Билли Саммерс

— Мяч на ленточке! — восклицает он, потом хватает Билли за руку, трясет ее и по возможности бодрой походкой устремляется к лифтам.

Билли смотрит, как он заходит в лифт и уезжает. Может, сбежать прямо сейчас? Купить подержанную тачку на имя Далтона Смита и дать деру?

Впрочем, никуда он не сбежит. И оставшиеся полтора миллиона — только одна причина. А вот то, что дожидается его в кабинете/конференц-зале, — вторая. И она даже поважнее первой. Больше всего на свете Билли сейчас хочет не играть в «Монополию», не пить пиво с Доном Дженсеном, не переспать с Фил Стэнхоуп и не пристрелить Джоэла Аллена. Больше всего на свете Билли хочет писать. Он садится и включает ноутбук. Открывает нужный документ и проваливается в прошлое.





Глава 7




1




Я подошел и сказал себе, что мне наверное придется выстрелить еще раз. И я бы выстрелил. Он был мамин хахаль но он поступил плохо. С виду он был мертвый но я хотел убедиться и вот я послюнил руку как следует и подношу к его рту и носу — хочу понять осталось ли в нем еще дыхание. Не осталось. Так я понял что он точно умер.

Я знал что делать дальше но сперва подошел к Кэсси. Я еще надеялся но она тоже умерла. Конечно умерла. С таким проломом в груди не живут. Но я все равно послюнил руку и поднес к ее губам. В Кэсси дыхания тоже не осталось. Я обнял ее и заплакал вспоминая как говорила мама уходя в прачечную: приглядывай за сестрой. Только я не доглядел. Я должен был застрелить этого гада раньше, вот тогда бы я доглядел. И за мамой тоже доглядел бы, потому что гад иногда бил и ее. А она только смеялась над своими фингалами или разбитой губой и говорила: да мы просто устроили возню Бенджи вот мне и прилетело случайно. Так я ей и поверил. Даже Кэсси не верила а ей всего 9.

Я наплакался и пошел к телефону. Он работал. Он не всегда работал но в тот день работал потому что за телефон было уплочено. Я набрал 911 и ответила какая-то тетенька.

Я сказал здрасьте меня зовут Бенджи Компсон и я убил маминого хахаля потому что он убил мою сестру. Тетька спросила точно ли он умер. Я сказал: да точно. Она спросила мой адрес. Я его назвал: трейлерный парк Хиллвью, Скайлайн-драйв, 19. Тетька спросила: твоя мама дома? Я сказал нет, она в прачечной Эдендейл, она там работает. Тетька спросила точно ли моя сестра умерла. Я сказал да, потому что он топтал ее сапогами и проломил ей грудь. Я сказал что послюнил руку и проверил нет ли дыхания и его нет. Она сказала: хорошо сынок сиди дома полиция скоро приедет. Я сказал спасибо мэм.

Вы можете подумать что полиция уже приехала, ведь там был выстрел и все такое, но наш трейлерный парк на самом отшибе и народ вечно отстреливает всяких оленей, енотов и сурков у себя в саду. К тому же это Теннесси и местные любят пострелять. Хобби у них такое.

Тут я что-то услышал, как будто мамин хахаль встал и побежал на меня хотя он умер. Я знал что так не бывает но я сразу вспомнил кино на которое я тайком прошмыгнул в кинотеатр. И Кэсси с собой протащил. На самых ужасных местах она закрывала глаза а потом ей снились кошмары и я понял что поступил плохо. Не надо было брать ее с собой в кино. Не знаю зачем я ее взял. Мне иногда кажется что во всех людях есть что-то плохое и оно иногда выходит наружу как кровь или гной. Если б можно было все переиграть я бы не повел ее на тот фильм. А маминого хахаля все равно застрелил бы. Он был плохой очень плохой человек, потому что убил такую маленькую безобидную девочку. Я все равно его убил бы, даже если меня потом отправили бы в исправительную школу.

Вобщем зомби бывают только в ужастиках. Мамин хахаль умер, я убил его насмерть. Я стал думать не накрыть ли Кэсси простынкой или одеялом но потом решил, нет. Это будет слишком грустно и ужасно. Поэтому я позвонил в круглосуточную прачечную, номер которой был прилеплен скотчем к стене рядом с телефоном. Тетя в трубке сказала: «Круглосуточная прачечная», и я сказал что меня зовут Бенджи Компсон и я хочу поговорить с моей мамой Арлин Компсон, она работает на отжиме. Она спросила срочное ли у меня дело. Я сказал: да мэм очень срочное. Она сказала что у них аврал и работать некому, что же это за дело такое срочное. Я подумал что она гадкая и нехорошо лезть в чужие дела, может просто потому что я был не в себе хотя врятли. Я сказал что моя сестра умерла. Это очень срочно. Она охнула: боже мой как же так? Я сказал: позовите пожалуйста мою маму. Потому что мне надоела эта гадкая тетка.

Я стал ждать. Потом трубку схватила моя мама и задыхаясь спросила: Бенджи что случилось? Надеюсь, ты меня не разыгрываешь? Я подумал что всем было бы лучше если б это был такой глупый розыгрыш но нет. Я сказал что ее хахаль пришел пьяный со сломанной рукой и убил Кэсси и меня тоже пытался убить но я его застрелил. Я сказал что сейчас приедет полиция и уже слышно вой сирен поэтому приходи пожалуйста домой и не дай им забрать меня в тюрьму потому что это он виноват а не я.

Потом я сел на верхней ступеньке нашего трейлера. Только это были не ступеньки а просто цементные блоки из которых прошлый мамин хахаль сделал ступеньки. Прошлого звали Мильтон и он был неплохой. Я хотел чтобы он остался но он ушел. Не стал брать на себя ответственность за двух детей сказала мама. Как будто это мы виноваты. Как будто мы хотели чтобы она нас родила. Вобщем я пошел и сел на ступеньку потому что не хотел сидеть в трейлере рядом с мертвыми. Я все спрашивал себя неужели это правда неужели Кэсси умерла и говорил сам себе: да, это правда.

Приехали первые копы и я им рассказывал что случилось когда прибежала моя мать. Копы не хотели пускать ее внутрь но она все равно вошла и увидела Кэсси и закричала и застонала да так громко что мне пришлось заткнуть уши. Я был очень зол на нее. Я думал: а чего ты ждала? Он и раньше нас бил и тебя тоже бил, чего ты ждала? Рано или поздно плохие люди поступают плохо, даже дети это понимают.

К тому времени все наши соседи вышли на улицу и глазели. Один полицейский был добрый. Он посадил меня в полицейскую машину куда соседи не могли так просто заглянуть и обнял меня. Еще он сказал что у него есть конфеты в бардачке и не хочу ли я конфету. Я ответил нет спасибо. Он сказал хорошо Бенджи, тогда просто расскажи мне что случилось. И я рассказал. Не знаю сколько раз я потом рассказывал эту историю но очень много раз. Вобщем я расплакался и коп снова меня обнял и назвал меня смелым мальчиком и сказал что зря моя мама связалась с этим уродом.

Пока я сидел в машине и рассказывал что случилось к нашему трейлеру подъехало еще несколько машин и фургон с надписью «КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ПОЛИЦИИ МЭЙВИЛЛА». Один коп из фургона начал все фотографировать и я потом видел несколько его снимков на слушании. Только фотки трупов мне не показали. Уж не знаю почему в суде решили что мне нельзя смотреть на фотки трупов я ведь уже видел их своими глазами. Вобщем я это к чему, одну из фотографий потом напечатали в газете: рассыпанное по полу обугленное печенье. А ниже заголовок: ЕЕ УБИЛИ ИЗ-ЗА ПЕЧЕНЬЯ. Я его запомнил навсегда потому что это ужасно и это правда.

Мне пришлось идти в суд. Вместо судьи за столом сидели три человека, два дядьки и одна тетка. Они были похожи на учителей и говорили как учителя. Больше в комнате никого не было, только они моя мама и полицейские которые тогда первыми подъехали к нашему трейлеру. На «место» как они говорили. Такого адвоката как в сериале закон и порядок по ТВ у нас не было да нам он был и не нужен. Тетка сказала мне что я храбрый мальчик а маме чтобы мы обратились к психологу. Моя мама ответила что это хорошая идея но потом в машине возмущалась мол некоторые думают что деньги на деревьях растут.

Мы стали уходить и я думал все уже кончилось но потом один из дядек нас остановил. Минуточку миссис Компсон, сказал он. Я хочу вам кое-что сказать. Вы должны понимать что часть вины лежит и на ваших плечах. Потом он рассказал нам историю про то как скорпион упросил сердобольную лягушку перевезти его на спине через реку но на середине реки скорпион ужалил лягушку и та спросила, зачем ты это сделал, теперь мы оба утонем. Я жалю потому что такова моя природа. Ты ведь знала что я скорпион но все равно согласилась перевезти меня через реку.

И потом дядька сказал: миссис Компсон вы подобрали скорпиона и он ужалил вашу дочку. Вы и сына могли потерять. Он выжил но теперь всю жизнь будет нести этот груз. Мой вам совет: если опять повстречаете скорпиона не подбирайте его а давите как таракана.

Мама вся стала красная и сказала как вы смеете. Я никогда бы не стала рисковать жизнью своих детей если бы знала что такое может случиться. Он сказал, мы не лишили вас родительских прав только потому что не можем доказать обратное. Но я буду очень удивлен, если до сих пор вы ни разу не сталкивались с проявлениями жестокой натуры мистера Рассела.

Мать заплакала и мне тоже захотелось. Она сказала вам легко говорить вы-то в белом. Когда вы последний раз пахали двое суток подряд чтобы просто купить детям еды? Он сказал: речь сейчас не обо мне миссис Компсон. Вы потеряли одного ребенка по собственной неосмотрительности, не потеряйте и второго. Слушание окончено.





2




В один из дней этого лета — лета множества личностей — Билли перечитывает историю о смерти Боба Месса и последовавшего за этой смертью судебного слушания. Затем подходит к окну и видит, что к суду подъехала машина шерифа. Из нее выходят два копа в коричневой форме и ждут, когда с заднего сиденья выберется арестант. Он тощий и оборванный, в джинсах-карго с провисшим задом и ярко-фиолетовой толстовке — слишком теплой для такой жары — с логотипом футбольной команды «Арканзас рейзорбэкс». Даже с пятисот ярдов видно, что это не уголовник, а безобидное унылое чмо. Копы с двух сторон берут его под руки и ведут по широким ступеням наверх, навстречу правосудию. Именно такой выстрел Билли должен будет сделать, когда (и если) придет время, но в данный момент он почти ничего не видит. Он обдумывает свою историю.

Изначально он собирался просто рассказать ее от имени «тупого я», но история превратилась в нечто большее. Он понял это только сейчас, прочитав ее на свежую голову. «Тупое я» никуда не делось, любой (Ник и Джорджо, например) скажет, что автор туповат и читает в основном журналы «Стар», «Инсайд вью» и веселые картинки про Арчи. Но не все так просто. Это голос его «детского я». Прежде Билли никогда не приходило в голову писать этим голосом; его будто гипнозом закинули обратно в детство. Может, в этом и есть суть творчества, когда ты пишешь о чем-то важном.

А так ли оно важно? Ведь его историю прочтут только он сам да пара вегасских бандюганов, которые, вероятно, давно потеряли интерес к его писанине.

— Да, важно, — говорит Билли окну. — Важно, потому что это — мое.

И потому что это чистая правда. Он чуть изменил имена — Кэти стала Кэсси, маму звали не Арлин, а Дарлин, — но в остальном все так и было. Маленький Билли рассказывает правду. Ему никогда еще не давали права голоса, даже на том слушании. Он отвечал на вопросы опеки, но никто не спросил, каково ему было обнимать Кэти с проломленной грудью. Никто не спросил, каково это — когда тебе велели приглядывать за сестрой и ты провалил самое важное задание на свете. Никто не спросил, каково держать мокрые пальцы у губ и носа мертвой сестры и все равно надеяться, хотя никакой надежды нет. Никто не узнал, что отдача пистолета вызвала у него отрыжку, будто он слишком быстро проглотил стакан лимонада. Даже обнявший его коп не задавал ему подобных вопросов, и какое же облегчение — наконец-то дать этому голосу волю!

Он возвращается к открытому «макбуку» и садится. Смотрит на экран. Думает: когда доберусь до рассказа про дом Степенеков — назову его «дом Спеков», — голос может стать чуть взрослее. Ведь я и сам немного повзрослел.


Билли начинает печатать, поначалу медленно, потом все быстрее. А вокруг — по-прежнему лето.





3




После слушания мы с мамой поехали домой. Похоронили Кэсси. Не знаю кто похоронил хахаля и мне плевать. Осенью я вернулся в школу, и некоторые дети меня дразнили называли «Бенджи Пиф-Паф» и я остался на второй год. Не потому что дрался, а потому что часто прогуливал и мама сказала пора мне поумнеть если я не хочу загреметь в сиротский приют. Я не хотел и в следующем году учился более-менее. Так что я был не виноват что меня отправили в дом Спеков, в этом была виновата моя мама.

После смерти Кэсси она начала пить, обычно пила дома но иногда ходила по барам и приводила с собой мужиков. По мне так все они были похожи на плохого хахаля. Козлы вобщем. Не знаю почему мать снова и снова выбирала себе таких мужиков после того что случилось с Кэсси. Она была как собака которая блюет и потом съедает свою же блевотину. Знаю как это звучит, но нет, я не возьму свои слова обратно.

С теми мужиками (их было минимум трое может пятеро) она шла к себе в спальню и говорила что они там возятся но к тому времени я уже знал что они трахаются. Однажды вечером она пила дома и решила сгонять в «7–11» за коробкой «Чизитс» и на обратном пути ее остановили. Арестовали за вождение в нетрезвом виде и посадили на сутки. В тот раз ее тоже не лишили родительских прав, зато водительские отобрали на полгода и в прачечную она стала ездить на автобусе.

Через неделю после того как ей вернули права полиция опять остановила ее за вождение в нетрезвом виде. Снова было слушание, на сей раз про меня, и представьте себе за столом сидел тот же дядька который рассказывал нам историю про скорпиона и лягушку, а с ним еще двое но уже других. Он сказал опять вы. Мама сказала да опять я и вы знаете что я потеряла дочь. Знаете что мне пришлось пережить. Дядька сказал да знаю и вижу что вы не усвоили урок миссис Компсон. Мама сказала вам никогда меня не понять. На сей раз она пришла с адвокатом, но он почти все время молчал. Потом она устроила ему взбучку и спросила за что она платит ему деньги. Адвокат сказал миссис Компсон я не знаю, как вас защищать. Она сказала вы уволены. Он сказал вы не можете меня уволить потому что я ухожу сам.

Когда через день мы вернулись в суд нам объявили что меня устроят на патронатное воспитание в чужой дом — дом Спеков — потому что моя мать не может справляться с родительскими обязанностями. Она сказала вы скоты и сволочи и я доведу это дело до верховного суда. Дядька который рассказывал про лягушку и скорпиона спросил употребляет ли она спиртное. Мама ответила поцелуй меня в зад, жирный урод. Он не стал отвечать ей тем же, но сказал у вас есть 24 часа чтобы собрать вещи Бенджи миссис Компсон и попрощаться с сыном. Ему будет легче, если хотя бы сегодня вы не будете пить. Потом этот дядька и еще двое ушли.

Мы сели в автобус и поехали домой. Мама сказала мы с тобой убежим Бенджи. Мы уедем в другой город и поменяем имена. Начнем жизнь сначала. Но наутро мы никуда не уехали и это был мой последний день в трейлерном парке «Хиллвью», последний день с мамой. Приехал коп из полиции округа чтобы отвезти меня в дом Спеков. Я надеялся что это будет тот же коп который обнимал меня, но это был не он. Хотя помощник шерифа Малкин тоже оказался неплохой.

Вобщем на трезвую голову мама решила не артачиться. Она сказала копу что не собрала мои вещи потому что не верила что это действительно произойдет. Дайте мне 15 минут. Коп сказал хорошо и ждал на улице пока она набивала баул моей одеждой. Потом она сделала мне два сэндвича с арахисовым маслом и джемом и положила их в пакет для обедов и велела мне быть хорошим мальчиком. Потом она заплакала и я тоже. Это она была виновата что я уезжаю во всем была виновата она — не надо было подбирать скорпиона и бухать и оправдываться смертью Кэсси — но я все равно плакал потому что любил ее.

Когда мы вышли на улицу, коп сказал что мне наверняка разрешат позвонить ей из дома Спеков в Эвансвилле. Мама велела позвонить соседке миссис Тиллитсон и объяснила копу что наш телефон пока не работает. Значит, она опять за него не заплатила. Помощник Малкин сказал отличный план и велел мне обнять маму на прощанье. Я обнял. И понюхал ее волосы, потому что они всегда хорошо пахли. До Эвансвилла мы ехали часа два. Я сидел впереди. Сразу за передними сиденьями была решетка, которая превращала заднюю часть салона в клетку. Коп сказал если я не буду попадать в переделки то никогда не поеду сзади. Он спросил: ты же не будешь попадать в переделки? Я ответил нет а сам подумал: когда копы везут тебя в приют — это уже переделка.

Я съел 1 из сэндвичей с арахисовым маслом и джемом и увидел что мама положила в пакет фаршированное яйцо и снова заплакал — представил мамины руки, когда она это делала. Полицейский погладил меня по плечу и сказал, все образуется, сынок. У него на груди была бирка с именем «Ф.У.С. Малкин». Я спросил что такое Ф.У.С., подумал что это какое-то звание. Он сказал что это его имя, что зовут его Франклин Уинфилд Скотт Малкин, но ты можешь называть меня Фрэнк, Бенджи.

Тогда я не плакал но он наверное увидел что мне грустно и немного страшно, потому что опять погладил меня по плечу и сказал все будет хорошо, Бенджи. Там полно хороших ребят. Они все ладят между собой и ты с ними тоже поладишь если будешь хорошо себя вести. Я знаю все патронатные семьи в округе и поверь мне Спеки не самые плохие. Не лучшие, но никаких проблем с ними никогда не было. А я такого насмотрелся на своем веку. Будь паинькой, не выделывайся и все будет хорошо.

Я сказал что скучаю по маме. Он сказал конечно скучаешь. Вот она одумается вернется на землю и опека назначит новое слушание и тебя вернут домой. А пока она может приезжать к тебе в среду вечером и в любое время по субботам и воскресеньям, до 7 вечера. Скажи ей об этом, когда позвонишь.

Только вот моя мама на землю так и не вернулась. Она продолжала бухать и завела себе хахаля который подсадил ее на мет. А когда ты употребляешь мет, очень сложно вернуться на землю — потому что ты все время улетаешь. Поначалу мама довольно часто меня навещала, потом стала навещать реже, потом совсем редко и в конце концов исчезла. Когда я видел ее в последний раз, она была без зубов и с грязной головой. Она сказала мне так стыдно что я таком виде. Я сказал мне тоже стыдно. Я сказал: видок у тебя просто жуть. К тому времени я стал подростком, а подросток, когда ему больно, скажет что угодно, лишь бы причинить боль.

Дом Спеков находился в сельской местности. Хлипкий но огромный, куча комнат, 3 этажа. А то и 4. Снаружи он выглядел неплохо, но внутри прямо рассыпался. Отовсюду текло и дуло, особенно зимой. Дубак был адский. Все равно что дрючить шлюху в холодильнике, говорила Ронни. Но сначала я не понял что дом старый и хлипкий, снаружи он выглядел как новенький — ярко-красный с голубой каемочкой. Вскоре я узнал, что приемные дети Спеков перекрашивали его каждый год, получая за работу по два бакса в час. На моей памяти он был сперва красный с голубым, потом зеленый с белым, потом желтый с зеленым. Теперь поняли, почему мы с Ронни прозвали его Домом Вековечной Краски? В тот год когда я подался в морпехи он снова стал красным с голубым. Ронни говорила эта развалюха только на краске и держится, Бенджи. Это была шутка, она вообще была шутница, но ведь дом действительно разваливался на части. Наверное в каждой шутке есть доля правды и именно это делает шутку смешной.

Помощник шерифа Ф.У.С. Малкин сказал, что Спеки — не лучшие, но и не худшие, и это тоже оказалось правдой. Я прожил у них 5 лет, а потом записался в морпехи, и за все это время миссис Спек ни разу меня не ударила, разве что пару раз хлестнула тряпкой или полотенцем по лицу, и она никогда не била малышей вроде Пегги Пай (шестилетка, которой один глаз выжгли сигаретой). К тому же миссис Спек хлестала меня только за дело. Другим детям тоже доставалось очень редко, буквально пару раз. Однажды Джимми Дайкмэн разбил зимнюю оконную раму, кинув в нее камень. А в другой раз Сара Пибоди танцевала вокруг Пегги и пела: «Пегги Пай, Пегги Пай, ты взгляни скорей на нас! Пегги Пай, Пегги Пай кто-то вышиб левый глаз!» Миссис Спек это увидела и тут же влепила ей пощечину. Сара была злая. Плохая. Как-то я спросил ее, кем она хочет стать, когда вырастет, и она ответила: Я стану девочкой по вызову чтобы со знаменитостями чпокаться и трясти с них деньги. Потом она засмеялась типа это шутка. Может правда пошутила.

Спеки были самые обычные люди, не плохие и не хорошие. Жили на деньги, которые получали от государства. Проходили все нужные проверки. Мы ездили в школу на автобусе, всегда чисто и опрятно одетые. Когда я решил пойти в морпехи, мистер Спек даже поехал со мной в суд, чтобы меня окончательно вывели из-под опеки матери, а законным опекуном сделали его. Тогда он мог подписать нужные бумаги, чтобы я стал морпехом в 17, а не ждал до 18. Я думал может моя мама все-таки появится в суде, но она не появилась. Да и откуда ей было знать, что будет суд? Я мог ей сообщить да только она давно уехала из трейлерного парка и из той квартиры где какое-то время жила с хахалем, подсадившим ее на мет. После двух слушаний мистер Спек сказал: Да поможет тебе Бог, Бенджи, ведь теперь ты сам по себе и можешь делать, что хочешь. Я ответил что не верю в Бога, а он сказал мол еще поверишь, всему свое время.

Какой урок я усвоил в Доме Вековечной Краски? Люди делятся не на две категории — плохие и хорошие, — так я думал в детстве, когда получал большую часть знаний о мире и людях из телевизора. На самом деле категорий три. Третья — это люди, которые не выделываются (помните совет Ф.У.С. Малкина?). Так вот почти все люди на свете именно такие и я их называю серыми. Они тебя не обижают (по крайней мере нарочно) но и помогать тебе не хотят. Они говорят делай что хочешь и да поможет тебе Бог.

Думаю в этом мире надо помогать себе самому.

Когда я приехал в Дом Вековечной Краски, там жили 14 детей включая меня. Ронни сказала это хорошо, потому что 13 несчастливое число. Самая младшая была Пегги Пай которая до сих пор иногда мочила штанишки. Еще были близнецы Тимми и Томми, тоже лет 6 или 7. Самому старшему парню — Глену Даттону — было 17 и он ушел в армию вскоре после моего приезда. Только ему не пришлось просить мистера Спека стать его законным опекуном и подписать бумаги, потому что это сделала его мать, потому что Глен пообещал высылать ей часть довольствия. Глен сказал нам с Ронни что эта сучара готова хоть в рабство его сбагрить, если ей посулят за это денег. Глен был здоровяк и мастер ругаться, даже круче чем Ронни (а она ругалась так, что стены краснели), но младших никогда не обижал. И кистью махал будь здоров, всегда красил на самой верхотуре.

Когда помощник шерифа Малкин подъехал на своей машине к дому, я чуть не ослеп от того, что увидел по соседству. Там была свалка битых машин. Огромная, насколько хватает глаз. Сотни машин. Ими был завален весь склон холма с нашей стороны, а потом я узнал, что и с другой стороны тоже. Чем дальше — тем старше и ржавее были драндулеты. Солнце отражалось от лобовух тех машин, у которых еще были лобовухи. Примерно в половине км от дома Спеков стоял зеленый магазин автозапчастей сколоченный из профлиста. Внутри кто-то работал ниматическими дрелями и отвертками. Спереди висела вывеска «ЗАПЧАСТИ СПЕКА. МЕЛКИЙ РЕМОНТ. ВЫГОДНЫЕ ЦЕНЫ».

Помощник шерифа Малкин сказал что этот магазинчик принадлежит брату Спека, ну и халупа, правда? Он стоит прямо за границей округа поэтому власти ничего не могут ему предъявить. А дом Спеков стоит у границы, вот почему ему пришлось обнести все рабицей. Я тебе это объясняю чтоб ты не думал будто ты в тюрьме. Автомобильное кладбище — опасное место, Бенджи. Оно не просто так под запретом. Даже не думай туда ходить, ясно? Я сказал хорошо, но конечно мы туда ходили. Я, Глен, Ронни и Донни. После отъезда Глена — я и Ронни, иногда Донни. А потом Ронни сбежала, и я стал ходить один. Иногда я гадаю куда ее в итоге занесло. Надеюсь у нее все хорошо. Без нее мне грустно. Может поэтому я и подался служить, но если честно я так и так это сделал бы.

За 5 лет, что я был подопечным Спеков, я 3 раза видел как дом меняет окраску. Были и другие события которые мне запомнились, например когда меня отстранили от занятий за драку. 2 мальчишки опять назвали меня Бенджи Пиф-Паф, они и раньше так делали но тут прямо до белого каления меня довели. Они были старше и сильнее, но я не убежал даже когда один из них поставил мне фингал а второй чуть нос не разбил. Этого второго я потом проучил. Звали его Джаред Кляйн, и однажды я спустил ему штаны так что все увидели его трусы с пятнами мочи. Потом его еще долго дразнили — и поделом.

Еще я запомнил, как Пегги Пай увезли в больницу с воспалением легких. А через неделю или 10 дней миссис Спек собрала нас всех в гостиной молиться потому что Пегги нас покинула. Теперь она с Иисусом в раю и снова видит обоими глазами. Донни Уигмор сказал: Надеюсь там и кормят получше. А миссис Спек велела ему не умничать, давно по шее не получал? Вобщем мы помолились за душу Пегги а Ронни пришлось закрыть рукой рот чтобы не смеяться над словами Донни, но она и плакала тоже. Остальные дети тоже плакали потому что Пегги у всех была «любимкой». Я не плакал но мне было грустно. Потом когда мы с Ронни, Гленом и Донни ушли тусоваться на Демо Дерби[20], Ронни поплакала еще. Глен обнял ее и Ронни сказала Пег была такая славная, правда? И Глен сказал да просто чудо.

Потом она обняла меня, а я обнял ее и получилось что из-за смерти Пегги все-таки случилось что-то хорошее, потому что я был влюблен в Ронни Гивенс. Я знал что ничего у нас не выйдет потому что она на 2 года старше и влюбляется во взрослых ребят вроде Глена, но я не мог просто выключить чувства. Чувства они как дыхание: входят и выходят.

Демо Дерби — так мы называли автосвалку за Домом Вековечной Краски и рядом с «Запчастями Спека». Это было наше особенное место. Нам запрещали туда ходить и это делало его еще более особенным. Ронни сказала это как Запретный плод с дерева в райском саду, который Еве нельзя было есть. Глен обвел руками бесконечные ряды битых машин с лобовухами, которые превращали одно солнце в сотни солнц, и заявил да у нас тут свой собственный гребаный сад. И Ронни засмеялась.

Когда мы туда ходили мы выискивали машины получше типа Кадиллаков, Линкольнов и Бумеров, или как-то раз нашли старинный лимузин Мерседес которому начисто снесло весь зад. Глен всегда таскал с собой швабру и молотил ей по сиденьям, а потом уж мы залезали в салон. Мышей отпугивал. Один раз мы спугнули огромную жирную крысу. С нами был Донни и он закричал: Гляньте мистер Спек побежал! И мы все заржали как кони. Вобщем мы садились в тачку и притворялись что она целая и мы все кудато едем.

Попасть на Демо Дерби было легко, потому что в дальнем углу детской площадки в сетке-рабице была дыра и однажды Глен сказал кто знает сколько малолетних ушлепков лазило в эту дыру и что из них потом вышло. Тут все мы заржали, но Ронни сказала: врятли что-то путевое. Донни опять посмеялся, а мы с Гленом нет. Я посмотрел на него, он посмотрел на меня и мы оба подумали что мы тоже врятли путевые.

Иногда Глен делал вид что рулит, а Ронни была за штурмана, иногда наоборот. Когда штурманом был Глен он кричал что-то вроде: «РОННИ НЕ СБЕЙ ЭТУ ГРЕБАНУЮ ПСИНУ!» И Ронни выкручивала руль как будто пыталась увернуться. Тогда Глен валился вбок и утыкался головой ей в колени, а Ронни отпихивала его и орала: пристегнись идиот!

Я всегда сидел сзади, один или с Донни, когда он ходил с нами, но обычно один. Одному мне нравилось даже больше. Пару раз Глену удалось где-то раздобыть банку пива, и мы ее передавали по кругу. Потом Ронни выдавала нам «Сертс», чтобы перебить запах. Однажды Глен принес целых три банки и мы немного напились и Ронни начала крутить руль туда-сюда. Глен ей сказал: Давай аккуратней, подруга, а то нас копы тормознут. Они смеялись, а я нет, потому что мою мать действительно тормознули копы и это было несмешно.

Донни курил. Не знаю у кого он брал сиги, а Глен пиво, может, у одного и того же человека, но у Донни в заначке под половицей всегда лежала пачка Мальборо. Обычно он курил на улице у входа на кухню, но однажды он вытащил сиги когда мы сидели в старом Бьюике Эстейт и притворялись что едем в Вегас играть на рулетке и бросать кости. Ронни сказала не смей тут курить дурачина здесь везде сухая трава и разлитое масло. Донни сказал у тебя ПМС или как, а Глен обернулся, пригрозил ему кулаком и велел взять свои слова обратно, если он не хочет поужинать своими передними зубами. Потом в Фаллудже я видел как сержант Уэст пальнул из гранатомета по убежищу повстанцев в той части города, которую мы называли Кусок Пиццы, и оно взлетело на воздух, потому что внутри хранились боеприпасы. Мы этого не знали и запросто могли подорваться, чудом выжили. Тогда я вспомнил как Донни тоже иногда курил в сарае, где Спеки хранили краску. Наверное это было куда опаснее чем курить на Демо Дерби.

Донни взял свои слова обратно, но Ронни со всей дури ударила Глена кулаком по плечу и сказала: Нехер за меня впрягаться Даттон.

Когда Ронни называла тебя по фамилии это означало что она злится. Она повернулась к нам и сказала: Я и без ПМС боюсь огня Уигмор, потому что у меня есть вот что. Она протянула нам руку и показала блестящий шрам от ожога. Мы и раньше его видели. Он покрывал всю ее руку почти до самого плеча. Ее родители сгорели в пожаре, понимаете? Ронни успела выпрыгнуть в окно со второго этажа, и ей поджарило только руку, ногу и волосы. Так она оказалась в Доме Вековечной Краски. Ее родная тетя отказалась взять ее к себе. Однажды она приехала к Ронни в больницу и сказала мол я уже вырастила двоих спиногрызов и мне хватило. Ронни сказала что понимает.

Короче я знаю что бывает от огня, сказала она. Если забудусь, хватает одного взгляда на руку — мигом все вспоминаю! Донни извинился и я тоже сказал что сожалею, хотя ничего обидного я ей не говорил, просто мне было жаль что она обгорела, но еще я радовался, что лицо у Ронни осталось невредимым, очень уж оно красивое. Вобщем мы помирились и опять были друзья, хотя с Донни я никогда не дружил так как с Гленом и Ронни.