автомашин, за ними следовали открытые тягачи, а в конце шли грузовики Opel Blitz с солдатами, прикрытыми лишь мешками с песком.
Наблюдатель с чердака крикнул: «На мосту броневики!»[499] Фрост неведомо почему решил, что это авангард 30-го корпуса, прибывший раньше времени, но быстро разочаровался. Он и его бойцы завороженно наблюдали, как колонна замедлила ход, чтобы обойти сгоревшие грузовики на северном склоне. Десантники ожидали, что ведущие машины подорвутся на кольце противотанковых мин, установленных ими поперек на мосту, но первые четыре броневика, открыв огонь из 50-мм орудий и пулеметов, на полной скорости пронеслись мимо них в город.
Решив компенсировать свое промедление, десантники Фроста наконец отреагировали, ударив из всех винтовок, «Брэнов» и «Стэнов». Минометный взвод и «Виккерсы» не отставали, круша все вокруг. Пристрелялись противотанковые орудия Легкого артполка, и запылали еще семь машин. Бойцы Гребнера, никогда не воевавшие на столь тесном пространстве, пытались спастись, но их машины врезались друг в друга. Тягач подался назад, наехал на другой, идущий следом, и они застыли, преградив путь остальным. Открытые тягачи оказались смертельными ловушками: десантники могли стрелять и швырять гранаты и в водительский отсек, и в кузов, где находились пехотинцы. Один попытался съехать с боковой стороны насыпи и врезался в здание школы, другой проломил ограждение и рухнул на прибрежную дорогу, проходившую под мостом.
Некоторые из угодивших в ловушку прыгали с моста в Недер-Рейн. Говорили, что сам Гребнер был убит, когда вылез из захваченного броневика «Хамбер», чтобы разобраться в хаосе. Несколько часов висел в воздухе пропитавший все вокруг запах горелой плоти, смешиваясь с горечью маслянисто-черного дыма от пылающих машин. Гребнера среди обугленных трупов так и не опознали.
Лейтенант Тодд с крыши во всю силу своего горла указывал цели бригаде 6-фунтовых орудий. «Несколько немецких пехотинцев пытались перейти мост, но с моего наблюдательного пункта я не мог их пропустить, – позже рассказал он. – Убил шестерых, когда пытались пересечь блокпост по перилам. Потом меня заметили. Снайперская пуля разнесла окно и отскочила от каски, но осколки стекла угодили в глаза и на лицо»[500]. Тодда отвели в медпункт, обустроенный в подвале. Сменивший его на крыше десантник вместо каски носил бордовый берет. Немецкий снайпер заметил его и убил.
У саперов Маккея, засевших в школе, не было противотанковых орудий, так что единственное, что они могли, – это стрелять из личного оружия и бросать гранаты вслед тягачам. В какой-то момент по школе ударили из минометов, но Маккей быстро понял, что их обстреливают свои же. «Прекратите огонь, тупые ублюдки! – заорал он. – Здесь мы!»[501] Майор Льюис, бывший в том же здании, позже писал, что они слышали, как тяжело раненный немецкий солдат, видимо сумевший выползти из одного горящего тягача, звал маму. Они не видели его, но он кричал весь день и полночи, пока не умолк. «Жуткое чувство», – вспоминал Льюис[502].
Стоило утихнуть яростной стрельбе, как кто-то крикнул: «Вау, Магомет!» То был боевой клич 1-й парашютной бригады из Северной Африки. «Вскоре все вокруг моста дрожало от этого крика», – вспоминал Маккей[503]. С тех пор он сопровождал почти все бои: это был хороший способ установить, какие здания все еще удерживали защитники. Когда все закончилось, раздавался лишь вой сирены. «Мы сверхурочные получим, сэр? – спросил шутник взвода. – Сирены-то утихли».
После короткой паузы немцы предприняли еще одну атаку, теперь с противоположной стороны, – с пехотой, несколькими тягачами и интенсивным минометным огнем. Расчеты гранатометчиков и противотанковых орудий подбили еще четыре броневика, но, судя по отчаянным крикам раненых, зовущих санитаров, потерь у англичан было много. Когда носилок не хватало, раненых переносили на сорванных с петель дверях в подвал под штабом бригады. Заполнялся он быстро. Двое врачей, капитаны Логан и Райт, и их санитары были перегружены работой, но не было никакой надежды эвакуировать раненых в 16-ю (парашютно-десантную) медчасть в больницу Святой Елизаветы. Мертвых укладывали во дворе за штабом бригады.
Полковник Фрост задумался, как они будут кормить пленных, которых все прибывало. В одном из них, сидевшем в подвале администрации, опознали гауптштурмфюрера 9-й танковой дивизии «Гогенштауфен». Фрост спустился расспросить его о том, что делают танковые дивизии СС в Арнеме. «Я думал, с вами покончено после “ Фалезского котла”»[504], – сказал он немцу. Эсэсовец ответил, что их там славно потрепали, но у Апелдорна они восстановили силы. «Мы – только первая ласточка, – уверенно сказал он Фросту. – Ждите больше».
Стрельба время от времени затихала, но любое движение между домами могло быть опасным: немецкие стрелки постоянно подстерегали цели. Британские десантники отметили, что немцы в первых боях очень часто промахивались: возможно, сильно нервничали.
Командир минометного взвода на верхнем этаже здания с «Виккерсами» легко определил дальность огня по карте. Вскоре его 3-дюймовые минометы в окопах обрушили бомбы на немецкие машины в южной части моста. В бинокль он увидел несколько прямых попаданий и испытал яростное удовлетворение от столь успешного «сосредоточенного артогня». Но к вечеру боевая группа «Кнауст», а с ней и танковая рота из Билефельда собрались на молочном заводе на Вестерворсдейк к востоку от моста. По этой и параллельной улицам, идущим вдоль линии фронта, они напали на дома, где засела рота Дигби Тэтхэм-Уортера. Они захватили два здания и проникли под мост, но Кнауст был явно потрясен, потеряв в дикой схватке трех ротных – из четырех[505].
Бои на мосту, несколько осажденных британских отрядов недалеко от центра, крупное сражение, развернувшееся к западу от больницы Святой Елизаветы… Город Арнем в гораздо большей степени, нежели то осознавали многие его жители, превращался в поле битвы. Живущие на севере Арнема не знали, что происходит в центре и у моста. Они думали, что бой, звуки которого до них долетали, идет к югу от Недер-Рейна. Те, кто вышел купить хлеб, быстро возвращались, «бледные как смерть из-за стрельбы на улицах»[506]. Многие здания, включая два барака, казармы Вильгельма, Саксен-Веймарские казармы и большое депо вермахта, все еще полыхали.
Полыхала и большая часть центра города. То, что горожане сочли шумом проливного дождя, «оказалось потрескиванием огня», отметил один из них[507]. Немцы, уверенные, что вражеские корректировщики огня или снайперы сидят в огромной колокольне церкви Святого Евсевия, известной как Гроте-Керк, продолжали стрелять по ней. Рота 21-го танко-гренадерского полка даже начала обстреливать колокольню из 75-мм противотанковой пушки. «Шум на этих узких улочках оглушал. Он казался нескончаемым»[508]. Несколько человек видели, как «стрелки больших часов на церкви безумно крутились – как будто мчалось само время»[509].
Немцы заняли все господствующие высоты – от возвышенности Ден-Бринк до мрачного фасада больницы Святой Елизаветы и за его пределами. 1 и 3-й парашютно-десантные батальоны тщетно пытались их выбить. Что еще хуже, когда они пытались пойти в атаку на север от Y-образного перекрестка, их накрыл огонь немецких зенитных батарей с южного берега Недер-Рейна, а впереди маячил «Марк IV» – то ли «самоходка», то ли броневик, он стрелял и отъезжал, как только разворачивали 6-фунтовую противотанковую пушку.
Взводный из 1-го батальона сперва был в восторге от наступления. «Мы идем к высотам, – писал он в дневнике. – Нам приказали захватить холм напротив, дома и суконную фабрику с высокими трубами. Подошли к домам. Сделал удачный выстрел из дома, все еще занятого орущими голландцами. Что такое? Девчушку лет десяти из другого дома ранили в бедро. Мои санитары позаботились о ней, но пришлось сдерживать мать, она просто в бешенстве. Гунны бегут»[510]. Но затем атака выдохлась, и получившие подкрепление немцы вернулись. «По мне бьют снайпер и пулемет». Взводных просто выкашивали. «Огонь с реки, – писал другой. – Мы отрезаны. Немецкая граната ранила в руку и в глаз. Как раскаленная игла. Я чуть не умер от страха, думал, ослеп»[511].
Было немало жутких сцен. «Дым и огонь омрачали улицы. Разбитое стекло, искореженные машины и мусор завалили дорогу. Десантник из 1-го батальона упоминал, как перед ними лежало «тлеющее тело лейтенанта». Трассирующая пуля подожгла фосфорную бомбу в одной из его патронных сумок, и он сгорел заживо. Видели, как обезумевший отец толкал ручную тележку с телом ребенка. «В канаве лежал мертвый голландец в синем комбинезоне, и вода [из взорванного водопровода] спокойно так текла по его телу»[512]. В разгаре этой битвы случались и странные моменты. Голландец вышел из дома и на английском спросил двух британских солдат, не хотят ли те чашку чая. Чуть дальше по дороге тела британских десантников лежали «повсюду, многие за деревьями или столбами», – записал Альберт Хорстман из арнемского подполья[513]. Затем он увидел «немолодого мужчину в шляпе. Тот подходил к каждому убитому солдату, снимал шляпу и несколько секунд стоял в полном молчании. В этой сцене было что-то поразительно чаплинское», – заметил Хорстман[514].
В суматошном бою от 1-го и 3-го парашютно-десантных батальонов отстало немало бойцов. Полковой сержант-майор Джон Лорд, внушительного вида усач-гренадер, завербованный Браунингом (и известный среди десантников как «Господь Иисус Христос»), пытался взять под контроль ситуацию у больницы Святой Елизаветы, когда его сразила немецкая пуля. «Как молотком по руке жахнули», – писал он. Его развернуло, и он упал на спину. «Рука отнялась и страшно кровоточила, но, как ни странно, больно не было»[515]. Лорда доставили в больницу, где его привели в настоящее восхищение профессионализм и неизменно хорошее настроение медсестер. Ни одна из них не ушла, даже когда битва бушевала у больницы, а из-за реки по зданию били крупнокалиберные зенитные пушки.
Одна из немецких монахинь кормила с ложечки девяностолетнего старика, когда снаряд в буквальном смысле отрубил ему голову, пройдя в миллиметрах от монахини. «Она в ужасе застыла, не веря своим глазам, и сидела, уставившись на тарелку, которую все еще держала в руке»[516]. Из-за сильной стрельбы голландские врачи начали переводить гражданских пациентов в «Дом диаконис», клинику за полем боя. Чтобы их не застрелили, они надевали простыни и белые каски с красным крестом. Сестре ван Дейк казалось, что они похожи на крестоносцев[517].
Вскоре после полудня все еще оптимистичный Биттрих подсчитал, что силы Фроста на мосту составляли всего «примерно 120 бойцов». Британцы, возможно, понесли много потерь утром, но дивизия «Фрундсберг» не смела их одним махом, как надеялся обергруппенфюрер.
На автомобильном мосту Тони Хибберт, старший офицер штаба бригады, предложил Фросту – в отсутствие Латбери – взять на себя командование бригадой, а его заместителю – управление батальоном. Они надеялись, что это будет очень временная мера. Один из радистов Фроста поймал сеть 30-го корпуса. Сигнал был таким сильным, что они решили: свои где-то недалеко. Фрост с офицерами вообразили, что до прибытия бронетанковой дивизии осталось всего несколько часов.
Глава 13
Арнем: второй вылет
Понедельник, 18 сентября
Штаб дивизии провел ночь у зоны высадки, близ Вольфхезе, не имея понятия о том, что происходит. Генерал Уркварт не появился даже на рассвете; никаких вестей о нем тоже не было, и начштаба, полковник Маккензи, вместе с офицерами решил двинуться к Арнему. Они предположили, что Уркварт провел ночь в штабе 1-й парашютной бригады. Маккензи не особо волновался, но отсутствие радиосвязи и информации все же тревожило.
Маккензи и главный артиллерийский офицер подполковник Роберт Лодер-Симондс отправились на поиски бригадира Хикса. Нашли его сразу, в доме на Утрехтсвег, часов в шесть утра, и убедили взять на себя командование дивизией, пока не появится Уркварт или Латбери. Хикс согласился и с их советом выдвинуть к мосту еще один батальон – в подкрепление 2-му батальону Фроста. Предложили отправить также 2-й батальон Южно-Стаффордширского полка, хотя в нем не насчитывалось и двух рот. Остальные могли последовать за ними, как только приземлится планер. Дополнительным подкреплением при прорыве к мосту мог стать 11-й батальон из 4-й парашютно-десантной бригады Хакетта, которому предстояло десантироваться в 10.00. 11-й батальон выбрали потому, что его сбрасывали ближе всего к Арнему. Хорошо зная «взрывоопасный» характер бригадира Хакетта[518], Маккензи понимал, что тому это не понравится, как и новость о том, что Хикс, младше его по званию, принял командование дивизией.
Да и сам Хикс не особо радовался временному продвижению по службе. Момент был не самым подходящим: офицер, призванный заменить его во главе 1-й воздушно-десантной бригады, «развалился на куски – просто потерял самообладание»[519]. Пришлось вызывать еще одного полковника из штаба дивизии. Хикс выяснил, что ситуация в штабе дивизии «несколько запутана»[520] из-за пропавших командиров, плохой связи и отсутствия ясности. Уверены были в одном: Германия ответила «быстро и жестко». «То был один из худших часов в моей жизни», – позже признался Хикс.
Южно-Стаффордширский полк выдвинулся только в 09.30. Похоже, особо они не спешили и следовали стандартной процедуре: пятьдесят минут – марш, десять – отдых. Нескольких бойцов они потеряли во время обстрела «мессершмиттов» по дороге через Остербек, а позже, когда дошли до железнодорожной насыпи, которую оборонял саперный батальон Мёллера, потеряли гораздо больше. Затем им, как и их предшественникам, пришлось пойти по нижней дороге недалеко от Недер-Рейна; они тоже попали под сильный немецкий огонь с возвышенности Ден-Бринк. Соединиться с 1-м и 3-м парашютно-десантными батальонами у больницы Святой Елизаветы им удалось только вечером, в 19.00[521].
Тем утром к Остербеку вместе со штабом дивизии ехал лейтенант Брюс Дэвис, офицер ВВС США из 306-й эскадрильи наведения истребительной авиации. Его роль состояла в том, чтобы поручить авиации союзников поддерживать сухопутные войска. «Примерно в 10.30 мы заметили десятков шесть самолетов, летевших довольно высоко, – сообщил он позже. – Думали, это “Тайфуны”, попытались связаться с ними по УКВ, чтобы провели для нас разведку. Мы слегка пригнулись, а вернее, залегли, когда они вдруг спикировали и давай по нам палить. Оказалось, то были “Ме-109”»[522].
Два других батальона, продолжавших защищать зоны выброски и приземления для прибытия второй волны, – Собственные Его Величества Шотландские пограничники и Пограничный полк – попали под атаку на рассвете. Рассредоточенные на большой территории, в лесу, они поняли, что эффективная оборона почти невозможна.
Роте Пограничного полка в Ренкюме пришлось отступить к кирпичному заводу, когда ее окружил 10-й батальон флотского экипажа. Его командир, капитан 2-го ранга Фердинанд Кайзер, сетовал, что его люди вооружены старыми винтовками системы «Маузер» и французским пулеметом «Гочкис» времен Первой мировой. Возглавлявший их боевую группу оберштурмбаннфюрер Липперт пришел повидаться с ним во время этого сражения, когда рядом с ними взорвался минометный снаряд. «Я влетел в куст, раненный в бедро осколком. Эсэсовец, получивший целый “осколочный салат”, орал, что ничего не видит. Остальные не пострадали»[523]. Кайзера эвакуировали в немецкий военный госпиталь в Апелдорне, где хирурги работали круглосуточно и без перерыва. «Это было ужасно», – рассказывал он.
Пограничная рота, уступавшая врагу в численности, была вынуждена отступить, потеряв шесть джипов и оба противотанковых орудия. На севере около Гинкель Хита на роту Шотландских пограничников напала на рассвете рота эсэсовцев из охранного батальона «Норд-вест». В окружении, без радиосвязи, один взвод был вынужден сдаться. В результате эти голландские эсэсовцы вышли на позиции, откуда могли вести огонь прямо по 4-й парашютной бригаде Хакетта, когда та высадилась в тот же день. Еще одна рота пограничников справилась лучше, подбив тягач первым же выстрелом из 6-фунтовки.
Ближе к полудню, чтобы отбить немецких мародеров, в штыковую пошли даже штабисты батальона. Адриан Бекмейер, голландский офицер коммандос, прикомандированный к управлению разведки, оказался в гуще жестокого боя. Одной из его задач был допрос вражеских пленников. Он «со стыдом осознал, что среди них много голландцев»[524]. Среди них он опознал эсэсовцев Хелле из Амерсфорта. Одним из пленных был гауптштурмфюрер Фернау.
Примерно в одиннадцать утра оба батальона пережили налет штурмовиков 11-й истребительной эскадры[525], но трассирующие снаряды подпалили пустошь, где должны были приземлиться десантники и планеры. Запоздалое вступление люфтваффе в бой в то утро заметно ускорилось, подстегнутое яростью Гитлера из-за вялых действий авиации накануне[526][527]. Было выделено около 300 «Ме-109» и FW-190. Однако большинство из них задержали; пилоты сидели в кабинах в ожидании радиосигнала из осажденного гарнизона в Дюнкерке, чтобы предупредить их о приближении еще одной воздушно-десантной армады.
Погода была ясной, но из-за отсутствия радиосвязи со штабом Браунинга бригадир Хикс не знал, что их вылет задержан из-за плохой видимости в Англии. (Генерал Бреретон предупредил Эйзенхауэра, что «погода в Соединенном Королевстве часто отличается от погоды на континенте»[528], что было еще одной причиной, по которой воздушные базы следовало передислоцировать во Францию.)«Часы в прямом смысле тянулись»[529], – отметил Хикс. Ожидание стало еще более невыносимым из-за отсутствия достоверной информации о положении на мосту и боях у больницы Святой Елизаветы, но в хаосе боя получить сведения было затруднительно. Больницу захватили немцы, они взяли в плен большую часть 16-й парашютно-десантной медчасти, кроме бригад хирургов[530]. Вечером англичане отбили госпиталь, но ненадолго.
Авангард 3-го парашютно-десантного батальона ждал рядом с больницей Святой Елизаветы, пока подойдут остальные его подразделения, и тут по ним с противоположного берега реки ударили зенитки, а с возвышенности обрушился минометный и стрелковый огонь, заставив искать укрытие. Когда они застряли в домах на северной стороне Утрехтсвег, единственный способ ударить по «самоходкам», катившим по дороге, заключался в том, чтобы бросать из окон гранаты Гэммона. Бригадир Латбери и генерал Уркварт также не могли двигаться. Они находились в доме на Александерстрат, идущей параллельно Утрехтсвег до больницы Святой Елизаветы.
Лишь в 15.00 подошла остальная часть батальона, а вместе с ней – БТР с «Брэном» и столь необходимыми боеприпасами. Майора Питера Уодди, настоявшего на том, чтобы помочь с разгрузкой, убили. Тревожная частота несчастных случаев с офицерами усилила сумятицу. Полковник Фитч, все еще намеренный добраться до моста, решил, что единственный шанс – атаковать в северном направлении и двигаться вдоль железной дороги, но интенсивность немецкого огня делала невозможными любые действия.
Проявив безрассудную храбрость, Латбери и Уркварт вышли на открытый участок, надеясь найти выход. Пулеметная очередь пробила Латбери бедро, и Уркварт с двумя офицерами оттащил раненого в маленький домик, где их приняла отважная супружеская пара. Чуть позже в дверях показался немец. Уркварту удалось быстро выхватить табельный пистолет и убить того двумя выстрелами. Они перенесли Латбери в подвал дома и ускользнули через черный ход, но бегство не спасало их от немцев: они оказались в ловушке. Так что командир 1-й воздушно-десантной дивизии, сгорая от нетерпения, горечи и злости, всю вторую ночь боя был вынужден провести, прячась на чердаке.
Несмотря на то что в больнице Святой Елизаветы все еще работала 16-я парашютно-десантная медчасть, из-за боев в округе почти невозможно было эвакуировать туда раненых. Решение можно было найти еще в Остербеке. Хендрика ван дер Влист, отцу которой принадлежал отель «Схонорд», рассказала, как британский врач приехал к ним на джипе и прямо спросил: «Можете за час превратить отель в больницу?»[531] Она объяснила британцу, что, после того как здесь квартировали немцы, всюду ужасный бардак. Он сказал ей, если надо, набрать помощников с улицы[532]. Когда об этом узнали соседи, сразу поспешили помочь с уборкой. Через час стали вносить больных на носилках; в маленькой гостиной разложили солому и матрасы, а в большой рядами поставили кровати.
Отель «Схонорд» был длинным, невысоким и двухэтажным. По обе стороны от главного входа располагались большие застекленные комнаты с видом на Арнемскую дорогу, их отвели под столовую и бар. 181-я парашютно-десантная медчасть из бригады Хикса заняла и «Схонорд», и «Тафельберг», откуда накануне съехал Модель[533]. «Тафельберг» стал хирургическим отделением, в офисах установили портативные операционные столы. «Схонорд» находился всего в 300 метрах от штаба дивизии, разместившегося в отеле «Хартенстейн», позже его заметное расположение рядом с Утрехтсвег сделало его очень уязвимым. Молодые голландки помогали чем могли, хотя некоторых пациентов так уродовали раны, что на них было трудно смотреть. Девушки прикуривали для них сигареты, что обычно было первой просьбой солдат, другие писали письма их семьям, стараясь не делать ошибок в английском. Женщины писали письма под диктовку и не могли удержаться от слез, когда понимали, что для тяжело раненных это их последние слова. Среди первых пациентов были жертвы из импровизированного центра помощи на складе у реки, пострадавшего от удара из многоствольных минометов батареи Nebelwerfer на южном берегу[534].
Пока Уркварт по-прежнему в дивизии отсутствовал, на передовой командный пункт дивизии «Фрундсберг», размещенный в Велпе на восточной окраине Арнема, прибыл в то утро из Берлина бригадефюрер СС Хармель. «Слава богу, вы вернулись!»[535] – так, по его словам, встретил его исполняющий обязанности начштаба. В отсутствие Хармеля приказы дивизии отдавал Биттрих. Хармель позвонил ему и отправился к штандартенфюреру Харцеру на север Арнема, на командный пункт дивизии «Гогенштауфен». Принимая у Харцера отчет как старший по званию, Хармель внезапно сказал: «Я получил приказ идти с дивизией в Неймеген. Вы уже открыли мост? Избавьтесь от этих томми, Харцер».
«Я? – так, по его собственным словам, ответил Харцер. – Я слежу за тем, чтобы десантники не прошли в Арнем. У меня нет времени заниматься мостом»[536]. Харцер был явно озадачен, когда понял, что Хармель до сих пор не представляет их обязанностей, и ему пришлось снова четко все обрисовать.
Хармель был особенно зол на Гребнера: тот, погнавшись за химерой, увел разведбат дивизии «Гогенштауфен» к Неймегену, и, когда его «порешили» на мосту, Биттрих велел отдать разведбат 9-й дивизии «Гогенштауфен». Поступок Гребнера показался Хармелю «уму непостижимым»[537], и теперь «горящие тягачи торчали по всему мосту, мешая проехать». Он уехал к мосту на броневике – посмотреть на бой за северную оконечность. «Я видел мертвого солдата, которого мы не смогли убрать, потому что он был на линии огня англичан. Было много снайперов. Я решил, что единственный способ позаботиться о них – стрелять по домам из тяжелых орудий. Там была артиллерия, и я приказал им стрелять от фронтонов и вниз, метр за метром, пока дом не обрушится»[538].
На этот час немецкая артиллерия в центре Арнема состояла из одного 150-мм орудия. Его расчет начал с обстрела зданий на западной стороне широкого Eusebiusbinnensingel (бульвара Святого Евсевия), ведущего к мосту. «Это был лучший и эффективнейший артогонь, который я когда-либо видел, – записал в своем дневнике Хорст Вебер, юный пехотинец. – Стреляли метр за метром, начиная сверху. Здания в конце концов рушились, как кукольные домики. Фрост начал думать, как организовать внезапный налет и подбить орудие, и тут удачный выстрел то ли из гаубицы, то ли из миномета поразил расчет и вывел орудие из строя»[539].
Еще одной угрозой стало появление немецких 40-мм зениток к югу от реки. Они продолжали крушить крыши здания, откуда пулеметы «Виккерс» контролировали мост. Вскоре здание загорелось, и пулеметному взводу пришлось бежать на новые позиции. Однако майор Манфорд, которому была отведена роль офицера передового наблюдения, продолжал направлять 75-мм гаубицы Легкого артполка. Он действовал осторожно, стараясь держать огонь на подступах и подальше от самого моста: 30-му корпусу тот нужен был невредимым.
После долгого ожидания в зонах приземления и выброски в 14.00 наконец-то послышался рокот авиационных двигателей, раздались радостные крики: «Летят!»[540] 127 «транспортников» C-47 с 4-й парашютно-десантной бригадой Хакетта летели на Гинкельскую пустошь, которую пытались оборонять Собственные Его Величества Шотландские пограничники. Еще 261 планер, сбросив буксирные тросы, шел к зонам выброски. Они доставляли оставшуюся часть штаба дивизии, ее личный состав и технику, остальную часть Королевского Легкого артполка, часть польского противотанкового эскадрона и часть воздушно-десантной бригады, включая последние роты Южно-Стаффордширского полка. За ними следовал еще 31 «Стирлинг» Королевских ВВС – сбрасывать припасы[541].
Самолетов люфтваффе заметно прибавилось, и 259 «Спитфайров», «Темпестов», «Мустангов» и «Москитов» Королевских ВВС нашли чем заняться, пусть даже на второй день пришлось подбивать меньше зенитных батарей. 8-я воздушная армия столкнулась с девятью десятками «Ме-109» и потеряла 18 самолетов. Королевские ВВС потеряли шесть. Десантников во время перелета погибло сравнительно немного, но выброска и приземление проходили «не в пример гостеприимней, чем вчера»[542], – заметил лейтенант Дэвис. Его американская команда все еще пыталась связаться с самолетами союзников на УКВ, но безуспешно.
Выяснив, где ожидаются следующие выброски, немцы переместили все зенитки. Десантников, готовых к прыжку, мутило от крена всякий раз, когда рядом взрывался зенитный снаряд. Капитан Фрэнк Кинг из 11-го парашютно-десантного батальона рассказал, как они подошли к двери в своем С-47 и тут он заметил, что американский командир экипажа «откинулся и поник головой»[543]. Он подошел встряхнуть его, думал, спит, а оказалось, тот умер. В фюзеляже за ним была дыра. Кинг встал в проеме двери и заметил, что другие самолеты формирования набирают высоту, а их – нет. Затем он увидел, что один из двигателей загорелся, развернулся и крикнул сержант-майору Гэтленду на другом конце группы: «Горим! Что с пилотом?» Гэтленд открыл дверь в кабину, оттуда полыхнуло, и он ее захлопнул. Кинг приказал группе немедленно десантироваться и прыгнул первым. Они шли в пологом пикировании на высоте 200 футов, их парашюты едва успели раскрыться. Почти всех жестко приложило о землю. У одного парашют не раскрылся.