Безмолвные

– Я не пытаюсь никому навредить. Я просто…

– Может, и не намеренно, – Фиона обрывает меня, – но это твоя вечная проблема, Шай. Ты никогда ничего не продумываешь. Ты слишком настойчива. Твой гнев сжигает тебя заживо. Ты подожжешь всю деревню. И я не могу стоять и смотреть, как это происходит.

Мое дыхание вырывается сквозь зубы.

– Если ты хочешь спрятаться, прекрасно. Но не жалуйтесь, что я хочу поступить правильно. Есть вещи поважнее, чем покорно подчиняться правилам.

– Важнее, чем твоя жизнь? Твоя безопасность? Твое счастье? – ее голос срывается. Она выглядит так, будто вот-вот заплачет, и в ее дрожащем голосе звучит невысказанный вопрос: «Важнее меня?»

– Правда, – тихо говорю я. – Правда гораздо важнее.

Я поворачиваюсь и бросаюсь в темноту, оставляя ее позади.





* * *


Воздух сегодня свежий и холодный. Я вяло обнимаю себя за плечи, но мне не согреться. Холод лишь на мгновение заставляет меня забыть о ссоре с Фионой.

Астра выглядит призрачно в бледном свете полной Луны, жители мирно спят за затемненными окнами своих домов.

Гнев потрескивает в груди, когда слова Фионы снова всплывают в памяти. Я проклята, и она каким-то образом знает об этом. Я представляю для нее опасность. Она не хочет, чтобы я была рядом. Никто не хочет.

Когда я наконец взбираюсь на холм и мой дом появляется в поле зрения, низкий серый силуэт в темноте, смесь эмоций переполняет меня, тошнота и страх затмевают привычные чувства безопасности и дома. И сильнее всего ранит пронзительная боль – я скучаю по маме. Я так скучаю по ней, что боюсь, как бы это чувство не прорвалось сквозь стенки грудной клетки и не вырвалось в ночь, как дикий зверь.

Громкий шорох раздается позади меня, и я задыхаюсь, боясь, что каким-то образом, только подумав, вызвала дикого зверя. Я поворачиваюсь.

– Здесь кто-то есть? – говорю я, готовясь закричать, представляя убийцу Ма, выпрыгивающего на меня из темноты.

Я отхожу от края дороги, направляясь к лесу. Снова хруст веток.

Я замираю, мое тело напряжено. Если кто-то здесь, чтобы закончить работу, я, по крайней мере, хочу увидеть его лицо, прежде чем умру. Хочу знать.

– Черт… Черт возьми! – Мадс спотыкается. Ветки и листья украшают его волосы, а щека исцарапана.

Мой гнев и страх быстро сменяются облегчением. Мадс отряхивается. Кончики его ушей ярко-красные.

– Веснушка, – он смущенно морщится, – прости, что меня так долго не было, я…

Я бросаюсь вперед и обнимаю его, как будто от этого зависит моя жизнь. Его удивление тает, и он притягивает меня ближе, нежно целуя в макушку.

– Ты вернулся, – говорю я, не веря своим глазам. Я изучаю его лицо, пытаясь понять, не изменился ли он, не принес ли новостей от бардов, которые готовы помочь мне. Эта мысль вновь пробуждает надежду в моей груди. – Твой отец сказал, куда ты уехал, но я не была уверена, что смогу в это поверить. Ты их нашел? Ты добрался до Высшего совета? Что случилось? И что ты здесь делаешь посреди ночи?

– По одному вопросу зараз, – говорит он, и у него вырывается тихий смешок. Он прочищает горло. – Да, я ходил к бардам – они остановились недалеко отсюда.

В темноте он выглядит странно – как знакомый мне Мадс, но с каким-то таинственным блеском в глазах. Он, кажется, нервничает, его взгляд бегает по сторонам, как будто кто-то может наблюдать из-за деревьев. И все же он, кажется, тоже рад меня видеть. Улыбка пытается пробиться в уголке его рта.

– И что же? Что ты узнал? Знают ли они правду? Они знают, кто убийца?

– У… бийца? – он запинается и выглядит искренне смущенным.

– Конечно! А кто же еще? Они ведь должны были помочь, верно? Они знают все. Наверняка у них есть сведения о том, что произошло? Ты знаешь, кто убил мою мать?

Я уже второй раз за ночь произношу запретное слово «убийство», и Мадс выглядит так, будто я его ударила. Я делаю шаг назад, надеясь, что пространство между нами немного ободрит его.

– Мне очень жаль, Мадс. Я слишком тороплюсь. Пожалуйста, не волнуйся. Я хочу знать все.

– Ну… – начинает он. И вдруг меня охватывает паника. Может, он не узнал правды и не хочет разочаровывать меня. Или он знает, но боится, что правда сломает меня. Но я должна знать.

Прежде чем я успеваю прервать его, он выуживает что-то из кармана и делает шаг ко мне.

– Я ходил к бардам. Просить их благословения.

– Благословения? – я в замешательстве. Они уже подарили нашей деревне благословение.

В очередной раз за сегодняшний вечер выражение его лица меняется, и я задаюсь вопросом, собирается ли он засмеяться, заплакать или поцеловать меня.

– Их разрешения, на самом деле. И они его дали.

Я ошеломленно смотрю, как Мадс опускается передо мной на одно колено.


Он протягивает мне маленькую коробочку. Внутри находится простая обручальная брошь, выполненная в традиционной форме ворона. Она сияет в лунном свете.

Мои пальцы скользят по ее полированным краям, замирая на распростертых крыльях. Существует легенда о вороне, который пролетел над горными землями и принес бардам весть о болезни, опустошившей наши земли. Это символ новых начинаний.

Смысл поступка Мадса становится ясен еще до того, как он начинает объяснять.

– Мне жаль, что меня не было рядом, когда ты нуждалась во мне, Шай. Я хочу загладить свою вину. Я хочу провести остаток жизни рядом с тобой. Как твой муж. И обещаю… Я буду защищать тебя от всех, кто может швырнуть камни или проклятия. Любой, кто может плохо о тебе отзываться. Любой, кто смотрит на тебя неправильно. Я буду сражаться за тебя до самой смерти, – в тишине стрекочут сверчки. – Ты выйдешь за меня?

Проходит неприятная минута, я стою молча. Одна минута превращается в две.

Ты слишком долго стоишь и ничего не говоришь! Отвечай ему! Но я не могу пошевелиться. Я не могу найти слов в водовороте чувств, который захлестнул все рациональные мысли.

Мадс, стоя на коленях, с нетерпением ждет ответа. Его мягкие голубые глаза полны тепла и надежды. Его улыбка каким-то образом делает лунный свет ярче.

Я не осмеливалась даже думать о подобном. Всегда существовала причина не делать этого. Мы слишком молоды. Проклятие моей семьи. Забота о маме. Я была его девушкой лишь на мгновение, но никогда навсегда.

И все же он делает предложение. Именно на это я и надеялась. Не так ли?

Это мой шанс оставить все позади. Я могла бы выйти замуж за Мадса и жить с ним в деревне, меня бы больше не избегали. Это было бы трудно, но мы могли бы работать вместе и строить будущее. Иметь детей. Стать семьей. Со временем, уверена, я влюблюсь в него по-настоящему, как он того заслуживает.

Но я не влюблена в него.

И это только часть проблемы.

Передо мной проплывают смутные образы мамы, папы и Кирана. Отец упал на колени на пастбище, хватая ртом воздух, его сердце отказало. Темно-синие вены на шее Кирана. Богато украшенный золотой кинжал, торчащий из груди Ма. Дом, в котором я жила, пропитанный болезнью, кровью и смертью.

Могу ли я просто повернуться спиной ко всем оставшимся без ответа вопросам и притвориться, что все в порядке?

– Я не могу, – мой голос срывается на шепот. Разочарование обрушивается на меня. Он не ходил к бардам за ответами. Он думает, что помогает мне, но это не так, он не может, он не понимает. Совсем как Фиона.

Глаза Мадса на долю секунды расширяются, но он не отводит от меня взгляда. Улыбка сползает с его лица, и я так отчаянно хочу пережить его боль, переложив ее на свои плечи. Чем дольше я пытаюсь призвать на помощь слова, тем больше теряюсь. В конце концов, расплачивается за это Мадс.

– Мне очень жаль, Мадс, – говорю я, – но я еще многого не поняла. Я должна выяснить, что случилось с мамой. Мне нужны ответы.

Он пропускает мои слова мимо ушей, потом медленно кладет коробку в карман и встает на ноги.

– Найти ответы. Точно, – шепчет он. – Забудь, что я сказал. Я всего лишь пытался помочь. Довольно глупо с моей стороны, не так ли?

– Мадс, пожалуйста. Пожалуйста, остановись, – слезы щиплют уголки моих глаз.

Он выглядит потрясенным. Сломленным.

– Мне очень жаль, Мадс.

Он отворачивается и смотрит в землю. Его дыхание становится тяжелым, как будто он бежал.

– Не волнуйся. Я… я понимаю.

Он переминается с ноги на ногу, словно отчаянно хочет убежать от меня. Для Мадса такие проблемы, как моя, следует отодвинуть подальше, чтобы они никому не причинили вреда. Но они все еще там. Я не могу вести себя так, будто убийцы Ма не существует. Что моя жизнь не была затронута болезнью. Что мои вышивки не преследуют меня и не играют со мной в странную игру. Но я знаю, как думает Мадс: зачем что-то исправлять, когда проблему можно игнорировать или отбиваться грубой силой?

Для него правда не настолько важна, чтобы за нее бороться. Но это важно. Так и должно быть.

– Мадс…

– Не надо, – он делает маленький шаг назад, затем еще один, – тебе не нужно ничего объяснять. Мне следовало бы подумать лучше.

Это не то, чего он хотел. Он пошел к бардам, думая, что их одобрение порадует меня. Он думал, что мы будем строить планы и давать обещания. Вместо этого мы стоим на противоположных сторонах грунтовой дороги в неловком молчании. Никто из нас не хочет показывать, что земля рушится под нашими ногами.

Я говорю себе больше не извиняться, это не поможет.

– Прости, – все равно повторяю я.

– Да, – он вздыхает, – ты меня тоже.

Не говоря больше ни слова, он поворачивается и уходит. Я смотрю, как он исчезает в темноте, и закрываю лицо руками. Как мне удалось потерять и Фиону, и Мадса в одну ночь?

Без утешительных слов Фионы, без тепла Мадса, без нежных рук мамы, заплетающих мне волосы, я чувствую себя страшно одинокой.

Тонкий серый свет освещает вершины гор. Рассвет. Эта бесконечная ночь подошла к концу. Я чувствую, как у меня вырывается вздох облегчения. Холодный воздух наполняет мои легкие, укрепляя решимость.

Я не буду прятаться от прошлого. Сегодня я следую тому курсу, который наметила сама.

Я переступаю порог своего старого дома. Смотрю на узкие комнаты, низкие стены, крошечные кровати, потемневший камин. Комнаты были убраны. Нет никаких следов насилия. Кто это сделал? Констебль? Убирал ли он вещи по доброте душевной или для того, чтобы все это исчезло, как будто ничего и не было?