Архонт

– Я согласен! – выпалил он.

Иного Агата и не ожидала. Её расчёт оказался точен. Подавшись игривому порыву, она едва не сказала ему, что суть дела в том, чтобы он поднялся на крышу и спрыгнул вниз. Но сейчас такая жестокая шутка могла бы всё испортить. Вместо этого, придав себе как можно более серьёзный вид, спросила:

– Скажи, ты веришь в магию? – и тут же поспешила добавить: – Не думай, я не разыгрываю тебя, просто сегодня кое-что случилось…

– Магию? – переспросил Павел.

Агата пыталась разглядеть в чертах его лица признаки недоверия, но не замечала их. После того, как она подошла и обратилась к нему, его смятение длилось недолго, а теперь он походил на статую. Ни в глазах, ни в лице не было никаких эмоций. Казалось, он просто ловко спрятался за маской бесстрастности, эдакая защитная реакция, выработанная, возможно, годами. И это заставило Агату подумать, что Паша-очкарик не так прост, как казалось ещё недавно.

– Учти, дело странное, – сочла нужным предупредить она, и решив о магии пока не упоминать. – Даже безумное. Но воспринимай это, как игру, так будет проще.

– Хорошо, – согласился Павел, и Агата на мгновение заметила в его глазах обожание.

– Надеюсь, ты сейчас свободен?

– Конечно.

– Это займёт часа два-три.

– Пускай.

Агате почудилось, что она разговаривает не с человеком, а с роботом. Что-то с этим парнем явно было не так. Она твёрдо решила после вызова Хранителя Тайн снова дистанцироваться от Павла. Если он на что-то надеется – пускай обломается. Ну а пока она будет разыгрывать приветливость. Агата не могла припомнить, чтобы кого-нибудь использовала в своих целях, но поймала себя на мысли, что эта роль ей не слишком нравится.

Когда шли к дому Глеба, Павел всё же не удержался от вопроса:

– А при чём тут магия?

– Боюсь, ты не поверишь, – отозвалась Агата. – Просто прими пока всё как есть, даже если это будет выглядеть, как полнейшая глупость.

Павел пожал плечами и от новых вопросов воздержался. Он был готов поддерживать любую блажь Агаты. Сейчас его переполняла эйфория. Мысли о том, что всё это розыгрыш, он отгонял старательно. Дело, связанное с магией? Да, звучит безумно, ну и пускай. Павел тоже мог бы рассказать кое о чём волшебном, например, о том, что он, дальтоник стадии «ахроматопсия», то есть видящий мир только в чёрно-белом цвете, видел Агату цветной. Она была единственным объектом, единственным человеком, который сиял разноцветными красками. Удивительно и парадоксально. И как такое объяснить? Павел прошерстил целую кучу специальной литературы и выяснил, что подобных случаев в истории медицины никогда не было. Но факт оставался фактом – девушка, вопреки всему, сияла, словно какая-то богиня. И Павла это не просто изумляло, а очаровывало, как может очаровать тайна космического масштаба. Он даже теперь испытывал радость от того, что являлся дальтоником, ведь именно благодаря недугу видел чудесное сияние Агаты. Ему хотелось служить ей, в последнее время он считал это смыслом своего существования. Да, к сожалению, до сегодняшнего вечера она его игнорировала, но Павел обиды не испытывал. Он научился быть терпеливым.

Впрочем, довольствоваться просто только наблюдением за Агатой он не собирался. Служение требовало действий, и несколько месяцев назад Павел совершил ради неё преступление, который сам расценивал как акт возмездия. Он это сделал, прежде всего, для того, чтобы самому себе доказать, что он не пустое место, а настоящий воин, способный защитить честь своей королевы.

Его задевало, что она, возможно, никогда не узнает, что он ради неё сотворил, но с этим Павел готов был мириться. Более того, считал своё деяние не только возмездием, но и чем-то вроде жертвоприношения. И то, что оно навсегда останется его личной тайной – будоражило разум.

Павел давно приметил: пьяницы вызывали у Агаты отвращение и страх. Отвращение – это он мог понять, но страх… Почему пропойцы пугали самую бесстрашную девушку на свете? Павел много над этим размышлял и пришёл к выводу, что когда-то, очевидно в детстве, какой-нибудь алкаш сделал ей что-то плохое. Итог – психологическая травма. Простой, но логичный вывод, который послужил пищей для мрачных фантазий Павла. Он представлял себе обросшего щетиной грязного типа, избивающего Агату. Представлял и изнывал от бессильной злости. Если раньше к алкоголикам он относился равнодушно, то теперь – горячо ненавидел. Они стали для него врагами и, как ни странно, этот факт доставлял ему сдобренное праведным гневом удовольствие. Наконец-то была какая-то определённость: есть королева, есть враги, а есть он, рыцарь королевы. С врагами и жить стало интересней, словно некая компьютерная игра, которые так обожал Павел, вышла на новый более увлекательный уровень.

Но нужно было действовать, ведь злость требовала выхода. В том парке, куда Агата постоянно ходила есть пирожные, по утрам и вечерам собирались алкаши. Их логово находилось возле старой трухлявой эстрады. Там они из автомобильных покрышек и досок соорудили столик и скамейки.

План у Павла возник неожиданно, будто всегда сидел в голове в потаённой комнате и только и ждал часа своего освобождения. Хороший план, мощный. Размышляя о нём, Павел чувствовал себя сильным, наделённым тайной властью. В те дни он представлял себя ассасином, которому предстоит совершить великую миссию.

Но план требовал подготовки.

Три дня Павел следил за алкашами и выяснил, что возле эстрады они начинали собираться к семи утра. Когда доставали пойло, расправлялись с ним в считанные минуты, а потом разбредались кто куда, чтобы снова собраться вечером. Когда-то Павел посмотрел фильм, в котором главный герой произнёс фразу: «Предсказуемость врага – путь, ведущий к победе». А местные пропойцы были, пожалуй, самыми предсказуемыми существами на свете. Ну что же, для первой миссии это очень даже кстати. Павел верил, что будут и другие миссии, более сложные, и он со временем обретёт что-то вроде охотничьей смекалки. А пока – низкий уровень. Это правильно, начинать нужно с малого.

Он надеялся, что когда-нибудь станет полной противоположностью своих родителей, которые были слабаками. Они вечно перед всеми извинялись, вели себя по-лакейски. Когда им хамили – опускали глаза и начинали мямлить. Люди – кролики. Отец работал бухгалтером на мебельной фабрике, мать – лаборантом в фирме по производству удобрений. По вечерам они часто жаловались друг другу на своих коллег и начальство, мол, не уважают, не ценят. Жаловались без злости, но с каким-то рабским смирением. Павел не мог припомнить, чтобы родители с кем-то спорили или просто глядели на кого-то с вызовом. Нет, для этого у них не хватало смелости.

А ведь и он сам был таким до встречи с Агатой. Но теперь определённо менялся. Она действовала на него, как целительное средство. Кролик умер, вместо него появился зверь хищный – во всяком случае, Павел неустанно внушал себе эту мысль.

В ночь перед акцией он не спал, бродил по комнате туда-сюда, не находя себе места и то и дело поглядывая на часы. Все ногти сгрыз от волнения. В пять утра поглядел в окно, за которым зачиналось осеннее утро, и решительно произнёс: «Пора!» Он взял сумку с тремя бутылками, наполненными разбавленным техническим спиртом и, снова представив себя ассасином, идущим на секретное задание, тихо покинул квартиру. Технический спирт он вчера набрал из канистры, которую отец хранил в гараже. Разбавил, разлил по водочным бутылкам – простейшее, но эффективное оружие массового поражения, самое то для секретно операции.

По пути в парк он думал, что некая сила попытается сорвать его миссию. Как? Найдёт способ. Или нет. Мысли насчёт тайной силы, которая на одной стороне с врагами – пропойцами, были мутными, но они довольно эффективно насыщали кровь адреналином. Павел и предположить не мог, что чувство опасности может быть таким возбуждающе приятным. Но главное, он сейчас ощущал себя полной противоположностью своих родителей.

Осенний парк, окутанный утренними сумерками. Логово алкашей. Павел надел кожаные перчатки, вынул из сумки бутылки и пластиковые стаканчики, и поставил их на стол.

Три бутылки с ядовитым спиртом. Глядя на них, Павел мысленно произнёс: «Они все сдохнут! Все!» и осознал, что почти счастлив. Вчера он опасался, что его в последний момент одолеют сомнения, угрызения, страх, но их не было и в помине. Никакого психологического отторжения. Полная уверенность в правильности своих действий. Павел гордился собой.

Ну а теперь оставалось дождаться врагов королевы. Он дошёл до парковой аллеи и, поёживаясь от утренней свежести, уселся на скамейку. Отсюда был виден стол с бутылками.

Время тянулось медленно. Павел то и дело поднимался, принимался расхаживать вдоль скамьи. Он понимал, что испытывать волнение в такой ситуации нормально для обычного человека, но непозволительно для ассасина, а потому дал себе зарок научиться выжидать, терпеть, чтобы на следующей миссии быть более хладнокровным. Многому ещё предстояло научиться. Служить королеве – дело непростое.

Но вот показались и они. Два мужика и одна тётка. Согбенные фигуры, опухшие лица. Алкаши шли так, словно их сил только и хватало на то, чтобы ноги переставлять. Они доковыляли до стола и вид трёх бутылок с пойлом вдохнул в них жизнь. Пропойцы загомонили, заулыбались.

Павел поднялся со скамьи, вынул из кармана и включил телефон, а затем, тяжело дыша от переизбытка эмоций, приблизился к логову врагов и встал за стволом тополя. То, что они его заметят, он не опасался – им сейчас было не до взглядов по сторонам, всё их внимание приковал халявный алкоголь.

Один из мужчин судорожно открутил крышку, разлил пойло по стаканчикам. Выпили дружно, с жадностью, после чего блаженно заулыбались, будто неожиданно обрели счастье. Женщина тут же разлила ещё по одной.

Снимая эту попойку на телефон, Павел чётко осознал, что точка невозврата пройдена. Странное ощущение, словно в одночасье стал взрослей, матёрей. Это был жестокий, но, тем не менее, исключительный жизненный опыт. Он чувствовал полную власть над этими тремя бедолагами. Кто они для него? Всего лишь ничтожные юниты, которым он вынес смертный приговор. Безымянные, бездушные, убогие юниты. В компьютерных играх он таких уничтожил миллионы. Испытывать к ним жалость? Да никогда! Ассасины не знают жалости!

А вот и ещё один утренний пропойца. Издалека увидев, что его товарищи вовсю бухают, он примчался к столу чуть ли не вприпрыжку. Вторую бутылку осушили столь же быстро, как и первую. Один из участников пьянки, основательно захмелев, принялся что-то оживлённо, но неразборчиво рассказывать. Остальные, слушая его, громко смеялись. Они, словно бы явились в своё логово абсолютно больными людьми, но теперь вдруг излечились, преобразились. Продолжая снимать всё на телефон, Павел даже усомнился в летальных свойствах содержимого бутылок. Ему пришло в голову, что годы беспробудных пьянок сделали этих людей невосприимчивыми к ядам. Возможно ли такое? Неужели миссия сорвалась?

Но его опасения оказались напрасными, момент истины всё же наступил: один из алкашей упёрся руками в стол, что-то забормотал и завалился на землю. Двое собутыльников попытались его поднять, но и у них подкосились ноги. Они беспомощно ворочались среди палой листвы, а женщина, которая к удивлению Павла оказалась более стойкой, некоторое время глядела на них равнодушно, затем громко выругалась, налила себе ещё пойла и залпом осушила стаканчик.

Павел был в восторге. Он наслаждался остротой момента так же, как эти алкаши до этого наслаждались халявной выпивкой. Его даже затрясло от возбуждения, лицо раскраснелось. Он не замечал ничего вокруг, весь мир для него сузился до небольшого участка парка, на котором ворочались в листве отравленные враги. Они подыхали, и это сделал он! Он! Человек, на деле доказавший, что отличается от кроликов-родителей.


Женщина попыталась сесть на скамейку, но соскользнула и рухнула на землю. Вязаная шапка слетела с её головы, обнажив сальные с проседью волосы. Один из алкашей дёрнулся и изрыгнул из себя сгусток желчи на собственную куртку. Затем дёрнулся ещё раз, издал тихий стон и затих. Женщина приподнялась на локтях, заторможено повернула голову вправо, влево, и вдруг её взгляд словно какая-то сила притянула к стоявшему за тополем Павлу. Губы алкоголички шевелились, по подбородку стекала пенистая слюна.

Павел оцепенел, затаив дыхание. Ему почудилось, что на него сейчас глядит сама смерть. Эти глаза… они были жуткими. Мутная пелена в них растворилась, уступив место космической тьме. Внутренний голос жалобно пропищал, что такого не может быть, это просто воображение разыгралось. Воображение? Павел сомневался. И почему он не мог оторвать взгляд от этих глаз? Почему не мог отвернуться? Его бросило в жар, в висках заломило, разумом овладела паника.

Губы пожилой алкоголички скривились, образовав жуткую улыбку, в чертах лица появилось что-то звериное, дикое. Женщина напряглась, тяжело задышала и выкрикнула хриплый нервным голосом:

– Стая ждёт тебя, мешок с костями! Ты наш!

Некоторое время она глядела на Павла исподлобья, а потом распласталась на земле, вытянув в разные стороны руки, и больше не шевелилась.

Откуда-то донёсся собачий вой. Павел встрепенулся и едва не обмочился. Он сглотнул скопившуюся во рту слюну, рассеянно поглядел на телефон, и только сейчас сообразил, что всё это время не прекращал снимать. Его мутило, в животе образовалась тяжесть, а мир вокруг стал каким-то смазанным в своих серых тонах. Сейчас парк казался Павлу невероятно мрачным, словно это и не городской парк вовсе, а территория мира мёртвых.

Он вытер со лба испарину и поковылял прочь от логова алкашей. На быстрый шаг не было сил, глаза страшной женщины словно вытянули всю энергию. Добравшись до аллеи, Павел заметил неподалёку пожилого мужчину и крупную дворнягу. Собака, вскидывая голову, тоскливо выла, а мужчина глядел на неё с удивлением, будто впервые слышал вой своего питомца.

Следуя к своему дому, Павел мысленно твердил, что предсмертная трансформация женщины ему померещилась. И её странные слова: «Стая ждёт тебя…» тоже были злой шуткой разума.

Весь день он думал о том, что не мешало бы посмотреть запись на телефоне. Но не решался. А вечером, после мучительной внутренней борьбы, взял да удалил видеосвидетельство своего преступления. И сразу стало легче. Он в тысячный раз сказал себе, что сверхъестественный эпизод в парке – плод воображения, и теперь это внушение прозвучало в голове более уверенно. Если Агате понадобились месяцы, чтобы убедить себя, что в смерти Колюни нет ничего мистического, то Павлу хватило десяток часов. Его настроение значительно улучшилось, даже аппетит пробудился.

После ужина, окончательно избавившись от тяжёлых мыслей, Павел с упоением принялся размышлять о том, как успешно справился с первой миссией. Настоящий ассасин. И никто его не вычислит. Никогда! Именно эта уверенность в собственной безнаказанности доставляла особое удовольствие.

На следующий день в «Местных новостях» объявили, что суррогатной водкой насмерть отравились четыре человека. Власти прикрыли подпольный цех, в котором разливали нелегальный алкоголь, продукцию и технологическое оборудование арестовали, началось административное расследование.

Павел ликовал, когда узнал об этом. Теперь он имел полное право называть себя борцом за справедливость. Защищать королеву и при этом оказывать миру услугу? О да, ему это очень, очень было по душе.

Вот только по ночам Павлу теперь иногда снился один и тот же кошмар, в котором грязная алкоголичка с чёрными дырами вместо глаз снова и снова повторяла хриплым пропитым голосом: «Стая ждёт тебя, мешок с костями! Ты наш!»



Глава шестая

Глеб поджидал их возле подъезда. Он протянул Павлу руку и представился. Павел пожал её и осознал, что этот долговязый тип ему очень не нравится, в голову сразу же ворвался поток уничижительных эпитетов: «Враг! Мразь! Хитрожопый тощий ублюдок!..» Глеб же, совершенно беззлобно, мысленно назвал Павла «мелким очкариком», а вслух радушно произнёс: «Рад знакомству».

– У тебя всё готово? – поинтересовалась Агата.

Глеб кивнул, и они направились к остановке. В Павле наконец пробудилось запоздалое любопытство по поводу предстоящего дела, но от вопросов он решил воздержаться. Он гордился, что за последние месяцы научился сдержанности. Для него одно сейчас было важно: королева рядом. Идёт с ним бок о бок. И исходящее от неё разноцветное свечение сегодня было особенно чётким. А с долговязым Павел решил потом разобраться. Как? Он пока не знал, но не сомневался, что ближайшие дни посвятит построению плана по его ликвидации. Никто не должен стоять между рыцарем и королевой! И уж тем более, не этот несуразный выскочка. Новая акция? Давно пора. Служение королеве требовало постоянных действий, иначе утрачивалось самоуважение, и накрывала сонная апатия, а после уничтожения тех алкашей уже прошло несколько месяцев. Пора, пора просыпаться!

На остановке какой-то парень взглянул на Агату, Павла и Глеба, и ухмыльнулся, видимо расценив эту троицу как образец нелепости.

– Ну и что тебя так развеселило, мудак? – злобно спросила Агата, подступив к нему вплотную.

Он стушевался и поднял руки в примирительном жесте. Весь его вид говорил: мне проблемы не нужны.

Павел смотрел на Агату с восхищением, а Глеб, когда понял, что конфликт улажен, промолвил с лёгкой иронией:

– Жёстко ты с ним.

– Ну а чего он? – буркнула в ответ Агата.

– А мы ведь втроём действительно забавно выглядим.

– Знаю, – она покосилась на стоявшего чуть в стороне низенького щуплого Павла, потом демонстративно смерила взглядом высокого Глеба и впервые за многие месяцы от души засмеялась. Смех перешёл в неудержимый хохот, который поддержал Глеб. А Павел поглядывал на них сурово, ему не нравилось это весёлое единодушие. Он ревновал. Умеренная злость на долговязого сменилась ненавистью.

Подъехал автобус. Агата, Глеб и Павел забрались в салон и через двадцать минут вышли на остановке за пределами города.

С другой стороны шоссе, вдалеке за заснеженным полем, перемигивались огни деревни. Глеб, поёжившись, кивнул на чёрную стену хвойного леса за остановкой.

– Нам туда.

Он вытащил из спортивной сумки электрический фонарик, включил его, направил луч на уходящую в лес дорогу и посмотрел на своих спутников.

– Минут через тридцать будем на месте.

– Ну и чего мы ждём? – хмыкнула Агата. – Потопали.

Она поправила свою новую шапку, к которой ещё не привыкла, и двинулась к лесу. Глеб и Павел, не медля, зашагали следом.

Снег скрипел под ногами, зимний лес был безмятежен и мрачен. Глядя на дорогу перед собой, Агата думала о своём будущем. Она твёрдо решила всё в своей жизни изменить, и её удивляло, почему эта идея не пришла в голову раньше. Неужели, чтобы вырваться из замкнутого круга серого однообразия, нужно было всего лишь увидеть парящий в воздухе водяной шар? Сегодняшняя Агата плохо понимала и не слишком уважала себя вчерашнюю, ту, что окутала себя коконом безразличия. Она не могла припомнить, чтобы за последние годы в её жизни происходило что-то значимое. Ни большого горя, ни особой радости. Когда с утра просыпалась, с полным равнодушием сознавала, что этот день ничем не будет отличаться от сотен других. Какое-то жалкое существование, когда не хочется ничему учиться, потому что не видишь в этом смысла, ведь жизнь от этого не станет ярче. Прошлое, настоящее будущее – как одна ровная серая полоса, и даже не идёшь, а ковыляешь по этой полосе, успокаивая себя тем, что ты один из миллионов таких же ковыляющих, что всё это естественно и нормально. А яркая жизнь в телевизоре и на страницах книг кажется какой-то ложью, радостным спектаклем, что разыгрывается в иной вселенной. Балы в шикарных дворцах, огромный лайнер, плывущий в сторону заката по прекрасному океану, безумные карнавалы с танцами и фейерверками, голубые лагуны с пальмами – всё это лишь картинки на экране. Читала книги, смотрела фильмы, рисовала, но это было ничем иным, как неосознанное заполнение пустоты. И нет, поняла она вдруг, внутренний бунт начался, пожалуй, не с водного шара. Он зародился в ту секунду, когда она решила отвести пострадавшего в драке Глеба домой. Именно тогда упала первая костяшка домино, и теперь невыносимо хотелось, чтобы следующие костяшки падали и падали. Чтобы постоянно происходило что-то неожиданное. Такое, как это путешествие по лесной дороге в компании людей, которых она не слишком-то и знала. И не важно, получится ли вызвать этого Хранителя Тайн или нет, главное – костяшки продолжали падать.

Агата взглянула на Павла. Само его присутствие здесь тоже было событием, которое вчерашняя Агата даже допустить не могла. Кто он? Тихий ботаник? Судя по виду, Паша-очкарик и мухи не обидит, но… Агате было не по себе от его покорности, и её настораживало, что он до сих пор не поинтересовался, куда они следуют. Это ведь не нормально. Нет, с ним явно что-то не так.

Фонарик в руке Глеба высветил с правой стороны дороги останки ограды – ржавые столбы, рваные клочья сетки рабицы. А дальше, за еловым сухостоем, темнел силуэт здания.

Когда приблизились к бывшему туберкулёзному диспансеру, Агата вспомнила слова Глеба про то, что это плохое место. Её восторженного приключенческого настроя поубавилось. Уж больно жутко выглядело здание, в котором когда-то в страшных мучениях погибло множество людей. Как гигантский, потрёпанный временем склеп. А эти окна… словно чёрные раззявленные рты, готовые поглотить всех и вся. Ох уж это богатое воображение – дар и проклятие в одном флаконе. Взгляд Агаты скользил по растрескавшимся стенам из жёлтого кирпича, по покорёженным водосточным трубам. Всеми силами стараясь подавить страх, она твердила себе, что это всего лишь пустое полуразрушенное здание. Таких тысячи в России, и тут нечего бояться.