Безлюди. Одноглазый дом

Не успела Офелия поблагодарить радушного хозяина, как раздался жуткий вой.

— Бо ругается, что я запер его, — успокоил спаситель и скрылся. Наверно, поспешил вызволить узника, поскольку вой вскоре затих.

Оставшись одна, Офелия резко ощутила усталость, взглянула на босые ноги — все в пыли и ссадинах — и заключила, что встреча с мылом неизбежна.

Ванную комнату украшали изразцы, латунные краники и прочие изыски. Под круглым окном стояла массивная ванна на звериных лапах. Сплошная роскошь, пусть обветшалая и запущенная, если приглядеться. По стенам расползлись ветвистые трещины, котел покрылся ржавчиной, а лепной узор на потолке зиял пустотой — пара фрагментов выпала, словно молочные зубы.

Наскоро ополоснувшись, Офелия отправилась на поиски хозяина. Следуя на свист чайника, она забрела на кухню. На пороге ее встретил пес: бело-рыжий, с черными подпалинами на спине и свисающими ушами, которые смешно затряслись, когда он залаял.

— Бо, — одернул его хозяин, пригрозив кухонным полотенцем, — будь вежлив с нашей гостьей. Хватит ей потрясений на сегодня.

Пес сменил гнев на милость и даже позволил погладить себя. Усыпив его бдительность, Офелия подобралась к столу, где ее дожидались кружка с мятным чаем и аккуратно сложенный плед. Укутавшись, она устроилась на стуле, поджала ноги и прикрыла саднящие ступни.

— Как тебя зовут, привидение в белом? — шутливо спросил ее спаситель.

В одежде, болтающейся на ней, как простыня, Офелия и впрямь могла сойти за привидение, что ворвалось среди ночи в чужой дом. Сорочку она одолжила у сестры, дабы не так сильно грустить в одиночестве. Как и все вещи Флори, спальная рубашка пахла ее духами: свежестью бергамота и сладостью пионов, хотя к этому моменту утратила аромат. Теперь от нее несло потом и дорожной пылью.

Офелия назвала свое имя. Мягкое и певучее, оно совсем не подходило для обычной жизни: «Офе-е-е-елия», — как самая печальная мелодия для скрипки. Представившись, она как обычно добавила:

— Можно просто Фе.

— А я Дарт, будем знакомы.

Его имя пронеслось резко и твердо, как нож, вонзившийся в мишень. Офелия подумала о метателе ножей из цирка. Каждый раз, когда металл и дерево говорили «Дарт», зал аплодировал. Она повторила имя, привыкая к нему. Сложные, длинные имена были для каждого предметом гордости, и при знакомстве люди всегда представлялись полностью, не упуская ни одной буквы.

— Это сокращение?

— Нет, просто мои родители ленивые люди. — Усевшись у противоположного края стола, Дарт лукаво прищурился и спросил: — Ну-с, и что же случилось с Офелией?

После ее короткой сбивчивой речи Дарт погрузился в размышления и задался самым опасным вопросом: где же были взрослые. Ей не хотелось отвечать, но пришлось. Сестра уехала по делам, а родителей с ними больше нет. Как странно и дико звучала правда. Дарт выдохнул одно только «ох» и замолк, а она хлебнула чаю, чтобы избавиться от горечи во рту, оставшейся от ее слов.

— Значит, ты живешь со старшей сестрой, — продолжил он чуть погодя.

— Да, просто Флори уехала решать вопрос с наследством. — Офелия растерянно замолчала, силясь придумать объяснение их проблемам, а в итоге призналась: — Я мало что в этом смыслю.

— Оно и неважно.

Дарт сделал пару глотков из своей кружки и улыбнулся из-под молочных усов, похожий на хитрого кота, а затем небрежно вытер их тыльной стороной ладони, став достаточно серьезным, чтобы спросить:

— Есть идеи, кто мог забраться к вам?

Офелия покачала головой. У нее не было времени обдумать, кто и зачем проник в их дом. Скорее всего, орудовали простые грабители, в Пьер-э-Метале таких шаек полным-полно, особенно на окраинах. Понимая, к чему клонит Дарт, она осторожно сказала:

— Наверно, придется обратиться к следящим.

— Подумаем об этом позже.

Офелия облегченно перевела дух.

Боясь снова встречаться с блюстителями порядка и возвращаться в пустой дом, она лелеяла надежду остаться на ночлег здесь. Дарту ее наглая просьба не понравилась. Улыбка вмиг стерлась с его лица, брови нахмурились. Рассеянным движением он взъерошил черные волосы, пропустив их сквозь пальцы, а после замер, словно прислушиваясь к чему-то… Неизвестно, какой ответ Дарт нашел в напряженной тишине, главное, что сжалился и позволил остаться, хотя и выдвинул для гостьи три правила: не соваться в другие комнаты, кроме ныне известных, не трогать вещи без позволения и не задавать лишних вопросов.

— Лишних — это каких? — вежливо уточнила она.

— Например, вот таких, — Дарт смешно передразнил ее и сам же расхохотался.

Выглядел он вполне безобидно, и все же чувствовалось в нем какое-то опасное притворство. Она ведь совсем не знала, кто перед ней. Вдруг это сумасшедший или маньяк, поселившийся в доме на отшибе. Офелии стало любопытно, как Дарту удалось разобраться с преследователями в одиночку.

— Что я сделал с ними? А у тебя какие версии? — бросил он, и в глазах его появился коварный блеск.

Страх, холодный и липкий, как болотная жижа, медленно растекся по телу, и Офелии пришлось успокаивать себя. Разве может такой добродушный человек оказаться плохим? Встретившись с ним взглядом, она поняла, что молча рассматривает Дарта, вместо того чтобы ответить на его каверзный вопрос.

— Я лишь надеюсь, что ты их не убил.

Дарт и тут нашел повод посмеяться. Смешок был коротким и непонятно что выражающим — то ли веселье, то ли упрек.

— Я похож на убийцу?

— В книжках убийцы обычно те, на кого никогда не подумают. Это развязывает им руки, — изрекла Офелия.

— Мудро. — Дарт одобрительно хмыкнул, а после признался: — Я подстрелил одного из них. Не смертельно, хотя достаточно убедительно. Они удрали, а я отделался легким испугом и разбитым окном.

Финал будто из сказки: злодеи наказаны, герои благородны, принцесса спасена. Офелия просияла и вернулась к уже холодному чаю. К тому времени он превратился в гадкую горьковатую жидкость. Отец называл такой чай «замерзшим», потому что, остывая, забытое озеро в кружке покрывалось пленкой, будто льдом. В какой-то момент, отвлекаясь от работы, отец обнаруживал это, шел за новой порцией и, возвращаясь за чертежный стол, звучно прихлебывал по пути.


Воспоминания согрели не хуже шерстяного пледа, и Офелия едва не уснула за столом. На ватных ногах она поплелась за Дартом и оказалась в той самой спальне, где недавно пряталась.

— Раз вы сами выбрали друг друга, поселим тебя здесь, — заявил он и, пожелав доброй ночи, ушел.

Без него в комнате стало тихо и зловеще. Над кроватью парила тень балдахина, а напротив вырисовывалась мрачная громадина шкафа. Отгоняя прочь пугающие мысли, Офелия скользнула под одеяло и уснула крепко, безмятежно — так, словно и не было никаких погонь, выстрелов, нападений; словно не было ничего, кроме мягких объятий постели.



Комнату заливал яркий солнечный свет. Разноцветные блики от витражного окна танцевали на стене и складывались в причудливые узоры. Офелии казалось, будто она очутилась внутри калейдоскопа, механизм которого только что крутанули. Пестрая картинка почти стерла воспоминания о минувшей ночи, но стоило повернуться, и все тело отозвалось глухой болью.

Умывшись и расчесав спутанные волосы, она почувствовала себя намного лучше. Чтобы оценить свой вид, не хватало только зеркала — а его не нашлось ни в ванной, ни в спальне, ни у лестницы. Поиски закончились, едва Офелия почуяла невероятные запахи: печеного хлеба, молочного какао и ванили. Голодный желудок капризно заурчал, требуя завтрак.

Когда она заглянула на кухню, Дарт как раз доставал противень с выпечкой, насвистывая веселую мелодию. Стол уже был накрыт (почему-то на три персоны). Памятуя о правилах дома, Офелия не стала спрашивать, кому предназначена третья тарелка. Может быть, Бо? Словно прочитав ее мысли, пес переметнулся к ней, выклянчивая угощение. За эти печальные глаза можно было отдать последний кусок, но ему перепал только краешек сырного кренделя.

После завтрака Дарт собрался к стекольщику, чтобы заказать окно взамен разбитого, и Офелия осмелилась попросить заодно отправить письмо в Лим. Благо она знала адрес, где Флори собиралась остановиться. В коротком послании Офелия просила сестру поскорее вернуться и прийти в дом за пшеничным полем. Чтобы не возникло путаницы, Дарт дополнил письмо простенькой картой, указав стороны света и ближайший ориентир — водонапорную башню. С удивлением Офелия обнаружила, что убежала не так далеко, как ей показалось ночью.

— У меня есть еще одна просьба, — смущенно добавила она напоследок. — Пожалуйста, не обращайся к следящим!

Дарт с интересом воззрился на нее:

— Это еще почему?

Она прикусила губу, не решаясь признаться, что им с сестрой нельзя привлекать внимание. Однажды стражи правопорядка отправили их в приют, а затем едва не упекли Флори за решетку. В тот раз сестре чудом удалось спастись, и теперь Офелия боялась, что нынешнее происшествие снова натравит на них следящих.

Она раздумывала над ответом слишком долго, чем и выдала себя. К ее удивлению, Дарт не стал выпытывать подробностей.

— Лезть в чужие проблемы себе дороже. — Он задумчиво потер подбородок и добавил: — Мне хватит разбитого окна.

Уходя, Дарт отдал команду Бо охранять дом — и на том скрылся. Судя по шуму, он последовал не ко входной двери, а на второй этаж. Офелия удивленно слушала, как наверху что-то грохочет. Оставалось гадать, что за выход скрывается там: неужели через крышу? Она бы проверила, но правила дома запрещали посещать другие комнаты, кроме тех, где она уже была, а также трогать вещи, шуметь и открывать любые двери. Проще перечислить, что ей дозволялось.

Пытаясь себя чем-то занять, Офелия обошла кухню. Приметила две двери по разным углам — одна вела в кладовую, а другая оставалась тайной, хотя в богатых домах к кухне обязательно примыкала просторная столовая, где проводились семейные завтраки, полуденные обеды и званые ужины. Проверять догадку Офелия не стала и прошествовала в холл. Разбитое окно Дарт заколотил широкой доской и закрепил ее согнутым гвоздем вместо задвижки. По левую сторону от двери было такое же окно, только целое. Выглядело это так, будто после драки у дома остался один здоровый глаз, а второй, подбитый, прикрыли повязкой. Унылая экскурсия завершилась прогулкой по длинному коридору с чередой запертых дверей. Раздосадованно вздохнув, Офелия скользнула в спальню.

Солнце больше не заглядывало в витраж, и от калейдоскопа осталось лишь несколько отблесков на полу.

Она улеглась на кровать под тюлевым балдахином и стала размышлять. Если Дарт отправит послание до обеда, то к вечеру оно доберется до адресата. Вся надежда на Плавучую почту. Так в Пьер-э-Метале называли контору связи, соединявшую прибрежные города. По Почтовому каналу ходили проворные суда, доставлявшие письма и посылки, а позже появились паромы, перевозящие пассажиров. Если Флори поспешит, то успеет на ночной рейс и вернется завтра к утру.

От размышлений Офелию отвлек странный шум: вначале послышалось что-то вроде короткого всхлипа, а затем громкий хлопок. Она подскочила и завертела головой, но в комнате не нашлось ничего подозрительного, кроме шкафа, занимающего стену напротив кровати. Может, Бо забрался внутрь? Она решила проверить, чтобы не бояться понапрасну.

Дубовые дверцы с патиной распахнулись от легкого прикосновения, из шкафа дохнуло смесью ароматов из старого дерева, лаванды и календулы. Все пространство было забито платьями, и рука сама потянулась к одному из них, расшитому серебристым стеклярусом. Наряд выглядел как доспехи и весил, наверно, так же. Едва Офелия подумала о том, чтобы примерить его, зрение уловило движение: изящное, мимолетное и неестественное — потому что принадлежало платью. Оно протянуло к ней ярко-алые рукава, окольцевало запястья и рывком потащило в шкаф.

Офелия попыталась сопротивляться, упереться ногами в пол, но узлы сдавили сильнее, и пальцы пронзило игольчатой болью. Она успела только вскрикнуть, прежде чем нутро шкафа поглотило ее. Дверцы захлопнулись, ключ дважды провернулся с той стороны, а Офелия нырнула в душную глубину платьев. Одни наседали пышными юбками, другие царапались нашитыми камнями, третьи щекотали отделкой из перьев, а то, что утащило ее сюда, продолжало стягивать узлы на запястьях. Она почувствовала себя пленницей в кандалах, брошенной в темницу.

Со злости Офелия толкнула ногой дверцу и отчаянно заворочалась. Рукава не давали свободно двигаться, и все, чего она добилась, — запуталась в юбке с кринолином. Были платья живыми или только мерещились такими, лучше им не сопротивляться. Офелия смирилась и обмякла, поняв, что самой отсюда не выбраться. Оставалось дожидаться Дарта.

Время тянулось издевательски медленно. Ей казалось, будто она просидела здесь несколько часов, чихая от запаха саше. В закрытом шкафу аромат душистых сухоцветов был навязчивым до тошноты.

Наконец слух уловил звонкий лай Бо. Офелия встрепенулась, и узлы затянулись крепче. Она хотела позвать Дарта по имени, вот только все согласные померкли на фоне пронзительной и протяжной «а-а-а-а-а-а». Крик прервался на вдохе и превратился в сдавленный хрип, когда атласный пояс по-змеиному обвился вокруг шеи в удушающем захвате. Связанные руки не могли дотянуться, чтобы помешать этому. Всерьез испугавшись, Офелия заколотила ногами.

Напуганная, она не сразу поняла, откуда этот слепящий свет и что за сила тащит ее наружу. Дарт действовал быстро и решительно: проворными пальцами ослабил петлю на шее и стянул пояс через голову, затем вцепился в рукава повыше тугих узлов и с силой рванул на себя. Ткань затрещала, а следом раздался оглушительный вопль. Офелия была готова поклясться, что он донесся прямо из глубины шкафа.



Потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что случилось и как она очутилась на кровати. Может, всему виной ее кошмары? Офелия пошевелила рукой и заметила на запястье синий обод — след от крепких узлов.

— Это был не сон, — мрачно сказал Дарт. Он сидел на полу у изножья кровати. Взгляд строгий и прожигающий, на губах ни намека на улыбку. — Ты должна уйти.

Она резко села, отчего голова закружилась.

— Пожалуйста, не прогоняй меня!

— Хозяин не хочет видеть посторонних. — Дарт бросил на нее виноватый взгляд. — Гостеприимство безлюдя недолговечно.

Офелия ахнула. Она считала истории о безлюдях городскими легендами — далекими от истины, приукрашенными воображением. Поговаривали, что заброшенные дома дичали без жильцов, обретали разум и магические свойства. Кто-то называл их заразой на теле города, а кто-то считал отдельным народом с собственными устоями, историей, традициями. В родном Лиме чаще говорили не о безлюдях, а о том, как не допустить их появления. Поэтому Офелия знала о них лишь по рассказам сестры.

— Кажется, безлюдями называют брошенные дома. Но ты же тут живешь.

— Я лютен. Домовой, если угодно. — Дарт приложил два пальца к виску и отсалютовал. — И не живу, а работаю. Раз хозяин больше не согласен терпеть тебя, я вынужден подчиниться.

Ошеломленная, она немо застыла перед ним. Если про безлюдей в Лиме говорили, пусть и неохотно, то про лютенов никто и словом не обмолвился. Тем более о том, что у безлюдя есть человек, беспрекословно выполняющий приказы.

Офелия попыталась убедить Дарта, хотя его хмурый вид не обещал никакого снисхождения.

— Сестра будет искать меня здесь!

— Встречу ее и отправлю, куда надо.