Автономное плавание[=В третью стражу]
Часть 30 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Гастон, не оборачивайтесь, у нас есть не меньше пяти минут, – голос куратора прозвучал почти ровно, лишь легкие нотки злости выдали напряжение момента.
– Они уже приехали? – продолжил Франсуа. – Вы явно их увидели…
– Да, – негромко ответил Виктор, – на двух машинах. Пока не выходят. Это за вами?
– Скорее – за вами… – грустная усмешка собеседника чувствовалась даже спиной, – а точнее за тем, кто придет на встречу со мной. Впрочем, к черту подробности! У меня к вам один вопрос: где вы были десятого января?
– В Голландии, в Амстердаме, где и оставил вам сообщение о смене документов прикрытия. Новые документы, как уверял продавец, чистые… А что, собственно, произошло?
– Ничего хорошего, но еще раз повторю: к черту подробности… – Росси замолчал, а через несколько секунд послышался шелест складываемой газеты, чьи-то приближающиеся шаги и – после короткой паузы – звяканье столовых приборов…
– Приятного аппетита, месье Аббиа! – сказал кто-то, видимо – официант.
– Спасибо, Ролан! И принесите остальное минут через десять, хорошо?
– Да, месье… жаль, что вы бываете у нас так редко, извините… – прошептав последние слова, официант отошел от столика.
– Скажите, не упоминал ли кто-нибудь из ваших коллег журналистов, – эти слова Франсуа выделил особо, – или из иных коллег в последнее время о Гааге? А конкретно – о планирующихся там силовых акциях?
– Погодите, дайте подумать… что-то мелькало… – Федорчук судорожно пытался выиграть драгоценное время.
«Ну, вот и приплыли, похоже, друг ситный, – подумал он. – Завертелись колесики после смерти Вальтера. Теперь товарищи чекисты носом будут землю рыть… Ладно, была не была!»
– Да, мелькало, – продолжил он, – но на уровне обрывков разговоров, проходных фраз… Ничего такого, чему можно придать значение и сделать выводы. Но теперь картинка складывается… – Виктор говорил быстро, захлебываясь, будто и вправду торопясь не успеть высказать то, к чему пришел внезапно, под влиянием правильно сформулированного вопроса. – Судя по всему, в Гааге кто-то кого-то увидел, знакомого еще по Румынии… или по Югославии… и этот знакомый не относится к числу… – тут Федорчук замялся, пытаясь подобрать нужное слово, – тех, чья жизнь и здоровье должны быть сохранены.
– Это кто-то из наших товарищей? – добавил он, придав голосу достаточную степень озабоченности.
– Да, – как бы нехотя ответил Росси, – и он погиб. В сложившейся ситуации у вас, Гастон, есть только один выход: немедленно… вы слышите?.. немедленно покинуть пределы страны. Тем более что вас решено направить в специальное учебное заведение на родине… Вы меня слышите?
– Слышу, месье Франсуа… – Виктор говорил медленно, не поворачивая головы. Взгляд его был прикован к вышедшим из машины и быстро двинувшимся к парадному входу «Альгамбры» пятерым крепким мужчинам в одинаковых пальто и шляпах. На ходу каждый из них сунул руку за отворот пальто, или в карман.
«Будут стрелять?» – подумал Виктор и продолжил вслух:
– Мне кажется, за нами уже идут.
– Так, Гастон… не суетитесь. Оставьте деньги на столике и идите в сторону служебного хода… направо – дверь на кухню, налево – на лестницу для персонала. Прямо – подсобные помещения. Вам – налево. Дальше…
Федорчук прервал куратора на полуслове.
– Я знаю, что дальше. Внутренний двор правого крыла, живая изгородь и каменная ограда с калиткой… Я уже был здесь, – нетерпеливый взгляд, брошенный на часы, ладонь, хлопнувшая по лбу – как знак рассеянности – и на стол упали несколько смятых купюр.
– Тогда удачи! Сумеете оторваться – выждите не меньше недели. Потом… впрочем, вы знаете, что делать потом, – последние слова Росси сказал уже в спину Виктору, подхватившему пальто и шляпу и устремившемуся в сторону спасительного выхода.
«Только бы они не перенесли засаду… только бы эти идиоты стояли там, где стояли… – мысль, больше похожая на мольбу, билась в сознании Федорчука. – Господи, пронеси!»
Полчаса назад, выглянув на задний двор отеля «Флорида», отделенный от задворков «Альгамбры» каменной оградой с парой калиток, он заметил двух мужчин, внешний вид и поведение которых однозначно указывали на их принадлежность к одной из французских силовых структур… Вроде того молодчика, которого Виктор – или тогда еще Дмитрий? – «приголубил» в Марселе. Парный пост перекрывал пути возможного отхода с места встречи, и с этим надо что-то делать…
Крадучись, буквально – на цыпочках, Федорчук подобрался к калитке, где должны были стоять полицейские – «или контрразведчики? А какая на хрен разница?» – и внимательно прислушался. Чиркнула спичка, кто-то негромко закашлялся, прикрыв рот. В ответ что-то злобно прошипели свистящим шепотом.
«Тут они, голубчики…»
Легко перемахнув с ходу невысокую ограду, Виктор обрушился прямо на голову засаде, подмяв под себя одного шпика и успев крепко врезать ногой в падении, точно в живот, другого. Свернув шею оглушенному врагу, – рука на подбородок, другая – на затылок… и резкий рывок отозвавшихся хрустом позвонков, – Федорчук тут же поднялся, прикрываясь безжизненным телом. Получивший удар в солнечное сплетение полицейский стоял на коленях, но уже оправился и тянул из кармана револьвер…
Время, казалось, начало растягиваться. Достать оружие мертвеца Виктор не успевал, поэтому просто сунул руку в карман чужого пальто, нащупал пистолет, стоявший на боевом взводе, и просто подняв руку вместе с полой, дважды нажал на спусковой крючок.
Выстрелы сквозь толстый драп пальто прозвучали негромко, а два отверстия на груди так и не успевшего обнажить ствол шпика стали лучшим подтверждением того, что Федорчук успел раньше.
Он успел сделать сегодня все, что хотел, но, уже сидя в купе парижского поезда и пытаясь унять дрожь в руках, задался одним вопросом: «А теперь-то что делать?..»
Но ответа на этот вопрос у него пока не было…
Глава 9. Шерше ля фам
Олег Ицкович, Париж.
Январь 1936 года
Пока ехали в Париж, времени для размышления над злободневными проблемами нового бытия почти не оставалось. Баронесса требовала повышенного внимания к себе, а, кроме того, то ли и в самом деле была страшно болтливой, то ли ее на нервной почве несло, но только казалось, что Кайзерина Николова не замолкает ни на мгновение. И ведь не дура. Это-то очевидно. Не глупости порола и не чепуху молола, если не считать чепухой тайны мадридского, то есть, разумеется, болгарского двора. Грамотная, интеллигентная речь, разумные, если не сказать больше, мысли, своеобразный юмор – порою грубоватый, иногда циничный, но всегда подлинный – и знаний разнообразных вагон и маленькая тележка, но, помилуй бог, как же всего этого для Ицковича много! Так что расслабиться удалось только в Париже, где они остановились в солидном, но не обязывающем отеле. Вообще-то баронесса собиралась в «Риц», но Олегу удалось ее переубедить. Ему там светиться ни к чему, да и дороговато. Но и ей, если подумать, там сейчас лучше не появляться.
– По родственникам и знакомым соскучилась? – поднял бровь Олег. – Тогда, может быть, к мужу съездишь, проведаешь старика? – так затейливо он озвучил простую мысль: «Пошла нах… заткнись, достала!»
Красотка поджала губы, сверкнула зеленью глаз, вдруг ставших изумрудными, но спорить перестала и, отобедав в обществе «кузена Баста», отправилась отдыхать, успев пожаловаться на мигрень. А вот кузену спать не хотелось совсем, но и гулять по Парижу оказалось некомфортно. Погода испортилась. Под ногами слякоть, и сверху тоже что-то такое капает, не слишком очевидное: то ли снег с дождем, то ли дождь со снегом. Одним словом, просто Амстердам или Питер, а не Париж, но делать нечего. А раз так, пришлось идти в кабак. Вообще, получалось, что в новой своей ипостаси – или тело Баста фон Шаунбурга следовало считать аватаром? – Ицкович все свое время проводит в поездах и питейных заведениях, благо средства позволяют и молодой здоровый организм не возражает.
«И то хлеб!» – усмехнулся Олег, устраиваясь за столиком в маленьком полупустом кафе. Подозвав официанта, он заказал уже ставшие привычными кофе и коньяк и спросил: есть ли в заведении свежие газеты?
– Разумеется, – сдержанно поклонился гарсон. – Какую именно газету желал бы получить месье?
– Le Figaro.
– Я сейчас же пошлю мальчика, – вежливо кивнул гарсон, и через пять минут – Олег даже не успел допить кофе – ему действительно вручили газету. И следующие пятнадцать минут, кляня себя за глупость, Баст фон Шаунбург вынужден был имитировать заинтересованное чтение. Разумеется, Баст в отличие от Олега знал французский, что называется, изрядно, но все же не настолько, чтобы просто читать и, уж тем более, получать от этого удовольствие. Вполне можно было попросить немецкую или английскую газету. Однако за муки свои Ицкович оказался вознагражден самым неожиданным и щедрым образом: в разделе объявлений он наткнулся на краткое и совершенно невразумительное для непосвященных сообщение о женитьбе некоего Николя Саркози на некоей Карле Бруни. Остальной текст представлял собой полный бред, который, однако же, расшифровывался, как номер парижского телефона.
Теперь оставалось только опрометью нестись к ближайшему аппарату и звонить… а кому, кстати? Кто дал объявление? Поскольку сам Ицкович его не давал, полагая излишним, это мог быть или Витька, или Степа. Но кто из них и почему сейчас, а не через месяц или два, как договаривались? Темна вода во облацех…
В противоположном конце зала какой-то мужик в матросской куртке из толстого сукна и в берете с помпоном наигрывал что-то тихо-тоскливое на аккордеоне, но музыка Олегу не мешала. Он углубился в свои мысли. А подумать, кроме как о неожиданном объявлении, если честно, было о чем. Появление Татьяны, а теперь еще и Ольги, оборачивало историю «трех толстяков» во что-то совсем иное. И, рассматривая теперь весь этот «фантастический роман», Олег не мог не прийти к выводу, что кто бы им так не «подсуропил» – Бог ли это был в своем непостижимом промысле, дьявол или инопланетяне, – у появления всей этой «банды» здесь и сейчас определенно имелся некий, пусть и трудно формулируемый, но зато легко угадываемый сердцем смысл. Им предстояло стать провидением, богом из машины, неучтенным и неизвестным фактором. Однако кто-то или что-то – ведь могло случиться и так, что они – пятеро – являлись не чем иным, как эффекторами природы, пытавшейся скомпенсировать накопившиеся отрицательные изменения – так вот этот кто-то или что-то явно стремились изменить с помощью «перенесенцев» сложившуюся историческую последовательность, переиграть историю, переломить ее ход.
«Роль личности в истории…» – усмехнулся Олег и с недоумением уставился на пустую рюмку.
Черт его знает, как это вышло, но он совершенно не помнил, чтобы пил. Однако все уже выпил и сигарет выкурил… три штуки. И кофе остыл.
– Гарсон!
Олег заказал еще кофе, закурил очередную сигарету и решил, что, даже если он ошибается, и ничего провиденческого в его попадании в этот мир или, вернее, в это время, нет, он все равно будет жить и действовать так, словно провидение и в самом деле избрало его своим орудием. Но если так, то следовало серьезнейшим образом обдумать, что и как можно сделать, чтобы остановить рвущийся на встречу с айсбергом безумный «Титаник» европейской цивилизации. И вот здесь действительно достаточно места для позитивного мышления. Думай не хочу, что называется. Вот он и думал под быстро стынущий кофе, но, когда во втором часу ночи добрался-таки до гостиницы, трясло его не по-детски. Даже крепкий организм Шаунбурга с таким объемом никотина и кофеина справлялся на пределе своих весьма серьезных возможностей.
* * *
– Четвертый, пожалуйста, – войдя в кабинку, назвал Олег номер этажа лифтеру.
Лифт клацнул стальными сочленениями и дернулся, останавливаясь – лифтер сдвинул в сторону железную гармошку складной двери, и Олег наткнулся взглядом на два по-кошачьему горящих в полумраке фойе изумруда. Кейт сидела в кресле и курила свою обычную длинную стильную сигаретку, засунув ее еще и в костяной мундштук.
«Кейт…» – выяснялось, что называть ее Ольгой, хотя бы и мысленно, Ицкович не мог. Не получалось. Ни вслух, ни про себя, никак. Вероятно, дело в том, что ее-то он совершенно не знал. Не видел никогда, никогда с ней не говорил. Впрочем, он и Кайзерину не знал тоже. Но «Кисси» была физически реальна, осязаема, «дана в ощущениях».
«Дана в ощущениях… И кем же она дана? Съесть-то он съест, да кто ж ему даст?»
– Что, не спится? – спросил, стараясь говорить ясно и без запинок. Получалось совсем неплохо, и походка тоже…
– А тебя, Баст, где носит? – взгляд уверенный, но какой-то «плывущий», голос вибрирует, как басовая струна альта, но Шаунбург, разумеется, назвал этот инструмент по-немецки: Bratsche. Ну, где-то так и есть – струны настроены на квинту ниже скрипичных.… И голос этот заставляет вибрировать нервы.
«Вот ведь ведьма!» – ведьма и есть: бронза волос в слабом свете электрического бра отдает совершенно уже лисьей рыжиной, и глаза горят, как у ночной охотницы, и…
– Милая, – улыбается Баст фон Шаунбург, удивляясь наглости своей кузины, – разве я обязан тебе отчетом?
– Отчетом не обязан, – сдает назад Кайзерина фон Лангенфельд Кински или, вернее, баронесса Альбедиль-Николова. – Но мог бы и предупредить, что уходишь. Я беспокоилась…
– В следующий раз обо мне, пожалуйста, не беспокойся, – Баст достал сигареты и начал охлопывать карманы в поисках спичек.
– А я о тебе и не беспокоилась, – тонкая рука протянула ему зажигалку. – Я беспокоилась о себе.
Баст закурил и с интересом посмотрел на Кейт. Ну что ж, она была такой, какой и должна была быть. Фокстрот, танго…
«Таня…»
– Хочешь выпить? – спросила она как ни в чем не бывало.
– Идти в бар…
– У меня в номере есть.
У него в номере выпивки нет, а у нее, оказывается, есть!
«Она что, в чемодане с собой возит?» – разумеется, это риторический вопрос. Ему абсолютно все равно, откуда у Кайзерины выпивка, но могло статься, что подобное предположение не лишено оснований. Что можно возить в трех таких чемоданах, какие таскала за собой кузина Кисси? Даже военно-полевую кухню, не то что бар.
– Арманьяк?
– Ну-ка! – Баст взял из рук Кейт бутылку. – У тебя хороший вкус, золотце. Очень хороший…
Это оказался довольно редкий купаж Гастона Леграна, и, судя по запаху – бутылку уже не только открыли, но и почали – арманьяк действительно так хорош, как должен быть, если судить по цене. Вдохнув запах и даже зажмурившись на мгновение от предвкушения удовольствия, Баст плеснул в бокалы и поднял свой:
– Они уже приехали? – продолжил Франсуа. – Вы явно их увидели…
– Да, – негромко ответил Виктор, – на двух машинах. Пока не выходят. Это за вами?
– Скорее – за вами… – грустная усмешка собеседника чувствовалась даже спиной, – а точнее за тем, кто придет на встречу со мной. Впрочем, к черту подробности! У меня к вам один вопрос: где вы были десятого января?
– В Голландии, в Амстердаме, где и оставил вам сообщение о смене документов прикрытия. Новые документы, как уверял продавец, чистые… А что, собственно, произошло?
– Ничего хорошего, но еще раз повторю: к черту подробности… – Росси замолчал, а через несколько секунд послышался шелест складываемой газеты, чьи-то приближающиеся шаги и – после короткой паузы – звяканье столовых приборов…
– Приятного аппетита, месье Аббиа! – сказал кто-то, видимо – официант.
– Спасибо, Ролан! И принесите остальное минут через десять, хорошо?
– Да, месье… жаль, что вы бываете у нас так редко, извините… – прошептав последние слова, официант отошел от столика.
– Скажите, не упоминал ли кто-нибудь из ваших коллег журналистов, – эти слова Франсуа выделил особо, – или из иных коллег в последнее время о Гааге? А конкретно – о планирующихся там силовых акциях?
– Погодите, дайте подумать… что-то мелькало… – Федорчук судорожно пытался выиграть драгоценное время.
«Ну, вот и приплыли, похоже, друг ситный, – подумал он. – Завертелись колесики после смерти Вальтера. Теперь товарищи чекисты носом будут землю рыть… Ладно, была не была!»
– Да, мелькало, – продолжил он, – но на уровне обрывков разговоров, проходных фраз… Ничего такого, чему можно придать значение и сделать выводы. Но теперь картинка складывается… – Виктор говорил быстро, захлебываясь, будто и вправду торопясь не успеть высказать то, к чему пришел внезапно, под влиянием правильно сформулированного вопроса. – Судя по всему, в Гааге кто-то кого-то увидел, знакомого еще по Румынии… или по Югославии… и этот знакомый не относится к числу… – тут Федорчук замялся, пытаясь подобрать нужное слово, – тех, чья жизнь и здоровье должны быть сохранены.
– Это кто-то из наших товарищей? – добавил он, придав голосу достаточную степень озабоченности.
– Да, – как бы нехотя ответил Росси, – и он погиб. В сложившейся ситуации у вас, Гастон, есть только один выход: немедленно… вы слышите?.. немедленно покинуть пределы страны. Тем более что вас решено направить в специальное учебное заведение на родине… Вы меня слышите?
– Слышу, месье Франсуа… – Виктор говорил медленно, не поворачивая головы. Взгляд его был прикован к вышедшим из машины и быстро двинувшимся к парадному входу «Альгамбры» пятерым крепким мужчинам в одинаковых пальто и шляпах. На ходу каждый из них сунул руку за отворот пальто, или в карман.
«Будут стрелять?» – подумал Виктор и продолжил вслух:
– Мне кажется, за нами уже идут.
– Так, Гастон… не суетитесь. Оставьте деньги на столике и идите в сторону служебного хода… направо – дверь на кухню, налево – на лестницу для персонала. Прямо – подсобные помещения. Вам – налево. Дальше…
Федорчук прервал куратора на полуслове.
– Я знаю, что дальше. Внутренний двор правого крыла, живая изгородь и каменная ограда с калиткой… Я уже был здесь, – нетерпеливый взгляд, брошенный на часы, ладонь, хлопнувшая по лбу – как знак рассеянности – и на стол упали несколько смятых купюр.
– Тогда удачи! Сумеете оторваться – выждите не меньше недели. Потом… впрочем, вы знаете, что делать потом, – последние слова Росси сказал уже в спину Виктору, подхватившему пальто и шляпу и устремившемуся в сторону спасительного выхода.
«Только бы они не перенесли засаду… только бы эти идиоты стояли там, где стояли… – мысль, больше похожая на мольбу, билась в сознании Федорчука. – Господи, пронеси!»
Полчаса назад, выглянув на задний двор отеля «Флорида», отделенный от задворков «Альгамбры» каменной оградой с парой калиток, он заметил двух мужчин, внешний вид и поведение которых однозначно указывали на их принадлежность к одной из французских силовых структур… Вроде того молодчика, которого Виктор – или тогда еще Дмитрий? – «приголубил» в Марселе. Парный пост перекрывал пути возможного отхода с места встречи, и с этим надо что-то делать…
Крадучись, буквально – на цыпочках, Федорчук подобрался к калитке, где должны были стоять полицейские – «или контрразведчики? А какая на хрен разница?» – и внимательно прислушался. Чиркнула спичка, кто-то негромко закашлялся, прикрыв рот. В ответ что-то злобно прошипели свистящим шепотом.
«Тут они, голубчики…»
Легко перемахнув с ходу невысокую ограду, Виктор обрушился прямо на голову засаде, подмяв под себя одного шпика и успев крепко врезать ногой в падении, точно в живот, другого. Свернув шею оглушенному врагу, – рука на подбородок, другая – на затылок… и резкий рывок отозвавшихся хрустом позвонков, – Федорчук тут же поднялся, прикрываясь безжизненным телом. Получивший удар в солнечное сплетение полицейский стоял на коленях, но уже оправился и тянул из кармана револьвер…
Время, казалось, начало растягиваться. Достать оружие мертвеца Виктор не успевал, поэтому просто сунул руку в карман чужого пальто, нащупал пистолет, стоявший на боевом взводе, и просто подняв руку вместе с полой, дважды нажал на спусковой крючок.
Выстрелы сквозь толстый драп пальто прозвучали негромко, а два отверстия на груди так и не успевшего обнажить ствол шпика стали лучшим подтверждением того, что Федорчук успел раньше.
Он успел сделать сегодня все, что хотел, но, уже сидя в купе парижского поезда и пытаясь унять дрожь в руках, задался одним вопросом: «А теперь-то что делать?..»
Но ответа на этот вопрос у него пока не было…
Глава 9. Шерше ля фам
Олег Ицкович, Париж.
Январь 1936 года
Пока ехали в Париж, времени для размышления над злободневными проблемами нового бытия почти не оставалось. Баронесса требовала повышенного внимания к себе, а, кроме того, то ли и в самом деле была страшно болтливой, то ли ее на нервной почве несло, но только казалось, что Кайзерина Николова не замолкает ни на мгновение. И ведь не дура. Это-то очевидно. Не глупости порола и не чепуху молола, если не считать чепухой тайны мадридского, то есть, разумеется, болгарского двора. Грамотная, интеллигентная речь, разумные, если не сказать больше, мысли, своеобразный юмор – порою грубоватый, иногда циничный, но всегда подлинный – и знаний разнообразных вагон и маленькая тележка, но, помилуй бог, как же всего этого для Ицковича много! Так что расслабиться удалось только в Париже, где они остановились в солидном, но не обязывающем отеле. Вообще-то баронесса собиралась в «Риц», но Олегу удалось ее переубедить. Ему там светиться ни к чему, да и дороговато. Но и ей, если подумать, там сейчас лучше не появляться.
– По родственникам и знакомым соскучилась? – поднял бровь Олег. – Тогда, может быть, к мужу съездишь, проведаешь старика? – так затейливо он озвучил простую мысль: «Пошла нах… заткнись, достала!»
Красотка поджала губы, сверкнула зеленью глаз, вдруг ставших изумрудными, но спорить перестала и, отобедав в обществе «кузена Баста», отправилась отдыхать, успев пожаловаться на мигрень. А вот кузену спать не хотелось совсем, но и гулять по Парижу оказалось некомфортно. Погода испортилась. Под ногами слякоть, и сверху тоже что-то такое капает, не слишком очевидное: то ли снег с дождем, то ли дождь со снегом. Одним словом, просто Амстердам или Питер, а не Париж, но делать нечего. А раз так, пришлось идти в кабак. Вообще, получалось, что в новой своей ипостаси – или тело Баста фон Шаунбурга следовало считать аватаром? – Ицкович все свое время проводит в поездах и питейных заведениях, благо средства позволяют и молодой здоровый организм не возражает.
«И то хлеб!» – усмехнулся Олег, устраиваясь за столиком в маленьком полупустом кафе. Подозвав официанта, он заказал уже ставшие привычными кофе и коньяк и спросил: есть ли в заведении свежие газеты?
– Разумеется, – сдержанно поклонился гарсон. – Какую именно газету желал бы получить месье?
– Le Figaro.
– Я сейчас же пошлю мальчика, – вежливо кивнул гарсон, и через пять минут – Олег даже не успел допить кофе – ему действительно вручили газету. И следующие пятнадцать минут, кляня себя за глупость, Баст фон Шаунбург вынужден был имитировать заинтересованное чтение. Разумеется, Баст в отличие от Олега знал французский, что называется, изрядно, но все же не настолько, чтобы просто читать и, уж тем более, получать от этого удовольствие. Вполне можно было попросить немецкую или английскую газету. Однако за муки свои Ицкович оказался вознагражден самым неожиданным и щедрым образом: в разделе объявлений он наткнулся на краткое и совершенно невразумительное для непосвященных сообщение о женитьбе некоего Николя Саркози на некоей Карле Бруни. Остальной текст представлял собой полный бред, который, однако же, расшифровывался, как номер парижского телефона.
Теперь оставалось только опрометью нестись к ближайшему аппарату и звонить… а кому, кстати? Кто дал объявление? Поскольку сам Ицкович его не давал, полагая излишним, это мог быть или Витька, или Степа. Но кто из них и почему сейчас, а не через месяц или два, как договаривались? Темна вода во облацех…
В противоположном конце зала какой-то мужик в матросской куртке из толстого сукна и в берете с помпоном наигрывал что-то тихо-тоскливое на аккордеоне, но музыка Олегу не мешала. Он углубился в свои мысли. А подумать, кроме как о неожиданном объявлении, если честно, было о чем. Появление Татьяны, а теперь еще и Ольги, оборачивало историю «трех толстяков» во что-то совсем иное. И, рассматривая теперь весь этот «фантастический роман», Олег не мог не прийти к выводу, что кто бы им так не «подсуропил» – Бог ли это был в своем непостижимом промысле, дьявол или инопланетяне, – у появления всей этой «банды» здесь и сейчас определенно имелся некий, пусть и трудно формулируемый, но зато легко угадываемый сердцем смысл. Им предстояло стать провидением, богом из машины, неучтенным и неизвестным фактором. Однако кто-то или что-то – ведь могло случиться и так, что они – пятеро – являлись не чем иным, как эффекторами природы, пытавшейся скомпенсировать накопившиеся отрицательные изменения – так вот этот кто-то или что-то явно стремились изменить с помощью «перенесенцев» сложившуюся историческую последовательность, переиграть историю, переломить ее ход.
«Роль личности в истории…» – усмехнулся Олег и с недоумением уставился на пустую рюмку.
Черт его знает, как это вышло, но он совершенно не помнил, чтобы пил. Однако все уже выпил и сигарет выкурил… три штуки. И кофе остыл.
– Гарсон!
Олег заказал еще кофе, закурил очередную сигарету и решил, что, даже если он ошибается, и ничего провиденческого в его попадании в этот мир или, вернее, в это время, нет, он все равно будет жить и действовать так, словно провидение и в самом деле избрало его своим орудием. Но если так, то следовало серьезнейшим образом обдумать, что и как можно сделать, чтобы остановить рвущийся на встречу с айсбергом безумный «Титаник» европейской цивилизации. И вот здесь действительно достаточно места для позитивного мышления. Думай не хочу, что называется. Вот он и думал под быстро стынущий кофе, но, когда во втором часу ночи добрался-таки до гостиницы, трясло его не по-детски. Даже крепкий организм Шаунбурга с таким объемом никотина и кофеина справлялся на пределе своих весьма серьезных возможностей.
* * *
– Четвертый, пожалуйста, – войдя в кабинку, назвал Олег номер этажа лифтеру.
Лифт клацнул стальными сочленениями и дернулся, останавливаясь – лифтер сдвинул в сторону железную гармошку складной двери, и Олег наткнулся взглядом на два по-кошачьему горящих в полумраке фойе изумруда. Кейт сидела в кресле и курила свою обычную длинную стильную сигаретку, засунув ее еще и в костяной мундштук.
«Кейт…» – выяснялось, что называть ее Ольгой, хотя бы и мысленно, Ицкович не мог. Не получалось. Ни вслух, ни про себя, никак. Вероятно, дело в том, что ее-то он совершенно не знал. Не видел никогда, никогда с ней не говорил. Впрочем, он и Кайзерину не знал тоже. Но «Кисси» была физически реальна, осязаема, «дана в ощущениях».
«Дана в ощущениях… И кем же она дана? Съесть-то он съест, да кто ж ему даст?»
– Что, не спится? – спросил, стараясь говорить ясно и без запинок. Получалось совсем неплохо, и походка тоже…
– А тебя, Баст, где носит? – взгляд уверенный, но какой-то «плывущий», голос вибрирует, как басовая струна альта, но Шаунбург, разумеется, назвал этот инструмент по-немецки: Bratsche. Ну, где-то так и есть – струны настроены на квинту ниже скрипичных.… И голос этот заставляет вибрировать нервы.
«Вот ведь ведьма!» – ведьма и есть: бронза волос в слабом свете электрического бра отдает совершенно уже лисьей рыжиной, и глаза горят, как у ночной охотницы, и…
– Милая, – улыбается Баст фон Шаунбург, удивляясь наглости своей кузины, – разве я обязан тебе отчетом?
– Отчетом не обязан, – сдает назад Кайзерина фон Лангенфельд Кински или, вернее, баронесса Альбедиль-Николова. – Но мог бы и предупредить, что уходишь. Я беспокоилась…
– В следующий раз обо мне, пожалуйста, не беспокойся, – Баст достал сигареты и начал охлопывать карманы в поисках спичек.
– А я о тебе и не беспокоилась, – тонкая рука протянула ему зажигалку. – Я беспокоилась о себе.
Баст закурил и с интересом посмотрел на Кейт. Ну что ж, она была такой, какой и должна была быть. Фокстрот, танго…
«Таня…»
– Хочешь выпить? – спросила она как ни в чем не бывало.
– Идти в бар…
– У меня в номере есть.
У него в номере выпивки нет, а у нее, оказывается, есть!
«Она что, в чемодане с собой возит?» – разумеется, это риторический вопрос. Ему абсолютно все равно, откуда у Кайзерины выпивка, но могло статься, что подобное предположение не лишено оснований. Что можно возить в трех таких чемоданах, какие таскала за собой кузина Кисси? Даже военно-полевую кухню, не то что бар.
– Арманьяк?
– Ну-ка! – Баст взял из рук Кейт бутылку. – У тебя хороший вкус, золотце. Очень хороший…
Это оказался довольно редкий купаж Гастона Леграна, и, судя по запаху – бутылку уже не только открыли, но и почали – арманьяк действительно так хорош, как должен быть, если судить по цене. Вдохнув запах и даже зажмурившись на мгновение от предвкушения удовольствия, Баст плеснул в бокалы и поднял свой: