Бесплодные земли
Часть 9 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Господи, это же робот, – выдавил Эдди.
– Не может быть, – возразила Сюзанна. – Когда я выстрелила в него, у него пошла кровь.
– Возможно, но у обычных медведей радар из башки не растет. И, насколько я знаю, медведи, как правило, не живут две-три тысячи лет… – Он вдруг замолчал, бросив взгляд на Роланда, а когда снова заговорил, в его голосе явственно слышались нотки протеста. – Что ты делаешь, Роланд?
Роланд не ответил; ему не было необходимости отвечать, что он делает. И так все ясно: ножом выковыривает медведю глаз. Проделал он все это быстро, аккуратно и четко. Лишь мельком взглянув на медленно вытекающий желеобразный коричневый шар, наколотый на кончик ножа, Роланд стряхнул его, отбросив в сторону. Из зияющего отверстия показались еще червяки, поползли было вниз по медвежьей морде, но почти сразу же умерли.
Стрелок склонился над глазницей Шардика, исполинского сторожевого медведя, и заглянул туда.
– Идите сюда, посмотрите, вы оба, – позвал он чуть погодя. – Я покажу вам одно чудо из прежних времен.
– Опусти меня, Эдди, – сказала Сюзанна.
Он сделал, как она просила, и Сюзанна, опираясь на кисти и бедра, проворно подползла к стрелку, склонившемуся над косматой медвежьей мордой. Эдди присоединился к ним. Почти минуту все трое смотрели в молчаливом изумлении; воцарившуюся тишину нарушали только хриплые выкрики ворон, что кружились в небе.
Несколько струек густой умирающей крови вытекло из глазницы. И все же Эдди заметил, что это не просто кровь. Вместе с кровавой жижей вытекла жидкость, распространявшая знакомый запах – запах бананов. А в сплетении тонких жилок, образующих глазницу, виднелась матовая паутинка каких-то струн. А за ними, в темных глубинах глазницы, мерцала красная искорка. Она освещала крошечную квадратную пластину, покрытую странными серебристыми загогулинами… Микросхема!
– Это не медведь, это гребаный аппарат «SONY».
Сюзанна подняла глаза.
– Что?
– Ничего. – Эдди повернулся к Роланду. – А если я туда влезу, со мной ничего не будет?
Роланд пожал плечами.
– Думаю, нет. Если в теле его и таился демон, то он теперь улетел.
Эдди протянул мизинец, готовый в любую секунду отдернуть руку, если почувствуется хоть малейший разряд электричества. Прикоснулся сначала к остывающей плоти внутри глазницы размером едва ли не с бейсбольный мяч, потом – к одной из этих непонятных струн. Только это была не струна, а очень тонкая стальная нить. Эдди вытащил палец. Красная искорка подмигнула еще раз напоследок и погасла уже навсегда.
– Шардик, – пробормотал Эдди. – Мне это имя знакомо, но что-то я не могу припомнить. Тебе, Сьюз, оно ничего не говорит?
Она лишь молча покачала головой.
– Самое странное… – Эдди беспомощно рассмеялся. – У меня оно почему-то с кроликами ассоциируется. Бредятина, правда?
Роланд встал. Суставы в его коленях громко хрустнули.
– Надо перенести лагерь, – объявил он. – Земля здесь испорчена. Та поляна, куда мы ходим стрелять, она как раз…
Он сделал пару нетвердых шагов, но вдруг ноги его подкосились, и Роланд повалился на землю, сжимая руками голову, упавшую на грудь.
10
Эдди с Сюзанной испуганно переглянулись, и Эдди рванулся к Роланду.
– Что с тобой, Роланд?
– Был мальчик, – отрешенно проговорил стрелок. Помедлил мгновение, чтобы сделать вдох, и добавил: – Не было никакого мальчика.
– Роланд? – Сюзанна приобняла его за плечи. Его била дрожь. – Роланд, что с тобой?
– Мальчик, – сказал Роланд, глядя на нее невидящими глазами. – Это мальчик. Всегда мальчик.
– Какой мальчик? – Эдди в отчаянии перешел на крик. – Какой мальчик?
– Тогда, значит, иди, есть и другие миры, кроме этого, – сказал Роланд и потерял сознание.
11
В ту ночь они долго сидели без сна у большого костра, разведенного Эдди с Сюзанной на поляне, которую Эдди именовал «наше стрельбище». Открытая с одного края, эта поляна не подошла бы для зимнего лагеря, но сейчас, когда в мире Роланда по-прежнему царило лето, здесь вполне можно было расположиться.
Ночное небо выгнулось над их головами черным сводом, испещренное даже не звездами, а целыми галактиками. Прямо на юге, на той стороне реки тьмы, в которую превратилась теперь долина, Эдди увидел Древнюю Матерь, встающую над далеким невидимым горизонтом. Он покосился на Роланда. Тот сидел, съежившись, у костра, кутаясь в три меховые шкуры, хотя ночь была теплой, а пламя жарко разгорелось. Рядом стояла тарелка с нетронутым ужином. А в руке Роланд сжимал кость. Эдди опять посмотрел на небо, вспоминая легенду, что рассказал им с Сюзанной стрелок за долгие дни перехода от пляжа по холмам, а потом – по дремучему лесу, где они теперь обрели временное пристанище.
Еще до начала времен, рассказывал Роланд, Старая Звезда и Древняя Матерь – оба юные, страстные и влюбленные – сочетались браком. Но однажды они разругались, и ссора эта была ужасна. Древняя Матерь (которая в те незапамятные времена звалась своим настоящим именем – Лидия) застала Старую Звезду (а его настоящее имя – Апон) с прелестной юной девой по имени Кассиопея. Это был настоящий семейный скандал со швырянием посуды, выцарапыванием глаз и тасканием за волосы. Один из брошенных в запале глиняных горшков стал Землей; отбитый черепок – Луной; уголек из их кухонной печи – Солнцем. В конце концов боги вмешались в драку, пока Апон и Лидия, ослепленные гневом, не уничтожили мироздание, которое только еще зародилось. Кассиопею, бойкую красотку, из-за которой, собственно, и началась вся эта заваруха («Ну да, – ввернула тогда Сюзанна, – всегда виновата женщина»), изгнали, положив ей отныне и присно качать небесные качели, сотканные из звезд. Но даже такая крутая мера проблемы не разрешила. Лидия готова была простить и начать все снова, но в упрямом Апоне взыграла гордость («Ну да, – высказался тогда Эдди, – во всем виноват мужик»). Так они и расстались, и теперь суждено им вечно смотреть друг на друга, исходя ненавистью и томлением, через звездную бездну, в которую рухнуло их супружество. Уже три миллиарда лет, как их не стало, Лидии и Апона, она превратилась в Древнюю Матерь, он – в Старую Звезду. Она – на юге, а он – на севере, и оба тоскуют, и оба стремятся друг к другу… но оба слишком горды, чтобы первыми сделать шаг к примирению… а Кассиопея качается на своих звездных качелях, качается и смеется над ними.
Эдди вздрогнул: кто-то легонько коснулся его руки. Сюзанна.
– Надо бы разговорить его, – сказала она вполголоса. – Пойдем?
Эдди отнес ее к костру, осторожно опустил на землю рядом с Роландом по правую руку, а сам уселся по левую. Роланд поднял голову, сначала взглянул на Сюзанну, потом – на Эдди.
– Как вы близко, однако, ко мне подсели, – заметил он. – Прямо любовники… или тюремщики.
– По-моему, тебе пора кое-что нам рассказать. – Грудной голос Сюзанны звучал чисто и мелодично. – Если мы, Роланд, тебе друзья – а так, наверное, оно и есть, нравится это тебе или нет, – то пора уже относиться к нам как к друзьям. Скажи нам, что с тобой происходит…
– …и чем мы можем тебе помочь, – закончил за нее Эдди.
Роланд тяжело вздохнул.
– Я даже не знаю, с чего начать. У меня так давно не было ни друзей… ни чего-то, что я мог бы им рассказать…
– С медведя начни, – подсказал Эдди.
Сюзанна подалась вперед и прикоснулась к челюстной кости, которую Роланд держал в руках. Эта штука ее пугала, но она все равно прикоснулась к ней.
– А закончи ею.
– Да. – Роланд поднял кость на уровень глаз, пару секунд посмотрел на нее и уронил себе на колени. – Мы обязательно поговорим о ней. Как же иначе? К ней-то все и сходится.
Но сначала он заговорил про медведя.
12
– Эту историю мне рассказали, когда я был маленьким, – начал Роланд. – Когда мир был юным, на Земле жили древние, великий народ. Это были не боги, но люди, наделенные знанием богов. Они сотворили двенадцать Стражей, чтобы те охраняли двенадцать Врат, ведущих из этого мира в другие миры. Иной раз мне говорили, что Врата эти – явления естественные, как созвездия на небе или бездонная пропасть, которую мы называли Драконьей Могилой, ибо каждые тридцать – сорок дней оттуда извергались могучие клубы пара. Но были люди – одного я помню до сих пор, главный повар в отцовском замке, его звали Хакс, – которые утверждали, что Врата создали сами древние еще в те времена, когда петля непомерной их гордости не затянулась у них же на шее и они не исчезли с лица земли. Хакс говорил, что создание двенадцати Стражей явилось последним деянием древних, последней попыткой исправить то зло, которое они причинили друг другу и всей земле.
– Врата, – задумчиво пробормотал Эдди. – Двери, ты хочешь сказать. То есть мы снова вернулись к тому же. А эти двери в другие миры, они все открываются в мир, откуда пришли мы со Сьюз? Как те, что мы видели на берегу?
– Я не знаю, – сказал Роланд. – На каждую вещь, что я знаю, приходится сотня вещей, о которых я даже понятия не имею. Вам… вам обоим… придется с этим смириться. Мы говорим, что мир сдвинулся с места. Это как будто отлив на море… отступающая волна, что оставляет после себя лишь обломки крушения… обломки, которые иногда выглядят точно карта.
– Но есть у тебя какие-то догадки?! – воскликнул Эдди с таким неприкрытым пылом, что стрелку стало ясно: Эдди еще не оставил надежды вернуться в свой мир… и в мир Сюзанны. Даже теперь.
– Не приставай к нему, Эдди, – тихо проговорила Сюзанна. – Человек не предполагает.
– Нет… иногда все-таки предполагает, – возразил Роланд, удивив их обоих. – Когда ему ничего другого, кроме догадки, не остается. Но мой ответ будет: нет. Я не думаю… не предполагаю… что эти Врата как-то связаны с дверьми на пляже. И я не стал бы предполагать, что они открываются в «куда» и «когда», которые мы с вами могли бы узнать. Мне кажется, двери на пляже… открывавшиеся в ваш мир… они как ось в центре детских качелей. Вы себе представляете, что это?
– Такая качающаяся доска? – переспросила Сюзанна и показала руками: вверх-вниз.
– Да! – Роланд как будто обрадовался, что они знают. – Вот именно. На одном конце этих качелей…
– Качалки, – улыбнувшись, поправил Эдди.
– Да. На одном конце – мое ка. На другом – ка человека в черном, Уолтера. Двери – центр, созданный напряжением между двумя противостоящими судьбами. А Врата, о которых я вам говорю, – это творение людей, которые были гораздо могущественнее, чем Уолтер, или ваш покорный слуга, или наша команда из трех человек.
– Ты хочешь сказать, – нерешительно уточнила Сюзанна, – что Врата, которые стерегут эти самые Стражи, они вне ка? За пределами ка?
– Я хочу сказать то, что я в это верю. – Роланд улыбнулся – мимолетный изгиб губ в отблесках от костра. – Это моя догадка.
Он на мгновение замолчал, потом подхватил с земли прутик, расчистил немного места, раздвинув ковер из сосновых иголок, и нарисовал на земле такую картинку:
– Круг – это мир. Такой, каким мне его обрисовали, когда я был маленьким. Крестики – это Врата, образующие кольцо по его вечному краю. Если соединить их по парам с помощью шести линий… вот так…
– Не может быть, – возразила Сюзанна. – Когда я выстрелила в него, у него пошла кровь.
– Возможно, но у обычных медведей радар из башки не растет. И, насколько я знаю, медведи, как правило, не живут две-три тысячи лет… – Он вдруг замолчал, бросив взгляд на Роланда, а когда снова заговорил, в его голосе явственно слышались нотки протеста. – Что ты делаешь, Роланд?
Роланд не ответил; ему не было необходимости отвечать, что он делает. И так все ясно: ножом выковыривает медведю глаз. Проделал он все это быстро, аккуратно и четко. Лишь мельком взглянув на медленно вытекающий желеобразный коричневый шар, наколотый на кончик ножа, Роланд стряхнул его, отбросив в сторону. Из зияющего отверстия показались еще червяки, поползли было вниз по медвежьей морде, но почти сразу же умерли.
Стрелок склонился над глазницей Шардика, исполинского сторожевого медведя, и заглянул туда.
– Идите сюда, посмотрите, вы оба, – позвал он чуть погодя. – Я покажу вам одно чудо из прежних времен.
– Опусти меня, Эдди, – сказала Сюзанна.
Он сделал, как она просила, и Сюзанна, опираясь на кисти и бедра, проворно подползла к стрелку, склонившемуся над косматой медвежьей мордой. Эдди присоединился к ним. Почти минуту все трое смотрели в молчаливом изумлении; воцарившуюся тишину нарушали только хриплые выкрики ворон, что кружились в небе.
Несколько струек густой умирающей крови вытекло из глазницы. И все же Эдди заметил, что это не просто кровь. Вместе с кровавой жижей вытекла жидкость, распространявшая знакомый запах – запах бананов. А в сплетении тонких жилок, образующих глазницу, виднелась матовая паутинка каких-то струн. А за ними, в темных глубинах глазницы, мерцала красная искорка. Она освещала крошечную квадратную пластину, покрытую странными серебристыми загогулинами… Микросхема!
– Это не медведь, это гребаный аппарат «SONY».
Сюзанна подняла глаза.
– Что?
– Ничего. – Эдди повернулся к Роланду. – А если я туда влезу, со мной ничего не будет?
Роланд пожал плечами.
– Думаю, нет. Если в теле его и таился демон, то он теперь улетел.
Эдди протянул мизинец, готовый в любую секунду отдернуть руку, если почувствуется хоть малейший разряд электричества. Прикоснулся сначала к остывающей плоти внутри глазницы размером едва ли не с бейсбольный мяч, потом – к одной из этих непонятных струн. Только это была не струна, а очень тонкая стальная нить. Эдди вытащил палец. Красная искорка подмигнула еще раз напоследок и погасла уже навсегда.
– Шардик, – пробормотал Эдди. – Мне это имя знакомо, но что-то я не могу припомнить. Тебе, Сьюз, оно ничего не говорит?
Она лишь молча покачала головой.
– Самое странное… – Эдди беспомощно рассмеялся. – У меня оно почему-то с кроликами ассоциируется. Бредятина, правда?
Роланд встал. Суставы в его коленях громко хрустнули.
– Надо перенести лагерь, – объявил он. – Земля здесь испорчена. Та поляна, куда мы ходим стрелять, она как раз…
Он сделал пару нетвердых шагов, но вдруг ноги его подкосились, и Роланд повалился на землю, сжимая руками голову, упавшую на грудь.
10
Эдди с Сюзанной испуганно переглянулись, и Эдди рванулся к Роланду.
– Что с тобой, Роланд?
– Был мальчик, – отрешенно проговорил стрелок. Помедлил мгновение, чтобы сделать вдох, и добавил: – Не было никакого мальчика.
– Роланд? – Сюзанна приобняла его за плечи. Его била дрожь. – Роланд, что с тобой?
– Мальчик, – сказал Роланд, глядя на нее невидящими глазами. – Это мальчик. Всегда мальчик.
– Какой мальчик? – Эдди в отчаянии перешел на крик. – Какой мальчик?
– Тогда, значит, иди, есть и другие миры, кроме этого, – сказал Роланд и потерял сознание.
11
В ту ночь они долго сидели без сна у большого костра, разведенного Эдди с Сюзанной на поляне, которую Эдди именовал «наше стрельбище». Открытая с одного края, эта поляна не подошла бы для зимнего лагеря, но сейчас, когда в мире Роланда по-прежнему царило лето, здесь вполне можно было расположиться.
Ночное небо выгнулось над их головами черным сводом, испещренное даже не звездами, а целыми галактиками. Прямо на юге, на той стороне реки тьмы, в которую превратилась теперь долина, Эдди увидел Древнюю Матерь, встающую над далеким невидимым горизонтом. Он покосился на Роланда. Тот сидел, съежившись, у костра, кутаясь в три меховые шкуры, хотя ночь была теплой, а пламя жарко разгорелось. Рядом стояла тарелка с нетронутым ужином. А в руке Роланд сжимал кость. Эдди опять посмотрел на небо, вспоминая легенду, что рассказал им с Сюзанной стрелок за долгие дни перехода от пляжа по холмам, а потом – по дремучему лесу, где они теперь обрели временное пристанище.
Еще до начала времен, рассказывал Роланд, Старая Звезда и Древняя Матерь – оба юные, страстные и влюбленные – сочетались браком. Но однажды они разругались, и ссора эта была ужасна. Древняя Матерь (которая в те незапамятные времена звалась своим настоящим именем – Лидия) застала Старую Звезду (а его настоящее имя – Апон) с прелестной юной девой по имени Кассиопея. Это был настоящий семейный скандал со швырянием посуды, выцарапыванием глаз и тасканием за волосы. Один из брошенных в запале глиняных горшков стал Землей; отбитый черепок – Луной; уголек из их кухонной печи – Солнцем. В конце концов боги вмешались в драку, пока Апон и Лидия, ослепленные гневом, не уничтожили мироздание, которое только еще зародилось. Кассиопею, бойкую красотку, из-за которой, собственно, и началась вся эта заваруха («Ну да, – ввернула тогда Сюзанна, – всегда виновата женщина»), изгнали, положив ей отныне и присно качать небесные качели, сотканные из звезд. Но даже такая крутая мера проблемы не разрешила. Лидия готова была простить и начать все снова, но в упрямом Апоне взыграла гордость («Ну да, – высказался тогда Эдди, – во всем виноват мужик»). Так они и расстались, и теперь суждено им вечно смотреть друг на друга, исходя ненавистью и томлением, через звездную бездну, в которую рухнуло их супружество. Уже три миллиарда лет, как их не стало, Лидии и Апона, она превратилась в Древнюю Матерь, он – в Старую Звезду. Она – на юге, а он – на севере, и оба тоскуют, и оба стремятся друг к другу… но оба слишком горды, чтобы первыми сделать шаг к примирению… а Кассиопея качается на своих звездных качелях, качается и смеется над ними.
Эдди вздрогнул: кто-то легонько коснулся его руки. Сюзанна.
– Надо бы разговорить его, – сказала она вполголоса. – Пойдем?
Эдди отнес ее к костру, осторожно опустил на землю рядом с Роландом по правую руку, а сам уселся по левую. Роланд поднял голову, сначала взглянул на Сюзанну, потом – на Эдди.
– Как вы близко, однако, ко мне подсели, – заметил он. – Прямо любовники… или тюремщики.
– По-моему, тебе пора кое-что нам рассказать. – Грудной голос Сюзанны звучал чисто и мелодично. – Если мы, Роланд, тебе друзья – а так, наверное, оно и есть, нравится это тебе или нет, – то пора уже относиться к нам как к друзьям. Скажи нам, что с тобой происходит…
– …и чем мы можем тебе помочь, – закончил за нее Эдди.
Роланд тяжело вздохнул.
– Я даже не знаю, с чего начать. У меня так давно не было ни друзей… ни чего-то, что я мог бы им рассказать…
– С медведя начни, – подсказал Эдди.
Сюзанна подалась вперед и прикоснулась к челюстной кости, которую Роланд держал в руках. Эта штука ее пугала, но она все равно прикоснулась к ней.
– А закончи ею.
– Да. – Роланд поднял кость на уровень глаз, пару секунд посмотрел на нее и уронил себе на колени. – Мы обязательно поговорим о ней. Как же иначе? К ней-то все и сходится.
Но сначала он заговорил про медведя.
12
– Эту историю мне рассказали, когда я был маленьким, – начал Роланд. – Когда мир был юным, на Земле жили древние, великий народ. Это были не боги, но люди, наделенные знанием богов. Они сотворили двенадцать Стражей, чтобы те охраняли двенадцать Врат, ведущих из этого мира в другие миры. Иной раз мне говорили, что Врата эти – явления естественные, как созвездия на небе или бездонная пропасть, которую мы называли Драконьей Могилой, ибо каждые тридцать – сорок дней оттуда извергались могучие клубы пара. Но были люди – одного я помню до сих пор, главный повар в отцовском замке, его звали Хакс, – которые утверждали, что Врата создали сами древние еще в те времена, когда петля непомерной их гордости не затянулась у них же на шее и они не исчезли с лица земли. Хакс говорил, что создание двенадцати Стражей явилось последним деянием древних, последней попыткой исправить то зло, которое они причинили друг другу и всей земле.
– Врата, – задумчиво пробормотал Эдди. – Двери, ты хочешь сказать. То есть мы снова вернулись к тому же. А эти двери в другие миры, они все открываются в мир, откуда пришли мы со Сьюз? Как те, что мы видели на берегу?
– Я не знаю, – сказал Роланд. – На каждую вещь, что я знаю, приходится сотня вещей, о которых я даже понятия не имею. Вам… вам обоим… придется с этим смириться. Мы говорим, что мир сдвинулся с места. Это как будто отлив на море… отступающая волна, что оставляет после себя лишь обломки крушения… обломки, которые иногда выглядят точно карта.
– Но есть у тебя какие-то догадки?! – воскликнул Эдди с таким неприкрытым пылом, что стрелку стало ясно: Эдди еще не оставил надежды вернуться в свой мир… и в мир Сюзанны. Даже теперь.
– Не приставай к нему, Эдди, – тихо проговорила Сюзанна. – Человек не предполагает.
– Нет… иногда все-таки предполагает, – возразил Роланд, удивив их обоих. – Когда ему ничего другого, кроме догадки, не остается. Но мой ответ будет: нет. Я не думаю… не предполагаю… что эти Врата как-то связаны с дверьми на пляже. И я не стал бы предполагать, что они открываются в «куда» и «когда», которые мы с вами могли бы узнать. Мне кажется, двери на пляже… открывавшиеся в ваш мир… они как ось в центре детских качелей. Вы себе представляете, что это?
– Такая качающаяся доска? – переспросила Сюзанна и показала руками: вверх-вниз.
– Да! – Роланд как будто обрадовался, что они знают. – Вот именно. На одном конце этих качелей…
– Качалки, – улыбнувшись, поправил Эдди.
– Да. На одном конце – мое ка. На другом – ка человека в черном, Уолтера. Двери – центр, созданный напряжением между двумя противостоящими судьбами. А Врата, о которых я вам говорю, – это творение людей, которые были гораздо могущественнее, чем Уолтер, или ваш покорный слуга, или наша команда из трех человек.
– Ты хочешь сказать, – нерешительно уточнила Сюзанна, – что Врата, которые стерегут эти самые Стражи, они вне ка? За пределами ка?
– Я хочу сказать то, что я в это верю. – Роланд улыбнулся – мимолетный изгиб губ в отблесках от костра. – Это моя догадка.
Он на мгновение замолчал, потом подхватил с земли прутик, расчистил немного места, раздвинув ковер из сосновых иголок, и нарисовал на земле такую картинку:
– Круг – это мир. Такой, каким мне его обрисовали, когда я был маленьким. Крестики – это Врата, образующие кольцо по его вечному краю. Если соединить их по парам с помощью шести линий… вот так…