Белая мышь
Часть 23 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нэнси!
– Господи, да иду я.
Она вышла из палатки и увидела, что Денден уже идёт в лес в направлении горячего источника и зовёт её за собой. Она проверила кобуру и пошла за ним. Может, Форнье поймал шпиона и хочет, чтобы она помогла его допросить. Или Денден решил, что допрос пора прекратить… Мысли крутились в её сонной голове, пока она шагала по тропе. Послышались ещё чьи-то голоса. Слов не расслышать, но тон угадывался – расслабленный, даже счастливый. Так в чём же тогда..?
Она свернула на открытое место и увидела старый автобус, который они угнали вчера вечером.
– Мы же оставили его вчера внизу! Каким образом он оказался наверху?
Здесь собрались все маки, включая Форнье, испанцев и Тардивата. Все были грязны как черти, но невероятно довольны собой.
– Мы его сюда затолкали! – с энтузиазмом доложил Жан-Клер.
Форнье вынул изо рта сигарету.
– Подумали, вам не помешает личное пространство, капитан. Мы его немного для вас обустроили.
Впервые он обратился к ней по её званию, и его тон не был оскорбительным. И впервые он сделал это на трезвую голову.
– Спасибо, – от души поблагодарила она.
Все ждали, пока она зайдёт внутрь, чтобы своими глазами увидеть через окна, понравится ли ей результат их трудов. Они убрали несколько рядов сидений, а оставшиеся сгруппировали так, чтобы сделать пространство более жилым. За водительским сиденьем появился импровизированный стол из ящика, вокруг которого полукругом были расставлены сиденья – здесь очевидно угадывалось место для приёма гостей. За этой зоной у окна появились полки в виде ящиков, поставленных друг на друга. Кто-то даже догадался сорвать цветов, засунуть их в пустую жестяную банку и поставить поверх этой конструкции. А в задней части они сдвинули два ряда сидений, соорудив нечто похожее на спальное место. Поперёк него лежала ночная рубашка, скроенная из длинных шёлковых полосок, и два сложенных одеяла.
Она взяла в руки ночную рубашку. Ткань была невероятно тонкой. Перекинув её через руку, она вышла наружу. Мужчины смотрели на неё, как нетерпеливые щенки.
– Чёрт подери, ребята, это фантастика!
Они загалдели и снова начали хлопать друг другу по спинам.
– Хорошо, пойдём готовить завтрак, – объявил Денден, потирая руки. – Дадим возможность капитану обустроиться.
Смеясь и толкаясь, как школьники по пути домой, большая часть мужчин отправилась в лагерь.
– Тарди? – окликнула его Нэнси.
Тардиват отделился от группы и вернулся к ней, опустив глаза. Она подняла руку с ночной рубашкой.
– Ты сшил её из моего парашюта. Тардиват, она прекрасна, но это же для твоей жены.
Нэнси приложила её к щеке и провела рукой по струящимся складкам. Он улыбнулся – так улыбается мастер, довольный, что его работу оценили.
– Как и всё, что я делаю, капитан, но она не сможет её надеть. Моя жена умерла в сорок первом. Я уверен, что она была бы рада отдать её вам.
К горлу подступил ком. Нэнси не могла вымолвить ни слова.
– Спасибо, – только и выдавила она.
На его лице отразились блики восходящего солнца.
– Пожалуйста, капитан. Всегда рад.
Он повернулся и пошёл наверх, не ожидая от неё никакого ответа. Нэнси смотрела ему вслед. Теперь они – Форнье и все его люди – принадлежат ей. Они пойдут за ней, они будут её слушать, а когда во Францию войдут освободители, она предоставит в распоряжение Лондона отряд тренированных и дисциплинированных бойцов и партизан.
Вкус победы должен быть сладким, но Нэнси ощущала какой-то мрачный привкус. Осознав, что крепко сжимает в руке ночную рубашку, она вспомнила момент, когда всё, чему её учили на тренировках, одержало над ней верх, и она нанесла тому немцу удар по горлу. Она закрыла глаза. Хватит. Это было необходимо. Если она хочет воевать наравне с мужчинами, ей придётся принять и последствия. Да, находясь в Лондоне, легко кричать, что надо убивать нацистов. Когда пришлось это сделать своими руками, все оказалось сложнее, чем она предполагала. Чёрт. Причина, из-за которой она возненавидела нацистов, заключалась в их презрении к человеческой жизни, в их жестокости. А теперь ей приходится учиться испытывать презрение к их жизни, не думать о том, что охранник, которого она убила, или тот, чья кровь после выстрела Форнье залила ей всё лицо, были самыми обычными людьми, у них были матери и жёны, и, возможно, они просто оказались втянутыми в процесс, сути которого и сами не понимали до конца. Но какая альтернатива? Напоить их чаем и проявить понимание? Отправить их домой, пожурив за то, что они вторглись на чужую территорию и убивают её жителей? Нет. Ей нужно вобрать в себя часть их жестокости. Ей нужно принести в жертву… что? Уголок своей души.
Что ж. Она согласна.
34
Майор Бём читал письмо от жены, когда в дверь его нового кабинета в Монлюсоне постучал Геллер. Ева писала, что все благополучно, дочь и щенок играют в саду их удобного нового дома на окраинах Берлина. Она была рада, что уехала из Франции и находится сейчас со своим народом. Она также выражала восхищение его трудом и своё желание увидеть его дома, когда все дела будут завершены. Он позавидовал ей. В Монлюсоне намечался интересный фронт работ, но здешнее население характером больше походило на восточных славян, чем на ярких и сообразительных марсельских диверсантов. Он ещё не успел понять, действительно ли местные столь глупы или это притворство. Когда их спрашивали про кочевые группировки маки, их лица принимали отсутствующее выражение. Нет, они никогда не слышали ни о чём таком, сэр. Чиновники хлопали глазами и обещали сделать всё возможное, чтобы помочь майору, но по каким-то причинам запрошенных документов и отчетов было практически невозможно дождаться.
Геллер положил ему на стол нож, и Бём стал его рассматривать.
– Я подумал, вам будет интересно на него взглянуть, господин майор. Его обронили во время нападения на радиовышку в Шод-Эге.
Бём отложил письмо.
– Свидетели были?
Геллер покачал головой.
– Выжило два человека, но они никого не видели.
– Использовался тротил?
– Да, господин майор.
Бём взял нож в руки, проверяя вес.
– Это кинжал Ферберна-Сайкса, Геллер. Обычно ими пользуются британские агенты, которых десантируют во Францию для воодушевления и координации отребья, скитающегося по горам.
Бём несколько раз взмахнул ножом в воздухе и одобрительно кивнул. Качественное оружие.
– Думаю, Геллер, пришло время показать французскому люду, что наше терпение имеет границы.
35
Иногда у Нэнси получалось забыть о войне. В эти считаные мгновения мозг от усталости отключался, и в голове блуждали странные проблески света – как и сейчас, когда она ехала на велосипеде по безлюдным дорожкам. В воздухе уже пахло поздней весной, а сквозь листву пробивался солнечный свет.
Парашютные десанты случались теперь каждую ночь, когда на небе ярко светила луна. И каждый день в лагеря, разбросанные по плато, лесным полянам и заброшенным фермам, приходило всё больше молодых людей. Она их обучала, показывала им, как учить друг друга, распределяла провизию и оружие и тихо кивала, когда они подходили к ней с планами мелких засад, краж и диверсий. На масштабные акции она не отваживалась, но и такие практические тренировки приносили ощутимую пользу. А Лондону остаётся только доверять ей и надеяться, что она не облажается до дня «Д». Не забывала она и о душепопечении – возила деньги семьям, обменивалась с ними новостями. И каждый день кто-то из маки спрашивал её, когда высадятся союзники. И каждый раз она отвечала, что скоро, и надеялась, что так оно и будет. Нэнси понимала, что только после их высадки они действительно смогут начать что-то делать всерьёз. А пока это всё – лишь подготовка.
Дорога поворачивала, и Нэнси сбавила темп, нехотя возвращаясь в реальность. Тардиват сказал, что поля к югу от реки подойдут для выбросок, и она поехала на них взглянуть. Спрятав велосипед неподалёку, в зарослях, она стала осматривать место. Да, вполне подходящее, если владелец согласится сделать вид, что ничего не знает. Померив площадку шагами, Нэнси насчитала семьсот квадратных метров. То, что надо. Рядом не видно телефонных проводов и кабелей, место достаточно хорошо прикрыто, но при этом и сигнальные огни с подлетающих самолётов будут видны. Что ж, недурно. К западу рельеф резко уходил вверх, в сторону Шод-Эга. Для самолётов эта высота, конечно же, не вызовет проблем, но сейчас ей нужно всё проверить и забраться наверх. Если из города есть удобные подходы к вершине, немцы могут заметить самолёты, прийти сюда и напасть на лагерь, пока её люди собирают контейнеры. А если склон со стороны города и вершина покрыты густым лесом, то стоит рискнуть. Во время выброски нужно будет просто поставить наверху пост наблюдения, который будет своевременно отслеживать фонари и другие следы активности в городе.
Она пошла наверх. По пояснице стекал пот. Может, пришло время поискать дополнительные тайники для уже имеющегося богатства? Некоторые их заначки уже напоминали сокровища Аладдина – столько там было оружия и амуниции. Надо будет отправить испанцев на поиски свежих укрытий – возможно, вдоль разработанных отходных путей. Или ещё лучше – обустроить несколько тайников, о которых будет известно немногим, в отдалении. Если немцы нанесут им жестокий удар, выжившие всегда смогут найти пистолет и пулю.
Когда рельеф сравнялся, она проделала тысячу шагов на юг и, не обнаружив там легкого подступа для немцев, развернулась, вернулась по своим же следам и продолжила идти на север до точки, где начинался резкий крутой уклон в сторону города. Да, отсюда подступ не легче – это ровно то, что нужно. А ещё с этой точки открывался вид на центр города. Если устроить здесь наблюдательный пункт, с него можно будет сигнализировать тем, кто принимает парашюты, если в центре начнется подозрительная активность.
Какое-то движение в городе привлекло её внимание. Что-то было не так, не похоже на обычные передвижения горожан. Она взяла бинокль и навела резкость на группу людей в серой форме, собравшуюся в центре базарной площади. Они немного разошлись, и она увидела, что между ними, на земле, лежат мужчина и женщина в гражданской одежде. Нэнси вцепилась в бинокль. Солдаты подтащили этих двоих поближе, себе под ноги. Женщина вывернулась, и стало очевидно, что она глубоко беременна. Мужчина бился и извивался. Услышать что-нибудь, кроме шелеста листьев вокруг, было невозможно, но было видно, что мужчина кричал, согнувшись пополам. Нэнси судорожно сглотнула – она знала их обоих.
Мужчина был из группы Гаспара. Он был в сарае, когда у неё с головы сняли мешок. Женщину она узнала тоже. Около двух недель назад к ней в городе подошла беременная девушка и сказала, что понимает, что ей не на что претендовать, потому что её муж не в отряде Форнье, но, может, мадам поможет ей чем-нибудь для ребенка? Нэнси дала девушке пятьдесят франков и пару плиток шоколада, зная, что Гаспар взбесится, если узнает, что она помогает семьям его людей. Имя девушки было Элизабет, а её мужа звали Люк.
Солдаты подтащили её к основанию креста на базарной площади и пытались связать ей руки за ним. Эсэсовцы. Люк стоял на коленях перед офицером в начищенных сапогах и кепке майора, о чем-то умоляя его. Тот поднял руку. Один из его солдат достал винтовку и примкнул к ней штык. К горлу Нэнси подступила едкая горечь.
– Нет. Нет. Они не смогут, – вслух сказала она.
Майор опустил руку, и солдат взялся за оружие. Но вместо того чтобы проткнуть живот привязанной женщины, он перерезал его штыком слева направо. Нэнси уронила бинокль, и её вырвало на траву.
Она не хотела больше смотреть. Но она должна. Кто-то должен увидеть это. Она вытерла рот рукой и снова взяла бинокль. Живот женщины был весь красный от крови, а у её ног лежала лиловая жижа. С плеча было сорвано платье, и было видно её белую шею. Она всё ещё была жива и исступленно мотала головой.
– Просто умри, – шептала Нэнси. – Пожалуйста, милая девушка, просто умри.
Люк валялся в ногах у майора и умолял его, сложив вместе ладони. У майора в руках был пистолет, и он направил его в голову Элизабет. Он что-то говорил.
Люк опустил руки. Офицер как будто бы его услышал. Рука майора дернулась. Через мгновение Нэнси услышала эхо выстрела – тихое, как хруст ветки под ногами. Элизабет дернулась. Люк не сводил с неё глаз, стоя на коленях и не двигаясь. Не двигался он и когда к нему подошёл офицер и выстрелил ему в затылок. Потом майор отвернулся и посмотрел на горы, и Нэнси представилась возможность увидеть его лицо.
Майор Бём. Он смотрел прямо на неё, улыбаясь той же самой приятной, немного снисходительной улыбкой, с которой он в Марселе выводил её из штаба гестапо в тот день, когда арестовал Анри.
Нэнси опустила бинокль и начала спускаться с горы к велосипеду. У неё подкосились ноги, и она рухнула под рябину. Грудь стиснуло, она еле дышала, голова кружилась.
Всё. Хватит. Хватит. Не думай об этом, думай о том, что это означает. Что сказал Бёму Люк? Что он предложил ему за то, чтобы Бём перестал пытать его жену?
Она вскочила на ноги. Ярость, чистая ярость погнала её вниз по склону, через поле, на велосипед. Ярость перенесла её через долину в горы. Ярость вела её все тридцать два километра до первого караульного поста Гаспара, преградившего ей путь на гору Муше.
– Мадам Уэйк, какой приятный сюрприз, – поприветствовал её охранник.
– Давай без любезностей, говнюк. Отведи меня к Гаспару. Немедленно!
Если бы у неё было время подумать, она бы поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет. Гаспар наверняка слышал, что у людей Форнье теперь есть и «Брены», и тротил, и пластит, и они успешно применяют всё это на территории от Клермон-Феррана до Орийяка. Их успех с радиовышкой тоже явно был воспринят им как щелчок по носу, и всё вместе это никак не могло добавить ему желания её слушать. С другой стороны, у неё не было времени умасливать его. Она рассказала ему то, что видела.
– Вам нужно отсюда уходить, – сказала она ему посреди тошнотворной тишины, последовавшей за её рассказом.
Гаспар сидел у костра на ящике. Они подвесили над ним брезент, чтобы авиапатруль не заметил дым и не засёк их с воздуха. Это и наблюдательные пункты вдоль дорог – вот и все их меры предосторожности. Вокруг на открытой хорошо просматриваемой площадке грелись на солнышке почти семьдесят человек. В непосредственной близости были ещё несколько сотен.
– Господи, да иду я.
Она вышла из палатки и увидела, что Денден уже идёт в лес в направлении горячего источника и зовёт её за собой. Она проверила кобуру и пошла за ним. Может, Форнье поймал шпиона и хочет, чтобы она помогла его допросить. Или Денден решил, что допрос пора прекратить… Мысли крутились в её сонной голове, пока она шагала по тропе. Послышались ещё чьи-то голоса. Слов не расслышать, но тон угадывался – расслабленный, даже счастливый. Так в чём же тогда..?
Она свернула на открытое место и увидела старый автобус, который они угнали вчера вечером.
– Мы же оставили его вчера внизу! Каким образом он оказался наверху?
Здесь собрались все маки, включая Форнье, испанцев и Тардивата. Все были грязны как черти, но невероятно довольны собой.
– Мы его сюда затолкали! – с энтузиазмом доложил Жан-Клер.
Форнье вынул изо рта сигарету.
– Подумали, вам не помешает личное пространство, капитан. Мы его немного для вас обустроили.
Впервые он обратился к ней по её званию, и его тон не был оскорбительным. И впервые он сделал это на трезвую голову.
– Спасибо, – от души поблагодарила она.
Все ждали, пока она зайдёт внутрь, чтобы своими глазами увидеть через окна, понравится ли ей результат их трудов. Они убрали несколько рядов сидений, а оставшиеся сгруппировали так, чтобы сделать пространство более жилым. За водительским сиденьем появился импровизированный стол из ящика, вокруг которого полукругом были расставлены сиденья – здесь очевидно угадывалось место для приёма гостей. За этой зоной у окна появились полки в виде ящиков, поставленных друг на друга. Кто-то даже догадался сорвать цветов, засунуть их в пустую жестяную банку и поставить поверх этой конструкции. А в задней части они сдвинули два ряда сидений, соорудив нечто похожее на спальное место. Поперёк него лежала ночная рубашка, скроенная из длинных шёлковых полосок, и два сложенных одеяла.
Она взяла в руки ночную рубашку. Ткань была невероятно тонкой. Перекинув её через руку, она вышла наружу. Мужчины смотрели на неё, как нетерпеливые щенки.
– Чёрт подери, ребята, это фантастика!
Они загалдели и снова начали хлопать друг другу по спинам.
– Хорошо, пойдём готовить завтрак, – объявил Денден, потирая руки. – Дадим возможность капитану обустроиться.
Смеясь и толкаясь, как школьники по пути домой, большая часть мужчин отправилась в лагерь.
– Тарди? – окликнула его Нэнси.
Тардиват отделился от группы и вернулся к ней, опустив глаза. Она подняла руку с ночной рубашкой.
– Ты сшил её из моего парашюта. Тардиват, она прекрасна, но это же для твоей жены.
Нэнси приложила её к щеке и провела рукой по струящимся складкам. Он улыбнулся – так улыбается мастер, довольный, что его работу оценили.
– Как и всё, что я делаю, капитан, но она не сможет её надеть. Моя жена умерла в сорок первом. Я уверен, что она была бы рада отдать её вам.
К горлу подступил ком. Нэнси не могла вымолвить ни слова.
– Спасибо, – только и выдавила она.
На его лице отразились блики восходящего солнца.
– Пожалуйста, капитан. Всегда рад.
Он повернулся и пошёл наверх, не ожидая от неё никакого ответа. Нэнси смотрела ему вслед. Теперь они – Форнье и все его люди – принадлежат ей. Они пойдут за ней, они будут её слушать, а когда во Францию войдут освободители, она предоставит в распоряжение Лондона отряд тренированных и дисциплинированных бойцов и партизан.
Вкус победы должен быть сладким, но Нэнси ощущала какой-то мрачный привкус. Осознав, что крепко сжимает в руке ночную рубашку, она вспомнила момент, когда всё, чему её учили на тренировках, одержало над ней верх, и она нанесла тому немцу удар по горлу. Она закрыла глаза. Хватит. Это было необходимо. Если она хочет воевать наравне с мужчинами, ей придётся принять и последствия. Да, находясь в Лондоне, легко кричать, что надо убивать нацистов. Когда пришлось это сделать своими руками, все оказалось сложнее, чем она предполагала. Чёрт. Причина, из-за которой она возненавидела нацистов, заключалась в их презрении к человеческой жизни, в их жестокости. А теперь ей приходится учиться испытывать презрение к их жизни, не думать о том, что охранник, которого она убила, или тот, чья кровь после выстрела Форнье залила ей всё лицо, были самыми обычными людьми, у них были матери и жёны, и, возможно, они просто оказались втянутыми в процесс, сути которого и сами не понимали до конца. Но какая альтернатива? Напоить их чаем и проявить понимание? Отправить их домой, пожурив за то, что они вторглись на чужую территорию и убивают её жителей? Нет. Ей нужно вобрать в себя часть их жестокости. Ей нужно принести в жертву… что? Уголок своей души.
Что ж. Она согласна.
34
Майор Бём читал письмо от жены, когда в дверь его нового кабинета в Монлюсоне постучал Геллер. Ева писала, что все благополучно, дочь и щенок играют в саду их удобного нового дома на окраинах Берлина. Она была рада, что уехала из Франции и находится сейчас со своим народом. Она также выражала восхищение его трудом и своё желание увидеть его дома, когда все дела будут завершены. Он позавидовал ей. В Монлюсоне намечался интересный фронт работ, но здешнее население характером больше походило на восточных славян, чем на ярких и сообразительных марсельских диверсантов. Он ещё не успел понять, действительно ли местные столь глупы или это притворство. Когда их спрашивали про кочевые группировки маки, их лица принимали отсутствующее выражение. Нет, они никогда не слышали ни о чём таком, сэр. Чиновники хлопали глазами и обещали сделать всё возможное, чтобы помочь майору, но по каким-то причинам запрошенных документов и отчетов было практически невозможно дождаться.
Геллер положил ему на стол нож, и Бём стал его рассматривать.
– Я подумал, вам будет интересно на него взглянуть, господин майор. Его обронили во время нападения на радиовышку в Шод-Эге.
Бём отложил письмо.
– Свидетели были?
Геллер покачал головой.
– Выжило два человека, но они никого не видели.
– Использовался тротил?
– Да, господин майор.
Бём взял нож в руки, проверяя вес.
– Это кинжал Ферберна-Сайкса, Геллер. Обычно ими пользуются британские агенты, которых десантируют во Францию для воодушевления и координации отребья, скитающегося по горам.
Бём несколько раз взмахнул ножом в воздухе и одобрительно кивнул. Качественное оружие.
– Думаю, Геллер, пришло время показать французскому люду, что наше терпение имеет границы.
35
Иногда у Нэнси получалось забыть о войне. В эти считаные мгновения мозг от усталости отключался, и в голове блуждали странные проблески света – как и сейчас, когда она ехала на велосипеде по безлюдным дорожкам. В воздухе уже пахло поздней весной, а сквозь листву пробивался солнечный свет.
Парашютные десанты случались теперь каждую ночь, когда на небе ярко светила луна. И каждый день в лагеря, разбросанные по плато, лесным полянам и заброшенным фермам, приходило всё больше молодых людей. Она их обучала, показывала им, как учить друг друга, распределяла провизию и оружие и тихо кивала, когда они подходили к ней с планами мелких засад, краж и диверсий. На масштабные акции она не отваживалась, но и такие практические тренировки приносили ощутимую пользу. А Лондону остаётся только доверять ей и надеяться, что она не облажается до дня «Д». Не забывала она и о душепопечении – возила деньги семьям, обменивалась с ними новостями. И каждый день кто-то из маки спрашивал её, когда высадятся союзники. И каждый раз она отвечала, что скоро, и надеялась, что так оно и будет. Нэнси понимала, что только после их высадки они действительно смогут начать что-то делать всерьёз. А пока это всё – лишь подготовка.
Дорога поворачивала, и Нэнси сбавила темп, нехотя возвращаясь в реальность. Тардиват сказал, что поля к югу от реки подойдут для выбросок, и она поехала на них взглянуть. Спрятав велосипед неподалёку, в зарослях, она стала осматривать место. Да, вполне подходящее, если владелец согласится сделать вид, что ничего не знает. Померив площадку шагами, Нэнси насчитала семьсот квадратных метров. То, что надо. Рядом не видно телефонных проводов и кабелей, место достаточно хорошо прикрыто, но при этом и сигнальные огни с подлетающих самолётов будут видны. Что ж, недурно. К западу рельеф резко уходил вверх, в сторону Шод-Эга. Для самолётов эта высота, конечно же, не вызовет проблем, но сейчас ей нужно всё проверить и забраться наверх. Если из города есть удобные подходы к вершине, немцы могут заметить самолёты, прийти сюда и напасть на лагерь, пока её люди собирают контейнеры. А если склон со стороны города и вершина покрыты густым лесом, то стоит рискнуть. Во время выброски нужно будет просто поставить наверху пост наблюдения, который будет своевременно отслеживать фонари и другие следы активности в городе.
Она пошла наверх. По пояснице стекал пот. Может, пришло время поискать дополнительные тайники для уже имеющегося богатства? Некоторые их заначки уже напоминали сокровища Аладдина – столько там было оружия и амуниции. Надо будет отправить испанцев на поиски свежих укрытий – возможно, вдоль разработанных отходных путей. Или ещё лучше – обустроить несколько тайников, о которых будет известно немногим, в отдалении. Если немцы нанесут им жестокий удар, выжившие всегда смогут найти пистолет и пулю.
Когда рельеф сравнялся, она проделала тысячу шагов на юг и, не обнаружив там легкого подступа для немцев, развернулась, вернулась по своим же следам и продолжила идти на север до точки, где начинался резкий крутой уклон в сторону города. Да, отсюда подступ не легче – это ровно то, что нужно. А ещё с этой точки открывался вид на центр города. Если устроить здесь наблюдательный пункт, с него можно будет сигнализировать тем, кто принимает парашюты, если в центре начнется подозрительная активность.
Какое-то движение в городе привлекло её внимание. Что-то было не так, не похоже на обычные передвижения горожан. Она взяла бинокль и навела резкость на группу людей в серой форме, собравшуюся в центре базарной площади. Они немного разошлись, и она увидела, что между ними, на земле, лежат мужчина и женщина в гражданской одежде. Нэнси вцепилась в бинокль. Солдаты подтащили этих двоих поближе, себе под ноги. Женщина вывернулась, и стало очевидно, что она глубоко беременна. Мужчина бился и извивался. Услышать что-нибудь, кроме шелеста листьев вокруг, было невозможно, но было видно, что мужчина кричал, согнувшись пополам. Нэнси судорожно сглотнула – она знала их обоих.
Мужчина был из группы Гаспара. Он был в сарае, когда у неё с головы сняли мешок. Женщину она узнала тоже. Около двух недель назад к ней в городе подошла беременная девушка и сказала, что понимает, что ей не на что претендовать, потому что её муж не в отряде Форнье, но, может, мадам поможет ей чем-нибудь для ребенка? Нэнси дала девушке пятьдесят франков и пару плиток шоколада, зная, что Гаспар взбесится, если узнает, что она помогает семьям его людей. Имя девушки было Элизабет, а её мужа звали Люк.
Солдаты подтащили её к основанию креста на базарной площади и пытались связать ей руки за ним. Эсэсовцы. Люк стоял на коленях перед офицером в начищенных сапогах и кепке майора, о чем-то умоляя его. Тот поднял руку. Один из его солдат достал винтовку и примкнул к ней штык. К горлу Нэнси подступила едкая горечь.
– Нет. Нет. Они не смогут, – вслух сказала она.
Майор опустил руку, и солдат взялся за оружие. Но вместо того чтобы проткнуть живот привязанной женщины, он перерезал его штыком слева направо. Нэнси уронила бинокль, и её вырвало на траву.
Она не хотела больше смотреть. Но она должна. Кто-то должен увидеть это. Она вытерла рот рукой и снова взяла бинокль. Живот женщины был весь красный от крови, а у её ног лежала лиловая жижа. С плеча было сорвано платье, и было видно её белую шею. Она всё ещё была жива и исступленно мотала головой.
– Просто умри, – шептала Нэнси. – Пожалуйста, милая девушка, просто умри.
Люк валялся в ногах у майора и умолял его, сложив вместе ладони. У майора в руках был пистолет, и он направил его в голову Элизабет. Он что-то говорил.
Люк опустил руки. Офицер как будто бы его услышал. Рука майора дернулась. Через мгновение Нэнси услышала эхо выстрела – тихое, как хруст ветки под ногами. Элизабет дернулась. Люк не сводил с неё глаз, стоя на коленях и не двигаясь. Не двигался он и когда к нему подошёл офицер и выстрелил ему в затылок. Потом майор отвернулся и посмотрел на горы, и Нэнси представилась возможность увидеть его лицо.
Майор Бём. Он смотрел прямо на неё, улыбаясь той же самой приятной, немного снисходительной улыбкой, с которой он в Марселе выводил её из штаба гестапо в тот день, когда арестовал Анри.
Нэнси опустила бинокль и начала спускаться с горы к велосипеду. У неё подкосились ноги, и она рухнула под рябину. Грудь стиснуло, она еле дышала, голова кружилась.
Всё. Хватит. Хватит. Не думай об этом, думай о том, что это означает. Что сказал Бёму Люк? Что он предложил ему за то, чтобы Бём перестал пытать его жену?
Она вскочила на ноги. Ярость, чистая ярость погнала её вниз по склону, через поле, на велосипед. Ярость перенесла её через долину в горы. Ярость вела её все тридцать два километра до первого караульного поста Гаспара, преградившего ей путь на гору Муше.
– Мадам Уэйк, какой приятный сюрприз, – поприветствовал её охранник.
– Давай без любезностей, говнюк. Отведи меня к Гаспару. Немедленно!
Если бы у неё было время подумать, она бы поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет. Гаспар наверняка слышал, что у людей Форнье теперь есть и «Брены», и тротил, и пластит, и они успешно применяют всё это на территории от Клермон-Феррана до Орийяка. Их успех с радиовышкой тоже явно был воспринят им как щелчок по носу, и всё вместе это никак не могло добавить ему желания её слушать. С другой стороны, у неё не было времени умасливать его. Она рассказала ему то, что видела.
– Вам нужно отсюда уходить, – сказала она ему посреди тошнотворной тишины, последовавшей за её рассказом.
Гаспар сидел у костра на ящике. Они подвесили над ним брезент, чтобы авиапатруль не заметил дым и не засёк их с воздуха. Это и наблюдательные пункты вдоль дорог – вот и все их меры предосторожности. Вокруг на открытой хорошо просматриваемой площадке грелись на солнышке почти семьдесят человек. В непосредственной близости были ещё несколько сотен.