Апперкот

Англичане строили суда качественно, так что тонуть прямо сейчас «Калхас» явно не собирался. Поскольку пехота и ее снаряжение находились уже на верхней палубе, потерь в людях удалось избежать (хотя несколько человек и побилось о железо и палубный настил, падая, когда корму тряхнуло взрывом, все остались в строю).

После этой атаки, которую хорошо видели с мостиков обоих броненосцев, уже освоившихся в бухте, Иессен приказал отозвать из порта все номерные миноносцы, какие удастся, и отправить их обеспечивать охрану конвоя.

Два ближайших корабля из отряда Виноградского, получив распоряжение младшего флагмана эскадры, сразу заняли позицию впереди и позади пароходов, медленно углублявшихся в заставленную судами бухту. Оставшаяся пара миноносцев, чуть позже вынырнувшая откуда-то из рядов чужих транспортов, получила уже другой приказ. Лихо ошвартовавшись к бортам «Ушакова» и «Сенявина», они приняли на свои палубы оставшихся морских пехотинцев и десантные роты с броненосцев. Их сразу доставили на берег в помощь высаженным с эсминцев. После чего, не мешкая ни минуты, прошмыгнули назад между уже оставленными командами пароходов на чистую воду, чтобы оглядеться. Не получив новых распоряжений, они, как и планировалось изначально, приступили к захвату призов.

Как сразу выяснилось, с этим уже нужно было спешить. Осмотр первого же приглянувшегося судна показал, что, уходя, экипаж открыл кингстоны и все водонепроницаемые двери. То же самое было и на втором, а потом еще на нескольких других. При этом пар из котлов японцы так же стравливали, что не позволяло использовать водоотливные средства и дать ход, поэтому некоторых было уже не спасти. На тех, где еще успели все закрыть и задраить, оставляли группы по пять-восемь человек для откачки воды и ревизии механизмов и грузов.

Пока миноносцы додавливали морскую оборону, а потом шмыгали по гавани туда-сюда, успели определить, что среди примерно двух десятков морских судов в порту было два английских, четыре норвежских, один немецкий и один испанский пароходы. Из всех них в итоге удалось удержать на плаву только четыре, осмотренные в первую очередь. Затянувшаяся возня с их спасением и острая нехватка людей не позволили захватить в самом Сасебо что-то еще в пригодном для перегона состоянии.

Тем временем часть десанта занялась портовой мелочевкой. Более полутора десятков вполне пригодных ботов, лихтеров, фуне и катеров удалось прибрать к рукам в течение первого получаса, что быстро улучшило ситуацию с перевозками войск и грузов в акватории порта в интересах высаживающихся частей. При этом десант продолжал «обрастать хозяйством».

А миноносцы-трофейщики, увидев ракетный сигнал, вернулись к «Ушакову». К этому времени прибыла миноноска с запросом от главных сил на выделение отряда для срочной разведки. Едва доложив о результатах своей работы и «вредительстве» японцев, они оба ушли к большим броненосцам, получив в дополнение к уже имевшемуся на каждом русско-японскому разговорнику еще пару фраз, быстро написанных имевшимся на «Ушакове» переводчиком.

Там опять нашлась работа по их новому профилю. Едва они приблизились к «Орлу», уже добивавшему последние батареи стоя без хода, получили приказ проверить устье реки Сугио, где начала проявляться подозрительная активность. С марсов наблюдали небольшие пароходы и катера, курсировавшие между каналом Хаики и рекой. Миноносцы немедленно двинулись на восток, быстро достигнув острова Такасима. Их сопровождали две миноноски.

Отсюда уже просматривалась пароходная стоянка и причалы в устье, куда отправили на разведку миноноски, а миноносцы начали обстрел трех ближайших небольших паровых судов у канала Хаики. Когда они остановились, к ним подошли вплотную и по-японски приказали всем спасаться, оставив машину в исправности.

В ответ начали что-то лопотать, также по-японски. Но поскольку все познания языка сводились лишь к нескольким стандартным «абордажным» фразам, только что дополненным требованием оставить исправной машину, никто на миноносцах не понимал, о чем идет речь. Их все повторили еще раз, подкрепив выстрелом под борт.

В итоге экипажи быстро спустились в шлюпки, а пароходики перешли под управление призовых команд, сразу поднявших Андреевские флаги. Два из них отвели в канал Хаики и там затопили. Причем когда перегонные команды переправлялись на сопровождавший их третий, на берегу показалась японская армейская колонна, обстрелявшая шлюпки из винтовок.

Тем временем миноноски, осмотрев устье реки и не найдя там укреплений, попутно также успешно захватили три транспорта, тонн под восемьсот-девятьсот водоизмещением, и готовили их к переходу. Кроме того, обнаружили спасательный буксир «Инустри», правда, уже «перекрещенный» как-то по-местному, с пристегнутым к нему в две шеренги целым выводком плоскодонных барж с какими-то грузами в тюках и ящиках.

Это бывшее германское судно было нанято генерал-майором Дессино еще весной для разведки, но у корейских берегов захвачено и арестовано японцами. Причем его владельцу выплатили полную стоимость из русской казны. Так что теперь его и призом-то назвать было нельзя. Просто забрали свое. Хотя угля и прочих припасов на буксире было мало, решили, что, раз уж такое дело, сколько сможет, пойдет сам, а дальше потащим. Но здесь точно не оставим.

Но чтобы сдвинуть взятую «добычу» с места, элементарно не хватало людей. К миноносцам выслали «гонца», но это ничего не изменило. Они еще в Сасебо выжали из своих экипажей все, что могли, а отправленные на закупорку Хаики свежие призы окончательно их обескровили, и «гонец» ушел дальше к броненосцам.

С обоих берегов реки и с причалов по миноносцам и пароходам, оказавшимся под Андреевскими флагами, все интенсивнее велся ружейный огонь, на который отвечали все стволы с наших кораблей, а миноноска периодически загоняла под берег лодки с вооруженными людьми, явно интересовавшимися захваченными судами. Но угомонить просто взбесившихся от нашей наглости «местных» это не могло. Пачки винтовочных залпов становились только гуще. Подали голос и пулеметы, причем с обоих берегов. А неширокая речка простреливалась насквозь!

Почти час продолжалась эта перестрелка с маневрированием, пока наконец не вернулась посыльная миноноска. Под непрекращавшимся огнем она пробралась к трофеям, уже густо дымившим трубами, и, вместе с миноносцами и со своей напарницей хоть чуть-чуть «придавив» своими хлопушками наиболее опасные скопления аборигенов, высадила пополнение в их команды.

После этого пароходы разводили пары еще полчаса, изводя нервы всем участникам этой вылазки. С минуты на минуту ждали подхода пушек к японцам, тогда пришлось бы срочно сматываться. Но то ли артиллерии здесь у них не было, то ли успели раньше. В конце концов всем скопом своим ходом вышли из устья и двинулись на запад, набирая обороты. Вдогонку им все так же палили.





* * *


Еще до того, как на причалы верфи начали высадку основные силы десанта, японцы попытались очистить ее территорию от наших передовых штурмовых групп. Зная о малочисленности сошедшего с миноносцев отряда, они бросились в атаку без предварительной подготовки. Одновременно с этим открыла огонь новая полевая батарея, развернутая, видимо из-за спешки, на открытых позициях на склоне горы севернее порта. По хорошо просматривавшимся с моря огневым точкам немедленно открыли огонь как миноносцы, так и оба транспорта, быстро сбив их. Но выведенных из дела сразу сменили другие пушки, укрытые в складках местности, которые пока было нечем достать.

Отвлеченные на контрбатарейную стрельбу корабли не смогли поддержать передовые десантные группы и предотвратить атаку. В итоге только наличие пулеметов на берегу позволило удержать позиции. Из-за спешки у японцев оказалось явно недостаточно сил для решительного штурма даже такой неполноценной обороны. Поэтому, наткнувшись на кинжальный пулеметный огонь, они сразу откатились.

Воспользовавшись этим, только что добравшиеся до берега морпехи с броненосцев Иессена поднялись в контратаку и сбили никак не ожидавших такого японцев с позиций, расширив плацдарм. Самое главное – им удалось зацепиться за возвышенность на одном из горных отрогов, торчавшую недалеко от уреза воды между морским арсеналом и портом, откуда хорошо просматривались и простреливались все ближайшие подступы к основной зоне предстоящей высадки.

Повторную атаку сорвали уже артиллеристы транспортов, почти закончивших к этому времени с жутким лязгом раздвигать своими тушами ряды пароходов на пути к причалам. Японцы, судя по всему, умышленно сгрудили все, что было, в самой бухте таким образом, чтобы между ними могли просочиться лишь самые мелкие и верткие кораблики. Океанские транспорты к таковым явно не относились, из-за чего, моментально размочаливая постоянно свешиваемые на скулах кранцы и нещадно обдирая бока, сильно замедлились на заключительном этапе выдвижения к намеченным районам высадки.

Оказавшись наконец в зоне прямой видимости причалов, они смогли бить уже по указаниям семафора от морпехов, наблюдавших выдвижение части японских колонн среди редколесья ниже по склону со своих новых рубежей. Фугасы скорострелок среднего калибра быстро проредили и рассеяли их. Уцелевшие откатились назад и укрылись среди деревьев и отрогов, открыв частый ружейный огонь по транспортам, миноносцам и занятым десантом возвышенностям и строениям морского арсенала. Но из-за большой дистанции он был не особо опасен.

Когда пароходы наконец пробрались к причалам против котельных мастерских, выяснилось, что «Калхас», заметно севший кормой, не может ошвартоваться из-за недостаточной глубины. При этом он загородил своим корпусом дорогу для «Тобола», вынужденного протиснуться сквозь уже начавшие заметно проседать в воде, несостоявшиеся трофеи левее и высаживать свою пехоту на стенку у электрических мастерских, как оказалось, занятых просочившимися сюда японцами и встретивших его дружными залпами из окон.

Только плотный огонь корабельных орудий с прямой наводки заставил противника отступить с большими потерями и позволил успешно провести высадку первой волны с этого судна. Вообще, вся высадка войск проходила под непрекращающимся шрапнельным, а временами и ружейным обстрелом, с которым калибры флота ничего не могли поделать. Не показываясь больше в зоне прямой видимости, японцы начали маневрировать своими немногочисленными силами и действовали достаточно эффективно.

Тем не менее, получив превосходство в пехоте, русские сразу пошли в атаку, быстро очистив район доков и их мастерских. Однако на подступах к ограде морского арсенала и порта наткнулись на подготовленные, хотя и наспех, позиции с пулеметами и продвинуться далее не смогли, даже при поддержке с пароходов и миноносцев. Выкаченные на прямую наводку первые выгруженные горные пушки тоже не решили дела.

Тогда несколько групп казаков-пластунов с приданной им полубатареей таких восьмидесятисемимиллиметровых пушек попытались скрытно пробраться в обход по склонам, чтобы выйти в тыл оборонявшимся. Однако выяснилось, что окрестности буквально кишели японской пехотой. Постоянно вступая в перестрелки с армейскими колоннами, продвигавшимися по тропам в лесу, они смогли объединиться в один отряд и выйти на фланг японской обороны у порта, но пробиться дальше уже не получилось.

Захватив на какой-то фабрике на окраине несколько бричек и повозок, пристроив к ним свои пушки, они ушли в город. На конном ходу быстро достигли деревянного моста через реку Сасебо. Ожидаемой охраны там не оказалось, так что, проскочив его без боя, повернули в сторону центра, вызвав большую панику среди горожан. Народу на улицах оказалось неожиданно много. Предполагалось, что все попрячутся по домам, а тут как на гулянье (только после войны стало известно, что они вышли навстречу толпе, в панике спешившей покинуть город).

При виде казаков поднялся жуткий вой. Кто не успел попрятаться, ломанулись вдоль улицы, теряя вещи и топча упавших. Следуя за ними, вышли на центральный полицейский участок. Никаких планов города под рукой не было. Отряд чисто случайно буквально выкатился прямо в середину еще только формирующейся на площади перед ним колонны вооруженных полицейских, пытавшихся сдержать хлынувшую на них из кривой кишки примыкавшей узкой улицы обезумевшую людскую массу. Сразу начав палить поверх голов во все стороны, дополнительно подхлестнули общий настрой перепуганных горожан. Пушки моментально скинули с импровизированных передков, начав разворачивать в боевое положение, готовясь к отражению возможного нападения, но не успели. Пехота управилась раньше штыковой атакой с рычанием и матом, смяв уже дрогнувший вражеский строй и разогнав выживших по окрестным улицам.

Далее настала очередь располагавшихся рядом почты и телеграфа. Там пока вообще не успели организовать никакой обороны кроме вооруженных шашками и пистолетами постовых полицейских, быстро обезвреженных. По-японски из всего отряда мог мало-мальски изъясняться и читать только один вольноопределяющийся из студентов, вызвавшийся с ними добровольцем. С его помощью по сорванному со стены плану города с большим трудом удалось выяснить, где находится штаб. Туда и двинулись, рассчитывая нарушить организацию обороны.

Но когда до штаба крепости оставалось совсем чуть-чуть, буквально за угол завернуть, наткнулись на регулярные армейские части, уже занявшие оборону. Сбить их с позиции с ходу не удалось, даже с пушками, стрелявшими прямой наводкой с мостовой. Понеся потери, в том числе и в артиллерии, откатились сразу на целый квартал. Теперь атаковать начали японцы.

Скоро пришлось отступить еще дальше. При этом постоянно вели перестрелки с сильными отрядами пехоты, от которых никак не удавалось ускользнуть на узких улочках. Все сильнее теснимые японцами, казаки ворвались на вокзал, где попытались занять оборону. В ходе жаркого боя его деревянное здание загорелось.

Прикрываясь дымом, части отряда удалось сбить заслоны вдоль железнодорожных путей и уйти в сторону угольных складов, как раз штурмуемых в этот момент другими десантниками, устроив погром на еще только строящейся станции[17]. Остальные, воспользовавшись этим отвлекающим ударом, просочились сквозь японские порядки, даже протащив на руках два оставшихся исправных орудия, затем внезапной атакой снова заняли телеграф, рассеяв сосредоточившихся на площади перед ним ополченцев и захватив только что подъехавшие повозки с оружием, вероятно, именно для этого ополчения.

Новых трофейных лошадок сразу пристроили к своей артиллерии, а оставшиеся телеги с винтовками подожгли, так как уложенные в них старые однозарядные ружья Мурата были явно хуже трехлинеек, патронов к которым еще оставалось штук по пятнадцать на брата. Оборонять телеграф сил оказалось уже недостаточно. Да и смысла особого в этом никто не видел. Ни на какую помощь от своих рассчитывать не приходилось, так что, не дожидаясь начала новых массированных атак, сразу после перегруппировки, под хлопки взрывавшихся в огне стрелковых боеприпасов, пошли на прорыв обратно к порту и морскому арсеналу, оставив после себя еще и горящее здание телеграфа.

Позже стало известно, что действия этого отряда пластунов отвлекли на себя почти все японские войска, бывшие в городе, и часть регулярной пехоты из последних резервов крепости, нарушив любую проводную связь в пределах Сасебо и его окрестностей и сорвав намечавшуюся контратаку у арсенала.


Но цену за это заплатили немалую. Форсировать реку повторно им уже не позволили. В результате, отступая, казаки расстреляли все снаряды, перетащенные в повозки с передков еще в самом начале, и все прихваченное сверх того. Лошадей перебило, и обе еще исправные пушки пришлось взорвать, после чего прорываться к своим в рассыпном строе частью верхами на уже других трофейных конях без седел, а в подавляющем большинстве пешком «огородами».

В итоге вернулась лишь треть, и те почти все перераненные. Тяжело контуженного вольноопределяющегося вытащили на себе двое унтеров, тоже посеченные японскими пулями, но не пожелавшие оставить «толкового геройского мальца япошкам».

Они смогли переплыть реку, скрываясь за многочисленным хламом, оказавшимся в ней в ходе боев. Потом, уже совсем обессилев от ран, пробраться в торговый порт, где рассчитывали затаиться и дождаться десанта, который, как они знали из инструктажа, там тоже должны были высадить. Но там наши так и не появились. Периодически посещавшие гавань катера, упражнявшиеся в торпедной стрельбе, подаваемые им сигналы сначала не замечали, а потом вообще полоснули в их сторону пулеметной очередью. А с трех часов дня, видимо удовлетворившись результатами устроенного погрома, и заглядывать перестали.

Так и не дождавшись помощи, понимая, что рискуют «задержаться в гостях дольше, чем принято у приличных людей», ближе к вечеру, чуток отлежавшись, взяли в ножи японский пост на пристани и умыкнули лодку. На ней и добрались самостоятельно до «Калхаса», где сразу чуть не набили морду подвернувшимся под горячую руку матросам с одного из катеров.

Причем эти куркули приволокли с собой еще и четыре комплекта японской формы (правда, два из них разъехались почти по всем швам, когда они в них выгребали из гавани), набитые неизвестно чем два ранца, две винтовки «Арисака» с патронными сумками и телефонный аппарат, изъятый у покойных наблюдателей, вместе с тридцатью аршинами провода, который успели срезать. Оказавшись на борту парохода, они отправились на перевязку, только убедившись, что телефон и даже провод с порвавшимися мундирами зафиксировали в ведомости, с указанием «авторов», и выдали им квиточек, по которому можно будет потом стребовать свои призовые. Ранцы расстегивать отказались и забрали с собой. «Что с бою взято, то свято!»

Одновременно другой отряд добровольцев из морской пехоты скрытно обошел лесом возвышенность Усашикумачи, на стыке города и портовой зоны, за которой скрывались японские пушки, и атаковал батареи. В скоротечном встречном бою удалось захватить и привести в негодность половину из них, но затем пришлось отступить под натиском крупных сил регулярной пехоты. При этом они уволокли с собой четверых пленных, в том числе офицера, и все замки с пушек, до которых успели дотянуться. Снарядные парки подорвали.

Как позже выяснилось из опроса добытых «языков», там стояли лагерем войска, готовившиеся к отправке на материк и в Корею. К счастью, большую часть из них японцы ранним утром двинули ускоренным маршем к мысу Кого, для обороны его фортов, а потом еще два или три батальона уже к югу от Сасебо, где также ожидалась высадка нашего десанта для овладения укреплениями входного канала. Вызванная этим нехватка сил в самом порту и его окрестностях и позволила добровольцам организованно отступить обратно.

К этому времени из трюмов уже выгрузили полевые 87-миллиметровые пушки, но нормальную корректировку их огня по японским позициям долго не удавалось наладить. В результате при большом расходе снарядов толку от них оказалось мало. Удавалось контролировать лишь открытые со стороны бухты участки территории.

Только к вечеру, уже уходя, смогли преодолеть неразбериху и наладить контрбатарейную стрельбу. Тогда обстрел занятой десантом портовой зоны прекратился, но времени для захвата торгового порта, куда изначально должна была войти и выгрузить свой десант «Корея», уже не оставалось. Пришлось ограничиться его обстрелом, и то только с полевых и горных батарей, поскольку на кораблях снарядов оставалось мало.

Несмотря на наше огромное превосходство в артиллерии, не только не удалось занять всю портовую зону, но и пресечь активность противника не получалось. Атаки японцев не прекращались. Они все время подтягивали войска к городу и арсеналу и усиливали давление по всей линии обороны.

После рейда казаков на телеграф и железнодорожную станцию подвоз подкреплений гарнизону Сасебо поездами стал затруднителен, и войска с ополченцами шли часть пути от станции Дайто пешими колоннами. Сохранив контроль над господствующей над городом высотой, часть из них удавалось обнаруживать на марше и разгонять гранатами и шрапнелью.

Тем не менее довольно быстро перевес в живой силе явно оказался у противника. К тому же на этот раз нашей пехоте противостояли не ополченцы и тыловые части, а регулярные обученные войска. Кроме того, будучи у себя дома и зная все тропы, японцы быстро сосредотачивали крупные группировки на главных участках и добивались подавляющего превосходства. Скоро пришлось отступить из котельных мастерских и почти полностью оставить электромеханические, с трудом удерживая только хорошо простреливаемые из бухты и судоремонтной гавани подходы к пристани и докам, куда перешел «Тобол».

Увечный «Калхас» не решились оставить в районе акватории доков и у пристаней порта, который мог оказаться заблокированным самотопами уже в ближайшее время. С трудом выпятившись от пристаней морского арсенала, он держался весь остаток этого дня на чистой воде южнее скопления легших на грунт многочисленных судов, высаживая своими и трофейными шлюпками части 30-го полка 8-й Восточно-Сибирской дивизии, штурмовавшего склады угля и амуниции.

Торчавший прямо на середине гавани параход оказался единственным нашим транспортом, заметным отовсюду. Поскольку никого из добытых в порту призов, намечавшихся изначальными планами в качестве приемщика трофеев, с берега видно не было, к нему постоянной вереницей потянулись всевозможные реквизированные мелкие посудины с обратными грузами, в том числе и скорбными.

До самого конца боев на сухопутном фронте он принимал на борт убитых и раненых, которых оказалось очень много. Некоторые из них, очнувшись на перекошенной от затоплений в корме палубе и еще плохо соображая, начинали паниковать, добавляя нервотрепки и без того взвинченному экипажу, а еще больше обоим полковым докторам, которые были просто физически не в состоянии оказать должную помощь всем прибывающим, остро нуждавшимся в ней. Появившийся после полудня еще один фельдшер мало что менял, поскольку сам был контужен, но посильное содействие оказывал.

Пока не начали формирование обратного каравана, из-за грандиозной суматохи и вызванного этим бардака никакой дополнительной медицинской помощи перегруженный ранеными «Калхас» так и не получил. Только с возвращением части десанта из порта его запросы наконец частично удовлетворили. На всех других судах раненых тоже хватало.

Тем временем его десант ожесточенно штурмовал причалы минного арсенала. Полузатопленные остовы разбитых японских миноносцев, торчавшие из воды недалеко от него, были обстреляны, но это не предотвратило встречных ружейных залпов из строений и кустов. В шлюпках сразу появились потери, а пушки с парохода уже не могли стрелять из опасения накрыть своих. Пришлось отступить и повторить попытку после обстрела. Но снова неудачно.

В конце концов, удалось зацепиться за берег, только когда отстреливавшихся японцев внезапно атаковали с тыла непонятно как оказавшиеся там казаки, прорвавшиеся, по их словам от товарной станции. Они уверяли, что на ней еще остались наши, и требовали немедленно наступать в том направлении, но пока всем все объяснили, ружейная стрельба в районе разгоравшегося пожара к северу стихла.

Между тем, сопротивление японцев никак не удавалось сломить. Их контратаки только усиливались. Несмотря на мощную поддержку с парохода и державшегося все время рядом «Сенявина», пехоте с большим трудом удалось захватить угольные россыпи, и то только у самой воды. Но противник с этим не смирился. Однако бросать своих людей на убой под пушки броненосца командир оборонявшегося на этом направлении японского отряда тоже не стал, пойдя на хитрость.

Он отправил лазутчиков, которые в общей сутолоке постоянно курсировавших по бухте во всех направлениях наших и трофейных катеров, фуне и ботов смогли захватить десятки мелких замызганных и насквозь пропахших рыбой парусных джонок, стоявших на якорях в протоке между отмелью Чидори и восточным берегом гавани, не заинтересовавших наших трофейщиков. По сигналу весь этот хлам подожгли. Довольно быстро дым от них полностью закрыл зону высадки, лишив войска защиты с воды. Пушки с кораблей стрелять не могли, так как пушкари вообще ничего теперь не видели. Воспользовавшись этим, противник сразу предпринял мощную контратаку, поддержанную подтянутой полевой артиллерией, почти выбив с позиций еще не закрепившуюся и оробевшую без кораблей за спиной пехоту.

Пулеметная команда с «Калхаса» оказалась уже с этой стороны дымовой завесы и стала единственным средством усиления войск, хотя бы пытавшимся оказать какую-то помощь. К этому времени она еще не добралась до берега и прикрывала пехоту с баркасов. Но огонь с раскачивавшихся шлюпок оказался недостаточно эффективным и не смог остановить наступающих. Очереди чаще всего хлестали то выше, то ниже чем надо, но благодаря тому, что пулеметы били во фланг японцам, энтузиазма у них убавилось. А наша пехота, даже под таким прикрытием, уже не бежала.

В итоге офицерам удалось навести порядок и далее, организованно отступая, закрепиться в расположенных южнее и примыкавших к самой пристани складах амуниции. Туда же, увидев условный сигнал с берега, свернули показавшиеся из дыма шлюпки со следующей волной высаживающихся войск с «Калхаса» и причалили первые баркасы, подошедшие от «Кореи», так и не добравшейся до назначенного ей района десантирования.

В момент высадки второй волны японцы снова атаковали, но на этот раз были отбиты уже выгруженными пулеметами и после предпринятой десантом контратаки отступили в глубь складского комплекса, где продолжали яростно отбиваться. Даже после высадки горной батареи с до сих пор торчавшей на мели в полумиле к югу от плацдарма 30-го полка «Кореи» и серьезного усиления группировки ее войсками, которые уже никак не успевали перевезти дальше к северу к пристаням торгового и военного порта, где их планировалось высаживать изначально, полностью овладеть намеченным районом не удалось.

Из-за этого пришлось снова расходовать 120-миллиметровые снаряды. Правда, сначала боезапас броненосцев береговой обороны поберегли и ограничились только стрельбой с «Калхаса» и «Кореи». Однако желаемого эффекта это не возымело, и в конце концов пришлось пустить в дело даже дефицитные десятидюймовые фугасы, чтобы попытаться разрушить или поджечь то, до чего не удавалось дотянуться с земли.

Пока на берегу шел жаркий бой, на пробоину в корме подорвавшегося парохода при помощи шлюпок завели двойной пластырь, подкрепленный брусьями и прочими подручными материалами. Это остановило дальнейшее затопление судна и удержало его на плаву. Продолжая работы под постоянным обстрелом, ее заделали максимально надежно, насколько было возможно в чужом порту во время боя. Полной герметичности, конечно, добиться не удалось, поэтому качать воду приходилось все время. Но корма начала подниматься. По крайней мере, скорая гибель транспорту теперь точно не грозила.

Сидевшая на мели «Корея», всю вторую половину дня облепленная трофейными баржами, избавившись на время от пассажиров и части своего груза, самостоятельно сошла с камней и к наступлению темноты заканчивала обратную приемку содержимого своих внутренностей, потихоньку выдвигаясь к входному каналу.

Проведенный водолазами «Апраксина» осмотр пострадавшей носовой части транспорта выявил только две заметные вмятины вдоль киля, футов по тридцать длиной. Глубина прогиба листов обшивки не превышала одного дюйма, а швы течей не дали. Вода лишь сочилась через несколько ослабших заклепок, но это было некритично.

С «Быстрого» во время стоянки в порту отправили в котельные мастерские представительную делегацию под началом судового механика. Оснащение этих мастерских вызвало закономерную зависть, в сравнении с тем, что было в Такесики, да и во Владивостоке тоже. Кое-что удалось прихватить с собой.

В итоге к исходу дня на нем уже почти закончили внеплановые работы в третьей кочегарке. Теперь, благодаря добытым на берегу материалам и сноровке машинной команды, она вновь обрела способность работать на полную мощность, хоть пока и непродолжительное время и только в случае крайней нужды.

К вечеру доковые мастерские, батапорты доков, эллинги, слипы и все, что достраивалось на плаву, успели подготовить к подрыву. В военной и торговой гаванях, куда прорваться не удалось, минные катера вволю попрактиковались в торпедной стрельбе, отправив на дно все, что там нашли из серьезного и плавучего. При этом небольшой запас катерных самодвижущихся мин был израсходован полностью, а обслуга бортовых миноносок на транспортах, «пропустившая» их через торпедные трубы, буквально валилась с ног от усталости.

Получив доклад о готовности подрывных команд, начали отвлекающую атаку в устье реки Сасебо. Паровые катера с вооруженными винтовками матросами на борту вошли в торговую гавань и, пройдя ее насквозь, двинулись вверх по течению, обстреливая все казавшееся им подозрительным на обоих берегах. Но вскоре после начала своего рейда они уперлись в новый железнодорожный мост, с которого били пулеметы, и увидели перед собой спешно формируемую японцами баррикаду из затапливаемых поперек русла барж и лихтеров. Не став приближаться на действительно опасную дистанцию, ее и сам мост обстреляли из 47-миллиметровых пушек, виляя поперек русла в непосредственной близости до получения сигнала на отход, после чего просто сплавились вниз по течению, все так же паля во все стороны.

По замыслу штаба, эта вылазка должна была вынудить японцев перебросить часть сил на парирование возможной высадки в самом городе, прямо на набережные, которых, кстати говоря, не наблюдалось вовсе. С обеих сторон были только песчаные да галечные речные берега, довольно сильно захламленные (что вообще-то не свойственно японцам), густо подернутые ивняком, из-за которого проглядывали ряды черепичных или даже соломенных крыш.

Довольно часто попадались деревянные пристани с пришвартованными лодками и джонками, которые неизменно дырявили из всего, что было на борту катеров. При этом щепки от них и куски бревен, досок и бруса от причалов постоянно крошились в воду и подхватывались течением, так что обратно в гавань порта катера вынесло уже в окружении многочисленных рукавов свежерасщепленного деревянного хлама.

Насколько удалось отвлечь противника таким «хулиганством», так и осталось неизвестным, но после начала речной вылазки, под прикрытием плотного артиллерийского огня приступили к обратной амборкации. Одновременно был отдан приказ об уничтожении заминированных объектов. Грохот этих взрывов, сопровождавшийся тучами поднимавшейся пыли от рушившихся строений, перекрывал не только не прекращавшееся ни на секунду частое хлопанье винтовок и треск пулеметов, но и стрельбу батарей и корабельных пушек.

Когда вечерние сумерки совсем сгустились, десант уже вернулся на корабли. В порту полыхал большой пожар, в котором что-то еще взрывалось. Морской и минный арсеналы, так и не взятые полностью под контроль пехотой, после обстрела главными калибрами с броненосцев береговой обороны тоже горели, озаряя скатывавшиеся в бухту склоны гор вспышками бесконтрольных детонаций. А вот армейские склады на восточном берегу гавани японцы все же смогли потушить, хотя им и пытались мешать. Наспех подожженные угольные кучи, почти сразу у нас отбитые, – тоже.

Как показал беглый осмотр, все суда, затопленные своими командами в порту, можно было сравнительно легко и быстро вновь ввести в строй, поскольку из-за небольшой общей глубины, палубы и надстройки самых крупных из них оказались выше уровня воды. Так что они были преданы огню, что гарантировало их вывод из строя по крайней мере на месяц.

Четыре больших японских парохода, взятых как трофеи, к этому времени уже вывели в залив. Для них скомплектовали экипажи из остатков команд погибших миноносок и прорывателей, которые сейчас активно их осваивали. Это были совсем новые суда тоннажем от 5500 до 6000 тонн, спущенные на воду от двух до четырех лет назад, с ходом в 12–15 узлов. Груз в трюмах, состоящий из разнообразных армейских припасов, обладал немалой ценностью. Угля на каждом имелось достаточно, даже для перехода вокруг Японии.