Без лишних слов

– Сан-Луис-Обиспо. Отремонтировала дом, который папа практически подарил мне, и переехала.

– Я знаю, где это. Завтра у меня несколько встреч. Могу приехать вечером, к семи. Устроит?

– Вполне. – Он хочет приехать. Она ошарашена. Может быть, он готов признать Джоша своим и сделать это лично, потому что она не готова поверить в альтернативу: Джош не его сын. Итан не предавал ее.

Оливия стоит в комнате Джоша со стаканом виски в руке. Бутылку забыл Блейз. Джош спит. Дыхание ровное, спокойное, простыня сбилась к коленям. Под потолком медленно крутятся лопасти вентилятора. Она думала, что поищет бумажник в рюкзаке и таким образом избавит их обоих от повторения неловкой ситуации, когда она попросила показать его. Но Джош спит с рюкзаком, обняв его крепко, как коала своего малыша.

Она выходит из комнаты, прежде чем он почувствует ее присутствие и проснется.

На часах четверть первого. Ей давно пора спать. Она и накануне поздно легла. И пора всерьез взяться за работу над следующей серией иллюстраций. Но вместо этого Оливия подливает в стакан виски и всматривается через окно гостиной в темную пустоту. Где же ты, Лили? Разговор с Итаном вымотал ее эмоционально, а значит, нужно вернуться к работе. Успокоиться. Отдохнуть. Завтра им с Джошем рано вставать.

В студии Оливия собирает сделанные углем рисунки и берет тетрадь. Босые ноги несут ее в гостиную, где она устраивается на мягком диване и, обратившись к памяти, пытается воспроизвести на бумаге лицо. Рисунок постепенно оживает: обрамленное каштановыми волосами личико с россыпью веснушек преображается в боевую сцену: Далия из Малиновой Волны в сияющем костюме и с вылетающими из ладоней молниями. Четко выписанные брови нависли над пронзительными горящими глазами. Она – вершительница правосудия, и ее сочные красные губы изогнуты в грозной ухмылке. Набросок грубоват и выполнен в черно-белом варианте, который не передает исходящего от нее ощущения силы, энергии, блеска. Но Оливия знает, и для нее Лили – Далия, воительница, манипулирующая природными силами. Она – скрепляющая сила Малиновой троицы.

Когда они с Лукасом не ладили, Лили не оставалась в стороне и всегда вмешивалась. Их споры расстраивали ее.

Может быть, потому что не ладили родители.

В доме их детства был винный погреб, узкая, восемь на четырнадцать футов, комната с бетонными стенами и крутой деревянной лестницей. В отсутствие винных стеллажей эта комната, которую Лукас окрестил «ямой», вполне могла служить тюремной камерой. Темная, хоть глаз выколи, без окон и запасного выхода. Соорудили подвал по тайной договоренности, так что ни в каких документах он не значился.

В погребе имелась современная система охлаждения, контролировавшая температуру и влажность. Вина у их родителей было много.

В качестве консультанта Дуайт – когда не занимался политической кампанией – путешествовал по Калифорнии, Орегону и Вашингтону, порой проводя в разъездах по несколько недель кряду, проводя оценку и руководя реконструкцией и совершенствуя процессы и процедуры. Нередко случалось так, что виноделы расплачивались частично продукцией, и тогда отец возвращался домой с ящиками вина, которые складировал в подвале. Спускаться туда без предварительного уведомления детям не разрешалось. Лукас однажды запер в погребе отца. По его словам, это произошло случайно, но Дуайт пришел в ярость и на две недели лишил сына игр на улице.

Тем не менее, несмотря на все странные правила допуска и жуткую тьму, Оливия хранила свои краски и масла вместе с вином, в среде с контролируемой температурой. Но однажды случилось так, что, открыв дверь и включив свет, она обнаружила съежившуюся на ступеньках Лили – плачущую, с покрасневшими, распухшими глазами и посиневшими от холода губами.

Поначалу Оливия подумала, что Лили упала с верхней ступеньки, но сестра медленно поднялась и отряхнула пыль со штанишек. Ни переломов, ни растяжений. Целая и здоровая.

– Что ты здесь делаешь, чудо? – спросила Оливия, спускаясь по лестнице.

– Мама… – Лили не договорила и опустила глаза. Сверху на них легла тень. В дверях стояла Шарлотта. Лили сжалась.

– Иди сюда, Лили.

– Что происходит? – Оливия перевела взгляд с сестры на мать.

– Лили, – строго повторила Шарлотта.

– Ничего, – пробормотала Лили, протискиваясь мимо сестры и тяжело, словно в свинцовых ботинках, потащилась вверх. Шарлотта отступила в сторону, но когда Лили оказалась рядом, схватила ее за руку и что-то сказала шепотом. Лили также шепотом ответила. Из их короткого, напряженного и резкого диалога Оливия выхватила только вопрос матери: «Ты готова рассказать?»

Лили выдернула руку и стала закрывать дверь.

– Эй, я еще здесь, – напомнила Оливия.

– Поспеши, – сердито бросила Шарлотта.

Оливия быстро собрала краски, взбежала по ступенькам, выключила свет и захлопнула дверь.

Теперь, оглядываясь в прошлое, она спрашивала себя, почему не заступилась за сестру. Почему не спросила у Шарлотты, за что Лили подвергли такому наказанию, которого не удостоились они с Лукасом. Почему не подошла к плачущей в постели сестре. Почему за все годы так и не удосужилась просто остановиться, посмотреть на Лили и увидеть испуганную девочку, пытавшуюся вписаться в семью, которая ни разу не потрудилась просто обнять и принять ее.





Глава 11




Лето ‘99

Двенадцатилетняя Оливия уютно устроилась в каноэ: голова покоится на правом борту, загорелые, золотисто-коричневые ноги свешиваются с левого. Вот только снизу в ноги упирается алюминиевый планшир, а подбородок натыкается на кромку спасательного жилета. В жилете жарко, но снять его нельзя – это было бы нарушением установленных мистером Уитменом правил. А правила просты: отплыл от причала более чем на пятьдесят ярдов – надень спасательный жилет.

Солнце припекало, и Оливия чувствовала себя словно в духовке. Как и Блейз, сидевший на корме слева от нее. Он греб изо всех сил, и раскрасневшееся лицо горело, лоб блестел от пота, капельки которого скатывались в глаза. Лукас, занявший место на носу, старался не отставать от Блейза, и Оливия видела, как на спине перекатываются под кожей тугие мышцы. Троица держала путь в секретную бухточку. Они плавали туда все лето – подальше от глаз Уитменов, игнорируя беспрестанное нытье Лили и Тайлера, просивших взять их с собой. Добравшись до залива, Блейз и Лукас бросили в лодку весла и сняли жилеты. Мальчики поднялись – каноэ резко накренилось – и спрыгнули в воду. Разлетевшиеся во все стороны брызги упали на Оливию.

– Эй! – возмутилась она.

– Поднимайся, Лив, – крикнул Блейз.

Расстегнув жилет, Оливия медленно села. Этот день был для них последним на озере, и она хотела, чтобы он не кончался. Топ ее купальника под жилетом промок насквозь. Она допила воду из бутылки и, перебравшись через планшир, ступила в прохладную воду. Какое это было блаженство для разгоряченной кожи. Вынырнув с облегченным вздохом, Оливия перевернулась на спину и закрыла глаза. Ей нравился сырой запах озера, сосновый аромат побережья и плеск колышущейся под ухом воды. Вода неприятно пахла болотом, но она ничего не имела против и не расстраивалась, когда случайно хватала глоток-другой. А все потому, что ей было здесь хорошо. Мальчики выбрались на берег и побежали к нависшему над озером дереву, по стволу которого поднимались все лето и теперь уже не держались за руки для сохранения равновесия.

Оттуда, с верхушки, они и прыгали с воплями в воду.

Лукас позвал сестру, но Оливия отмахнулась. Перегревшись на солнце, она впала в летаргическое состояние. Температура приближалась, должно быть, градусам к тридцати пяти, и ей просто хотелось остыть. Другой такой день, когда можно ничего не делать, будет у нее только через год.


Вообще-то им полагалось быть дома и помогать готовить его к закрытию сезона. Но мистер Уитмен отлучился куда-то по делам, и троица, воспользовавшись моментом, сбежала, прошмыгнув незаметно мимо Лили и Тайлера.

– Огонь! – Лукас прыгнул в ее направлении, подняв фонтан брызг. Оливия сделала вид, что ничего не видит и не слышит. Она уже привыкла к его выходкам, привыкла к тому, что он прыгал через нее, а иногда и на нее. Сегодня ей хотелось притвориться, что лето продолжается и что родители не приедут завтра утром, чтобы увезти их домой. Прошедший год оказался самым трудным. Дуайт и Шарлотта ругались буквально из-за каждой мелочи. Деньги, политика, Лили. Шарлотта требовала, чтобы Лили получала такое же образование, как и старшие дети. Дуайт доказывал, что они не могут позволить себе послать в частную школу третьего ребенка, что они и двоих едва потянут.

Над ней пролетела и нырнула в воду чайка. Лукас поплыл к берегу, а его место занял Блейз.

Какие неприятности ждут их, если они не выполнят свои обязанности и проплавают здесь весь день? Наверняка большие. Надо дать мальчишкам еще пятнадцать минут, а потом все-таки настоять на возвращении. Ей не хотелось рисковать и ставить под угрозу будущие каникулы. Оно того не стоило.

Оливия не знала, как долго лежала на спине, пока мальчики играли на берегу, но в какой-то момент ощутила рядом чье-то присутствие и открыла глаза. Это был Блейз. Он кивнул, приглашая ее следовать за ним, и повернул к лодке. Забравшись в каноэ, Блейз сел у борта, повернулся спиной к солнцу и свесил ноги за борт. Оливия подплыла с другой стороны, чтобы лодка не перевернулась, и устроилась напротив, подперев кулачком подбородок.

– Так не хочу уезжать завтра, – простонал Блейз.

– Я тоже.

– Ты к кому попадаешь?

– К мисс Кинан.

Расписание занятий уже прислали на этой неделе по электронной почте, и Оливия, разговаривая накануне с матерью, попросила открыть письмо. Она даже скрестила пальцы, надеясь, что ее желание сбудется и она попадет к мисс Кинан, которая была моложе и круче других учителей. Мисс Кинан не читала лекций. Урок английского у нее напоминал обсуждение в книжном клубе. В заседаниях книжного клуба Оливия не участвовала ни разу, но подруги рассказали, что мисс Кинан сажает их в кружок и обсуждает с ними книги. А еще предлагает своим учащимся разыгрывать сценки. Ее курс был единственной причиной, почему Оливии хотелось пойти в школу. И еще, может быть, бег по пересеченной местности. Она всерьез рассчитывала попасть в команду, если только родители не заставят нянчиться после занятий с Лили, как уже было в прошлом году. Они делали вид, что у них много денег, но Оливия знала – это не так. Дуайт требовал, чтобы Шарлотта продавала больше домов. Шарлотта требовала, чтобы он привлек больше клиентов‐виноделов. Однажды отец даже разбил стул о стену, когда Шарлотта узнала, что дедушка Гилберт не вписал ее в завещание. Почему он так сделал, Оливия понятия не имела, а когда спросила у матери, та не ответила. С дедушкой она так и не познакомилась, только слышала, что он долго болел. Но так поступить с дочерью мог только бессердечный человек.

Сразу после этого известия родители уволили няню Лили и обязали Оливию присматривать за ней после школы. Конечно, Лили ни в чем не была виновата, но постепенно отношение Оливии к сестренке менялось. Она ждала и не могла дождаться летних каникул, этих чудесных шести недель, когда можно было думать только о себе и не беспокоиться постоянно о Лили, которую опекала миссис Уитмен.

Оливия лениво поболтала ногами в воде. Солнце обжигало спину.

– А ты к кому? – спросила она у Блейза.

Он поморщился.

– К мистеру Риверсу. – Раздражительный и вспыльчивый старикашка мог уйти на пенсию уже пять лет назад, но продолжал работать.

Блейзу можно было только посочувствовать.

Они сравнили расписания и с огорчением обнаружили, что общих курсов у них нет. В прошлом году они сидели рядом на естественных науках.

– Фиговый будет год. – Блейз почесал подбородком руку и прищурился от резанувшего по глазам отблеска солнца. Нос у него облупился, а новая кожа была ярко-розовой.

Прохладный ветерок скользнул по голым плечам Оливии, как ловко брошенный камешек по озерной глади. Она вскинула голову. Прислушалась.

– Где Лукас?

Озеро притихло, как будто затаилось. Она снова прислушалась, настроившись на плеск воды. Ничего. Ни звука.

Блейз оглянулся на заросший кустами берег.

– Наверно, отлить отошел.

Оливия тоже посмотрела на берег из-под козырька ладони. Обычно она видела мальчишек, когда они отлучались по-маленькому, – эти негодники не считали необходимым хотя бы отойти за кусты. Но сейчас Лукаса видно не было.

– Я его не вижу.

– Лукас! – крикнул Блейз. – Хорош дурить!

– Лукас! – Сердце уже колотилось. Оливия спустилась в воду и переплыла на другую сторону каноэ, откуда берег был виден лучше. – Его там нет. – Куда он мог подеваться? Она не видела, чтобы он уходил далеко от поваленного дерева, но, надо признать, особого внимания на брата не обращала. – Иди и найди его.

Блейз попытался возражать, но только поворчал и поплыл к берегу. Оливия подтянулась, перекатилась, едва не опрокинув каноэ, через борт, плюхнулась, как рыба, на днище и лишь затем забралась на корму.

Ее идиот-братец все лето выкидывал фокусы и устраивал розыгрыши. Наверняка он и сейчас что-то задумал.

От фокусов Лукаса устала не только Оливия, но и Блейз. Из-за него они уже не раз опаздывали на обед и задерживались после отбоя, потому что нигде не могли его найти. Но уж пусть лучше так, пусть какая угодно выходка, но только бы не хуже. Только бы он не лежал на дне.

– Пожалуйста, пусть все обойдется, пусть все обойдется, – причитала Оливия. Только бы не утонул – Лили умрет от горя. Пусть только попробует утонуть – она прибьет его еще раз, если он только посмеет утонуть. Почему Лукас постоянно причиняет всем неприятности? Неужели не понимает, что в конце концов Уитменам надоест переживать за него, и они просто-напросто не пригласят их на следующее лето.

– Его здесь нет, – крикнул Блейз.

– Должен быть. Куда он мог пойти?

Блейз пожал плечами.

– Садись. Быстрее. – Оливия подогнала лодку к берегу, и Блейз запрыгнул к нее.

– Посмотри. Проверим, нет ли его там. – Он указал на дерево, с которого они ныряли, и схватил весло. Они проплыли рядом с деревом. Паутина тонких спутавшихся веток колыхалась на воде и уходила вниз, словно тянулась к чему-то ломкими костлявыми пальцами.

– Думаешь, прячется?