Бешеное счастье некроманта

Убрав руки от лица, я с удивлением воззрилась на собеседника.

Губы мужчины расплылись в широкой улыбке с легким налетом безумия. Стерва тоже демонстрировала эмаль. От вот таких улыбочек деткам снятся кошмары, а у взрослых самопроизвольно седеют волосы.

И точно сама природа решила предостеречь и добавить трагизма, за окном пророкотала гроза и обрушилась стеной ливня. Где-то вдалеке заворчал гром. Дождь забарабанил по откосам, точно крохотная мышка, бьющая чечетку.

«Нет! Нет! Нет! Нет!!!» — шептали капли.

— Что делать надо? — деловито осведомилась я.





ГЛАВА 21. Ловля на живца




Из вершины небольшого холма появился, можно даже сказать, вылез из горизонта, Барто.

Самый незначительный в плане роста воин отряда, Барто громко шуршал одеждой, громко мылся, громко ел, спал и даже думал!

Короче, казалось, был рожден, чтобы стать идеальной приманкой.

Но что-то не срослось.

Мы морозили свои пятые точки за небольшой грудой валунов вот уже второй час, но местные хищники почему-то игнорировали неприкаянно прогуливающуюся вырезку под именем Барто.

— Кейт, я не пойму, почему ты отвергаешь эту возможность, — басил доракхай.

Из тени Рычая, точно луна из-за планеты, выросла крохотная фигурка Эдварда.

— Да, Кейт, почему?

— Ой, парни, вот только не начинайте снова! — взмолилась я.

Некроманты-неразлучники весь прошлый день перед вылазкой ходили за мной хвостиком.

А все почему? Да потому, что Эдвард под шумок стащил ту самую книжонку, что валялась в комнате Командора. И ладно бы просто стащил.

Нет же. Он ее еще и прочитал!

Вот будто мало нам было Севера и сомнительной литературы…

— Автор книги утверждает, что некогда рождались двуединые маги, — пересказывал он, при этом так возбужденно жестикулируя, что задевал все вокруг. — Самыми сильными в классификации считалось сочетание — огонь и магия смерти…

— И это объясняет, почему при твоем рождении повитуха не заметила никаких отклонений, — басил Рычай. — Огонь, как более сильная магика, оживил твое тельце. Вот почему повитуха и не смекнула, что с тобой что-то не так.

На клятвенные заверения, что все со мной так, а если даже и не так, то копаться в этом я не желаю, парни отреагировали как аристократки, ненароком ступившие в итоговый продукт активной деятельности пищеварительного тракта, ну скажем, коровы. Если не целого стада.

— Кейт, — пробасил Рычай, — а давай мы накопаем черепов, и ты попробуешь их…

— Нет, — отрезала я.

— Но Кейт! — подключился к уговорам на эксперимент Эд. — Ты не можешь отрицать тот факт, что магия смерти откликается на тебя.

— Ну вот когда мертвецы начнут укладываться передо мной штабелями, тогда и поговорим, а пока мне достаточно этого…

И вот мне бы уже тогда догадаться, что есть черепные коробки, в которые усталые идеи приходят умирать, а есть некроманты. А как у некромантов работают извилины? Правильно, вслед за каждой идеей к ним приходит настойчивое желание копать чей-то труп для подтверждения.

Увы, но я слишком сильно хотела избавиться от раздражителей, поэтому вместо того, чтобы подумать, щелкнула пальцами и очень красноречиво запалила указательный палец. Указательный палец старшины. Тот меланхолично отдернул руку от самодельной карты и гаркнул:

— Хьюстон!

Рычай и Эдвард быстренько свалили с глаз долой разгневанного старшины, зато нарисовался Влад.

Подошел, собрался с мыслями, открыл рот, чтобы что-то сказать, но в итоге захлопнул варежку и протянул гнутый ключ.

— И… что это? — нахмурилась я и тут же накидала варианты:

— Ключ от комнаты? Или банковской ячейки? А может, от ларчика с валентинками?

— Ларчик с валентинками? — облегченно засмеялся Влад и покачал головой. — Спайк плохо на тебя влияет.


«На меня плохо влияют некроманты», — очень хотелось сказать мне, но именно в этот момент Барто издал придушенный страхом вопль и рванул к нам.

Его верхние конечности описывали замысловатые восьмерки, нижние умудрялись на ходу выплясывать танец подвыпивших селян. Со стороны казалось, что Барто не спасался бегством от преследуемой его нечисти, а выполнял комплекс упражнений по физической подготовке.

— Помогите! — хрипло взвыл он, выразительно откашлялся и с куда большим апломбом заголосил:

— Братья, спасайте! Гонится за мной нечисть бездушная, что топчет снега первозданные, хочет погубить молодца, выжрать мозг и в потрохах поваляться!

— Переигрывает, пискля малолетний, — сплюнул старший.

Старший нам попался суровый. Такой суровый, что искоренил из лексикона все уменьшительно-ласкательные суффиксы, а сильнее всего невзлюбил почему-то суффикс «-ка».

И вот тот, кто считает, что это невозможно, просто не слышал «греча», «снежины» и «тарела» в его исполнении. Бульдог и его подружка уверили меня, что старшина не один год провел вне стены и знает местность Безумной пустоши как свои четыре пальца (большой отгрыз кто-то из мертвых).

Я и не сомневалась в компетентности невысокого воина в черной форме. Я сомневалась в собственном везении.

— Готовьсь, — скомандовал старшина. — Ща попрут.

Они поперли.

Вопреки законам природы (свет всегда путешествует быстрее звука), первым подкатило безумие. Та особая разновидность этого состояния, которое передается по воздуху и заражает даже землю.

Безумие нагнал вой. Тот особый стиль подвывания, от которого слабые духом замирают, сильные спотыкаются, а дураки оглядываются, чтобы хоть одним глазком глянуть «шо тама за тать надрывается».

И только потом чинно и спесиво на вершине холма появилась картинка — приветливо скалящаяся стая местного аналога гиен-переростков.

Рез предупредил, что динокрокутов поймать сложнее всего. И если нам это удастся (а нам удастся, тут без вариантов), то особь можно использовать как поисковую собаку.

Опустим мерзкий характер гиены, промолчим о крайне негативном отношении с людьми, не станем тратить слова на мощные челюсти падальщика. Сказано можно, значит, чуток побудет наша гиена послушной ищейкой. Осталось только поймать!

— Ты кому улюлюкаешь, падальщик! — рявкнул драколич и не иначе как в приступе безумия бросился вперед.

— Спайк, зараза, а ну стой! — крикнула я, и практически тотчас мое лицо встретилось с суровой почвой плоскогорья.

Сознание еще цеплялось за здесь и сейчас, потому что это самое пресловутое «здесь и сейчас» готовилось взорваться криками и воем местного аналога гиен-переростков. Адреналин настойчиво гнал кровь и удерживал фокус. Ему помогали жажда надрать кому-то шкуру и почему-то страх темноты. Но все напрасно.

С непреклонностью грома, преследующего молнию, чужая воля поймала сознание под именем «Кейт Хьюстон», как хозяйка желтого птенца, и сжала ладонь. Магия выдернула дух из тела, в непроглядной темноте прокатила на безумном экспрессе и выплюнула на конечной остановке.

Там меня властно поймали и прижали к груди, с бешено колотящимся сердцем. Объятья Реза вышли до того жесткими, что ребра завопили, а оба легких подавали коллективный протест. Но и на этом сюрпризы в поведении даркина не закончились.

Игнорируя громкое и четкое «Рез, ты вконец охренел?» похититель кинул меня на кровать и дернул полы халата. Да так яростно дернул, что шелк обиженно крякнул, а я возмущенно пискнула и попыталась прикрыться руками.

Не дал.

Игнорируя протесты и нежную попытку врезать коленом в живот, Рез поймал и отвел в стороны мои руки, в то время как его глаза шарили по голому телу. Даркин навис сверху — взгляд злой, волосы всклокочены и падают на лоб, за спиной сверкает любимая коса. Горячая ладонь провела по грудине, ощупала левый бок. Рез оседлал мои ноги и потряс головой, словно пытаясь избавиться от какого-то жуткого видения.

— Что. Случилось? — потребовала я ответа.

— Кто-то узнал, что у меня интрижка с неопалимой, — он говорил тихо и страшно. Так, что у меня вставали волосы на загривке и в бодрой панике вопил инстинкт самосохранения. — Только что в главный зал Черной ложи принесли твое тело. Твое мертвое, изуродованное тело.

Рез наконец встретился со мной взглядом. Зеленые глаза пылали яростью. Темнели от жажды мести. И прятали искру страха.

— Моя огненная птичка, — выдохнул он, лег сверху и поцеловал.

И я вам так скажу: детская дразнилка «жадина-говядина» — это вот про Реза.

Еще никогда простое, по сути, касание губ и языка не говорило мне столько. Он испугался. Испугался за меня так сильно, что теперь впитывал мой вкус, дыхание, стоны и даже воздух, и все никак не мог прийти в себя и остановиться.

— Кейт… — простонал даркин, сжимая так крепко, словно хотел объединить наши тела, потом стремительно поцеловал в переносицу, нос, щеку, и я открыла глаза.

— О! Ссспящая крысссавица очнулассссь, — как-то слишком уж по-змеиному прошипел нависший над моим лицом Спайк и сочувственно положил лапу на закованное в броню предплечье. — Хьюстон, у нас проблема!

Я даже не сомневалась.

***

И вот мы бежим вместо Барто. Я и драколич.

Согласна, так себе компания.

— Я говорил! Я подсказывал! Только не левую! Левая соломинка — зло! Я даже морду вот так наклонил и хитро подмигнул, — продолжал разоряться Спайк. — Подумать только! Я снизошел до плебейского подмигивания, и все ради чего? Ради непутевой курицы, которая все равно вытащила короткую соломинку!

— Я же… извинилась….