Белая весна
Часть 104 из 118 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Борис сам решил пожарить мясо.
Гошка подумал – и вызвал Киру поиграть в настольный теннис, благо стол для него был и все снасти были. Кира не отказалась. Взрослые возились с мясом, Анна накрывала стол…
Для Киры это был чудесный день.
Когда отключены все телефоны, когда есть только она и ее близкие… жаль, Смайлика с собой не взяли, его остро не хватало! Они играли в настольные игры, сидели перед камином, пили горячий грог, Кира там, перед камином, и уснула, на пару с Гошкой. И уже сквозь сон чувствовала, как отец несет ее на второй этаж и тихонько, чтобы не разбудить, устраивает под одеялом и целует в кончик носа. Как когда-то в детстве.
Потом рядом с ней устроили Гошку, дети прижались друг к другу поближе и засопели. Они были рядом друг с другом. Все было хорошо…
* * *
Внизу, перед огромным камином сидели Анна и Борис. Сидели, молчали…
И – нет. Не занимались они никаким сексом на медвежьей шкуре. Если кто решится – учтите, линяют те шкуры, как заразы. А дети изволят спускаться в самый неподходящий момент, карма такая у детей. Так что все утехи решено было оставить до спальни.
А вот просто посидеть рядом…
В обнимку, глядя на огонь, потягивая грог из больших кружек, в теплом и уютном молчании…
Разговаривать можно с кем угодно. Молчать – только с очень близкими людьми. Здесь и сейчас все было хорошо и спокойно, тепло и уютно…
И Анна была счастлива. По-настоящему.
Так, как никогда еще у нее не было.
– Спасибо тебе за дочку, Анечка.
Понять было несложно. Боря видел, какая счастливая у него Кира, а он, болван, еще хотел глупостями заняться! Народ собрать или вообще малышку в клуб отправить…
Дурак!
– Она очень домашняя девочка, – не стала скромничать Анна. – Просто ей было тяжело…
– Когда дома не было. Я понимаю.
Анна коснулась ладонью щеки мужчины.
– У нее есть дом. У нее есть ты.
– И ты тоже. И Георгий.
– Теперь – да.
И за оставшееся время Анна даст Кире столько любви, сколько у нее получится. Чудесный ведь ребенок! Добрый, умный, ласковый…
Как же тяжко уходить!
Как неохота их оставлять!
Это будет потом. А сейчас есть она. И есть Боря. И их соединенные руки. И спящие на втором этаже дети.
И пусть весь мир подождет!
Яна, Русина
– Валежный, с тобой встретиться попросту нереально!
– Еще раз нечто такое выкинешь – и мы с тобой у Хеллы встретимся, – парировал Валежный.
Митя фыркнул.
Еще бы!
Вот как тут пересечься с Валежным?
Когда он то в одном конце города, то в другом, и поди отлови его, и охрана близко к нему никого не подпускает? Бегать и орать?
Вот еще не хватало! Хотя насчет поорать – идея хорошая!
Так что Митя влез на пьедестал пред дворянским собранием и принялся громко и противно орать, призывая Валежного. А как еще?
Взорвать тут все к растакой-то матери? Это он запросто, но есть подозрения, что Валежный не одобрит. А вот поорать было в удовольствие.
Когда еще удастся так поразвлечься?
Все работа да работа, взрывы да убийства, диверсии да эксы. А жить когда? А радоваться жизни?
– Ну, ежели дама против не будет…
– Дама не будет.
Яна как раз приехала к Валежному уточнить насчет отъезда. А тут это чудо в перьях нарисовалось. И… вот хоть стреляйте, не могла его Яна всерьез воспринимать!
Да, взрослый мужик лет сорока! Явно битый-перебитый, прошедший и огонь, и воду, и триста метров канализации, пары зубов нет, волосы седые, стрижены коротким ежиком, глаза такие…
С такими даже не убивают.
С такими не считают жертвы… зачем, после первой-то тысячи? И неинтересно как-то…
При этом явный тор, высокий, изящный, тонкокостный… и с самым препакостным выражением лица. И как-то даже его возраст размывается…
Так и хочется воспринимать его как сверстника.
Яна понимала, что это обманчивое впечатление, что опасен этот милый человек как три голодных гюрзы, которых хвостами склеили, но поделать с собой ничего не могла.
Так и тянуло улыбнуться.
– Это вы о себе – или о Хелле?
– Мы обе – женщины.
– Я надеюсь, вы все же моложе, тора?
– Немножечко моложе, – усмехнулась Яна. – Совсем чуть-чуть… мне вас оставить, торы?
– Да, тора Яна. Если вас не затруднит.
– Яна? – вдруг напрягся Митя.
– Вы обо мне слышали?
– Ну… если вам знакомы некие хвостато-полосатые…
Кольнуло за грудиной так, что Яна непроизвольно потерла область сердца.
– Жом Тигр? Вы… вы его знаете?
– Более того, я как раз от него.
– И как он?
Яна понимала, что это глупо. Что Тигр о ней забыл уж сорок раз. Но… сердцу не прикажешь. Что-то ныло, свербело… любовь?
Да какая уж тут любовь?! Чушь это и глупости…
Но если бы Яна могла кого-то полюбить, вот в Тигра она бы влюбилась несомненно. Мужчина был такой… куда там несчастным стокгольмским синдромам и бэдээсэмщикам?
Для них все игра и романчики, а тут… тут реальная сила. Власть над жизнью и смертью. И когти в крови по самые уши.
Но не это привлекательно. Нет.
Просто рядом с Тигром ни одна другая беда к тебе подойти не осмелится. Сам он, может, и сожрет. Но никто другой до тебя даже волоском не дотронется.
– Жив, здоров, чего и вам желает. А тебе письмо прислал. Надеюсь, это не признание в любви.
Митя чуточку скабрезно подмигнул Валежному и извлек откуда-то из глубин плаща, из подпоротого шва, небольшой конверт. Даже не запечатанный.
– Тигр тебе так доверяет?
Гошка подумал – и вызвал Киру поиграть в настольный теннис, благо стол для него был и все снасти были. Кира не отказалась. Взрослые возились с мясом, Анна накрывала стол…
Для Киры это был чудесный день.
Когда отключены все телефоны, когда есть только она и ее близкие… жаль, Смайлика с собой не взяли, его остро не хватало! Они играли в настольные игры, сидели перед камином, пили горячий грог, Кира там, перед камином, и уснула, на пару с Гошкой. И уже сквозь сон чувствовала, как отец несет ее на второй этаж и тихонько, чтобы не разбудить, устраивает под одеялом и целует в кончик носа. Как когда-то в детстве.
Потом рядом с ней устроили Гошку, дети прижались друг к другу поближе и засопели. Они были рядом друг с другом. Все было хорошо…
* * *
Внизу, перед огромным камином сидели Анна и Борис. Сидели, молчали…
И – нет. Не занимались они никаким сексом на медвежьей шкуре. Если кто решится – учтите, линяют те шкуры, как заразы. А дети изволят спускаться в самый неподходящий момент, карма такая у детей. Так что все утехи решено было оставить до спальни.
А вот просто посидеть рядом…
В обнимку, глядя на огонь, потягивая грог из больших кружек, в теплом и уютном молчании…
Разговаривать можно с кем угодно. Молчать – только с очень близкими людьми. Здесь и сейчас все было хорошо и спокойно, тепло и уютно…
И Анна была счастлива. По-настоящему.
Так, как никогда еще у нее не было.
– Спасибо тебе за дочку, Анечка.
Понять было несложно. Боря видел, какая счастливая у него Кира, а он, болван, еще хотел глупостями заняться! Народ собрать или вообще малышку в клуб отправить…
Дурак!
– Она очень домашняя девочка, – не стала скромничать Анна. – Просто ей было тяжело…
– Когда дома не было. Я понимаю.
Анна коснулась ладонью щеки мужчины.
– У нее есть дом. У нее есть ты.
– И ты тоже. И Георгий.
– Теперь – да.
И за оставшееся время Анна даст Кире столько любви, сколько у нее получится. Чудесный ведь ребенок! Добрый, умный, ласковый…
Как же тяжко уходить!
Как неохота их оставлять!
Это будет потом. А сейчас есть она. И есть Боря. И их соединенные руки. И спящие на втором этаже дети.
И пусть весь мир подождет!
Яна, Русина
– Валежный, с тобой встретиться попросту нереально!
– Еще раз нечто такое выкинешь – и мы с тобой у Хеллы встретимся, – парировал Валежный.
Митя фыркнул.
Еще бы!
Вот как тут пересечься с Валежным?
Когда он то в одном конце города, то в другом, и поди отлови его, и охрана близко к нему никого не подпускает? Бегать и орать?
Вот еще не хватало! Хотя насчет поорать – идея хорошая!
Так что Митя влез на пьедестал пред дворянским собранием и принялся громко и противно орать, призывая Валежного. А как еще?
Взорвать тут все к растакой-то матери? Это он запросто, но есть подозрения, что Валежный не одобрит. А вот поорать было в удовольствие.
Когда еще удастся так поразвлечься?
Все работа да работа, взрывы да убийства, диверсии да эксы. А жить когда? А радоваться жизни?
– Ну, ежели дама против не будет…
– Дама не будет.
Яна как раз приехала к Валежному уточнить насчет отъезда. А тут это чудо в перьях нарисовалось. И… вот хоть стреляйте, не могла его Яна всерьез воспринимать!
Да, взрослый мужик лет сорока! Явно битый-перебитый, прошедший и огонь, и воду, и триста метров канализации, пары зубов нет, волосы седые, стрижены коротким ежиком, глаза такие…
С такими даже не убивают.
С такими не считают жертвы… зачем, после первой-то тысячи? И неинтересно как-то…
При этом явный тор, высокий, изящный, тонкокостный… и с самым препакостным выражением лица. И как-то даже его возраст размывается…
Так и хочется воспринимать его как сверстника.
Яна понимала, что это обманчивое впечатление, что опасен этот милый человек как три голодных гюрзы, которых хвостами склеили, но поделать с собой ничего не могла.
Так и тянуло улыбнуться.
– Это вы о себе – или о Хелле?
– Мы обе – женщины.
– Я надеюсь, вы все же моложе, тора?
– Немножечко моложе, – усмехнулась Яна. – Совсем чуть-чуть… мне вас оставить, торы?
– Да, тора Яна. Если вас не затруднит.
– Яна? – вдруг напрягся Митя.
– Вы обо мне слышали?
– Ну… если вам знакомы некие хвостато-полосатые…
Кольнуло за грудиной так, что Яна непроизвольно потерла область сердца.
– Жом Тигр? Вы… вы его знаете?
– Более того, я как раз от него.
– И как он?
Яна понимала, что это глупо. Что Тигр о ней забыл уж сорок раз. Но… сердцу не прикажешь. Что-то ныло, свербело… любовь?
Да какая уж тут любовь?! Чушь это и глупости…
Но если бы Яна могла кого-то полюбить, вот в Тигра она бы влюбилась несомненно. Мужчина был такой… куда там несчастным стокгольмским синдромам и бэдээсэмщикам?
Для них все игра и романчики, а тут… тут реальная сила. Власть над жизнью и смертью. И когти в крови по самые уши.
Но не это привлекательно. Нет.
Просто рядом с Тигром ни одна другая беда к тебе подойти не осмелится. Сам он, может, и сожрет. Но никто другой до тебя даже волоском не дотронется.
– Жив, здоров, чего и вам желает. А тебе письмо прислал. Надеюсь, это не признание в любви.
Митя чуточку скабрезно подмигнул Валежному и извлек откуда-то из глубин плаща, из подпоротого шва, небольшой конверт. Даже не запечатанный.
– Тигр тебе так доверяет?