Безмолвный король

Хантер фыркает.

– Я с удовольствием сказал бы тебе, что они замечательные родители и примут тебя с распростертыми объятиями, но отец постоянно в отъезде, а мама больна.

– Больна? – спрашиваю я, подняв к нему голову.

Хантер кивает.

– Да, ей осталось всего несколько лет.

– Прости, – бормочу я, осознав, что нас с этими ребятами связывает гораздо больше, чем нам бы того хотелось.

Он пожимает плечами.

– Это жизнь. Мы с Джейсом с детства к этому привыкли. Ну фактически Джейс меня и вырастил. Отец просто переводил нам деньги.

– То есть в один момент все Короли просто стареют и… плюют на всех вокруг? Я вижу здесь закономерность.

Он усмехается.

– Вероятно. Не знаю, в чем причина, но в целом я с тобой согласен. За исключением Гектора.

– Гектор? – я изгибаю бровь. – Он хороший отец?

– Лучший. Он может выглядеть страшным ублюдком, но он готов на все ради своего сына. И всем нам приходится с этим считаться.

Мне хочется разузнать об отце Нейта, но я решаю не задавать лишних вопросов – нельзя эксплуатировать доброту Хантера ради своего любопытства. Нейт сам обо всем расскажет, когда будет готов. Или когда я, в конце концов, сама выбью из него правду.

– И еще кое-что, – объявляет Хантер, вставая с кровати и протягивая мне руку. – Есть нечто, что ты должна увидеть прямо сейчас. Предупреждаю заранее – это тебе не понравится, но придется смириться. Бишоп действительно хочет, чтобы ты там была, и, как бы мне ни нравилась наша с ним дружба, я давал ему клятву верности.

Чертовы мальчишки и их верность.





Глава 16




Мы выходим из комнаты, и я следую за ним по длинному коридору. Толпа немного рассеялась, поэтому лавировать между гостями стало значительно легче. Хантер резко поворачивает налево, распахнув еще одну дверь из чуть потертого дерева, и мне в ноздри тут же ударяет запах резины и пота. Я устремляю взгляд на кучу людей, столпившихся посредине, – они аплодируют, кричат и поднимают руки с зажатыми в них напитками.

– В чем дело? – скептически спрашиваю я, не сводя глаз с толпы.

– Это баскетбольная площадка Бишопа, а сегодня – еще и бойцовский ринг.

– О нет, – бормочу я чуть шепотом.

– О да, – объявляет Хантер, взяв меня за руку.

– Кто дерется? – спрашиваю я, пока мы пробираемся сквозь редеющую толпу.

Идти стало куда легче.

– Брантли и Нейт против Бишопа.

– Что?! – взвизгиваю я, резко ускорившись.

– Остынь, сестричка, они должны нести ответственность за свои действия.

– Но Нейт профессионально занимается борьбой! И их двое.

Я ускоряюсь, не прекращая обеспокоенно бормотать себе под нос, и спустя минуту оказываюсь прямо перед рингом. Бишоп заносит кулак и ударяет им прямо по кулаку Нейта – толпа одобрительно гудит, – а затем с разворота бьет Брантли ногой в живот. Клянусь, я даже отсюда слышу хруст его ребер.

Я хочу остановить их, хочу закричать и прекратить этот ужас, но другая часть меня знает, что это не в моей компетенции. У этих парней есть свои правила и ритуалы. Даже если я их не понимаю, это не значит, что их не существует. И кроме того, я чувствую, что это имеет прямое отношение ко мне.

– Они же убьют друг друга, – шепчу я Хантеру, не в силах оторвать глаз от драки даже тогда, когда на пол брызгает кровь Нейта.

Он пытается атаковать Бишопа ударом слева, но тот блокирует его свободной рукой и наносит ответный удар. Громкое, но испуганное «о-о-о!» проносится сквозь толпу, и я замираю, чувствуя, как леденеет пульсирующая в моих венах кровь.

– Не-е-е, – усмехается Хантер. – Они просто немного поиграют.

Затем мы встречаемся взглядами.


– Надеюсь, ты не надеялась, что однажды твой сводный брат снова окажется с тобой в постели.

Он снова переключает внимание на немного утихшую драку.

– Потому что он только что получил последнее предупреждение.

Будучи не в силах на это смотреть, я растворяюсь в толпе, направляюсь к выходу и протискиваюсь в дверь. Меня оглушает резкая тишина, контрастирующая с шумом и криками в соседней комнате. Сейчас здесь никого нет – все собрались там, наблюдая за Бишопом, словно за львом на цирковой арене. Здесь – его цирк, а все они – его обезьяны. Бишоп Винсент Хейс был здесь хозяином. Это место оказалось куда более экстравагантным, чем я себе представляла. Я знала, что у Бишопа и его семьи есть деньги, но это уже слишком – даже для него. Направляясь к лифту, я несколько раз нервно жму на кнопку. Было бы неплохо, если бы он не решил сломаться именно сегодня. И где, черт возьми, носит Тат? Она словно исчезла.

– Уже уходишь?

Мой палец замирает в дюйме от маленькой круглой кнопки лифта.

Не поворачиваясь к нему лицом, я пожимаю плечами.

– Здесь достаточно народу, чтобы ты не заскучал, Бишоп.

Я осознаю, что в эту секунду я абсолютно трезва – прискорбно, учитывая, что все выпитые мною напитки должны были помочь мне встретиться лицом к лицу со своим школьным врагом-тире-первой любовью. Бишоп – мой криптонит[19], но я не Лоис Лейн[20], а он не Супермен. Кто он? Зависимость, которую я не могу побороть. Ни одна реабилитационная клиника в мире не смогла бы мне помочь, потому что я не хочу от нее избавляться. Я зависима от ожога, покрывающего мое уязвимое сердце всякий раз, когда Бишоп разбивал его на сотни осколков. Но те редкие минуты, когда я видела другую сторону Бишопа, стоили этой жертвы. Я – наркоманка в погоне за очередной порцией кайфа. Надеюсь, что однажды меня не ожидает передозировка этой любовью – настолько ядовитой и неуловимой, что я готова умереть только ради того, чтобы еще раз к ней прикоснуться. Я не боюсь смерти – я боюсь больше никогда не почувствовать тепло его руки, обхватывающей мое сердце перед тем, как раздавить его на миллионы частей. Короче говоря, я – безнадежный случай.

Так что, несмотря на наконец приехавший лифт, я поворачиваюсь, чтобы на него посмотреть. Я сжимаю зубы, увидев рассеченную бровь и кровь, капающую с его нижней губы. Рубашки на нем по-прежнему нет, а майка засунута в задний карман. На ногах у него надеты военные ботинки, а напряженные мышцы блестят от пота. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к красоте Бишопа. Он невыносимо великолепен для простого человеческого взгляда. Наконец наши глаза встречаются, и я жду от него очередного дерзкого ответа. Или, может, какую-то шутку. Но ничего не происходит. Его взгляд пуст, в нем нет ни единой эмоции. Я не сталкивалась с этим бесстрастным взглядом с тех пор, как впервые встретила Бишопа.

Двери лифта закрываются, и чем дольше наши глаза остаются прикованными друг к другу, тем сильнее мне кажется, что из комнаты исчезает весь кислород. Стены сужаются, все в поле моего зрения становится черным – все, кроме него. Его пугающе пустые глаза. Взгляд, приковывающий внимание, заставляющий бедра непроизвольно сжиматься и вызывающий волну мурашек. Его губы. Изящная, чуть изогнутая верхняя и пухлая нижняя. Безупречная линия его челюсти – такая, словно греческие боги собственноручно выточили ее гребаным волшебным мечом. В этом весь Бишоп, заставляющий вас безуспешно вспоминать все школьные уроки истории и Библии – невозможно, чтобы кто-то настолько совершенный был создан без помощи высших сил.

Я откашливаюсь, выходя из оцепенения и возвращаясь к реальности. Приблизившись к Бишопу, я тянусь к его щеке.

– Я умою тебя, а потом уеду.

Он не отвечает, а я тщетно ищу в его лице подсказку или реакцию, сталкиваясь с тем же пустым, туманным взглядом. Я переплетаю свой указательный палец с его, проверяя, позволит ли он к себе прикоснуться, – до этого момента он не произнес ни слова. Я чувствую, как он замирает, хмурится, и как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается послать меня на хрен, его палец сжимает мой, и он притягивает меня к своей груди. Я не обращаю внимания на капающую с его лица кровь, чувствуя, как его другая рука касается моего лица. Он обхватывает мой подбородок и приподнимает мою голову к себе.

– Я. Не. Делюсь. Мэдисон. Никогда.

Я сглатываю огромный ком в горле. Значит, дело и правда в этом.

– Я…

Он качает головой, сжимая мой подбородок. Впившись в меня взглядом, он слегка касается губами уголка моего рта.

– Никогда.

Я сглатываю, а затем киваю.

– Хорошо.

Его губы впиваются в мои, а все чувства внутри меня взрываются, лишая меня способности стоять на ногах. Рука Бишопа обвивается вокруг моей талии, а язык исследует мой рот, прежде чем он слегка отстраняется, оставив после себя мягкий металлический привкус.

– Я выгоню этих чертовых людей из моего дома.

Он быстро прижимается к моим губам – так мягко и так нежно. Это другой поцелуй – в отличие от всех прошлых поцелуев этот по-настоящему захватил мое сердце. Я была пластилином в его руках. Он выводит меня из кухни, по пути поймав взгляд Джейса.

– Скажи всем свалить.

Джейс смотрит на нас обоих и усмехается.

– Интересно, как долго продлится это милое действо на сей раз?

Рука Бишопа, обнимающая меня за спину, напрягается. Сначала я думаю, что это из-за замечания Джейса, но затем он еще сильнее прижимает меня к себе и целует в макушку.

– Неужели когда-то на ее месте могла быть другая?

Ухмылка Джейса становится многозначительнее, он все так же внимательно смотрит то на меня, то на Бишопа.

– Думаю, нет.

Эмоции переполняют мое сердце, но ноги и мышцы невыносимо ноют от усталости, поэтому я с радостью последовала за Бишопом к лестнице, ведущей в гостиную. Я думала, что комната, в которой я была ранее, являлась главной спальней – но, судя по всему, это не так.

– Эй! – кричит Джейс, когда моя рука касается перил. Мы оборачиваемся, сталкиваясь взглядами с Хантером, Нейтом и Брантли. Все они нам улыбаются, их глаза сверкают адреналином. Впервые с тех пор, как Бишоп узнал о моих выходках, нас всех окружает хоть немного мирная атмосфера. Теперь я понимаю, почему сегодня вечером Бишоп должен был сделать то, что сделал. Не только для того, чтобы отомстить, но и для восстановления мира внутри Клуба. Ради доверия. Все они были братьями и, в отличие от девочек, не копили злобу внутри. Они вывели свою ненависть на ринг, вступили с ней в бой и успокоились. Думаю, в их мире это единственный способ выжить. И в этом есть смысл.

– Она все еще моя младшая сестра!

– Наша… – добавляет Хантер, толкнув Джейса.

– Ваша и моя, ублюдки, – огрызается Нейт, бросая на них грозный взгляд и доставая из холодильника напиток.

Люди начали медленно расходиться по комнатам, а пространство стало наполняться тихой болтовней.