Беспощадный рай
Часть 32 из 68 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А затем сообщила офицеру, что останусь в тюрьме до предъявления обвинения. Он странно посмотрел на меня и сказал, что поговорит с судьей, потому я показалась ему славной девочкой. И это был мой первый прокол. У него была дочь примерно моего возраста, и не было никакого смысла держать меня в тюрьме за кражу десятидолларовой помады из универмага вместе с проститутками и торговцами наркотиками.
Судья решил проявить снисходительность. Меня выпустили через двенадцати часов одинокого сидения в камере, где я вдоволь поразмышляла. Тогда я впервые в жизни была действительно одна.
И мне понравилось. На двери и окне стояли решетки, но я никогда не чувствовала себя такой свободной.
Я знала, что отец придет за мной, хоть и был в ярости. Я принадлежала этой семье. Я была движимым имуществом. Я была ценна как невеста для любимого союзника или плата за долг: было немыслимо просто отпустить меня.
Поэтому я исчезла.
Я переехала в Бостон с Фин и Макс. Фин знал кое-кого, кто знал кое-кого, кто продал мне фальшивое удостоверение личности. Я получила работу в почтовом отделе местной газеты.
Первое время я работала отвратительно, но со временем всему научилась.
Из почтового отдела меня быстро повысили в отдел рекламы, а оттуда до должности помощника одного из штатных сценаристов в отделе художественных материалов. Хэнк стремился к величию: он хотел получить Пулитцеровскую премию за репортаж. Он был упрям в своей погоне за «реальными новостями» и научил меня анализировать данные в интернете для исследований, как собирать воедино, казалось бы, несвязанные лакомые кусочки информации и, самое главное, как проверять факты.
Я стала знатоком всего этого. В свободное время мои новые навыки использовались для поисках целей.
Преступники — по крайней мере, «хорошие» — искусны в сокрытии своей преступной деятельности. Когда я увидела в новостях сообщение об аресте и чуть ли не немедленном освобождении Лиама Блэка, я решила узнать о нем побольше.
Но для человека с такой репутацией нашлось удивительно мало интересного. Ни поддающегося проверке адреса, до недавнего времени ни единого ареста, ни присутствия в социальных сетях, ни фотографий. Как будто он существовал только в разговорах. Как будто он был призраком, Бугименом, которым родители пугали своих непослушных детей.
Мой интерес рос.
Я продолжала копать, пока кое-что не нарыла: в базе данных корпоративного лицензирования госсекретаря штата Массачусетс была зарегистрирована компания Black Irish Enterprises. Название бросилось мне в глаза и не выходило из головы. Адресом штаб-квартиры корпорации был обычный абонементный ящик на почте. А высшую должность занимал некто Миал Кэлб.
Имя, которое не имело абсолютно никакого смысла, пока не прочитаешь его задом наперед. Покопавшись еще немного, я выяснила, что мистер Кэлб являлся владельцем девяноста пяти других компаний, большинство из которых находились в зарубежных странах. Большинство оказалось подставными корпорациями. То есть у них не было ни сотрудников, ни активных деловых операций, ни значительных активов.
Предполагаю, что создали их только в целях отмывания денег и уклонения от уплаты налогов.
Я снова и снова прокручивала ролик, на котором агенты ФБР вели Лиама Блэка в федеральное здание. Я запоминала его лицо, отмечала татуировки на костяшках его левой руки. Он произвел на меня неизгладимое впечатление. Я никогда не видела такого красивого преступника… или хотя бы наполовину столь самодовольного.
Это сочетание привело меня в бешенство.
На тот момент я прожила в Бостоне больше десяти лет. Этого было достаточно, чтобы наслушаться историями об ирландской мафии и ее безжалостном лидере. Вспомнив, как мой отец кричал, что я глупа, я решила, что есть еще один высокомерный гангстер, которому нужно показать, что он на самом деле не король вселенной. Что есть кто-то, кто не боится его.
То, что я была девушкой — моложе, меньше, беспомощнее — не означало, что я не могла обыграть его.
Но Макс была права. Я действительно мучилась из-за него месяцами. Месяцы, месяцы и еще больше месяцев, пока не прошел почти год, прежде чем я, наконец, разработала план.
За все это время я ни разу не спросила себя, почему тяну время.
Теперь, сидя здесь за кухонным столом и борясь с прошлым, я должна признать, что Макс оказалась права и в другом. С первого взгляда я поняла, что грозный мистер Блэк — это молния, а я — громоотвод.
Я создана, чтобы привлечь удар.
— Ладно, гангстер, — мрачно сообщаю пустой кухне. — Хочешь поиграть в игру? Давай поиграем.
Но я участвую в ней, чтобы победить.
* * *
Пар от кофе поднимается в прохладном утреннем воздухе идеальными белыми завитками, как в рекламе. Приближаясь к внедорожнику с кружками в каждой руке, я стараюсь не пролить ни капли на свое красивое белое платье.
Когда я нахожусь в двадцати шагах от него, Киллиан вырывается с пассажирского сиденья, как будто машина выплюнула его.
Он стоит неподвижно. Смотрит на меня. Пожирает меня глазами.
Я останавливаюсь перед ним и встречаюсь с его пылающим взглядом. Протягивая одну из кружек, я вежливо говорю:
— Доброе утро.
Он берет кружку, не отводя взгляда от моего лица.
— Доброе утро.
— Дерьмово выглядишь.
— Я не спал.
— Переднее сиденье твоего крутого внедорожника не подходит для таких вещей?
Он облизывает губы. Делает глоток кофе. Снова облизывает губы.
— Кстати, — продолжаю я, — ты не задумывался, что твое с головорезами пребывание на этой улице привлечет определенное внимание? Учитывая, что ты пытаешься защитить меня, стратегия выбрана явно не лучшая. — Я оглядываю его с ног до головы. — Ты не совсем инкогнито.
— Я не пытаюсь быть инкогнито. Вот в чем фишка.
Мы смотрит друг на друга. Пьем кофе. От легкого ветерка шелестят листья на деревьях.
— По-ирландски, «головорезы» будет comhlach.
— Звучит, как будто ты откашливаешься.
Его губы растягиваются в кривой улыбке.
— Ага. Многое в ирландском языке так звучит.
Я склоняю голову и рассматриваю его.
— Разве язык не называется «гэльским»?
— Да, но дома мы называем его «ирландским». Он отличается от шотландского гэльского.
Я прекрасно понимаю, что от прохладного утреннего ветерка мои соски затвердели. И понимаю, что это не осталось незамеченным Киллианом. Но мы оба делаем вид, что это не так.
— Скажи одно и то же слова на ирландском и на шотландском гэльском.
Он задумывается на мгновение.
— Áilleacht. Brèagha.
— Это одно и то же?
— Ага.
— Итальянская мафия не допускает в семью нечистокровного итальянца.
— Полагаю, ничего страшного, учитывая, что я не стремлюсь примкнуть к итальянской мафии.
— Я полукровка. Моя мама из Британии.
— Из Лидса, с севера, — соглашается он. Когда я в шоке на него таращусь, он добавляет: — Прекрасная часть страны.
Я использую момент, чтобы собраться с мыслями, а затем спрашиваю:
— А ты провел обширную поверку данных, хах?
Его взгляд смягчается, как и его голос.
— Всю информацию я не получил.
— Нет? Ладно, спрашивай. Что ты хочешь знать? Размер моей обуви? Любимый цвет? В каком виде я предпочитаю яйца?
— Восемь с половиной. Фиолетово-синий. Омлет с беконом.
Оу, и я считала себя умной? Думала, что у меня все под контролем?
Да он через минуту после начала разговора заводит меня в тупик.
Киллиан улыбается из-за выражения на моем лице, затем мягко говорит:
— Кое-что я о тебе не знаю.
— Серьезно? — ерничаю я. — Неужели какой посудой мне хочется запустить в твою голову?
— Как ты выглядишь, когда кончаешь.
Жар растекается по моей шее и подступает к щекам.
— Или как ты смеешься, когда по-настоящему счастлива, а не огорчена. Без сарказма. Или злобы.
Я открываю рот, но тут же закрываю его, не зная, что ответить.
Его голос падает на октаву.
— Или как долго ты будешь наказывать меня за то, что я напоминаю тебе о твоем отце.
Мои щеки начинают пылать еще сильнее. Сердце подскакивает к горлу. Я ненавижу, что он отлично мной манипулирует. Что знает обо мне всякие болезненные, личные факты, которые знать не должен.
Судья решил проявить снисходительность. Меня выпустили через двенадцати часов одинокого сидения в камере, где я вдоволь поразмышляла. Тогда я впервые в жизни была действительно одна.
И мне понравилось. На двери и окне стояли решетки, но я никогда не чувствовала себя такой свободной.
Я знала, что отец придет за мной, хоть и был в ярости. Я принадлежала этой семье. Я была движимым имуществом. Я была ценна как невеста для любимого союзника или плата за долг: было немыслимо просто отпустить меня.
Поэтому я исчезла.
Я переехала в Бостон с Фин и Макс. Фин знал кое-кого, кто знал кое-кого, кто продал мне фальшивое удостоверение личности. Я получила работу в почтовом отделе местной газеты.
Первое время я работала отвратительно, но со временем всему научилась.
Из почтового отдела меня быстро повысили в отдел рекламы, а оттуда до должности помощника одного из штатных сценаристов в отделе художественных материалов. Хэнк стремился к величию: он хотел получить Пулитцеровскую премию за репортаж. Он был упрям в своей погоне за «реальными новостями» и научил меня анализировать данные в интернете для исследований, как собирать воедино, казалось бы, несвязанные лакомые кусочки информации и, самое главное, как проверять факты.
Я стала знатоком всего этого. В свободное время мои новые навыки использовались для поисках целей.
Преступники — по крайней мере, «хорошие» — искусны в сокрытии своей преступной деятельности. Когда я увидела в новостях сообщение об аресте и чуть ли не немедленном освобождении Лиама Блэка, я решила узнать о нем побольше.
Но для человека с такой репутацией нашлось удивительно мало интересного. Ни поддающегося проверке адреса, до недавнего времени ни единого ареста, ни присутствия в социальных сетях, ни фотографий. Как будто он существовал только в разговорах. Как будто он был призраком, Бугименом, которым родители пугали своих непослушных детей.
Мой интерес рос.
Я продолжала копать, пока кое-что не нарыла: в базе данных корпоративного лицензирования госсекретаря штата Массачусетс была зарегистрирована компания Black Irish Enterprises. Название бросилось мне в глаза и не выходило из головы. Адресом штаб-квартиры корпорации был обычный абонементный ящик на почте. А высшую должность занимал некто Миал Кэлб.
Имя, которое не имело абсолютно никакого смысла, пока не прочитаешь его задом наперед. Покопавшись еще немного, я выяснила, что мистер Кэлб являлся владельцем девяноста пяти других компаний, большинство из которых находились в зарубежных странах. Большинство оказалось подставными корпорациями. То есть у них не было ни сотрудников, ни активных деловых операций, ни значительных активов.
Предполагаю, что создали их только в целях отмывания денег и уклонения от уплаты налогов.
Я снова и снова прокручивала ролик, на котором агенты ФБР вели Лиама Блэка в федеральное здание. Я запоминала его лицо, отмечала татуировки на костяшках его левой руки. Он произвел на меня неизгладимое впечатление. Я никогда не видела такого красивого преступника… или хотя бы наполовину столь самодовольного.
Это сочетание привело меня в бешенство.
На тот момент я прожила в Бостоне больше десяти лет. Этого было достаточно, чтобы наслушаться историями об ирландской мафии и ее безжалостном лидере. Вспомнив, как мой отец кричал, что я глупа, я решила, что есть еще один высокомерный гангстер, которому нужно показать, что он на самом деле не король вселенной. Что есть кто-то, кто не боится его.
То, что я была девушкой — моложе, меньше, беспомощнее — не означало, что я не могла обыграть его.
Но Макс была права. Я действительно мучилась из-за него месяцами. Месяцы, месяцы и еще больше месяцев, пока не прошел почти год, прежде чем я, наконец, разработала план.
За все это время я ни разу не спросила себя, почему тяну время.
Теперь, сидя здесь за кухонным столом и борясь с прошлым, я должна признать, что Макс оказалась права и в другом. С первого взгляда я поняла, что грозный мистер Блэк — это молния, а я — громоотвод.
Я создана, чтобы привлечь удар.
— Ладно, гангстер, — мрачно сообщаю пустой кухне. — Хочешь поиграть в игру? Давай поиграем.
Но я участвую в ней, чтобы победить.
* * *
Пар от кофе поднимается в прохладном утреннем воздухе идеальными белыми завитками, как в рекламе. Приближаясь к внедорожнику с кружками в каждой руке, я стараюсь не пролить ни капли на свое красивое белое платье.
Когда я нахожусь в двадцати шагах от него, Киллиан вырывается с пассажирского сиденья, как будто машина выплюнула его.
Он стоит неподвижно. Смотрит на меня. Пожирает меня глазами.
Я останавливаюсь перед ним и встречаюсь с его пылающим взглядом. Протягивая одну из кружек, я вежливо говорю:
— Доброе утро.
Он берет кружку, не отводя взгляда от моего лица.
— Доброе утро.
— Дерьмово выглядишь.
— Я не спал.
— Переднее сиденье твоего крутого внедорожника не подходит для таких вещей?
Он облизывает губы. Делает глоток кофе. Снова облизывает губы.
— Кстати, — продолжаю я, — ты не задумывался, что твое с головорезами пребывание на этой улице привлечет определенное внимание? Учитывая, что ты пытаешься защитить меня, стратегия выбрана явно не лучшая. — Я оглядываю его с ног до головы. — Ты не совсем инкогнито.
— Я не пытаюсь быть инкогнито. Вот в чем фишка.
Мы смотрит друг на друга. Пьем кофе. От легкого ветерка шелестят листья на деревьях.
— По-ирландски, «головорезы» будет comhlach.
— Звучит, как будто ты откашливаешься.
Его губы растягиваются в кривой улыбке.
— Ага. Многое в ирландском языке так звучит.
Я склоняю голову и рассматриваю его.
— Разве язык не называется «гэльским»?
— Да, но дома мы называем его «ирландским». Он отличается от шотландского гэльского.
Я прекрасно понимаю, что от прохладного утреннего ветерка мои соски затвердели. И понимаю, что это не осталось незамеченным Киллианом. Но мы оба делаем вид, что это не так.
— Скажи одно и то же слова на ирландском и на шотландском гэльском.
Он задумывается на мгновение.
— Áilleacht. Brèagha.
— Это одно и то же?
— Ага.
— Итальянская мафия не допускает в семью нечистокровного итальянца.
— Полагаю, ничего страшного, учитывая, что я не стремлюсь примкнуть к итальянской мафии.
— Я полукровка. Моя мама из Британии.
— Из Лидса, с севера, — соглашается он. Когда я в шоке на него таращусь, он добавляет: — Прекрасная часть страны.
Я использую момент, чтобы собраться с мыслями, а затем спрашиваю:
— А ты провел обширную поверку данных, хах?
Его взгляд смягчается, как и его голос.
— Всю информацию я не получил.
— Нет? Ладно, спрашивай. Что ты хочешь знать? Размер моей обуви? Любимый цвет? В каком виде я предпочитаю яйца?
— Восемь с половиной. Фиолетово-синий. Омлет с беконом.
Оу, и я считала себя умной? Думала, что у меня все под контролем?
Да он через минуту после начала разговора заводит меня в тупик.
Киллиан улыбается из-за выражения на моем лице, затем мягко говорит:
— Кое-что я о тебе не знаю.
— Серьезно? — ерничаю я. — Неужели какой посудой мне хочется запустить в твою голову?
— Как ты выглядишь, когда кончаешь.
Жар растекается по моей шее и подступает к щекам.
— Или как ты смеешься, когда по-настоящему счастлива, а не огорчена. Без сарказма. Или злобы.
Я открываю рот, но тут же закрываю его, не зная, что ответить.
Его голос падает на октаву.
— Или как долго ты будешь наказывать меня за то, что я напоминаю тебе о твоем отце.
Мои щеки начинают пылать еще сильнее. Сердце подскакивает к горлу. Я ненавижу, что он отлично мной манипулирует. Что знает обо мне всякие болезненные, личные факты, которые знать не должен.