Архонт

Глядя в пространство перед собой, но видя события прошлого, она рассказала про Колюню, про фанатично преданную этому алкашу мать, про свою страсть к рисованию, про домогательства Колюни, про Тиранозавра, про тень на стене, про то, как она, Агата, смотрела, как умирает ненавистный отчим, про то, что могла бы вызвать «скорую» но не вызвала. Она всё это рассказывала, словно бы находясь в трансе. Её лицо не выражало никаких эмоций. Зато когда закончила, Агата содрогнулась, скривилась, глаза злобно блеснули.

– То, что он сдох… как он сдох, было лучшее, что со мной в жизни случалось! Я ни разу не пожалела, что не вызвала «скорую». Я его могилу солью засыпала, чтобы ни одна травинка не проросла. Убийца ли я? Да мне плевать если так!

– Эй, тебя никто не осуждает, – попыталась успокоить её Полина. – Этот мудак заслуживал смерти.

Агата взглянула на неё с благодарностью. Гнев сменился облегчением. Удивительно, но теперь, когда она поведала свою тайну этим женщинам, в душе словно бы исчезла какая-то червоточина. Агата никогда не верила, что исповедь может принести облегчение, но, чёрт возьми, сейчас это сработало. А ведь эти женщины не священники и даже не психотерапевты. Они просто выслушали её и не осудили. Возможно, секрет исповеди не только в откровении, но и в том, чтобы изложить то, что тебя тяготит только определённым людям в определённое время? Возможно. И не поймёшь, тем ли людям ты изливаешь душу, пока не исповедуешься до конца. Саяра и Полина оказались теми самыми, нужными.

– Ты правильно поступила, дочка, – поддержала Полину Саяра. – Поверь, мы не из тех, кто будет тебя осуждать. Но меня сейчас очень интересует этот твой динозавр. Ты веришь, что он каким-то образом материализовался и до смерти напугал отчима?

Агата задумчиво почесала затылок.

– Знаете, когда это случилось, я верила, потом повзрослела и перестала, но, – она усмехнулась, – но теперь, когда я узнала, что существует магия… Пожалуй, я снова в это верю. Вы ведь не думаете, что у меня с башкой не всё в порядке?

Полина рассмеялась и сразу же осеклась, сделала серьёзное лицо.

– Агата, тебе не кажется, что задавать такой вопрос именно нам глупо? Ты сама видела, как я у куклы по имени Паскуда советы выспрашивала, а Саяра сегодня курила вместе со злым духом. Да про нас самих любой скажет, что с головой у нас не всё в порядке.

– Ну просто камень с плеч, – криво улыбнулась Агата. Она решила, что если и рассказывать свою историю, то рассказывать до конца. Пускай все секреты останутся в прошлом: – После Тиранозавра я ещё нарисовала Викинга. Рыжебородый, мощный такой, с секирой. Были, конечно, и другие рисунки, валькирии всякие, драконы, но только Тиранозавр и Викинг стали для меня… как бы это сказать, – она замялась. – Как живые, что ли. Я на полном серьёзе воспринимаю их как друзей. Это, пожалуй, выглядит совсем уж глупо.

Ей показалось, что последние слова выглядят как предательство по отношению к воображаемым друзьям, и, рассердившись на себя, поспешно добавила:

– Но мне пофигу!

Она поглядела на Полину, на Саяру, подумав о том, что доверила им сокровенное, настолько личное, что даже было не по себе. Если бы она заметила на их лицах хотя бы тень насмешки или даже сочувствия, то, пожалуй, взорвалась бы. Но лица женщин были серьёзными, а значит можно и дальше идти по дороге откровений. К чёрту личное, сегодня день раскрытых сундуков и вывернутых карманов. Всё наружу, не жалко.

– Когда мне плохо, я представляю себе или Тиранозавра, или Викинга. И мне становится легче. Они для меня как какие-то ангелы хранители.

Саяра потянулась через стол и взяла её за руку.

– У тебя не просто хорошее, а мощнейшее воображение. Наверное, Надзиратель это каким-то образом почуял, и это если и не напугало его, то смутило точно.

Агата хмыкнула, наморщила нос.

– Что-то меня такая фигня не радует.

– Пугает? – спросила Полина. – Должно бы пугать.

– Просто я пока понятия не имею, что вообще обо всём этом думать, – ответила Агата. – Терпеть не могу, когда что-то не понимаю.

– Ничего, разберёмся, – заверила Саяра, – но позже. Сейчас нам нужно хорошенько отдохнуть, – она допила напиток и поднялась из-за стола. – И вот что, девчули… всякие понурые мысли к себе не подпускайте. Возникнут – гоните их к такой-то матери. Со злостью гоните. Усекли?

– Так точно, главнокомандующий! – отсалютовала ей Полина, чем вызвала улыбку Агаты. – Хреновые мысли к себе не подпустим, зуб даю!

– Ох фифа, – проворчала якутка, впрочем, тоже с лёгкой улыбкой, и пошла в гостиную.

Полина задорно подмигнула Агате и с кружкой в руке отправилась следом. Агата зевнула. Отдых был действительно необходим. Стрелки часов на стене показывали 15:10.

Саяра зашла в свою комнату – оттуда доносилось её тихое бормотание. Полина устроилась в кресле, открыла ноутбук и принялась просматривать в интернете последние новости.

А Агата примостилась на диване, положив голову на декоративную подушку расшитую подсолнухами. Закрыла глаза и подумала о Глебе: смогла бы она его простить? Та, вчерашняя Агата, скорее всего, сказала бы «нет», но сегодняшняя, смотрящая на мир новыми глазами и сознающая, что некоторые вещи не такие, какими кажутся на первый взгляд… О да, ей очень хотелось его простить, найти ему оправдание. Что-то внутри неё противилось тому, чтобы вымазать Глеба чёрной краской, и это было так несвойственно девочке-танку. Мысли о Глебе навевали грусть. Пересекая зыбкую границу яви и мира грёз, Агата подумала: «Как он там?»

Ей снился Тиранозавр.

Древний ящер стоял неподвижно на каменистом берегу океана и глядел на заходящее за туманный горизонт огромное красное солнце. Шкура динозавра отливала медью, океан был цвета янтаря, он искрился, лёгкие волны накатывали на берег и растворялись среди россыпи блестящей гальки и причудливых ракушек.

Испытывая благоговение, Агата подошла и встала возле мощной лапы своего друга. Она слышала его дыхание – словно бы огромные меха с размеренным хрипом сжимались и разжимались.

Ей было так спокойно. Как будто попала в убежище, где нет никаких забот, нет горя, нет тревог. Солнце медленно уходило за горизонт, искрящаяся дорога на воде тускнела, зато на тёмно-фиолетовом небе начали высвечиваться звёзды, образуя доисторические созвездия.

– Ты ведь защитишь меня? Ты и Викинг? – спросила Агата.

Тиранозавр зашевелился, неторопливо и величественно поднял голову к вечернему небу, раскрыл пасть и заревел – словно сотни труб зазвучали, заставив дрожать пространство вокруг, заставив колыхаться воды океана.

Иного ответа на свой вопрос Агата и не ожидала.

Просмотрев новости, Полина отложила ноутбук, поудобней устроилась в кресле и взглянула на Агату. Той явно снилось что-то хорошее, это было видно по какой-то детской безмятежности озаряющей её лицо, по губам, которые едва уловимым намёком пытались сложиться в улыбку.

Полина хмыкнула: быстро же девчонка спряталась в мире грёз от проблем. Молодец. Так и нужно. С её воображением она наверняка видит яркие, прекрасные сны. Но увы, это палка о двух концах, без сомнения и кошмары её реалистичны. Люди с хорошим воображением чаще сходят с ума, фантазия может довести до края.

После напитка Саяры Полина чувствовала приятную воздушность во всём теле, и в то же время лёгкую тяжесть в голове. Странное состояние, медитативное. Полина закрыла глаза и скоро задремала.

Очнулась из-за того, что хотелось в туалет – напиток якутки оказался ещё и эффективным мочегонным средством. За окном зачинался вечер. Агата по-прежнему спала. Протирая ладонями глаза и зевая, Полина поднялась с кресла и отправилась в туалет. Через пару минут, как и прежде ощущая в теле приятную лёгкость, она зашла на кухню и застала там Саяру. Якутка сидела за столом, дожидаясь, когда закипит чайник на плите.

– Как же есть хочется, – пожаловалась Полина, устраиваясь на табурете по другую сторону стола.


Саяра пододвинула к ней пиалу, в которой было немного мёда вперемежку с изюмом и молотыми грецкими орехами.

– Вот. Это можно. А через полчасика ещё травки попьём.

Полина взглянула на содержимое пиалы с некоторым подозрением. Сладкое она всегда старалась исключать из своего рациона, но в этот раз привередничать не стала и быстро расправилась с медово изюмным угощением. И даже ложку облизала. Голод – не тётка.

Часы показывали 17:15.

«Уже скоро», – подумала Полина.

Чайник вскипел. Саяра добавила в уже заваренный травяной сбор в банке кипятка и закрыла банку крышкой.

– Мы пойдём к Надзирателю через Нижний астральный план, – как бы невзначай бросила она. – Поганое местечко. Оно всегда разное. Я там три раза бывала. Первый раз это было какое-то доисторическое болото – папоротники гигантские, зелёные испарения, хлюпающая трясина. Мерзость. Второй раз я попала в лес. Чёрный такой, будто после пожара. Деревья корявые, без листвы. Тоже зрелище не лучшее. А в третий… Даже не знаю, как объяснить… Это было что-то абстрактное и сюрреалистичное, будто взятое с картин Сальвадора Дали. Что мы увидим в этот раз, я понятия не имею. Лишь бы не болото, – Саяра брезгливо поморщилась. – Там ещё будет полно лярв, мафлоков, анчуток, но нам их опасаться не стоит, эти твари липнут только к ущербным.

Полина кивнула. О Нижнем астрале она знала лишь в теории и никогда не горела желанием там побывать. Но теперь придётся. И, слава Богу, что якутка будет рядом.

– Знаете, – расслабленно произнесла Полнина, – а я ведь однажды тоже собиралась забросить магию, – она печально улыбнулась и покачала головой. – Мне тогда двадцать только исполнилось. Я так гордилась собой. Гордилась, что у меня такие наставники, что я довольно способная ученица. Сейчас вспоминаю те времена… Я как будто постоянно была в восторженном состоянии, меня трудно было расстроить. Я сама себе казалась какой-то сказочной волшебницей, которую в будущем ждёт великая миссия: изменить мир к лучшему.

– Молодость, – поставила диагноз Саяра.

– Наивность, – криво улыбнулась Полина. – У меня тогда любовник был, Валера. Перспективный маг. Он обучался у Корнея Семёновича Чеснокова.

– Знаю, знаю, – кивнула Саяра. – Помню. Достойный был чародей и человек добрейший. Будто не от мира сего. Он кажется в автомобильной аварии погиб?

– Да, три года назад. Корней Семёнович был, пожалуй, лучшим экспертом в целительной магии. Поговаривали, что он всю жизнь работал над заклинанием, которое могло бы излечить церебральный паралич, но сам он это не подтверждал. Валера тоже был отличным целителем. Но он как-то всё принимал слишком уж близко к сердцу. Чужую боль воспринимал, как свою. Это, в общем-то, его и сгубило. В Центре узнали, что Валера в течение целого года занимался магической эвтаназией. Пятнадцать смертельно больных, изнывающих от боли человек, он отправил на тот свет. Чёрт, у меня даже язык не поворачивается сказать, что он их убивал.

Слушая её, Саяра рассматривала линии на своих ладонях. Из гостиной доносилось тихое похрапывание Агаты. Полина взяла пиалу, нервно покрутила её в руках.

– Это было гуманно, – сдавленным голосом продолжила она. – Валера усыплял несчастных с помощью магии и, прежде чем спокойно умереть, они видели прекрасные сны. Видели лучшие моменты своей жизни, моменты, когда были счастливы. Они словно бы заново переживали свою жизнь, но без горя, без тревог. Как Валера мне потом сказал: «Они умирали с улыбкой на устах». Но даже это ничего не меняло. Для Центра он был преступником. И то, что его «жертвы» сами желали расстаться с жизнью, его не оправдывало.

Полина подняла на Саяру угрюмый взгляд.

– Сами знаете, какое за это полагается наказание.

– Такое же, что заслужила и я, – продолжая сосредоточенно рассматривать линии на ладонях, сказала Саяра. – Смерть или сумасшествие.

– Смерть или сумасшествие, – повторила Полина. – Он был обречён. Для казни уже определили двоих корректоров, но… я упросила Совет, чтобы мне позволили совершить казнь самой. Все в Центре знали о моих отношениях с Валерой, но верховные маги поверили, что я справлюсь. Правда, мне пришлось едва ли не умолять их, и браться Великановы, разумеется, встали на мою сторону. Почему я вызвалась? Думала, что Валере будет легче, если это сделает близкий ему человек. К тому же, я надеялась, что свершится какое-то чудо и в последний момент приговор отменят… Боже, как же мне было тяжело! Во мне будто бы боролись два человека. Один был уверен, что Валера заслужил наказание, что он предал меня и саму магию, что он предал своего учителя, который, кстати говоря, в это время слёг после серии мини инсультов. А другой человек во мне всячески его оправдывал. Эта внутренняя борьба… Хуже всего, что неважно было, кто во мне победит, обвинитель или защитник, ведь приговор-то уже вынесен. Оставалось только положить голову Валеры на плаху и занести топор.

Тяжело вздохнув, Полина поднялась, налила из чайника в пиалу немного воды, выпила её маленькими глотками и продолжила, оставшись стоять возле плиты:

– Когда я пришла к нему домой, он сразу же всё понял. Обнял меня и сказал: «Я рад, что это будешь ты, Синичка». Валера меня Синичкой называл. Я потом пыталась вспомнить почему, но не смогла. Он как будто назвал меня так в первый раз, и это было настолько естественно, что я восприняла эту «Синичку» без удивления, – Полина хмыкнула. – Некоторые вещи так легко забываются, а когда пытаешься вспомнить, вдруг осознаешь, насколько эти вещи были важны. Он сказал: «Я рад, что это будешь ты, Синичка», а я влепила ему пощёчину, а потом разрыдалась у него на груди. В тот момент я жалела, что стала чародейкой, что вынуждена подчиняться Центру. Мне хотелось спасти Валеру, крикнуть ему: «Беги, беги!..» Но я понимала: сбежать он не сможет. Конечно же, в Центре подстраховались и исключили любой вариант его спасения. Казнь была неминуема. Валера сказал, что ни о чём не жалеет, и то, что он избавил тех несчастных от мучений, считал самым правильным поступком в своей жизни. «Своим страданием они заслужили лёгкую смерть» – это его слова. Я уже тогда сознавала, что не смогу его убить. Наверное, я это понимала с самого начала. А превратить его в овощ, лишить любимого человека разума… Я сама с ума сходила от одной мысли об этом. В тот момент я просто не могла быть сильной, решительной. Мы сидели с Валерой на кухне, разговаривали. Говорили о чём угодно, но только не о том, что должно было скоро случиться. Он отлично держался, не выказывал ни страха, ни тревоги. Не представляю, сколько усилий ему это стоило. А я совсем расклеилась. Валера сказал, что хочет посмотреть фильм. Что-то вроде последнего желания. У него была полная коллекция фильмов Такеши Китано. Он просто его обожал. И вот мы поставили фильм «Затойчи» про слепого самурая, устроились, обнявшись, на диване… Валера смотрел кино так, словно видел его впервые. То и дело восхищался игрой Такеши. А у меня все мысли были о предстоящей казни. Я мечтала, чтобы время остановилось, чтобы фильм не кончался, чтобы мы сидели вот так вечно. Я чувствовала, что вот-вот опять разрыдаюсь, глаза щипало от слёз, и я пошла в ванную, чтобы промыть их… А Валера как будто только и ждал этого момента. Он запер меня в ванной и сказал громко: «Не вздумай ни в чём себя винить, Синичка!» Я закричала, чтобы он меня выпустил, а потом принялась выламывать дверь. У меня тогда словно бы мозг отключился. Была только паника. Я кричала и бросалась на дверь, кричала и бросалась… пока не вышибла её… Окно в гостиной было распахнуто настежь. Как сейчас помню, как ветер вздувал занавески. Я сразу всё поняла. Валера избавил меня от обязанности палача, не дал мне совершить то, чего я потом себе никогда бы не простила. Он прыгнул в окно с девятого этажа. Я выглянула наружу и увидела его. Валера лежал на асфальте в свете фонаря. Эта картина навсегда отпечаталась у меня в голове. Она хранится, как фотоснимок в семейном фотоальбоме. Я помню, как тень от деревьев падала на его тело, помню пожухлую листву на тротуаре. Каждую мелочь помню. Этот образ до сих пор иногда всплывает в сознании, словно для того, чтобы я не смела об этом забывать, чтобы даже не пыталась. А я и не пытаюсь. Живу с этим. Валера успел написать записку. Оставил её на столе возле моей сумочки. «К чёрту магию!» – вот что он написал. Эти же слова я потом сказала братьям Великановым. Они меня не упрекали, не пытались что-то доказать.

– Знали, что ты магию не бросишь, – мягко встряла Саяра.

– Конечно, знали, – согласилась Полина. – Примерно через месяц я остыла и вернулась к своим обязанностям корректора. Моей упёртости хватило не на долго. Но с тех пор я стала больше сомневаться, и уж точно больше не казалась самой себе волшебницей из сказки. Юношеская восторженность магией осталась в прошлом. И это к лучшему.

Она не стала рассказывать, что после гибели Валеры почти перестала общаться с Верховными магами, кроме Игоря Ивановича и Бориса Ивановича Великановых. А когда один из близнецов пропал без вести, у неё остался только Игорь Иванович. Она делала свою работу и мало интересовалась внутренней политикой Центра. Не проявляла любопытства по поводу того, кто кого сменил на каком-нибудь ответственном посту, или какие решения приняли на Совете верховных магов.

Саяра вышла из-за стола, разлила по кружкам травяной напиток. Полина заметила на лице якутки странное выражение, словно она силилась что-то сказать, но отчего-то не решалась.

За окном шумел ветер – он то завывал надрывно, будто безумный пёс, то шипел, как змея. Вьюга, отдохнув днём, вернулась с новыми силами, но с прежней безрадостной песней.

– Не думала, что решусь тебе это рассказать, – заговорила Саяра, – но ты должна знать правду.

Она стояла, уперев руки в край стола, и как-то обречённо склонив голову. Её серебристые косы нависали над кружками с травяным напитком. Полина ощутила, как по спине пробежал неприятных холодок. Какую такую правду она должна знать? Что-то подсказывало, что эта правда ей не понравится.

«Не рассказывайте, Саяра, не надо!» – мысленно взмолилась она.

– Ты должна знать, – безжалостно повторила якутка сдавленным голосом. – Это касается твоего наставника, Бориса Великанова, – каждое слово ей приходилось вырывать из себя с каким-то страданием. – Он не пропал без вести, нет. Три года назад я с ним встречалась. Я тогда гостила у своей давней подруги в маленькой деревушке неподалёку от Вильнюса. Там меня Борис и нашёл.

Полина слушала её, не в силах вымолвить ни слова. Мозг с трудом воспринимал то, о чём говорила якутка.

– Он уже не был тем человеком, которого я знала, – продолжала Саяра, – которого знала ты, Полина. Он изменился. Не знаю, что произошло с ним, какие силы поработали над его разумом, но он превратился в какое-то злобное подобие прежнего Бориса. Я сначала подумала, что он одержим, что в нём поселилась какая-то тёмная сущность… Но нет, дело было в чём-то другом. Из него словно бы вынули всё хорошее, доброе и начинили злом. Видела бы ты его глаза… В них было что-то звериное, свирепое. А его аура была алой, с какими-то дымными тёмными разводами. Никогда прежде такой не видела. Я даже на какое-то время усомнилась, человек ли он вообще? Борис сказал, что теперь служит Ему. Кому «Ему» не рассказал, но в его голосе было такое благоговение, словно речь шла о самом дьяволе. Он уверил меня, что уже много магов встало на Его сторону, а меня разыскал, чтобы и я присоединилась. «Ты нужна нам», – говорил он. Я пыталась задавать вопросы. Спрашивала, что за силу он представляет, почему он так изменился. Но Борис на мои вопросы не отвечал. Не потому что не хотел, а потому что не мог. Это я заметила. В его рассудке словно бы стояла стена, за которой была запретная для посторонних зона.

Саяра умолкла, искоса взглянула на Полину. Снова заговорила после долгой тяжёлой паузы:

– Я прогнала его. И мы больше с ним не виделись. Теперь ты всё знаешь, девчуля, и если пожелаешь, можешь рассказать правду Игорю Ивановичу. Я не смогла.

– Но почему? – простонала Полина.

– Просто не смогла. То, во что превратился его брат… Лучше считать, что он пропал без вести. Или погиб. Это моё мнение, а ты сама вправе решать.

Полина долго глядела в пол перед собой. В её глазах застыла тоска.