Архонт

Как только Стая вернулась целиком, он опять ослабил поводки, предоставив эгрегорам на этот раз самостоятельно искать себе тела.

Он сидел на скамейке возле продуктовой палатки, ел печенье и глядел, как горит магазин. А люди вокруг суетились, кричали, некоторые снимали пожар на телефоны. По широким окнам магазина ползли трещины, внутри, среди чёрного дыма, танцевали алые языки огня. Двое полицейских отважно ворвались в полыхающий ад, но тут же выскочили, жадно хватая ртами воздух. Скоро послышался вой сирен пожарных машин и Надзиратель, гримасничая и ругаясь, поднялся и пошёл прочь. Слушать вой сирен ему вовсе не хотелось. Он не заметил, как кто-то догнал его. Он услышал за спиной запыхавшийся голос:

– Надзиратель?



Глава двенадцатая

Почему он сбежал? Всё из-за этой старухи, Саяры. Глеб сразу понял: она опасна, как гадюка. Опытная, хитрая гадюка. Там, в комнате, когда он стоял перед этими магами точно перед судом инквизиции, ему казалось, что под его ногами вот-вот разверзнется бездна. Старуха говорила, что ему ничего не грозит, что он гений, уникум, но он не мог отделаться от мысли, что её слова всего лишь какой-то отвлекающий манёвр.

Нервы, нервы, нервы… они едва не лопались. И как только ему удалось не поддаться паники, сохранить самообладание? Есть чем гордиться. Будто выдержал сложнейшее испытание. Но он больше не мог там находиться, это было выше его сил. Ему казалось – и эта мысль пульсировала, набухала, – что Саяра в любую секунду может устремить на него свой пронзительный взгляд, проникнуть в мозг и заявить: «А ты ведь, парень, не такой наивный дурачок, каким желаешь казаться!» Могла ли она на самом деле прочесть его мысли? Да кто ж её знает. Саяра маг, и от неё так и веяло какой-то тайной силой. А красотка Полина? Она ведь тоже не девочка с улицы. Корректор.

Быстро же они его вычислили, ничего не скажешь – профессионалы. Вычислили и примчались. Не ожидал он такой расторопности. И что же теперь? Маги начнут охоту на Надзирателя и его Стаю? Ха! Зубы обломают!

О да, он точно знал, для кого открывал дверь между мирами. Хранитель Тайн – это сказка для Агаты. Ну не мог же он ей рассказать правду? Она к такому не была готова.

Мать Глеба сбежала из семьи, когда Глебу было восемь. Его воспитывал отец. О Стае он узнал много лет назад именно от отца, Ильи Петровича. Тот полжизни посвятил изучению всего паранормального. В их доме на полках стояли труды Блаватской, Гурджиева, Папюса, Кроули, Сведенборга… Отец любил размышлять об иных мирах, о вызове духов, о магии, о мистических существах, о чудовищах. А Глеб обожал его слушать. Сначала он воспринимал то, о чём рассказывал отец, как нечто мифическое, не реальное, но когда ему исполнилось шестнадцать начал задумываться: а вдруг? Отец ведь во всё это верил.

Глеб мечтал о доказательствах, о чём-то, что сделало бы миф реальностью. Ему не просто хотелось верить, но знать точно. Все эти магические обряды, заклинания, которые в своих трудах описывали Блаватская, Кроули и другие мистики, были какие-то неопределённые и даже сомнительные. Глеб изучал их и не мог отделаться от мысли, что именитые мистики просто-напросто пудрили мозги, намеренно замещали правду вымыслом. Зачем им это было нужно? Возможно, затем, чтобы увести талантливых новичков по ложному пути, подтолкнуть их к пропасти разочарований. Ну а что, хороший способ отупить пытливые умы. Тайна должна оставаться тайной. Когда авторитетный человек говорит ложь, то для его последователей это и не ложь вовсе, а иная интерпретация правды. Сила личности склоняет людей к доверию, но порой это ширма, за которой пустота.

Сотни раз, досконально придерживаясь всех инструкций, Глеб вместе с отцом пытался сотворить какое-нибудь заклинание из книг. Атрибутами служили зеркала, свечи, мёртвая вода, различные минералы, благовония… но всё бестолку. Отец не унывал, он говорил: «Не каждому дано». Ему хватало просто веры. А Глеб злился на именитых мистиков. Он всё больше и больше ощущал себя обманутым, но в пропасть разочарований падать не собирался. Но как, чёрт подери, свернуть с ложного пути? Он ведь чувствовал: существует верная тропа, и не собирался, как отец, смиренно довольствоваться только теорией.

В многочисленных заметках отца он обнаружил несколько магических формул. Выглядели они странно: геометрические знаки, цифры, буквы, руны – какая-то жуткая мешанина, – но Глеб ими заинтересовался. Что-то в этих на первый взгляд бестолковых письменах было, какая-то странная логика. Скорее даже – тень логики.

– Я не знаю, как они действуют, – сказал отец. – Знаю лишь, что эти знаки нужно выучить и увидеть их в голове, как на экране телевизора. Я пытался, результат нулевой. Видимо, не каждому дано.

Не каждому дано. Глеб начал ненавидеть эти слова. Из уст отца они звучали как поражение. Сколько же людей свою капитуляцию оправдывало этим «не каждому дано»?

Глеб с маниакальным упорством изучал каждую цепочку в магических формулах. Одно из этих заклинаний предположительно должно было поджигать щепки, другое вызывало в воздухе свечение, третье делало водяные шары. Но как заставить формулы работать? Глебу хватило бы, чтобы просто щепка задымилась, и тогда его стимул к познанию возрос бы в разы.

В теневом интернете он обнаружил информацию про то, что такие формулы следует записать на полосках вымоченной в соли бумаге, которую после нужно поджечь, а пока она горит, нужно поочерёдно вызывать в голове образы этих магических цепей. С некоторым сомнением, Глеб всё же отнёс эту информацию в разряд «полезная».

Но на практике у него всё равно ничего не выходило, и однажды, после очередной неудачи, он в сердцах, неосознанно произнёс это ненавистное «не каждому дано!» Произнёс и испугался: неужели дело идёт к капитуляции? Неужели он так и не подберёт отмычку к сундуку с тайнами?

Глебу тогда уже исполнилось семнадцать. Он уже готов был сдаться, когда однажды, во сне, ему не привиделась одна из магических формул. Знаки вспыхивали и поочерёдно окрашивались в различные цвета. И это было не только красиво, но как-то естественно, словно вращение чётко подогнанных шестерёнок в часах. Странное и очень своевременное откровение.

Пробудился он в страшном волнении, долго ходил по комнате из угла в угол, внушая себе, что это был не просто сон, а нечто большее. Наконец, настроившись, как ему казалось, на нужный лад, он уселся в кресло, закрыл глаза и представил себе магическую формулу. Несколько начальных знаков тут же окрасилось в различные цвета, а потом всё смазалось, пошло наперекосяк. Но Глеб не расстроился. После коротких размышлений он сделал вывод: не нужно слишком стараться. Всё должно быть естественно, как дыхание.

Следующая попытка оказалась более удачной. Весь остаток ночи он тренировался, а когда в окно просочились первые лучи утреннего солнца, у него всё получилось, вся формула, до единого знака, естественным образом окрасилась в нужные цвета. Глеб верил, что идёт по верному пути, чувствовал, что вот-вот подберёт отмычку к сундуку с тайнами.

Незамедлительно он перешёл от теории к практике: приготовил тонкую щепку, написал на вымоченной в соли бумаге формулу, затем, призвав на помощь своё воображение, поджёг её, тут же зажмурился и прогнал в голове магические цепочки.

Слишком переволновался. Не вышло.

И вторая попытка была неудачной.

А вот третья…

Щепка вспыхнула и загорелась. Минут пять Глеб с открытым ртом тупо глядел на горящую лучину, затем вскочил и заорал с каким-то злым торжеством:

– Есть, есть!

Не для всех? Он больше не входил в унизительную категорию «все». У него получилось вырваться из серой массы. Теперь он точно знал: магия существует! Доказательства найдены!

Глеб с гордостью продемонстрировал действие заклинания отцу. Тот, конечно же, изумился, даже на время потерял дар речи, но затем как-то сник, помрачнел.

– Лучше бы всё это оставалось за семью замками, – заявил он. – Я всегда мечтал отыскать доказательства, ты же знаешь, но… теперь мне не по себе. Кажется, мы с тобой влезли, куда не следует.

Глеб опешил. Не такое он ожидал услышать от отца. Влезли, куда не следует? Вот те раз! Да с таким трусливым подходом не жизнь будет, а прозябание, серое существование в норе. Отец потом долго рассуждал о ящике Пандоры, о том, что некоторые тайны должны оставаться тайнами, о том, что в чудеса, порой, лучше просто верить, не вникая в их природу. А ещё он рассказал, что существует секретная организация, которой не нравится, когда начинающие маги добиваются успеха. Рассказал о корректорах. Об организации и корректорах его знания были туманные, на уровне неуверенного шёпота в определённых кругах. Выложив все аргументы, он, впрочем, не запретил Глебу продолжать изыскания. «Это твой выбор. И я могу тебя понять».

Не благословил, но и не проклял. Поразмыслив, Глеб принял такую позицию отца, хотя и понял: в их отношениях что-то надломилось. Он лишь надеялся, что это временно.

Через месяц Глеб освоил следующую формулу – сумел создать водяную сферу. Он примечал и записывал каждую мелочь. Это была дорога из проб и ошибок. В поисках новых заклинаний и каких-либо подсказок он перелопатил весь интернет, но находил лишь крупицы знаний. Такая скудность информации заставляла его вспоминать рассказ отца о секретной организации и Корректорах. Неужели на самом деле существует сила, всячески препятствующая развитию начинающих магов?

Прошёл год после того, как он впервые зажёг с помощью магии лучину. И за это время больших успехов он не добился. Водяные сферы, да горящие щепки – вот и все успехи. Другие заклинания не работали.

На пару летних месяцев Глеб с отцом переехали к тётке на дачу. Свежий воздух, природа. Уже через несколько дней пребывания на даче Глеб ощутил прилив духовных сил. Возродился угасший, было, оптимизм.

В комнате на втором этаже уютного дачного домика Глеб с воодушевлением продолжал магические опыты. Он сосредоточился на заклинании, вызывающее свечение в воздухе. Сама формула вроде бы была не сложной, цепи в воображении послушно окрашивались в нужные цвета, но почему-то ничего не получалось.

Шли дни. Лето было в самом разгаре. Отец ходил на рыбалку, за грибами, копался в огороде – наслаждался жизнью на полную катушку. Иногда он интересовался магическими успехами сына, но без энтузиазма.

Однажды, поздно вечером, Глеб в очередной раз использовал заклинание и заметил, что воздух в комнате как будто стал плотнее. Маленький, но всё же успех. Он вспомнил: в трудах мистиков говорилось о привязке заклинаний к фазам луны. Может, действительно в этом всё дело?


В окно заглядывала неполная луна. Глеб глядел на её призрачный лик, и в нём зарождалось волнительное предчувствие. Он твёрдо сказал себе, что завтра вечером всё получится.

Если только шумные соседи не помешают.

Это была большая проблема. Почти каждый вечер в шикарном доме на соседнем участке резвилась молодёжь: музыка на всю округу, визги, петарды. Иной раз эти вакханалии длились до утра. Все жаловались на нарушителей спокойствия, часто вызывали полицию, но бестолку. Хозяин этой дачи являлся большой шишкой, и его сыну, который резвился с друзьями, как король мира, закон был не писан.

Глебу эти безумные тусовки очень мешали. Вот и в тот вечер, когда он, настроившись на успех, уже собирался сотворить заклинание, с соседнего участка хлынул поток ритмичной музыки. Как назло. Одна попсовая композиция сменялась другой, хохотали какие-то девицы. Он не мог сосредоточиться, а луна будто бы шептала: «Или сейчас, или никогда… Действуй, несмотря ни на что…» Она подначивала и даже требовала.

Внушая себе, что никакого шума не существует, Глеб долго мерил шагами комнату. Наконец решился: поджёг бумагу с формулой, закрыл глаза и прогнал в голове магические цепи.

К его удивлению опыт оказался удачным: под потолком образовалась сияющая голубоватым неровным светом туманная дымка. Волосы потрескивали от статического электричества, кожу покалывало. Получилось, несмотря ни на что! Ещё одна формула освоена.

Минуты торжества портил только шум снаружи. На соседнем участке кто-то радостно визжал, музыка гремела вовсю. Глеб в этот момент ненавидел этих гуляк. Сволочи! Мрази, бесцельно прожигающие жизнь! Твари, которые плевать хотели на всех и вся!

Воздух в комнате наполнился электрическим гулом, сияющий туман начал стремительно сжиматься, уплотняться, пока не превратился в плазменный шар.

Глеб опешил. Такой эффект от заклинания был для него совершенно неожиданным. Шаровая молния? Серьёзно? Он действительно умудрился создать шаровую молнию? Жутко. В этот момент Глеб чувствовал себя так, словно выдернул чеку гранаты, а мгновения до взрыва тают, тают…

Плазменный шар дёрнулся в воздухе, словно его что-то потревожило, а затем он стремительно, даже как-то яростно, вылетел в окно, оставив в стекле идеально ровную дыру с оплавленными краями. А ещё через несколько секунд снаружи раздался оглушительный грохот.

Глеб бросился к окну. Теперь с соседнего участка доносились вовсе не весёлые выкрики, а вопли боли. В дачных домиках загорался свет, люди выбегали на улицу, желая разобраться, что же случилось. Примерно через двадцать минут примчались машины скорой помощи, а затем приехал и полицейский УАЗик. К этому времени возле соседнего участка собралась целая толпа, среди которой был и отец Глеба.

Позже выяснилось: двое парней и одна девушка погибли, ещё несколько человек получили ожоги различной степени. Те, кому повезло не пострадать на этой вечеринке, уверяли, что это была шаровая молния. Но в газетах потом напишут про взрыв газового баллона.

Этим же утром Глеб сознался отцу, что именно он виновен в трагедии. Его трясло, мысли путались, в голове то и дело возникал образ вылетающего в окно плазменного шара. Кошмарный образ, который ещё долго будет ассоциироваться у него со смертью.

Отец же ни сказал ему ни слова упрёка. Он лишь произнёс с болью в голосе:

– Теперь ты всё понял, верно?

Глеб кивнул. В эту минуту он твёрдо решил поставить на магии крест. Три труппа – слишком большая цена за тайные знания.

Днём они собрали вещи и уехали в Санкт-Петербург, домой.

А через неделю отец потерял рассудок.

Это случилось неожиданно. Глеб как-то зашёл в гостиную и застал отца в неадекватном состоянии. Тот сидел в кресле, пускал слюни и лепетал что-то невразумительное. Его глаза были совершенно пусты, взгляд с тупым безразличием блуждал по комнате, даже не пытаясь за что-то зацепиться.

Глеб тормошил отца, умолял прийти в себя, но тот не реагировал, словно его рассудок отключился, как отключается свет в комнате. Ничего более бессмысленного Глеб и представить себе не мог. Это было до ужаса несправедливо, мерзко. У отца всегда было отличное здоровье, он часто шутливо хвастался, что болеть начнёт, только когда ему исполнится девяносто, и болезнь эта будет метеоризм. Непробиваемый оптимист.

Он умер через два месяца, не выходя из состояния «овоща». Скончался от кровоизлияния в мозг. А спустя полгода Глеб попал в автомобильную аварию, пережил клиническую смерть, а когда пришёл в себя, вспомнил, что на самом деле случилось в тот день, когда он обнаружил отца в безрассудном состоянии. Вспомнил и понял: всё было не настолько бессмысленно, как казалось.

В тот день к ним в дом явился палач.

Он назвался корректором. Это был молодой неопрятный мужчина в мятом сером плаще – взгляд надменный, голос раздражительный, властный.

– В курсе, зачем я здесь? – обратился он к отцу.

Тот обречённо кивнул и поглядел на Глеба.

– Ступай к себе в комнату, живо! Нам с товарищем побеседовать нужно, – а взгляд его прямо-таки кричал: «Молчи, сын, ни слова! Делай что говорю!».

Не помня себя, Глеб отправился в свою комнату. Он умел складывать два и два, и понимал, зачем явился корректор.

Прошла минута, другая. Глеб взмок от внутреннего напряжения. Он порывался выскочить из комнаты и рассказать незваному гостю, что в гибели тех ребят только его вина. Но страх и глупая надежда, что отец сумеет всё уладить, сдерживали этот благородный порыв.

Наконец корректор сам вошёл в его комнату. Молча, с нервозностью в движениях, он вынул из кармана деревянную коробочку, взял из неё щепотку серого порошка, который сдул в лицо Глебу.

– Ты забудешь, что я приходил.

Глеб чихнул. И забыл. Минут через пять, когда корректора и след простыл, он зевнул, потянулся, в полной уверенности, что очнулся от дрёмы, а потом в хорошем расположении духа отправился на кухню ставить чайник. Пускающего слюни отца он обнаружил минут через двадцать.

Но теперь, спустя семь месяцев, он всё вспомнил, и испытал дикую, жгучую ненависть. Это был внутренний шторм, ярость стихии. Корректор уничтожил его отца, человека, взявшего вину за сына. Где тут справедливость?

Постепенно ненависть породила желание отомстить. Глеб взял себя в руки и начал мыслить расчётливо. Тогда-то он и понял: жить становится легче, если в своей беде кого-то обвинить. Злость, конечно, не панацея, но лекарство всё же неплохое. Главное, дозу знать, чтобы умом не тронуться.

К изучению магии Глеб вернулся с ещё большим энтузиазмом, чем прежде. Именно в магии он видел орудие мести, хотя не имел ни малейшего понятия, в какую форму будет обличено отмщение. Он надеялся, что время и усердие укажут верный путь.

Но путь указал неведомый аноним, который однажды прислал письмо с ущербной формулой. В письме он честно признался, что это заклинание вызова Стаи, и что формула исковеркана и ей требуется исцеление.

Глеб много размышлял об этом анониме. Кто он? Почему именно ему прислал формулу? Какую цель преследовал? Много подозрительного было во всём этом. Но Глеб, после некоторых сомнений, решил в рот дарёному коню не смотреть. Он твёрдо настроился вывалить на головы магам-корректорам большую кучу дерьма в виде чудовищной Стаи. К тому времени он уже научился исцелять ущербные формулы, у него неожиданно обнаружился просто потрясающий талант.

После некоторых проблем с квартирой и с внезапно объявившейся блудной мамашей, Глеб переехал из Санкт-Петербурга в подмосковный Светинск. Здесь он закончил работу над исцелением формулы вызова Стаи.