Бар "Безнадега"

- А мне стоит этим заняться? – усмехаюсь.

Падший расслабляется, откидывается назад, барабанит пальцами по столу, снова разглядывая меня.

- Мы оба знаем, что займешься, Аарон.

Я вздергиваю бровь. Удивительная самоуверенность.

- Ты здесь, позвал меня, спрашиваешь об Эли и злишься, когда узнаешь о том, что я показал ей Охоту Каина. Ничего не меняется, да?

- В каком смысле?

- Да так… - отмахивается хозяин Лимба. Снова вместо запаха разложения пахнет резким одеколоном. Это что, какая-то вариация Шанель для мужиков? Где он его откопал? – Но, если ты так настаиваешь… я могу попросить тебя заняться этим.

- С чего вдруг? – поведение Самаэля настораживает. Я не понимаю этой резкой смены настроения, предвкушающей улыбки на губах, проснувшегося ада в глазах.

- Давай будем считать, что у меня просто нет времени разбираться с этим. К тому же я не хочу потерять еще одного сильного собирателя.

- Лесовая была сильной?

- Да. Возможно, сильнее, чем Элисте, - Сэм снова кривится, на этот раз устало и разочаровано, будто от боли. - Но Эли еще не достигла своего пика, а Аня – да. Аня была старше.

- Что тебе до Лесовой, Сэм?

- Она одно из лучших моих творений… Была. Сильная душа, сильный пес. Идеальная связь между ними.

- Лесовая приходила в «Безнадегу», Самаэль, - не соглашаюсь я принимать на веру слова падшего. – Знаешь, чего она хотела? Каково было ее желание?

- Думаю, что знаю, - хозяин Лимба больше даже не пробует отпираться. – Полагаю, хотела избавиться от воспоминаний.

- Да.

- И ты ей помог?

- Да. Только не понимаю, почему ты сам этого не сделал.

- Я не могу забирать их воспоминания, если они вспомнили. Мне жаль. Не позволяй Элисте вспомнить, - прижимает веки пальцами падший. Он действительно выглядит дерьмово.

- Не думаю, что…

- Что тут происходит? – не дает договорить голос Лис.

Она стоит в дверях, почти так же, как ее кот. Смотрит встревоженно и хмуро, обнимая себя руками за плечи. Переводит взгляд с меня на Самаэля и обратно.

- Мне пора, - поднимается падший на ноги. – До свидания, Элисте.

Лис просто кивает, напряженно следя за каждым движением. А стоит падшему растворится в воздухе, садится на его место.

- Я слушаю тебя, Аарон.

Мне не хочется отвечать и рассказывать, но… Видимо, пришло время. Элисте говорила, что ей неважно, кто я. Что ж… посмотрим…

Чувствую себя как мальчишка, разбивший окно в школе и не успевший вовремя убраться.





Глава 13




Элисте Громова

Аарон не двигается, кажется, что даже не дышит, смотрит на меня, но как будто не видит, на его руках, так же закаменев, спокойно сидит кот.

Возможно, Зарецкий собирается с мыслями, возможно, думает о том, что напрасно во все это ввязался. Возможен, на самом деле, еще тысяча и один вариант.

А я хочу получить ответы хоть на какие-то свои вопросы. Потому что остальное…

Ну, все сложно, в общем.

Я снова слышала этот чертов голос. На этот раз громче, чем в предыдущие разы. Слышала так отчетливо, будто его обладатель стоял рядом со мной, говорил в самое ухо, казалось, что я даже чувствую дыхание.


Бесполый, ломаный… Этот голос говорил о том, что прятаться и бежать бесполезно, о том, что рано или поздно я приду к нему сама, о том, что мое сопротивление делает игру интереснее. И я не могла ничего ответить, будто онемела, будто парализовало. Ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни даже прикрыть глаза.

Бегу… он был уверен, что я бегу.

Я в этом не уверена абсолютно. Я даже не знаю, отчего бежать, не то что куда. Голос пугает именно этим. Этими разговорами, своей бесполостью и шелестом. Тем, что появляется только в те моменты, когда я выжата, устала, нервничаю. В моменты моей слабости, будто ищет лазейки в сознании. И находит. С завидным постоянством.

Слабой я быть не люблю. Наверное, поэтому и отключилась. Собачьи инстинкты, что с меня взять?

Вот только… когда сознание решило, что с него хватит, пришли боль и вспышки. Странные белесые вспышки. И такая же странная, горячая боль кусками.

Вспышка – боль, вспышка – боль.

Невыносимая, ломающая, уничтожающая. Но… заставляющая бороться до конца, терпеть до конца беззвучно, заставляющая сдерживать злые слезы.

Боль носилась и металась внутри по кругу. Разрасталась и ползла вверх: от ног и бедер, к животу и груди, последней расколола голову. Она чередовалась с мгновениями темноты и передышки, как дыхание.

Вдох и выдох.

Как накатывающиеся на берег волны. То скукоживалась, то нарастала вновь. Но по-настоящему не отступила ни разу.

А в сознании толкалась и жужжала мысль, что я все-таки совершила ошибку, что я попалась, что я феерично облажалась. Странная мысль, такими же вспышками и всполохами.

Что я сделала?

Почему из всех он выбрал меня?

Не мои вопросы. Я так не думаю. Перестала спрашивать, когда в двенадцать забрала свою первую душу. Это бессмысленно, это не приносит успокоения, не помогает, делает только хуже. Ответ на эти вопросы, как правило, детский и бесячий: потому что… Потому что так звезды встали, потому что в день рождения в гороскопе, сука, ретроградный Меркурий, потому что ты просто оказалась не в то время не в том месте.

Полегчало? Нет. Никогда не легчает.

Это люди думают, что стоит найти объяснение дерьму, которое периодически происходит в жизни, и сразу отпустит. Это люди склонны искать объяснение своим косякам где-то в другом месте. Винить третью силу, чем нереальнее, тем лучше.

Очень удобно спихивать свои промахи на Бога, Дьявола, чертов ретроградный Меркурий, на любого, кто не ответит. Кто не сможет ткнуть мордой в очевидный факт: ты сам все просрал. Из-за нерешительности, трусости, гордыни, тщеславия, глупости. Гораздо удобнее, безболезненнее и проще считать, что Дьявол толкал тебя под руку, чем искать проблемы в самом себе, гораздо проще, чем смириться с мыслью, что причины, в общем-то, может и не быть. Отсутствие причинно-следственной связи выбивает у людей почву из-под ног, шлет к херам логику, законы физики и ощущение земной тверди под ногами. Чего-то незыблемого.

Всегда нужна причина. Оправдание. Жалкое, лживое, трусливое слово… Защитный механизм.

Большая часть иных никогда не задает этих вопросов. Большая часть иных догадывается, как все

устроено.

И все же…

Эти вопросы плавают в моей голове. Я слышу их слишком четко. И…

И кто «он»?

Глаза я открываю резко. Слышу голоса на кухне, Аарона и чей-то еще. И мне требуется какое-то время, чтобы прийти в себя, чтобы осознать себя здесь и сейчас. В своей комнате, на своей постели. Взгляд натыкается на куртку и штаны у кровати, снятые с меня, очевидно, Зарецким. И гул в ушах и ощущение боли растворяются окончательно. Голоса становятся четче. Слава Богу, на этот раз вполне реальные голоса.

Я влезаю в джинсы, оставленные сегодня с утра на кресле, и иду на звуки.

А стоит увидеть того, кто сидит ко мне спиной, застываю, сглатывая огромный тяжелый комок. Он плюхается в желудок и морским ежом остается там.

Самаэль. Самаэль, мать его… В моей квартире, на моей кухне, разговаривает о чем-то с Зарецким. Просто треплется. Как старый знакомый.

Гул тут же возвращается.

Не знаю, как удается не заорать, как удается сказать то, что я говорю.

- Что тут происходит?

Эффект разорвавшейся… ручной гранаты. Небольшой.

И оба поворачиваются ко мне. Зарецкий напряжен, Самаэль… по нему сложно судить, но кажется, что падшему неловко. Хозяину неловко перед слугой… В аду только что замерз последний бес.

Тишина на несколько мгновений.

Хочется заржать, но я боюсь, что если начну, то уже не остановлюсь. Да… Истерика – она такая.

Самаэль приходит в себя первым. Что-то говорит и растворяется. Чертовски медленно. Я вижу каждое его движение, кажется, что вижу даже дыхание, морщинки у глаз, пепел в глазах. Но он все-таки уходит, а я опускаюсь на его место. Дышу, потому что с уходом падшего дышать немного легче, смотрю на Аарона, жду ответа.

Не до конца понимаю, что чувствую сейчас, не могу разобраться. Растерянность, конечно, но есть там что-то еще: злость, недоверие… не знаю. Ощущение, что мне соврали. Ложь…

- Ты врал мне, Аарон? – спрашиваю, потому что, пожалуй, для меня сейчас это важнее всего. – Мне надо знать.