Билет: Земля - Нордеил
Часть 34 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не знаю, зачем спросила, просто показалось, что это так.
– Наблюдал.
Каждый раз от его простого ответа во мне вздымалось что-то глубинное. Будто этот ответ содержал в себе гораздо больше. Чувства. Заботу, нежность, внимание, трепетность.
Я вытащила из клатча отрез серебристой ткани:
– Я привыкла к нему, знаешь. И ни за что тебе теперь не верну, он мне, как талисман.
– Я и не прошу.
«И да, я прошел весь твой земной путь с тобой».
Здесь даже воздух передавал ответы-мысли.
– Наблюдал?
«И слышал».
Рид умел молчать так, что ты понимал ответы.
Меня вдруг, как молнией ударило:
– Так это ты! Ты сделал так, что тот старик в лесу изменил решение и впустил нас?!
Полуулыбка напротив окончательно растопила не только мое сердце, но и тело.
«Рано, рано, тормози…» Кажется, я хлебну по полной, когда Рид научится улыбаться шире.
– Ты видел и слышал все наши диалоги с Дагом? И, – вдруг удивила новая мысль, – не ревновал?
Вернулась в Рида та бетонная ровность, связываться с которой не стоило.
– Моя ревность – не то, с чем бы ты когда-нибудь хотела познакомиться.
«Просто поверь мне».
Я очень верила. Этот человек в форме мог проплавить вокруг себя котлован, если разозлится.
– Я на него даже не смотрела, он мне… не нравился.
– Я знаю.
И да, стало понятно – он знал. Поэтому «гора» цел и невредим.
Здесь было здорово. Очень. Но минуты все-таки текли, за окном все темнее, а мне приказали выспаться. О завтрашнем испытании думать не хотелось, о боли тоже. Одно я знала наверняка: любая боль со временем забывается, затирается в памяти, превращаясь в призрак, а вот счастливые моменты никогда. И было невообразимо здорово ощущать, что в этой вселенной я снова не одна. Рид заменил мне всех друзей, всех родственников, всех тех, кто когда-либо пытался заполнить собой пустоту внутри меня. Он просто изгнал ее, пустоту, вытеснил, сделал так, что я забыла о ней.
– С тобой никогда не будет скучно, да?
Очень хотелось прогуляться по этому ночному лесу. Когда-нибудь это случится, и мы будем держаться за руки.
– Скучно? Нет.
– Мне пора… я думаю.
Сожаление, мелькнувшее во взгляде напротив, согрело мне душу.
– Сейчас поедем. Выспишься. Заодно подумаешь…
– О чем?
«О тебе?»
– До утра решишь, не захочешь ли передумать.
– Да иди ты! – и тут же спохватилась. – Ой, а с тобой можно выражаться? Шутить, язвить, говорить честно?
– Со мной можно все, – последовал ответ. – Я крепкий мальчик, выдержу.
Этого «мальчика», который «мальчиком» мне совсем не представлялся, я хотела невыносимо. От этого мужчины меня всегда будет плющить, скручивать, прижимать к полу. И он покажет мне еще столько граней и своей «мальчиковости» и «крепости», что имя свое забуду.
Пришлось опять притормозить мысли.
– Ты ведь будешь держать меня за руку? Даже если невидимый?
Рид на мгновение прикрыл глаза, но я успела увидеть в них ответ: я буду держать тебя каждую минуту, каждую секунду. Дышать за тебя, если надо.
– Не забудь научить, как пересекать грань, чтобы попадать в этот район…
Хотелось скрыть нервозность за отвлеченной фразой.
Он не сказал «не забуду». Просто вытащил из кармана ключи – пора.
И жаль, что этот автомобиль умеет сокращать любую дистанцию до секунд. Зато домой меня привезет тот, кто однажды увез с Уровней. Кто случайно поделился своим сердцем, кто помог вернуться обратно. Кто будет переживать каждый мой тревожный сигнал, как свой собственный.
Уже в машине я спросила:
– А о любви вы говорить умеете?
– Мы – это кто?
– Комиссионеры.
– Узнаешь.
Рид улыбался глазами и чуть-чуть уголками рта в свете фонарей.
Глава 23
(Audiomachine – So Say We All)
Даг.
Он подумал: «Неприлично встречаться на ее территории, если отношения неоднозначны», и потому домой к Алине не пошел, выбрал кафе. Зачем давить? Вдруг из этих дверей они разойдутся в разные стороны? На телефонный звонок час назад она ответила, разволновалась, услышав его голос, обещала прийти.
Он ждал. Ее и чего-то тревожного. Боялся того, что она кинется ему на шею, но он не поверит, не сможет принять что-то, что заведомо считает ложью.
Алина пришла вовремя.
Его кофе остыл; ей навстречу он не поднялся специально, чтобы не обнимать, если вдруг… Она неким шестым чувством уловила его замешательство, поздоровалась, села напротив. И он увидел, что Алина волнуется. Очень, как девчонка. Не знает, куда спрятать трясущиеся руки, радуется, беспокойно заглядывает ему в глаза, желает не выражать слишком много чувств и их же на него вывалить. Как визгливый, юркий и слишком радостный щенок, которому дали команду «Сидеть!»
«Разве можно так играть?»
– Где ты был, Даг? – спросила без предисловий. – Где ты пропадал так долго?
«Я от телефона не отходила».
Он бы убил за эти слова еще утром, ждал именно их, но увиденное в витрине «Серафима» отбило пыл. Если бы не Инга…
– Я и позвонил, чтобы рассказать тебе об этом.
Ее не интересовал ни официант, ни кофе; все никак не могли уняться руки. «Давай рассказывай!» – просили темные глаза. С тех времен, когда он видел их в последний раз, они сделались более испуганными, одинокими.
«Она не похожа на влюбленную в другого женщину…»
– Извини, что не давал о себе знать…
И как мог коротко поведал о стычке с Комиссией, о том, что заполучил проблемы, что пришлось их решать. И не было ни телефона, ни друзей, ни иного способа связи – Алина молча уверилась, что его посадили в тюрьму. И почти оказалась права.
– Я бы не оставил тебя так надолго, если бы моя воля.
– Тебя отпустили?
– Да. Потому что все это было ошибкой. Даже прислали письмо…
Она о чем-то молчала, вероятно, хотела задать вопрос: «Тебя не обижали?» Но разве такое спрашивают у мужчины.
– Когда ты вернулся?
– Этим утром.
– Почему… не нашел меня сразу?
Браун умолк на время. Как лучше повернуть диалог? Наверное, правдиво, чтобы, как выразилась Инга, «сэкономить еще двадцать лет жизни».
– Я нашел.
Алина была той же, и нет. Те же блестящие черные волосы, та же прекрасная фигура, запах его любимых духов. Только взгляд стал другим, настороженным, испуганным.
– Наблюдал.
Каждый раз от его простого ответа во мне вздымалось что-то глубинное. Будто этот ответ содержал в себе гораздо больше. Чувства. Заботу, нежность, внимание, трепетность.
Я вытащила из клатча отрез серебристой ткани:
– Я привыкла к нему, знаешь. И ни за что тебе теперь не верну, он мне, как талисман.
– Я и не прошу.
«И да, я прошел весь твой земной путь с тобой».
Здесь даже воздух передавал ответы-мысли.
– Наблюдал?
«И слышал».
Рид умел молчать так, что ты понимал ответы.
Меня вдруг, как молнией ударило:
– Так это ты! Ты сделал так, что тот старик в лесу изменил решение и впустил нас?!
Полуулыбка напротив окончательно растопила не только мое сердце, но и тело.
«Рано, рано, тормози…» Кажется, я хлебну по полной, когда Рид научится улыбаться шире.
– Ты видел и слышал все наши диалоги с Дагом? И, – вдруг удивила новая мысль, – не ревновал?
Вернулась в Рида та бетонная ровность, связываться с которой не стоило.
– Моя ревность – не то, с чем бы ты когда-нибудь хотела познакомиться.
«Просто поверь мне».
Я очень верила. Этот человек в форме мог проплавить вокруг себя котлован, если разозлится.
– Я на него даже не смотрела, он мне… не нравился.
– Я знаю.
И да, стало понятно – он знал. Поэтому «гора» цел и невредим.
Здесь было здорово. Очень. Но минуты все-таки текли, за окном все темнее, а мне приказали выспаться. О завтрашнем испытании думать не хотелось, о боли тоже. Одно я знала наверняка: любая боль со временем забывается, затирается в памяти, превращаясь в призрак, а вот счастливые моменты никогда. И было невообразимо здорово ощущать, что в этой вселенной я снова не одна. Рид заменил мне всех друзей, всех родственников, всех тех, кто когда-либо пытался заполнить собой пустоту внутри меня. Он просто изгнал ее, пустоту, вытеснил, сделал так, что я забыла о ней.
– С тобой никогда не будет скучно, да?
Очень хотелось прогуляться по этому ночному лесу. Когда-нибудь это случится, и мы будем держаться за руки.
– Скучно? Нет.
– Мне пора… я думаю.
Сожаление, мелькнувшее во взгляде напротив, согрело мне душу.
– Сейчас поедем. Выспишься. Заодно подумаешь…
– О чем?
«О тебе?»
– До утра решишь, не захочешь ли передумать.
– Да иди ты! – и тут же спохватилась. – Ой, а с тобой можно выражаться? Шутить, язвить, говорить честно?
– Со мной можно все, – последовал ответ. – Я крепкий мальчик, выдержу.
Этого «мальчика», который «мальчиком» мне совсем не представлялся, я хотела невыносимо. От этого мужчины меня всегда будет плющить, скручивать, прижимать к полу. И он покажет мне еще столько граней и своей «мальчиковости» и «крепости», что имя свое забуду.
Пришлось опять притормозить мысли.
– Ты ведь будешь держать меня за руку? Даже если невидимый?
Рид на мгновение прикрыл глаза, но я успела увидеть в них ответ: я буду держать тебя каждую минуту, каждую секунду. Дышать за тебя, если надо.
– Не забудь научить, как пересекать грань, чтобы попадать в этот район…
Хотелось скрыть нервозность за отвлеченной фразой.
Он не сказал «не забуду». Просто вытащил из кармана ключи – пора.
И жаль, что этот автомобиль умеет сокращать любую дистанцию до секунд. Зато домой меня привезет тот, кто однажды увез с Уровней. Кто случайно поделился своим сердцем, кто помог вернуться обратно. Кто будет переживать каждый мой тревожный сигнал, как свой собственный.
Уже в машине я спросила:
– А о любви вы говорить умеете?
– Мы – это кто?
– Комиссионеры.
– Узнаешь.
Рид улыбался глазами и чуть-чуть уголками рта в свете фонарей.
Глава 23
(Audiomachine – So Say We All)
Даг.
Он подумал: «Неприлично встречаться на ее территории, если отношения неоднозначны», и потому домой к Алине не пошел, выбрал кафе. Зачем давить? Вдруг из этих дверей они разойдутся в разные стороны? На телефонный звонок час назад она ответила, разволновалась, услышав его голос, обещала прийти.
Он ждал. Ее и чего-то тревожного. Боялся того, что она кинется ему на шею, но он не поверит, не сможет принять что-то, что заведомо считает ложью.
Алина пришла вовремя.
Его кофе остыл; ей навстречу он не поднялся специально, чтобы не обнимать, если вдруг… Она неким шестым чувством уловила его замешательство, поздоровалась, села напротив. И он увидел, что Алина волнуется. Очень, как девчонка. Не знает, куда спрятать трясущиеся руки, радуется, беспокойно заглядывает ему в глаза, желает не выражать слишком много чувств и их же на него вывалить. Как визгливый, юркий и слишком радостный щенок, которому дали команду «Сидеть!»
«Разве можно так играть?»
– Где ты был, Даг? – спросила без предисловий. – Где ты пропадал так долго?
«Я от телефона не отходила».
Он бы убил за эти слова еще утром, ждал именно их, но увиденное в витрине «Серафима» отбило пыл. Если бы не Инга…
– Я и позвонил, чтобы рассказать тебе об этом.
Ее не интересовал ни официант, ни кофе; все никак не могли уняться руки. «Давай рассказывай!» – просили темные глаза. С тех времен, когда он видел их в последний раз, они сделались более испуганными, одинокими.
«Она не похожа на влюбленную в другого женщину…»
– Извини, что не давал о себе знать…
И как мог коротко поведал о стычке с Комиссией, о том, что заполучил проблемы, что пришлось их решать. И не было ни телефона, ни друзей, ни иного способа связи – Алина молча уверилась, что его посадили в тюрьму. И почти оказалась права.
– Я бы не оставил тебя так надолго, если бы моя воля.
– Тебя отпустили?
– Да. Потому что все это было ошибкой. Даже прислали письмо…
Она о чем-то молчала, вероятно, хотела задать вопрос: «Тебя не обижали?» Но разве такое спрашивают у мужчины.
– Когда ты вернулся?
– Этим утром.
– Почему… не нашел меня сразу?
Браун умолк на время. Как лучше повернуть диалог? Наверное, правдиво, чтобы, как выразилась Инга, «сэкономить еще двадцать лет жизни».
– Я нашел.
Алина была той же, и нет. Те же блестящие черные волосы, та же прекрасная фигура, запах его любимых духов. Только взгляд стал другим, настороженным, испуганным.