Бар "Безнадега"

Мне хочется побиться головой о стену, с моим везением подозреваю, что я в абсолютно противоположной стороне. Да и потом… Ховринка не то место, в котором хочется бывать, не только собирателю, даже человеку. Я приходила туда слишком часто, настолько часто, что в какой-то момент начала ориентироваться там почти с закрытыми глазами.

Помню коридоры, подвалы, повороты и тупики. Помню надписи на стенах, запахи крови, немытых тел, испражнений и блевотины, алкоголя. Помню души, которые забирала: случайные жертвы, обычные прохожие, бомжи, проститутки, дети. Люди погибшие в кровавых ритуалах, измученные, изувеченные тела. Странно, но убийц я никогда не видела. Ни одного. Находила следы ритуалов, атрибутику, надписи, пентаграммы, но ни разу не увидела убийц. А может и видела, но просто не поняла.

Амбрелла – огромная, старая развалюха. Путь из одного конца в другой может занять больше часа, а когда тебя зовет душа… Отвлекаться чертовски сложно, замечать что-то сложно, тем более тогда, когда душа не одна. Не то чтобы я не зудела в уши Доронину, Контролю и совету. Зудела, но… сатанисты – люди, а в дела людей иные не лезут. Точнее, лезут, правда исключительно через бумажки.

Бюрократия – сущее дерьмо.

- Игорь, я не попрусь в Амбреллу. Даже если бы Нимостор был просто городской легендой – а мы оба знаем, что это не так – я бы все равно туда не поперлась. Я же…

- Все началось с них. Ты должна это увидеть, чтобы мне поверить. Я не могу ждать тебя на Чистых час, поэтому приедешь прямо туда. С тобой же Зарецкий, о чем вообще мы говорим? – звучит снова на грани паники.

Проблема в том, что Аарона со мной нет. А соваться в больницу, в которой убивали людей, в которой погибла большая часть самого Немостора, в которую организовали паломничество самоубийцы... Ну… такая себе идея.

- Зарецкий нужен тебе? Или ты хочешь, чтобы я…

- Второй вариант, Элисте, - нетерпеливо обрывает меня Игорь. – Если тебе спокойнее в его компании, то приезжай с ним. Как я уже сказал, мне теперь все равно.

- Последний вопрос, - говорю быстро, пока он не повесил трубку. – Ты пытался обратиться в Контроль? Говорил с ними? Рассказывал им о том, о чем собираешься рассказать мне?

- Ты не слышала меня? Они мне не верят, - теперь бывший собиратель почти чеканит слова. - Я говорил с ними с самого начала, - мужик злится, раздражен из-за моего вопроса, из-за того, что вынужден отвечать. – Как только ко мне закрались подозрения, как только я вообще связал Ховринку и то, что там творилось…

- Что ты имеешь в виду под «творилось»? – я знаю только про сатанистов и суицидников. Но все это было давно, почти двадцать лет назад, а пропажа дочери Игоря, его сумасшествие и убитые…

К тому же после того, как Нимостор все-таки накрыли, Ховринка почти перестала быть сферой моих интересов. Несчастные случаи и самоубийства – не по моей части.

- Приезжай, и я все тебе расскажу, даже показать смогу, Элисте.

- Почему я? – снова задаю вопрос, который зудит и трещит в и без того гудящей башке, выходя из кабинета. Пока мы говорили, я успела осмотреться на втором этаже. Зарецкого тут нет. И Игорю я не верю, я не верю, что дело только в том, что я забираю убитых. Тут что-то еще…

Черт!

- Потому что ты сможешь увидеть, потому что ты прикасалась к этому, потому что ты забираешь убитых, Громова! – он снова кричит, орет в трубку в раздражении, нервно. – Ты когда успела стать тупой?

- Игорь…

- Все. Через два часа у Ховринки, - и бывший смотритель кладет трубку.

Блеск. Просто охренительно.

Я кладу трубку и опускаюсь на верхнюю ступеньку лестницы, смотрю вниз, стараясь унять головокружение. После вчерашнего в голове какие-то обрывки черно-белых, размытых картинок, разрозненные куски звуков и слов, гул. Я на удивление плохо помню о том, что случилось в преддверии. Помню юную испуганную ведьму и Аарона, помню, как гнала Дашку к Зарецкому, помню, что он пытался меня удержать. Больше не помню почти ничего.

Но судя по тому, что будущая верховная спит в комнате дальше по коридору и не выглядит так, как будто по ней прошелся асфальтоукладочный каток, я ничего сделать не успела.

Это радует. Наверное.

Странно, но как она умрет, я тоже не помню. Хотя уверена, что видела.

Ладно.

Я сижу еще пару секунд, а потом все-таки спускаюсь вниз, по пути набираю Зарецкого. Он не берет, звонок переключается на голосовую. Я оставляю сообщение, карябаю записку на каком-то конверте с рекламой для Дашки, лезу в приложение.

Мое местоположение снова не определено. Я почти готова швырнуть телефон в стену, но…

«Мя-мя», - говорит мне кот и пробует потереться о ногу как раз в тот момент, когда я стискиваю пальцы на мобильнике. Судя по роже и остаткам еды в миске, Аарон успел покормить зверя, поэтому чего животное от меня хочет, непонятно совершенно. И я так и застываю с согнутой в локте рукой и наверняка особенно вдохновленным выражением лица.

- Что? – говорю в итоге.

«Мя-я-я».

- Ты выучил новое слово? Я рада, - киваю вдумчиво, смотрю в немигающие желто-зеленые глаза.

Кот опять повторяет свой финт с моей ногой и собственным телом, выгибая спину и здрав хвост-обглодыш.

«Мя-мя-я-я».

Уговорил.

Я наклоняюсь и чешу приблудыша между ушами и под подбородком, он жмурится, мурчит так же хрипло и простужено, как и мяукает. Похоже на барахлящее радио на минимальном звуке.

- Ты сегодня за главного, парень. Проследи за девочкой, ей сейчас непросто, - бормочу рассеянно, снова пробуя вызвать тачку.

«Мя-мя», - отвечает мне кот, задирая голову сильнее, подставляя острый подбородок под пальцы с удвоенным старанием, а потом снова начинает «барахлить».

Такси по-прежнему приезжать за мной не хочет, поэтому через десять минут я – на улице, гипнотизирую гараж, вместе с котом. Каким-то совершенно непонятным для меня образом чудовище оказалось на моих руках. Вертит ушами, нюхает воздух, топчется лапами по руке. А я все еще чешу треугольную башку.


- Как думаешь, есть там что-то?

Вискарь молчит, и в этом молчании весь его скепсис.

- Спасибо за веру в удачу, друг, - ворчу, разворачиваясь снова к дому. Наверняка, есть и второй вход. Еще бы неплохо найти пульт от двери и ключи от тачки. И найти быстро, потому что, судя по тому, что я успела увидеть снаружи, времени чертовски мало.

Это не деревня, не закрытый коттеджный поселок, это непонятно что. Дом Зарецкого на отшибе, слева – брошенное поле, справа лес. И в другой ситуации я бы скорее всего поставила подобную уединенность в плюс, но не сегодня…

Сегодня время не играет мне на руку.

Ключи я нахожу на втором этаже, в кабинете, пульт находит Вискарь – сидит возле него на подоконнике кухни и невозмутимо вылизывается, когда я останавливаюсь в проеме.

- Будем считать, - чешу я животное где-то в районе тщедушной шеи, - свой корм на сегодня ты отработал.

«Мя», - отвечает чудовище, не отрываясь от своего занятия.

А я хватаю пульт и несусь к двери. А в гараже замираю, потому что…

Вторая тачка у Зарецкого… ну…. Неожиданно, на самом деле: не кроссовер, не выпендрежный спорткар, не паркетник. Это классический внедорожник, потрепанный и потасканный, огромный. Практически танк, на миг вызвавший во мне чуть ли не священный ужас.

В салоне – минимализм, в баке бензина – ровно наполовину. И я искренне надеюсь, что этого количества мне хватит, чтобы добраться до города, вставляя и поворачивая ключ в замке зажигания.

Процесс выруливания из гаража – мой страшный сон. Это чудовище действительно чудовище: ни чувствительности, ни послушания, все равно что вывести пса Мары на прогулку. Хрен его знает, куда собаку понесет и удержишься ли ты при этом на ногах. Молодой и дурной.

Мотор рычит, адекватный ноль на руле – только в моих мечтах.

Правда свое мнение о монстре я меняю, стоит только выехать за ворота. Дороги тут нет вообще никакой. Ямы, рытвины, ухабы, слегка утоптанная колея, и эта тачка тут как дома. Берет препятствия с легкостью молодого жеребца.

А еще через сорок минут я почти забываю о том, на что ворчала, как только завела механическое сердце зверя. Все ок, все просто прекрасно, и я даже позволяю себе прибавить газ.

Зарецкий к трубке все еще не подходит, автодозвон равнодушно считает количество звонков в молоко.

Я еду медленно и неуверенно, почти не обращая внимания на окружающее пространство, пропускаю несколько почти таких же разбитых и невнятных ответвлений, борюсь с периодически стреляющей в виски болью и мушками перед глазами.

Немного расслабляюсь только тогда, когда, к моему же удивлению, заросшая, разбитая колея выплевывает меня сначала на нормальную дорогу, а потом и на Ленинградку. Даже позволяю себе короткую остановку, чтобы взять кофе и сэндвич, залить бак.

Правда сэндвич я выкидываю в мусорку почти сразу же: еда кажется старой бумагой. Это нервы. Я не хочу ехать в Ховринку.

Заброшка – голодный монстр, и у нее давненько не было новых жертв в достаточном количестве для того, чтобы можно было снова уснуть. Я помню, как приходила туда чуть ли ни каждый день, помню, как забирала нескольких сатанистов из Немостора, кажется, что помню даже запах от разлагающихся трупов собак и кошек.

Мерзкое место.

Машину в итоге я бросаю в ближайшем дворе и уже от него мерцаю к больнице, ставя мобильник на беззвучный.

Время: без пятнадцати два. Я опоздала на пять минут.

Небо серое и тяжелое, лежит на крыше Амбреллы, кажется, что вот-вот заплачет, под ногами скрипят битое стекло, кирпич и мелкий мусор, ветер толкает в спину и ерошит волосы на затылке. А мне отчаянно хочется назад. В нутро неповоротливого, но надежного чудовища Зарецкого.

Я давлю в себе бредовые мысли, прячу лицо в шарф и иду к проволочному забору, всматриваясь в кажущееся обманчиво пустым и мертвым здание Ховринки.

Игоря не вижу.

Как всегда тут мне кажется, что на меня кто-то смотрит, что кто-то за мной наблюдает, ждет, пока я зайду. И, к сожалению, я знаю, что это не игра моего воображения.

Ховринка похожа, на самом деле, на «Безнадегу». У нее тоже есть сознание. Вот только если сознание «Безнадеги» не вызывает сомнений в нормальности, сознание этой заброшки, как разум параноидального шизофреника, остановившегося в своем развитии. Да и разумом бар все-таки наделил Зарецкий, а Амбрелла… сменила нескольких хозяев за десятилетия своего существования, напиталась от них адом и пороком, взяла то, что лежало ближе всего, сама, то, что никому не было нужно. Мусор.

Немостор ситуацию только усугубил.

Все то, что они творили в стенах Ховринки, не могло не оставить следов. Убийства, неправильные ритуалы, кривые жертвоприношения, оргии, наркотики. Расчлененка и крики, боль, мучения.

Это место непредсказуемо почти так же, как непредсказуема московская погода, и сейчас я чувствую, как оно пробирается ко мне под кожу, сдавливает голову, лезет внутрь с грацией и упорством медведя-шатуна.

Скрипят и трещат деревья, мимо которых я прохожу, бестолково мечутся в небе птицы, слышны чуть дальше от меня, внутри самой Ховринки, чьи-то шаги. Возможно, Игоря, возможно, кого-то из постоянных обитателей. Тянет сыростью и плесенью из пустых окон.

Я подхожу с восточной стороны, огибаю здание, потому что отчего-то кажется, что бывший смотритель будет ждать меня внутри, в главном корпусе, и отправляю сообщение на тот номер, с которого он звонил, ускоряю шаг. Убраться с открытого пространства хочется почти до зуда.

Собачьи инстинкты. Инстинкты злой, бездомной шавки, твердят мне, что стоит поторопиться, что я и так слишком долго на виду. На грудь давит, сильнее ломит в висках, и слезятся от ветра, поднявшего в воздух строительную пыль, глаза.

Стоит проскользнуть внутрь Амбреллы, как к прочим приятным ощущениям прибавляется запах испражнений: острый и сильный.

Этот день, однозначно, меня радует.

Я вздыхаю в шарф и еще прибавляю шаг, пробую почувствовать Игоря среди всего того, что уже чувствую тут.