Безумно

Они еще не понимают, как им повезло с тобой. Но, самое главное, ты действительно облажаешься, если не сможешь справиться с этим…

Бросив последний взгляд через дорогу, я решительно перехожу улицу, вхожу в здание и, записавшись на входе, поднимаюсь в лифте на четвертый этаж и оказываюсь перед стойкой ресепшена. Вокруг себя я вижу уютную прихожую, открытую и светлую, которая напрямую соединяется с просторными офисами открытой планировки. До уха доносятся громкие голоса, рабочая атмосфера энергичная, даже напряженная. Еще здесь довольно тепло.

На ресепшене за стойкой сидит мужчина с подключенной гарнитурой и тремя разными экранами. Телефонная система просто потрясает воображение. Мигают десятки различных кнопок, и столько же звонков требуется переадресовать.

Мне не нужно ничего говорить, когда я подхожу к нему. Даже не глядя на меня, он знает, что я там, потому что сразу же поднимает вверх указательный палец, чтобы я ничего не говорила. Его бежевая рубашка идеально сочетается с кожей оливкового цвета, которая выглядит очень ухоженно. Черные волосы аккуратно подстрижены и уложены при помощи геля. Первого взгляда достаточно, чтобы сказать, что он проводит в ванной больше времени, чем мы с Энди вместе взятые. Оглянувшись, я понимаю, что это относится ко всем, кого можно здесь встретить. Все они выглядят как модели Dior, Chanel или Hugo Boss.

Мне трудно спокойно стоять на месте и не смотреть на себя в одно из узких зеркал по бокам. Или просто не сбежать из здания. Я здесь не к месту. Это более чем очевидно.

После сегодняшнего марафона, или – назовем его просто – позорного шествия, я определенно должна выглядеть, мягко говоря, не очень. Еще к губам могла прилипнуть карамель, а на зубах – остаться шоколад. Сегодня было бы как нельзя кстати… Мой топ и красивые льняные брюки помяты, мой пиджак не совсем то, что называют высокой модой, а брендовые туфли, вообще-то, подделка. По крайней мере, я утешаю себя тем, что хотя бы мой макияж держит высокую планку. Спасибо, мам.

Я жду. Более терпеливо и сдержанно, чем можно было представить. Я жду, жду, жду – но ничего не происходит. Парень просто, не прекращая, работает с телефонами, и мне кажется, что ни для него, ни для кого-либо другого в этой комнате мое присутствие ничего не значит. При нормальных обстоятельствах у меня было бы больше терпения… Хотя нет, это неправда, у меня его не было бы, но, возможно, я отреагировала бы иначе, чем сейчас. Но мне это надоело. Пусть катится к черту и весь этот день, и пресловутые хорошие манеры.

Я наклоняюсь к стойке как можно элегантнее, направляю взгляд прямо в лицо Мистера-Горячая-Линия, смотрю на него, пока он не снизойдет до того, чтобы посмотреть на меня в ответ. И тогда он пристально глядит мне в глаза, но, черт возьми, по-прежнему не разговаривает со мной. Только с теми, кто висит у него на телефоне. Очевидно, я нахожусь в конце его списка приоритетов. Он переключается с одного звонящего на другого, умело поддерживает свою монотонную интонацию, его пальцы летают от одной красной светящейся кнопки к другой.

– Извините, вы можете сказать, когда у вас будет минутка для меня?

Я горжусь тем, что не подавилась, выговаривая извинения.

Совершенно не впечатлившись, он снова поднимает руку, которую я сейчас сломаю, если он не обратит на меня должного внимания, а другой рукой он прижимает гарнитуру к правому уху. Его узкие брови сосредоточенно сдвигаются, пока он объясняет кому-то, что XY находится на встрече и просил, чтобы его не беспокоили.

Я сжимаю кулаки. Я вспотела, разозлилась, у меня болят ноги, уровень сахара в крови зашкаливает, и все мои нервные клетки сгорят без следа, если хоть что-нибудь не изменится прямо сейчас…

– Я хотела бы увидеть руководителей отдела по ивент-менеджменту, мистера и миссис Иннингс. Я уже присылала свое резюме и не хочу тратить ваше время зря, но… – Он отворачивается от меня и продолжает говорить по телефону, попросту игнорируя меня. Он. Игнорирует. Меня.

Я ждала. Стоя на месте. Не меньше тридцати минут. Он даже не посчитал нужным найти время, чтобы поприветствовать меня. Я была вежливой. Терпеливой. Если бы Энди была здесь со мной, она бы расплакалась от неверия в происходящее и гордости за то, что я продержалась так долго.

Хватит!

Одним быстрым движением я приближаюсь к стойке, опираюсь на нее и перегибаюсь через нее, пока мои ноги не поднимаются в воздух. Затем я энергично выдергиваю все кабели и линии телефонной системы сильным и уверенным рывком, сжимаю их так крепко, словно они мне жизненно необходимы, и элегантно соскальзываю назад, пока снова не оказываюсь на полу.

На мгновение воцаряется мертвая тишина. Можно выдохнуть.

Выражение лица этого парня просто бесценно. Его рот открыт, глаза широко распахнуты, и он продолжает стучать по кнопкам, как сумасшедший, продолжая кричать: «Добрый день!», как будто его кто-нибудь услышит…

– Добрый день! – радостно отвечаю ему я со счастливой улыбкой на лице. Наконец-то я привлекла его внимание. Большего мне и не нужно. – Итак, с этим этапом мы разобрались, перейдем к тому, что меня зовут Джун Стивенс, я бы хотела увидеть мистера и миссис Иннингс. Мои документы и заявка от меня у них уже есть. Насколько мне известно, вакансия на стажировку все еще открыта, но, если честно, я заняла бы также и должность администратора. Очевидно, что вы не в состоянии одновременно звонить и помогать людям, пришедшим сюда непосредственно. Вам может быть даже трудно думать и дышать одновременно. Конечно, это не выставляет вас в хорошем свете и наверняка может быть отталкивающим фактором для потенциальных клиентов.

– Все или ничего, – проносится у меня в голове. Сейчас не время для полумер, даже если я полностью себя уничтожу.

– Мисс Стивенс, – возмущенно начинает он и встает так, чтобы оказаться на уровне моих глаз. – Немедленно убирайтесь из этого здания, или я позвоню в службу безопасности. Вам все ясно?

Я чертовски зла.

– Вы что, хотите выгнать меня? – спрашиваю я, и мое сердце колотится как бешеное.

– Вы только что нанесли материальный ущерб, повредив эту телефонную сеть. Я никогда не видел ничего более наглого. Вон отсюда!

– Потому что у вас недостаточно мозговых клеток, чтобы видеть клиентов и делать свою долбаную работу! – кричу я, и его лицо искажается в гневной и пренебрежительной гримасе.

Я бросаю в него кабели, отталкиваюсь от стойки и игнорирую взгляды всех тех людей, которые наконец смотрят на меня, но теперь даже слишком пристально. Время, пока лифт поднимается, кажется мне вечностью.

Когда я вхожу, двери закрываются, и я вижу свое отражение на блестящих стенах лифта. Разочарование, стыд и страх захлестывают меня, как приливная волна, и я не могу остановить рыдания, которые пробиваются из меня наружу. Я не хочу плакать – особенно здесь, – но я давно уже чувствую, как подступают слезы.

Я быстро моргаю, делаю несколько глубоких вдохов и выдохов и говорю себе, что все будет хорошо. Потому что у меня еще есть варианты. Очень, очень мало… и одним из них будет Мэйсон. Вот дерьмо.

Думаю, теперь я немного лучше понимаю, что чувствовала Энди, когда приехала в Сиэтл. Без денег, без работы, с чемоданом страхов и тревог. Тем не менее нельзя сравнивать это, потому что ее ситуация была намного хуже и тяжелее, чем моя сейчас. Но мне… Я тяжело сглатываю. Мне этого достаточно.

На сегодня хватит. Это все. Поэтому я возвращаюсь к Энди и быстро пишу ей, чтобы предупредить. Сейчас полдень, и я совершенно измотана.



Я принесу всем поесть. Скоро буду.



Спустя некоторое время, с обещанной едой в руках, я открываю дверь в квартиру, и, как только я оказываюсь внутри, на меня набрасывается Носок, радостно лая и тяжело дыша. Не проходит и двух секунд, как передо мной оказывается Мэйсон, а Энди кричит из своей комнаты, что она сейчас придет.

Мэйс улыбается мне, но вскоре его вызывающий взгляд уступает место обеспокоенному. Судя по всему, мое состояние видно невооруженным глазом. Ну, супер.

– Что случилось, котенок?

– Ничего, – раздраженно бормочу я в ответ и плюхаюсь на диван. Я хотела бы рассказать ему, но не понимаю, как. Во мне только пустота – и безмерная усталость.


Я ставлю коробку, с которой пришла, на стол и с приятным вздохом снимаю туфли. Так намного лучше. Я вытягиваю и разминаю пальцы ног.

Мэйсон садится рядом со мной, и я слишком отчетливо чувствую на себе его проницательный взгляд.

– Где ты была весь день?

Он садится и откидывается на спинку дивана. На нем красивая рубашка, как это часто бывает, но теперь, по крайней мере, ему удается иногда закатать рукава или оставить пару пуговиц не застегнутыми. Для него это и так уже на грани возможного.

– Ходила по делам, – мой голос звучит слабо. Я не могу об этом говорить. По крайней мере, не прямо сейчас и не с ним. Так что я чувствую облегчение, когда Энди наконец заходит в гостиную.

– Еда! Я очень голодна. Что у тебя… – Она удивленно останавливается и хмурится. – Серьезно? Коробка пончиков размером XXL, Джун? Ты сказала, что принесешь еду, настоящую еду. Я думала, это что-нибудь из тайской кухни, лапша или роллы в лаваше. На крайний случай, хот-доги.

Тихо ворча, я скрещиваю руки на груди. Энди очень хорошо знает, что я люблю сладкое. Особенно когда у меня стресс, мне нужно много сахара. А этот день был по-настоящему хреновым. Только пончики-смайлики могут поднять мне настроение. Почему она не понимает?

– Что, все так плохо? – внезапно спрашивает она, и все, что я могу сделать в ответ, это гримасничать. «Плохо» – это неподходящее слово для того, через что я прошла. К счастью для Мэйсона, он ничего не спрашивает. Достаточно того, что он вообще заметил это.

– Ну ладно, – вздыхает она, садится, скрестив ноги, на ковер рядом со мной. Это означает что-то вроде: поговорим позже. Я киваю. Я абсолютно поддерживаю эту мысль.

– Извини, Мэйс. Я правда думала, что на этот раз она имела в виду настоящий обед, когда сказала о еде.

Мэйсон не отвечает, потому что в этот момент раздается звонок в дверь, он встает и сообщает нам:

– Я открою.

Я слышу, как он с кем-то разговаривает, но у меня нет сил оборачиваться и смотреть, с кем он там раскланивается у двери. Потом он возвращается в гостиную и громко объявляет:

– Не волнуйтесь, я обо всем позаботился.

Я с удивлением смотрю вверх.

Пицца. Он заказал пиццу. Я должна быть разочарована, потому что он заказал доставку, не поверив, что я могу угостить всех чем-нибудь сытным, но сейчас я испытываю просто благодарность. Потому что в этот момент у меня почему-то возникает глупая мысль, будто он сделал что-то специально для меня. Словно взял на себя небольшую часть ноши, которая стала для меня слишком тяжела.

– Куп, Дилан! – кричит он, и нам не приходится долго ждать. Двери открываются, мальчики выскакивают из комнат, чтобы присоединиться к нам, Купер занимает место рядом с Энди, Дилан опускается на стул, и каждый берет себе свою пиццу.

Энди любит вегетарианскую, Дилан почти всегда предпочитает салями с сырной корочкой, у Купера сегодня грибная пицца, и я знаю, что Мэйсон – настоящий фанат пиццы с лососем и шпинатом.

У Дилана отросли волосы, и теперь, когда я смотрю на него, то замечаю, что его борода стала намного гуще и длиннее, чем у Купера. Ему идет. Его длинный и глубокий шрам, спускающийся по правой щеке, так менее заметен. Со своим массивным телом он чем-то напоминает мне парня из фильма о короле Артуре. Того, что также играл в сериале, который Энди смотрела в начале этого года. Что-то про горячих мужчин на мотоциклах. «Сыны…»[7] чего-то там, насколько я помню.

– Вот, – Мэйсон протягивает коробку и горсть салфеток, вырывая меня из потока мыслей.

Моя любимая пицца: руккола, помидоры, моцарелла – лучшее сочетание в мире.

Мои губы растягиваются в улыбке. Спасибо, Мэйс.

Когда он собирается сесть, звонит его сотовый. Он вопросительно сдвигает брови так, что между ними образуется складка, достает телефон из кармана брюк и, быстро взглянув на экран, извиняется, кладет пиццу рядом со мной и исчезает в своей комнате.

– А-а-а-а! – без предупреждения вдруг кричит Дилан.

– Дилан! Ты же знаешь, что сыр всегда очень горячий, – предупреждает Энди и машет ему рукой около рта, что, конечно, не имеет никакого смысла – вместо того чтобы сразу вытащить кусок пиццы, он целиком засунул его в рот. В любом случае уже поздно, он давно обжег себе язык. Наверное, даже весь пищевод, потому что, насколько я его знаю, он проглотил весь кусок зараз. Он просто безнадежен.

Я беру себе восхитительный кусок пиццы, и только тогда замечаю, насколько мне нужно было что-нибудь сытное. Пончикам придется подождать.

Мы дружно едим в тишине, и для меня эти минуты покоя – словно бальзам на душу. Это бывает не часто, но иногда все же случается. Иногда, когда мне нужно немного больше времени, прежде чем я смогу поговорить о том, что пошло не так или что меня беспокоит. Тогда я благодарна за такие моменты. Те, в которых можно молчать и при этом не быть одинокой.

В то время как Энди и Купер, как всегда, обмениваются кусочками своей пиццы, Мэйс с задумчивым видом выходит из своей комнаты. Он напряженно проводит рукой по лбу, сотовый телефон возвращается в карман. Остальные поворачиваются к нему.

– Все нормально? В чем дело? – Купер внимательно наблюдает, как его лучший друг подходит к дивану, берет свою пиццу и снова садится рядом со мной.

Мы все с нетерпением ждем. Не только по мне можно отследить мое настроение, Мэйс тоже один из тех людей, по которым можно довольно быстро определить, что что-то произошло.

– Это Сьюзи. Она попросила меня отпустить ее.

– Так резко и внезапно? На нее это совсем не похоже. – Энди поправляет очки одним из своих чистых пальцев.

– Да. Причем на неопределенный срок.

Мэйсон открывает коробку с пиццей, но я понимаю, что он потерял аппетит.

– Что?! – в унисон спрашивают Энди и Купер.

– Она извинилась, но ей надо домой к родителям. В Мичиган. Она нужна маме сейчас, будет помогать в магазине. У ее отца случился еще один сердечный удар. Вероятно, она пропустит следующий семестр.

Сьюзи очень хороший человек, и она по-настоящему любит свою семью. Это хреново, что у нее сейчас все так плохо.

– Мы можем ей чем-нибудь помочь? – тихо спрашивает Энди, а Дилан опять ругается, но теперь уже из-за ситуации, а не из-за слишком горячего сыра.