Билли Саммерс

— Если не смогу — свалю вину на наводчика, — ответил я.

Он врезал мне кулаком в плечо.

— Ах ты гад! Зачем вечно строишь из себя дебила?

— Вообще не понимаю, о чем ты.

— Вот опять!

— Страхуюсь я так. Чем меньше про тебя знают, тем спокойней тебе живется. И крепче спится.

Он обдумал мои слова. А потом говорит:

— Цель-то ты снимешь, не сомневаюсь, но я не про то спрашивал. Это ж типа живой человек. Точно сможешь его застрелить? Хладнокровно пустить человеку пулю в башку?

Я сказал, что точно смогу. А о том, что мне уже приходилось это делать, умолчал. Бобу Мессу я пустил пулю в грудь. Это потом, в снайперской школе, меня научили всегда целиться в голову.





5




Билли сохраняет документ, встает и пошатывается — ноги как будто оказались в другом измерении. Сколько он просидел за компьютером? Билли смотрит на часы и потрясенно обнаруживает, что прошло почти пять часов. Ощущения такие, словно он только-только очнулся от яркого и очень правдоподобного сна. Он кладет руки на поясницу и потягивается, отчего по ногам сразу бегут иголки. Пройдясь из гостиной в кухню и спальню, он возвращается в гостиную. Потом еще раз. И еще. С первого взгляда квартира показалась ему идеальным местом для того, чтобы затаиться и переждать бурю, прежде чем отправиться на север (или на запад, как пойдет). Теперь она кажется слишком маленькой — он словно вырос из нее, как вырастают из одежды. Ему бы сейчас пройтись или даже пробежаться, но нет, нельзя. Даже в костюме Далтона Смита. Поэтому Билли еще раз обходит квартирку, а потом делает на полу в гостиной несколько отжиманий.

«Упал-отжался двадцать пять раз, — вспоминает он слова сержанта Апарыша. — И не обращай внимания на мою ногу у себя на заднице, козел».

Билли не может сдержать улыбку. Сколько всего вспомнилось, надо же. Если все записывать — и в тысячу страниц не уложишься.

После отжиманий он немного успокаивается. Думает, не включить ли новости по телевизору. Или лучше заглянуть на сайт местной газетенки? Пускай газеты уходят в прошлое, Билли заметил, что все горячие новости они по-прежнему освещают первыми. Ни телевизор, ни газета его не прельщают — все-таки он пока не готов возвращаться в настоящее. Может, перекусить? Но и есть не хочется, хотя он уже должен был проголодаться. Решив ограничиться чашкой черного кофе, он выпивает ее, стоя на кухне. Потом возвращается к ноутбуку и продолжает с того места, на котором остановился.





6




На следующее утро подполковник Джемисон отвез нас с Тако на перекресток трассы номер 10 и дороги с севера на юг, которую морпехи прозвали «Дорогой в ад», как в песне «AC/DC»[29]. Он вез нас на своем ненаглядном универсале «игл», с картинкой на корме: черный конь с красными глазами. Мне этот конь никогда не нравился. Я живо представлял, как иракские наводчики его подмечают, может, даже фотографируют.

Фосса нигде не было. Он убрался восвояси — не знаю, куда там эти ребята исчезают, когда все нужные процессы запущены.

На вершине холма, на пыльной разворотной площадке, стояли два фургона «Иракских электросетей» или как-то так, не помню, что именно было написано на боках. С виду они были очень похожи на американские фургоны коммунальных служб, только меньше и не желтого цвета, а ярко-зеленого. На боках лежал особенно толстый слой краски, но снизу все равно просвечивало улыбающееся лицо Саддама Хусейна — точно упрямый призрак, не желающий отправляться на тот свет. Еще туда подогнали подъемник «Джини» c люлькой.

На перекрестке стояли два столба линии электропередачи с большими трансформаторами, понижающими напряжение для подачи в ближайшие кварталы и пригороды Эль-Фаллуджи. Вокруг шныряли ребята в арафатках и пара человек в шапочках куфи, все — в оранжевых рабочих жилетах. Защитных касок я ни на ком не заметил (похоже, Управление по охране труда еще не добралось до провинции Аль-Анбар). С другого берега реки эти люди казались обычной разношерстной бригадой электриков, но с шестидесяти ярдов становилось видно, что это наши ребята. Ко мне подошел Альби Старк из нашего отделения — он помахивал свободными концами своего платка и пел песенку о том, как опасно наступать Супермену на плащ[30]. Потом он увидел подполковника и отдал ему честь.

— А ну кыш отсюда, займись чем-нибудь, — рявкнул на него Джемисон. — И ради бога, не пой больше!

Он повернулся к нам с Тако, но обратился только к нему — видно, решил, что из нас двоих Тако мозговитей будет.

— Ну-ка еще раз, младший капрал Белл.

— Джассим обычно выходит на улицу около десяти утра — покурить и поболтать со своими поклонниками, часть которых, вероятно, открыла огонь по наемникам. Он будет в сине-белой арафатке. Билли должен его завалить. Конец истории.

Джемисон поворачивается ко мне:

— Убьешь его — замолвлю за тебя словечко, представим тебя к награде. Промажешь или попадешь в кого-нибудь из ошивающихся рядом — тебе засадят больнее и глубже, чем мне, я лично об этом позабочусь. Все понял, морпех?

— Думаю, да, сэр.

Сам-то я в тот момент думал, что из уст сержанта Аппингтона те же слова прозвучали бы куда убедительней и страшней. Но надо отдать подполковнику должное: он старался. Несколько месяцев спустя он подорвался на дорожном фугасе; ему оторвало пол-лица и начисто отшибло зрение.

Джемисон подозвал Джо Клечевски. Он тоже был из нашего отделения, которое мы прозвали «Горячей девяткой». Почти все «электрики» были оттуда, им пришлось вызваться добровольцами — ведь так сказал Тако.

— Сержант, ты понимаешь, что надо делать, когда Саммерс произведет выстрел?

Кляча заулыбался, сверкнув щербинкой между передними зубами.


— Быстро снять их с верхотуры и свалить отсюда на хрен, сэр!

Хоть Джемисон и нервничал — я это видел, да и остальные, наверное, тоже, — эти слова заставили его улыбнуться. Кляча умел выжать улыбку даже из самой каменной рожи.

— Правильно мыслите, сержант.

— А если он так и не объявится, сэр?

— У нас всегда есть завтра. При условии, что завтра нам не прикажут переходить в атаку. Продолжаем работу, морпехи, и в случае успеха обойдемся без «ура», очень вас прошу. — Он показал пальцем на Евфрат и гиблый город на другом берегу. — Как поется в песне, нас слышно издалека[31].

Альби Старк и Кляча попытались залезть в люльку. Вообще-то она рассчитана на двух человек, но не на таких дылд, как Кляча. Альби чуть не вывалился наружу. Все, кроме Джемисона, засмеялись — еще бы, эти ребята отжигали не хуже Эбботта и Костелло[32].

— Вылезай оттуда, детина, — приказал подполковник Кляче. — Иисус прослезился. — Он показал пальцем на Хоя. Голенища его коричневых армейских ботинок торчали из-под куцых брюк. Это тоже выглядело забавно — он напоминал мальчугана, который нацепил отцовские сапоги и теперь топает в них по дому. — Ты, мелюзга. Иди сюда. Как звать?

— Сэр, я рядовой первого класса Питер Кэшмен, и я…

— Не козыряй, болван, ты нас демаскируешь! Тебя небось мама в детстве часто на голову роняла?

— Никак нет, сэр, вроде не роняла…

— Полезай в люльку с этим как-его, а когда вас подымут… — Он осмотрелся по сторонам. — Вот мудачье! Где чертов саван?

Может, с точки зрения терминологии это было правильное слово, но во всех остальных смыслах — нет. Я увидел, как Кляча перекрестился.

Альби, все еще стоявший в люльке, посмотрел себе под ноги.

— Кажется, я на нем стою, сэр.

Джемисон отер лоб.

— Так, ладно, хорошо хоть кто-то про него вспомнил.

Вспомнил про саван я.

— Полезай в люльку, Кэшмен. Как можно быстрей подготовь огневую позицию. Время не ждет.

Под вой гидравлики люлька начала медленно подниматься в воздух. На максимальной высоте — тридцать пять, сорок футов — она вздрогнула и замерла напротив одного из трансформаторов. Альби и Хой потолкались в люльке и наконец сумели вытащить саван у себя из-под ног. Затем, виртуозно сквернословя (используя в том числе словечки, которых они набрались у иракских мальчишек, приходивших в лагерь выпрашивать сладости и курево), они все-таки натянули брезент на люльку и трансформатор. Получился эдакий цилиндр; сверху он держался на крючках, закрепленных на одной из поперечин столба, а сбоку застегивался на «болты», как 501-е «левайсы». Снаружи на саване были какие-то ярко-желтые арабские закорючки, но я понятия не имел, что они означают — лишь бы не «РАБОТАЕТ СНАЙПЕРСКАЯ ГРУППА».

Люлька вновь опускается, а цилиндр остается на месте, наверху. Когда опора в виде люльки исчезает, брезентовый кожух действительно становится похож на саван. Хой разодрал руки в кровь, у Альби ссадины на лице, но никто из них, к счастью, не свалился на землю. Пару раз нам казалось, что кто-нибудь точно полетит.

Тако задрал голову и посмотрел наверх.

— А что это вообще-то такое, сэр?

— Защита от песка, — ответил Джемисон, а потом добавил: — Наверное.

— Такая неприметная, — сострил Тако. Теперь он смотрел через реку на теснившиеся там дома, магазины, склады и мечети. То была юго-западная часть города, которую мы все называли Куинс. Больше сотни морпехов уехали оттуда ногами вперед — в мешках для транспортировки тел. Еще несколько сотен после визита в местный Куинс недосчитались частей тела.

— Когда я захочу узнать твое мнение — я тебе его озвучу[33], — сказал подполковник, вспомнив старую добрую классику. — А ну-ка хватайте манатки и бегом наверх! И наденьте оранжевые жилеты, чтоб издалека было видно. Остальные просто ошиваются рядом, имитируя бурную деятельность. Не дай бог кто-нибудь увидит эту винтовку! Саммерс, стой спиной к реке, пока не окажешься… — Он умолк; не хотел говорить: Пока не окажешься в саване, — а я не хотел этого слышать. — Пока не окажешься в укрытии.

Я сказал: «Есть, сэр», — и мы начали подниматься. Я стоял, взяв «M-40» на грудь и повернувшись спиной к городу, а Тако — широко расставив ноги над сумкой со всякими оптическими приборами. Снайперы овеяны романтическим ореолом, про них снимают фильмы, а Стивен Хантер пишет про них книги, но львиную часть работы проделывают наводчики.

Не знаю, как пахнет настоящий саван, но в нашем воняло тухлой рыбой. Я расстегнул три болта по шву, чтобы получилась дыра — амбразура, — но шов оказался не в том месте. Оттуда можно было стрелять только в отбившихся от стада коз. Вдвоем, кряхтя и чертыхаясь, пытаясь не сорвать чертов саван с крючков, мы кое-как развернули его в нужную сторону. Брезент хлопал нас по лицам. Тухлой рыбой воняло все сильнее. На сей раз из люльки чуть не выпал я. Тако схватил меня одной рукой за оранжевый жилет, второй — за ремень винтовки.

— Вы что там творите? — крикнул снизу Джемисон. Снизу ему и остальным были видны только наши ноги, неуклюже переминающиеся по полу люльки, — номер «первоклассники учатся танцевать вальс».

— По хозяйству шуршим, сэр! — отозвался Тако.

— Так, прекращайте шуршать и готовьтесь. Уже почти десять.

— Мы же не виноваты, что эти утырки нам шов не в ту сторону повернули, — проворчал Тако.

Я осмотрел новый прицел и всю винтовку (винтовок много, но эта — моя), тщательно протер окуляр кусочком замши. В Ираке песок и пыль просачивались всюду. Затем я передал винтовку Тако, чтобы тот обязательно проверил все еще раз. Порядок. Он вернул ствол мне, хорошенько послюнил руку и высунул ее на улицу через амбразуру.

— Скорость ветра нулевая, малыш Билли. Надеюсь, этот гондон покажется из норы — сейчас условия идеальные, лучше не будет.

Самым крупным предметом в нашей люльке — после моей винтовки — был «M-151», или Лучший Друг Наводчика. Он





Билли резко выныривает из сна о прошлом. Идет на кухню, ополаскивает лицо холодной водой. Внезапно он оказался на распутье, хотя с берега дорога выглядела идеально прямой. Быть может, нет никакой разницы, какой путь он выберет. А может, разница все-таки есть.

Все из-за треклятого «M-151» — зрительной трубы, с помощью которой наводчик рассчитывает расстояние от дульного среза до цели, причем со сверхъестественной (по крайней мере для Билли) точностью. Это расстояние нужно для расчета поправок для установленной дистанции, которые указываются в угловых минутах. Во всем этом не было необходимости, когда Билли планировал убийство Джоэла Аллена, но в 2004-м (при условии, что Аммар Джассим вообще выйдет на улицу) дистанция была гораздо больше.