Берег счастливых встреч

Иннес и Финтан постоянно спорили о том, когда наконец откроется «Скала», – летний сезон был короток, заниматься фермой ради покупателей, которых почти не было, уже надоедало. Финтан мрачно отвечал, что там все должно быть уже в порядке. Иннес язвительно подчеркивал, что если бы Финтан и его возлюбленный перестали на какое-то время целоваться, то, пожалуй, могли бы что-нибудь сделать побыстрее. На что Хэмиш тут же начинал чмокать губами, словно целуя кого-то.

– Привет всем! – сказала Флора, бросая свою сумку на старый кухонный стол.

Эк Маккензи вздрогнул и проснулся.

Он отдыхал в середине дня. Теперь ему не нужно было заниматься некоторыми делами, но это не мешало ему просыпаться в половине шестого и отправляться доить коров, и привычки его до сих пор не изменились. Маккензи работали на этой ферме, можно сказать, с незапамятных времен. И иногда было тяжело думать, что, вероятно, нынешнее поколение – последнее в длинной цепи.

Дочка Иннеса Агот, которая отметила уже четвертый день рождения, тоже была здесь, и сейчас она ползала то под креслом Эка, то по ногам и плечам деда. Эк вроде бы обрадовался, увидев Флору, отчасти, насколько поняла Флора, это было связано с тем, что единственная внучка Маккензи тут же отвлеклась от дедушки. И так оно и было.

– Тётти Флова!

У Агот тоже были волосы селки, но не просто бесцветные, как у Флоры, а с серебристым отливом. Казалось, они должны были светиться в темноте. И еще Агот была очаровательной, абсолютно уверенной в себе и в том, что любое ее слово чрезвычайно важно для всех. Иногда Флора ловила себя на том, что смотрела на Агот и гадала, что с ней будет, когда она вырастет.

Флора с радостью подхватила девочку на руки:

– Привет, милая!

– Она просто дьяволенок, – сказал Иннес. – Можешь отвлечь ее ненадолго?

– Мне нужно испробовать новый рецепт, – ответила Флора. – Агот, хочешь помочь?

– Агот хочет!

– Значит, поможешь?

– Я такое могу!

Флора дала ей деревянную ложку и повязала до смешного маленький фартучек, который Колтон подарил их племяннице на день рождения. Фартучек был тех же цветов, что и зал в кафе «Анни», – желтое на светло-голубом фоне, как будто солнце на бледном небе, – и это заставило Агот думать, что она действительно потрудилась ради открытия кафе или, пожалуй, даже владела им.

– У Агот лошка!

Флора оглянулась на Иннеса и пошла к нему через кухню. Брамбл, толстый старый пес, дремавший у огня, приподнялся на тот случай, если Флора затеяла что-то интересное, но тут же вернулся к своему постоянному занятию, то есть сну и мечтам о печенье.

– Послушай, – тихо сказала брату Флора, – тебе не кажется, что Агот разговаривает как младенец? А ведь ей уже четыре…

– Chan e English a’chiad canan agam gu dearbh! – завизжала Агот с другого конца кухни. – Английский – точно не мой родной язык!

– Ах да, прости, – извинилась Флора.

Она и забыла, что Агот жила на материке, – девочка ведь так часто бывала на Муре, и тем не менее английский стал ее вторым языком.

– А что, Джоэла все еще нет? – спросил Иннес, вскидывая брови.

Флора даже не посмотрела на него. Вопрос был совершенно неуместным. Флора не желала об этом говорить. Да, Джоэл часто отсутствовал. И Флора понимала, что другим людям их отношения могли казаться странными. В Лондоне не могли понять, что́ Джоэл нашел в ней. На Муре все было наоборот: никто не понимал, что́ Флора увидела в этом высоком, неулыбчивом, неразговорчивом мужчине. Быть молчуном на Муре… это значило слишком уж выделяться. Конечно, и здесь имелось несколько отшельников, живших в разных местах, один или два – на самых отдаленных фермах, да еще несколько были просто закоренелыми холостяками.

Но для большинства жителей острова жить означало делиться. Быть общительным. Знать своих соседей, обращаться к ним за помощью, когда с дальнего севера нанесет снега и ночи станут темными, а у вас кончится сахар, или вы потеряете какую-то овцу в скалах, или ваш трактор завязнет в болоте, или вам потребуется простое человеческое участие. Чашки чая и глоточка виски достаточно для того, чтобы исцелить многое.

А вот человек, который постоянно был занят своим телефоном, который летал туда-сюда и, казалось, вечно спешил, не был вежливым, не спрашивал людей об их детях и вообще не пытался присоединиться к общине… Флоре даже вспоминать не хотелось все эти насмешки. Ладно. Джоэл действительно казался неправильным человеком.

Флора не могла объяснить – да и как бы ей это удалось? – насколько менялся Джоэл в ранние утренние часы, когда цеплялся за Флору, как за надежную скалу в бурном море, и их пот и слезы смешивались и весь мир не был им нужен. О таком Флора никак не могла поговорить с кем-либо. Ну и пусть себе думают, что он странный, что ему на самом деле плевать на Флору. А она будет хранить глубоко в сердце все драгоценные моменты, пусть даже их так немного.

– Ох, – сказала Флора, – давай я сама как-нибудь разберусь с этим.

Иннес кивнул и снова уткнулся в бухгалтерские книги.

– Эйлид тоже всегда рвалась обратно на материк, – негромко произнес он.

Эйлид, его бывшая жена, мать Агот. Она влюбилась в красавца Иннеса, когда тот учился в Шотландском агротехническом колледже в Ивернессе. Они встречались на вечеринках, и жизнь тогда казалась простой и веселой. Но Эйлид так и не смогла привыкнуть к месту, где главным общественным событием месяца могло стать появление беркута, в итоге они расстались, хотя это и было тяжело для обоих. Агот, казалось, относилась ко всему спокойно, но, как однажды признался Флоре Иннес, выпив многовато виски, кто знает, что у нее на душе на самом деле. К тому же ему неприятно было оставаться Островным Папочкой.

– А где он? – спросил Иннес.

– В Нью-Йорке, – сообщила Флора. – Там, похоже, сейчас минус двадцать. Мур по сравнению с этим – настоящие Багамы.

Оба они прислушались к тому, как вдали хлопнула дверь амбара.

– Даже так? – сухо произнес Иннес. – Тебе следовало поехать с ним.

– Он не разрешает, – ответила Флора. – Говорит, слишком занят работой и все такое. К тому же у меня кафе.

– Да, но теперь-то не сезон, затишье, – возразил Иннес. – Вот летом наверняка будет сплошная суматоха, особенно когда откроется «Скала». Нам всем придется работать по двадцать четыре часа семь дней в неделю. А я слышал, в Нью-Йорке хорошо весной.

– «Я слышал, в Нью-Йорке хорошо весной», – передразнила его Флора. – Боже мой, ты вообще кто, Вуди Аллен? Да и я только что вернулась из Лондона. Посмотри: от меня просто воняет Лондоном! Город всегда город, там тротуары и всякое такое. А еще там движущиеся лестницы! Тебя бы они просто перепугали!


– Незачем злиться просто потому, что твой дружок удирает из страны каждый раз, когда вспоминает, что у тебя нос как у поросенка, – пожал плечами Иннес и вернулся к подсчетам.

– У меня не поросячий нос! – возмутилась Флора.

– Полосята халошие, тётти Флова! – прозвучал тоненький голосок.

Оглянувшись, Флора увидела, что Агот пытается вытащить из буфета старую почерневшую кастрюлю в два раза больше нее самой.

– Агот! – взвизгнула Флора, бросаясь к девочке.

Груда кастрюль и сковородок с грохотом посыпалась на каменный пол. Брамбл, дремавший перед очагом, вскочил, залаяв. Отец Флоры тоже мгновенно проснулся, и оба они, человек и пес, оглядывались по сторонам с весьма похожим выражением на лице и на морде.

– Агот так не делать! – закричала малышка, покраснев от возмущения.

– Все в порядке, – успокоила ее Флора, принимаясь собирать утварь. – Поможешь мне?

Но Агот отбежала к любимому отцу и уткнулась лицом в его шею, как делала иногда, чувствуя себя оскорбленной.

– Ты настоящая мартышка! – сказала Флора.

Она оглянулась. Агот застенчиво выглянула из-за обнимавших ее рук отца, проверяя, смотрит ли на нее Флора. И как только поймала ее взгляд, тут же снова спряталась. Флора улыбнулась себе под нос, довольная уже тем, что не ей придется иметь дело с Агот, когда та станет подростком.

Пришел Финтан, принес большой букет свежих цветов. Здесь были огромные пионы, белые розы и все то, что, вообще-то, вряд ли можно найти в марте на шотландских островах. Флора уставилась на них, а Финтан взглядом искал вазу.

– Это что такое? – ядовитым тоном поинтересовалась Флора.

– А… – откликнулся Финтан, – это Колтон каждый день их присылает, когда уезжает. Боже, как я люблю этого человека! – Он стал аккуратно обрезать стебли.

– Не слишком долговечные дары… – мрачно заметила Флора.

– Ох, не знаю… – Финтан старательно поставил цветы в старую керамическую вазу их матери. – Но мы с ним, думаю, надолго…





Глава 7




– О да!

– И это, – сказала Флора, – одна из многих причин нашей дружбы.

Вечером в субботу они с Лорной сидели в гостиной подруги. Флора принесла угощение, ее экспериментальный хлеб с луком-пореем и сыром буквально таял во рту, в особенности в сочетании с выдержанным красным вином. Снаружи ветер из густой, непроницаемой тьмы бросал в окна потоки дождя, а подруги сидели на уютном диване, натянув пижамы и теплые шерстяные носки, перед ними в камине гудел огонь, и завтра не нужно было идти на работу…

Флора рассказала Лорне о предложении Джен организовать ее свадьбу, и та от души хохотала, отчего у Флоры тут же поднялось настроение.

– Она что, действительно заявила, что это будет жестом благотворительности?

– Именно, – кивнула Флора, – по отношению к ее весьма состоятельной родне.

– Некоторым людям всегда мало, – покачала головой Лорна. – А ты поговорила об этом с Чарли?

– Нет, – ответила Флора. – А надо? Это ведь может показаться глупо? Вроде я как бы ему внушаю, что он выбрал второй сорт.

– Ничего подобного, – возразила Лорна. – Он выбрал самое лучшее. На Муре.

– Ну да, она неплоха, – с легким унынием согласилась Флора. И схватила свой телефон. – Ну, черт побери!

– Что такое?

– Сообщение от нее! Может, она стоит под дверью и подслушивает?

– Тебе хватит, больше не пей! – решила Лорна.

Флора посмотрела на бутылку:

– Нет, мне стало плохо. Она все-таки хочет, чтобы мы снабдили свадьбу продуктами – «хочет меня», вот как.

– А кто еще способен все устроить как следует? Инге-Бритт, с ее жирными сэндвичами с колбасой?

– Я, наверное, как раз этого и хотела бы на своей свадьбе, – сказала Флора.