Белая весна

* * *


Борис Викторович проводил чадушко взглядом и улыбнулся своему отражению в зеркале. Отражение ему очень даже нравилось.

Ну, не юноша.

Но и не старик, и не урод, и женщинам он нравится, и вообще… вкусы у всех разные! Костюм ему этот вообще к лицу!

Интересно, что Кира наденет? Он честно предупредил…

Умничка дочка. Догадалась.

Это он вчера позвонил и попросил устроить Лейкину расстройство желудка. Обещал все компенсировать, все убытки. И владелец «Орхидеи», кое-чем обязанный Савойскому, согласился. Не так много с него и требовали…

Детство какое-то?

Ну да! Но иногда так приятно! Пусть детство, пусть! Иногда – можно. Жалко только, записи с камер попросить не догадался. Для полного удовольствия.

А вот нечего тут!

Это моя… моя… моя Анна!

И кто к ней руки протянет, тому я их с корнем вырву! Точка!





* * *


Лошади!

Анна и не понимала, как соскучилась по ним! По умным серьезным глазам, по бархатным крупам, по особенному, лошадиному запаху. Неприятному?

Домашнему…

Она переходила от стойла к стойлу, угощала коней хлебом, морковкой, яблоком…

– Ань, тебе не страшно?

– Кира, ты о чем?

– Ну… у них зубы, – честно сказала девочка. – А вдруг цапнет?

– И копыта, – согласилась Анна. – И лягнуть может. Но лошади очень умные. Если ты им не захочешь причинить зла, то и они тебе тоже.

– А они об этом знают?

– Конечно. Вот, возьми морковку, дай… Огоньку, – прочитала кличку Анна. – Посмотри, он ведь очень осторожен, едва твоей руки касается.

Кира смотрела с сомнением, но морковку протянула. На раскрытой ладони, как показала Анна.

Рыжий Огонек сомневаться не стал. Морковка только хрупнула.

– Погладить хочешь?

– Может, в другой раз?

– А прокатиться? – Мужчина лет тридцати, который подошел сзади, смотрел весело. С улыбкой, с подначкой даже…

Анна его не осуждала. Понятно же, не будет посетителей, не будет и денег, а лошадки кушать хотят, и людям за труд платить надо, и корма заказывать, а все равно – тяжко.

Натура у всех разная, этому вот, сразу видно, клиентам угождать поперек души, а приходится. Он и изворачивается на свой лад. Василий Иванович, главный конюх… наверное, немало насмешек из-за своего имени получил.

– На Огоньке? – уточнила Кира. – Да можно, наверное…

Анна качнула головой.


Прошлась вдоль лошадей и выбрала.

– А на Буране можно?

– Не справитесь, девушка.

Анна пожала плечами. Серый в яблоках Буран смотрел неприветливо. Не для развлечения конь. Ему бы в бой… такие и сами из-под пуль уйдут, и седока вынесут…

– Если я его оседлаю – разрешите?

– Он вас покалечит, а мне отвечай.

Анна качнула головой:

– Не покалечит. Держи.

Горбушка черного хлеба, круто посыпанная солью, пришлась как нельзя более кстати. Буран всхрапнул, коснулся ее губами.

– Где седло? – требовательно спросила Анна.

И столько настойчивости было в ее голосе, столько уверенности в своих силах, что Василий Иванович даже и сопротивляться не стал. Просто показал кивком в сторону кладовки.

Анна возилась недолго.

Да, и оседлать коня. И почистить после охоты, и напоить, и… даже лечить случалось. Петер лошадей не любил. А вот Анна любила. Всегда. И на конюшню сама удирала, бывало. Ей за это от матери доставалось, но девочка все равно выбирала моменты.

Да и охота. И выездка. И парад – мало ли где лошади нужны?

Буран попробовал надуть живот, но с Анной этот номер не прошел. И наступить ей на ногу не вышло, и цапнуть за плечо – тоже. Щелчок по носу – не больно, но очень обидно. А вот нечего тут!

Василий Иванович смотрел на это широко раскрытыми глазами. Не ожидал.

Кира тоже была удивлена. А Анна спокойно оседлала коня, потом взяла его за уздечку и повела за собой.

И Буран, вредный, неуступчивый, не признающий практически никого, пошел, словно щенок на веревочке. Аккурат до выхода.

А там…

Кира своим глазам не поверила. Анна словно бы даже не коснулась седла. Так взлетела, словно птица.

– Мам, круто! – ахнул Гошка.

– Иди сюда, – предложила Анна.

Одно движение – и сын оказался в седле впереди Анны.

– Василий Иванович, оседлайте для Киры Белочку и поводите ее на корде, – распорядилась женщина. – Для начинающих в самый раз будет.

– А…

– А мы пару кругов сделаем. Да, Гошка?

– Да, мам!

Вот мальчишка никаких сомнений не испытывал. Это же его мама! Конечно, она должна все уметь, и знать, и вообще быть самой-самой…

Это – его мама!





* * *


Борис Викторович только рот открыл, когда их увидел. Он на ипподром захаживал, бывало, и нрав Бурана знал, и чтобы этот черт в яблоках преспокойно катал и женщину, и мальчика?

Да с него уже сорок потов сойти должно!

Он тут свечки через одну делать должен! Драться, сопротивляться… нет?

То-то и оно, что не сопротивляется. Наоборот, ему это… нравится? Он словно красуется!

Вот Гошка не так уверенно сидит в седле, а Анна… кажется, бокал с водой ей на голову поставь – не шелохнется. Спина прямая, руки уверенно держат поводья, лицо спокойное.