Без права на ошибку
Часть 31 из 61 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Недолго шел. Час прошел, глядь – село. Постоял у околицы, посмотрел – люди. Подвело живот у Даньки. Голова кружится, в ногах слабость. Что делать?
Пошел по домам – руку тянуть. Плохо выходит. Деревня бедная. Люди голодные. Свои не кормлены – а тут этот шастает. Смотрят на него – будто заразный он. Гонят так – будто всю жизнь его ненавидели.
Отошел было Данька – снова вернулся. Из крайнего дома на улицу ведро плеснули. До крайней нужды дошел – присел на корточки, принялся в траве густой шарить. Авось съедобное выкинули?
Нащупал – бумажка. Еще нащупал – железка непонятная. Снова нащупал – корочка хлебная. Поднял, обдул губами, о майку вытер. Не заболеть бы с нее – не знай кто выкинул, да на земле валялась. А рот голодный уже сам разевается, язык голодный к корочке тянется. Ничо, авось с хлеба не захвораешь.
Захрустела косточка на губах, потекли в глотку голодные слюни. Раз – и нету корочки, будто и не было.
Поднялся Данька с колен, повернулся – и дальше пошел.
Шел долго. Верста с верстой складывается, километр с километром. Плохо Даньке, голодно. Пройдет сто шагов – сядет, отдохнет. Еще сто шагов – снова отдыхай. Рюкзак с консервой перед глазами дразнится. Теперь бы вернуться – не побоялся бы мужика мертвого. Вгрызся бы в него, отобрал рюкзак. Да уж поздно. Где та деревня – не помнит от голода.
Глядь – перепелка на дорогу выскочила. Трясет хвостом, на лапку припадает, за собой зовет. Смекнул Данька – неспроста. Вокруг себя глядеть начал. Наткнулся на гнездо, там – три яйца маленьких. Обрадовался! Разбил одно, выпил, разбил другое, выпил, разбил третье. Разом сил прибавилось, снова вперед зашагал. Перепелка летает вокруг, кричит – а Даньке что до нее? У него смерть голодная перед глазами.
К вечеру дошел в село. Село крупное, у большой дороги стоит. В селе – торг. Народу!.. Начал по рядам ходить, смотреть. Интересно! Здесь оружием торгуют – да не двустволками, как у батьки, настоящим. Там – противогазами, фильтрами. Кто-то снадобья выставил, кто-то одежду, кто-то патроны или еду. Ходил, смотрел, слушал – кой-чего понял. Местные – по всему видать – в достатке. Ярмарка на триста верст вокруг одна. Селяне ее всем миром держат, с нее кормятся. Путников на ночлег пускают, обратно плату берут. Задумался – почему так? Почему несправедливость? Кто с голоду пухнет, а кто ест каждый день. Думал, думал – понял. Дорога большая через село проходит. Караваны часто ездят, путники ходят. Приспособились местные. Жалко стало Даньке свою деревню. Кабы и через нее дорога большая шла – может и не помер батька. И Барбос бы не убег. Защипало снова в носу – но сдержался. Не время щас. Без ничего остался, думать надо, как хозяйство поправить.
Что думать. Одному торговцу ведро поднес, другому с дровами помог, третьему ящик подержал. Четвертый покосился недоверчиво – прогнал. Не обиделся Данька. Уже забренчало в кармане – три патрона побольше, остроконечные, два поменьше, на первые похожи, и два совсем маленькие, с тупой пулькой. Уже можно жить!
На ночь устроился под КАМАЗом, снутри колеса. Банку заветную перед сном умял – доволен. За место платить – больно жирно, не по его средствам. Сто крат лучше консерву купить. А то и запрятать пульки, походить по рядам с утра, поклянчить. Авось кинут кусок-другой. Эх, мешков нет, все у мертвяка остались. Набрал бы банок – и снова в путь.
Утром снова меж людьми ходил. Слушал. Торг, оказывается, не каждый день. В неделю два-три дня, с пятницы на воскресенье. Обеспокоился Данька – сегодня день, да завтра день, после закончится. Нужно быстрее набрать! Заново начал по рядам бегать. Проще пошло – со вчера уж знают его торговцы, улыбаются. Снова помогал, как двужильный до самого вечера, за день не присел. Здесь патрон, там патрон – набрал к ночи сорок штук! Купил банку за три патрона, залез где ночью ночевал, снова наелся от пуза. Захорошело, сил враз прибавилось! Снова показалась дорога по силам. Засунул руки в карманы, пульки крепко сжал в горсти – богатство! Начал подремывать. Вдруг – что такое? Дергает его кто-то за ногу. Выглянул из-под машины – трое стоят. Один таким же возрастом, двое помельче.
– Ты чо здесь? Наш хлеб отбиваешь!
Нахохлился Данька.
– Че эт твой. Место не куплено. Кто хошь тот и работай.
– Вылазь!
Вылез Данька. Стоят против него трое – местные. Сытые, силушкой не обиженные. Бить начнут – что делать?
– Чо наработал? Отдавай половину.
Зло взяло Даньку. Сытый голодного не разумеет. Живут, горя не знают, папка-мамка их кормят. Сами не работают – не видал он их день на торге! – и другим не дают.
– А вот такого не хошь? – вытянул правую руку вперед и левой поперек нее, мотню показал.
– Дай ему, Кирюха, – говорит один. – Чтоб неповадно было…
– Наш хлеб отбивает! – подначивает другой.
Кирюха рукава засучивает.
– Щас научим тебя правилам…
Остервенился Данька. Своим трудом заработанное – как отдать? Толкнул Кирюху, навалился сверху. Сильней Кирюха, плотнее, ест хорошо – но Данька как голодный крысеныш в него, прямо в шею, вцепился.
Отбился.
Отодрался от него Кирюха, отбежал. Мелкие с ним, примолкли, смотрят непонимающе. Как так? Шире, Кирюха, выше. Ест каждый день. Но – не сдюжил. Почему так? Не могут одного своим куцым умишком понять: Кирюха за деньги дерется, Данька – за жизнь.
– Я тебя еще поймаю, – грозится Кирюха.
– Чо меня ловить. Я – вот он. Поймал уже.
Смерил его Кирюха взглядом – Данька у колеса стоит, кулаки сжаты, ноги напружинены. Подойдешь – пожалеешь!
Плюнули, ушли.
Только на место полез – из-за соседней машины мальчишка выглядывает. Один. И меньше – годов, пожалуй, десяти, а то и девяти вообще. Смотрит на Даньку, подойти боится.
– Ты чо?
– Дай пульку, а?
– Сам заработай.
– Я и заработал, – хлюпает тот. – Пять пулек было. Кирюха все отобрал.
Жалко Даньке мальчишку. Хлипкий совсем, дунь – упадет. С таким не только Кирюха – и мелкий справится.
– Ладно. На, держи.
Дал ему патрон. Может себе позволить – богач.
Тот снова стоит, не уходит.
– Ну чо еще?
– А ты как тут? Я тут с прошлой ярмарки, неделю. Тебя раньше не видел. Проходом?
– Проходом, – кивает Данька.
– А куда?
– Далеко. В Ставрополь. Слыхал?
– Не-е-е…
– Хорошо там. Большой город Ставрополь. И – целый. Нет людей. Туда бомбу новой конструкции кинули. Все умерли – но город целый остался. Все цело – магазины, амбары, склады. Лежит в магазинах мука, хлеб, консервы – ешь, не хочу! И заразы нет – выветрилась. Благодатный край! Вот добраться только трудно. Туда тыща километров, обратно тыща километров. Полтыщи уже прошел, половина осталась.
Моргает мальчишка – эка невидаль! Чудо-город! Всего полно, людей нет, бери чо хошь, ешь сколько хошь!
– А меня возьми с собой!
Хмурится Данька. Вот еще, нахлебника брать… Но – вспомнились вдруг торговцы с каравана. И главный торгаш, что про нахлебников говорил. Нехорошо получается – ужель и он так же мальчишку прогонит, как его самого прогнали? Нехорошо так.
– Ладно. Пойдем. Вдвоем и веселее. Звать-то как тебя?
– Славка! – радуется мальчишка.
– А лет сколько?
– Девять.
– Только уговор. Я старше, опытнее. Меня во всем слушать. Не будешь слушать – уйду, один останешься.
Кивает Славка. Плохо ль. Старший командует, младший подчиняется. Не надо думать, где хлеба достать. За тебя все решат.
– Сам-то откуда, как здесь?
– Ехали с батянькой в Казахстан. Да напали разбойники. Батяньку убили, я сбежал. Три дня ходил, людей искал. Набрел на дорогу, по ней к селу вышел. Только толку? Прошлый раз что заработал – Кирюха все отобрал. Сейчас вот опять. Хорошо ты ему дал, долго помнить будет.
Данька приосанился. Гордится.
– Мы, Родкины, такие… Кто подойди – враз по сопле получит.
Ночью спали вместе, под колесом. Тесно, спиной к спине. Спит Данька – и чуется ему сквозь сон, что брата Мишку встретил. Вдвоем – оно лучше. Брат за брата крепче держись.
Третий день опять работали. День – дюже важный. И заработать надо и потратить с умом. В дальнюю дорогу собираться – много всего. Ну так и он теперь не один, вдвоем больше заработаешь. Село богатое, торговцы не скупятся. Поднес – патрон, подержал – патрон.
К вечеру сели считать. Данька считает плохо – в школу только в первый класс ходил. Славка считать и вовсе не умеет. Досчитали до восьмидесяти – сбились. Заново. Снова до восьмидесяти дошли – обратно сбились. Поднатужились, посчитали опять. Вышло девяносто семь. Капитал! Потяжелели карманы Данькины, штаны к низу тянут. Тратить пора.
Прошли по торговцам. Выучили новое слово – «скидка». Это вроде как своему, по знакомству. Два дня работал Данька – на третий день ему, как своему человеку, цену скидывают. Здесь патрон, там два. Татарин Ильшат целых пять сбросил.
– Э, – говорит, – ты, Данила, никак в купцы заделался? Хорошо, хорошо, шустри, старайся. Будешь шустрить – года через три к себе возьму. А пока поучись. Выживешь – со мной будешь.
Даньке лестно. Не знал он раньше, что так бывает. Жил в деревне, умирал с голодухи. Ушел из дома – в дороге умирал. Но упал на него достаток – враз о плохом перестал думать. Пятьсот километров – какое расстояние? Дойде-е-ем!..
Закупили много. Рюкзак один на двоих. Четыре фильтра для противогазов. Карту, ножик. Консерву – да не одну, целых семь! Бутылку-пятилитровку нашли, воды Ильшат бесплатно дал. Аптечку тоже – очень уж понравился ему Данька. Противогаз и комбез у Славки был – без них сейчас никак, вторая шкура. И еще немного патронов Данька про запас оставил.
Ночью под колесом пообещали друг дружку не бросать, всем делиться. Найдет Славка – в общий котел. Найдет Данька – в общий котел. После поровну.
Утром проснулись – и вперед, в путь дорогу.
День прошел быстро. Вдвоем – не один. Идут, разговаривают, тяжелые думы отгоняют.
Спросит Славка:
– Как думаешь, дойдем?
– Теперь точно дойдем, – уверен Данька. – Я уж сколько иду – считай, шестой день. Иль восьмой?.. Запутался. Столько навидался… Поезд – видел. Мертвеца – видел. Бабу с детями – видел. На караване ехал. Рюкзак потерял. А вот – снова с прибытком. И тебя нашел. Вдвоем-то – как не добраться.
Славка рад. Батьку потерял – кажись, брата нашел?.. Вдвоем – не один. Дойдут.
День идут, другой идут, третий. Неделя долой. Когда по дороге, когда по полю, когда и по лесу приходится. Данька мальчишка деревенский, лес знает. Лес – он летом нестрашный. Был бы противогаз под рукой, да дозиметр. Ночь застала – лезь на дерево толстое, спи. В деревне – и то страшнее. Проходили они со Славкой деревни – окошки черные, дома серые, огороды бурьяном заросшие. Где один человек, где два, а чаще и нет вовсе. Смотрели на них люди глазами невидящими, взглядами провожали. Кажется – бросятся сейчас, последнее отнимут. Славка пугается, Данька его за руку берет, тянет.
Пошел по домам – руку тянуть. Плохо выходит. Деревня бедная. Люди голодные. Свои не кормлены – а тут этот шастает. Смотрят на него – будто заразный он. Гонят так – будто всю жизнь его ненавидели.
Отошел было Данька – снова вернулся. Из крайнего дома на улицу ведро плеснули. До крайней нужды дошел – присел на корточки, принялся в траве густой шарить. Авось съедобное выкинули?
Нащупал – бумажка. Еще нащупал – железка непонятная. Снова нащупал – корочка хлебная. Поднял, обдул губами, о майку вытер. Не заболеть бы с нее – не знай кто выкинул, да на земле валялась. А рот голодный уже сам разевается, язык голодный к корочке тянется. Ничо, авось с хлеба не захвораешь.
Захрустела косточка на губах, потекли в глотку голодные слюни. Раз – и нету корочки, будто и не было.
Поднялся Данька с колен, повернулся – и дальше пошел.
Шел долго. Верста с верстой складывается, километр с километром. Плохо Даньке, голодно. Пройдет сто шагов – сядет, отдохнет. Еще сто шагов – снова отдыхай. Рюкзак с консервой перед глазами дразнится. Теперь бы вернуться – не побоялся бы мужика мертвого. Вгрызся бы в него, отобрал рюкзак. Да уж поздно. Где та деревня – не помнит от голода.
Глядь – перепелка на дорогу выскочила. Трясет хвостом, на лапку припадает, за собой зовет. Смекнул Данька – неспроста. Вокруг себя глядеть начал. Наткнулся на гнездо, там – три яйца маленьких. Обрадовался! Разбил одно, выпил, разбил другое, выпил, разбил третье. Разом сил прибавилось, снова вперед зашагал. Перепелка летает вокруг, кричит – а Даньке что до нее? У него смерть голодная перед глазами.
К вечеру дошел в село. Село крупное, у большой дороги стоит. В селе – торг. Народу!.. Начал по рядам ходить, смотреть. Интересно! Здесь оружием торгуют – да не двустволками, как у батьки, настоящим. Там – противогазами, фильтрами. Кто-то снадобья выставил, кто-то одежду, кто-то патроны или еду. Ходил, смотрел, слушал – кой-чего понял. Местные – по всему видать – в достатке. Ярмарка на триста верст вокруг одна. Селяне ее всем миром держат, с нее кормятся. Путников на ночлег пускают, обратно плату берут. Задумался – почему так? Почему несправедливость? Кто с голоду пухнет, а кто ест каждый день. Думал, думал – понял. Дорога большая через село проходит. Караваны часто ездят, путники ходят. Приспособились местные. Жалко стало Даньке свою деревню. Кабы и через нее дорога большая шла – может и не помер батька. И Барбос бы не убег. Защипало снова в носу – но сдержался. Не время щас. Без ничего остался, думать надо, как хозяйство поправить.
Что думать. Одному торговцу ведро поднес, другому с дровами помог, третьему ящик подержал. Четвертый покосился недоверчиво – прогнал. Не обиделся Данька. Уже забренчало в кармане – три патрона побольше, остроконечные, два поменьше, на первые похожи, и два совсем маленькие, с тупой пулькой. Уже можно жить!
На ночь устроился под КАМАЗом, снутри колеса. Банку заветную перед сном умял – доволен. За место платить – больно жирно, не по его средствам. Сто крат лучше консерву купить. А то и запрятать пульки, походить по рядам с утра, поклянчить. Авось кинут кусок-другой. Эх, мешков нет, все у мертвяка остались. Набрал бы банок – и снова в путь.
Утром снова меж людьми ходил. Слушал. Торг, оказывается, не каждый день. В неделю два-три дня, с пятницы на воскресенье. Обеспокоился Данька – сегодня день, да завтра день, после закончится. Нужно быстрее набрать! Заново начал по рядам бегать. Проще пошло – со вчера уж знают его торговцы, улыбаются. Снова помогал, как двужильный до самого вечера, за день не присел. Здесь патрон, там патрон – набрал к ночи сорок штук! Купил банку за три патрона, залез где ночью ночевал, снова наелся от пуза. Захорошело, сил враз прибавилось! Снова показалась дорога по силам. Засунул руки в карманы, пульки крепко сжал в горсти – богатство! Начал подремывать. Вдруг – что такое? Дергает его кто-то за ногу. Выглянул из-под машины – трое стоят. Один таким же возрастом, двое помельче.
– Ты чо здесь? Наш хлеб отбиваешь!
Нахохлился Данька.
– Че эт твой. Место не куплено. Кто хошь тот и работай.
– Вылазь!
Вылез Данька. Стоят против него трое – местные. Сытые, силушкой не обиженные. Бить начнут – что делать?
– Чо наработал? Отдавай половину.
Зло взяло Даньку. Сытый голодного не разумеет. Живут, горя не знают, папка-мамка их кормят. Сами не работают – не видал он их день на торге! – и другим не дают.
– А вот такого не хошь? – вытянул правую руку вперед и левой поперек нее, мотню показал.
– Дай ему, Кирюха, – говорит один. – Чтоб неповадно было…
– Наш хлеб отбивает! – подначивает другой.
Кирюха рукава засучивает.
– Щас научим тебя правилам…
Остервенился Данька. Своим трудом заработанное – как отдать? Толкнул Кирюху, навалился сверху. Сильней Кирюха, плотнее, ест хорошо – но Данька как голодный крысеныш в него, прямо в шею, вцепился.
Отбился.
Отодрался от него Кирюха, отбежал. Мелкие с ним, примолкли, смотрят непонимающе. Как так? Шире, Кирюха, выше. Ест каждый день. Но – не сдюжил. Почему так? Не могут одного своим куцым умишком понять: Кирюха за деньги дерется, Данька – за жизнь.
– Я тебя еще поймаю, – грозится Кирюха.
– Чо меня ловить. Я – вот он. Поймал уже.
Смерил его Кирюха взглядом – Данька у колеса стоит, кулаки сжаты, ноги напружинены. Подойдешь – пожалеешь!
Плюнули, ушли.
Только на место полез – из-за соседней машины мальчишка выглядывает. Один. И меньше – годов, пожалуй, десяти, а то и девяти вообще. Смотрит на Даньку, подойти боится.
– Ты чо?
– Дай пульку, а?
– Сам заработай.
– Я и заработал, – хлюпает тот. – Пять пулек было. Кирюха все отобрал.
Жалко Даньке мальчишку. Хлипкий совсем, дунь – упадет. С таким не только Кирюха – и мелкий справится.
– Ладно. На, держи.
Дал ему патрон. Может себе позволить – богач.
Тот снова стоит, не уходит.
– Ну чо еще?
– А ты как тут? Я тут с прошлой ярмарки, неделю. Тебя раньше не видел. Проходом?
– Проходом, – кивает Данька.
– А куда?
– Далеко. В Ставрополь. Слыхал?
– Не-е-е…
– Хорошо там. Большой город Ставрополь. И – целый. Нет людей. Туда бомбу новой конструкции кинули. Все умерли – но город целый остался. Все цело – магазины, амбары, склады. Лежит в магазинах мука, хлеб, консервы – ешь, не хочу! И заразы нет – выветрилась. Благодатный край! Вот добраться только трудно. Туда тыща километров, обратно тыща километров. Полтыщи уже прошел, половина осталась.
Моргает мальчишка – эка невидаль! Чудо-город! Всего полно, людей нет, бери чо хошь, ешь сколько хошь!
– А меня возьми с собой!
Хмурится Данька. Вот еще, нахлебника брать… Но – вспомнились вдруг торговцы с каравана. И главный торгаш, что про нахлебников говорил. Нехорошо получается – ужель и он так же мальчишку прогонит, как его самого прогнали? Нехорошо так.
– Ладно. Пойдем. Вдвоем и веселее. Звать-то как тебя?
– Славка! – радуется мальчишка.
– А лет сколько?
– Девять.
– Только уговор. Я старше, опытнее. Меня во всем слушать. Не будешь слушать – уйду, один останешься.
Кивает Славка. Плохо ль. Старший командует, младший подчиняется. Не надо думать, где хлеба достать. За тебя все решат.
– Сам-то откуда, как здесь?
– Ехали с батянькой в Казахстан. Да напали разбойники. Батяньку убили, я сбежал. Три дня ходил, людей искал. Набрел на дорогу, по ней к селу вышел. Только толку? Прошлый раз что заработал – Кирюха все отобрал. Сейчас вот опять. Хорошо ты ему дал, долго помнить будет.
Данька приосанился. Гордится.
– Мы, Родкины, такие… Кто подойди – враз по сопле получит.
Ночью спали вместе, под колесом. Тесно, спиной к спине. Спит Данька – и чуется ему сквозь сон, что брата Мишку встретил. Вдвоем – оно лучше. Брат за брата крепче держись.
Третий день опять работали. День – дюже важный. И заработать надо и потратить с умом. В дальнюю дорогу собираться – много всего. Ну так и он теперь не один, вдвоем больше заработаешь. Село богатое, торговцы не скупятся. Поднес – патрон, подержал – патрон.
К вечеру сели считать. Данька считает плохо – в школу только в первый класс ходил. Славка считать и вовсе не умеет. Досчитали до восьмидесяти – сбились. Заново. Снова до восьмидесяти дошли – обратно сбились. Поднатужились, посчитали опять. Вышло девяносто семь. Капитал! Потяжелели карманы Данькины, штаны к низу тянут. Тратить пора.
Прошли по торговцам. Выучили новое слово – «скидка». Это вроде как своему, по знакомству. Два дня работал Данька – на третий день ему, как своему человеку, цену скидывают. Здесь патрон, там два. Татарин Ильшат целых пять сбросил.
– Э, – говорит, – ты, Данила, никак в купцы заделался? Хорошо, хорошо, шустри, старайся. Будешь шустрить – года через три к себе возьму. А пока поучись. Выживешь – со мной будешь.
Даньке лестно. Не знал он раньше, что так бывает. Жил в деревне, умирал с голодухи. Ушел из дома – в дороге умирал. Но упал на него достаток – враз о плохом перестал думать. Пятьсот километров – какое расстояние? Дойде-е-ем!..
Закупили много. Рюкзак один на двоих. Четыре фильтра для противогазов. Карту, ножик. Консерву – да не одну, целых семь! Бутылку-пятилитровку нашли, воды Ильшат бесплатно дал. Аптечку тоже – очень уж понравился ему Данька. Противогаз и комбез у Славки был – без них сейчас никак, вторая шкура. И еще немного патронов Данька про запас оставил.
Ночью под колесом пообещали друг дружку не бросать, всем делиться. Найдет Славка – в общий котел. Найдет Данька – в общий котел. После поровну.
Утром проснулись – и вперед, в путь дорогу.
День прошел быстро. Вдвоем – не один. Идут, разговаривают, тяжелые думы отгоняют.
Спросит Славка:
– Как думаешь, дойдем?
– Теперь точно дойдем, – уверен Данька. – Я уж сколько иду – считай, шестой день. Иль восьмой?.. Запутался. Столько навидался… Поезд – видел. Мертвеца – видел. Бабу с детями – видел. На караване ехал. Рюкзак потерял. А вот – снова с прибытком. И тебя нашел. Вдвоем-то – как не добраться.
Славка рад. Батьку потерял – кажись, брата нашел?.. Вдвоем – не один. Дойдут.
День идут, другой идут, третий. Неделя долой. Когда по дороге, когда по полю, когда и по лесу приходится. Данька мальчишка деревенский, лес знает. Лес – он летом нестрашный. Был бы противогаз под рукой, да дозиметр. Ночь застала – лезь на дерево толстое, спи. В деревне – и то страшнее. Проходили они со Славкой деревни – окошки черные, дома серые, огороды бурьяном заросшие. Где один человек, где два, а чаще и нет вовсе. Смотрели на них люди глазами невидящими, взглядами провожали. Кажется – бросятся сейчас, последнее отнимут. Славка пугается, Данька его за руку берет, тянет.