Ангел шторма

В темных глазах, куда я успела заглянуть прежде, чем рука Бастиана скользнула под воду, полыхал огонь. Я не была к нему готова, до дрожи боялась сгореть в пламени короля, которого почти не знала.

– Делл… поцелуй меня, – выдохнул Бастиан мне в губы. – Когда ты целуешь, мне почти не больно…

Мы целовались, пока в легких не закончился воздух. Не было ни сил, ни возможности отстраниться. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы он снял дурацкую рубашку и залез в чертову ванну, ощутить тяжесть тела, провести ладонями по рельефному горячему торсу с пересекающим его шрамом, почувствовать сильное биение сердца. Но Бастиан не спешил, а мне не хватило смелости.

Силы закончились вместе с накатившей волной удовольствия, а на смену возбуждению пришли усталость и смущение. За то, что забыла об отсутствии одежды, за то, что подавалась навстречу рукам, позволяла касаться так, как ему хочется, забыв обо всем, что должна помнить.

Я лишь не слишком уверенно потянулась к полотенцу, когда Бастиан одним движением посадил меня на бортик. Но до полотенца было слишком далеко, и пришлось ждать, когда он сам закутает меня в мягкую и белоснежную ткань.

– Не хочу, чтобы это заканчивалось, – сказала я.

Получилось почему-то грустно.

– Эй, Делли, – он улыбнулся, – ты что? У нас все выходные впереди.

– Я знаю. Просто мне почему-то страшно.

– Ты боишься меня?

– Нет, – покачала головой. – Остаться без тебя.

– Хочешь, покажу фокус?

Смерив парня подозрительным взглядом, я кивнула. Тогда Бастиан подхватил меня на руки и вытащил из теплой, наполненной паром ванной в холодную темную спальню. Под одеяло.

Сердце забилось чаще, и я в очередной раз попыталась было задуматься о собственной готовности к серьезным шагам, а потом обругала себя на чем свет стоит. О какой готовности вообще можно думать после таких водных процедур? Я не такая, я жду трамвая?

Я думала, смутные воспоминания Таары мне помогут. А оказалось, все шишки приходится набивать самостоятельно.

Опуститься на мягкую подушку было так безумно приятно, что я зевнула и на секундочку закрыла глаза. Сквозь плотные шторы в комнату не проникал ни один луч занимающегося заката.

– Фокус, – почувствовала осторожный поцелуй в висок.

И уснула. Уже отрубаясь, все хотела спросить, в чем именно фокус, а потом дошло. Но впереди были целые выходные, на которые мы сбежали из школы… а еще дальше маячили день рождения, выпускной, летнее знакомство с семьей.

И все вроде бы стало хорошо. Если очень захотеть, можно было даже поверить…



Сначала я ощущаю слабое дуновение ветерка, непривычную свежесть, незнакомый запах. Приятный, но немного тревожный. Он чем-то напоминает тот особый запах метро. Я чувствую себя совершенно счастливой, но почему ж так хочется выть на три луны, а на одну – особенно громко? Не хочу снова в кошмар! Как я от них устала!

Потом включается зрение. И первое, что я вижу, – Кейман. Он смотрит на меня все тем же холодным взглядом, с которым бросил одну, не добившись взаимности.

– Что происходит? – онемевшими губами спрашиваю я.

Крост криво усмехается.

– Поздравляю. Ты научилась контролировать сны. Это – мой.

Это вот так выглядит контроль? Без объявления войны закинуть меня в очередной кошмар? Я не хочу!

– Где мы?

Я осматриваюсь. Низкие своды пещеры давят, внушают иррациональную тревогу, хотя все вокруг спокойно. Лишь красноватый свет исходит от небольших скоплений кристаллов, разбросанных по земле то тут, то там. Однако я нутром чувствую, что мы очень глубоко. Там, куда не забрести смертному.

– Это подземный мир?

– Почти. Идем.

Кейман решительно направляется по каменному коридору куда-то вглубь пещер, и мне ничего не остается, как последовать за ним.

Мы идем так быстро, что в конце, там, где тоннель расширяется и переходит в большую, даже, я бы сказала, огромную пещеру, нагоняем Таару. Я ужасаюсь виду богини: под глазами залегли темные круги, руки исцарапаны, длинное черное платье, некогда бывшее роскошным, превратилось в лохмотья. Таара идет пошатываясь, с трудом переступая босыми ногами и едва заметно морщась от острых камней, попадающихся на пути. Демонические перепончатые крылья безвольно висят, волочась за ней по земле.

– Что это… что… – Меня посещает жуткая догадка.

– Да. Это та ночь, когда я убил ее, – подтверждает Крост.

Меня захлестывает паникой. Той, которая мгновенно отключает любую решимость, от которой накатывает тошнота.

– Я не хочу смотреть.

– Придется.


– Что с ней?

– Она безумна.

– Не понимаю… я не знаю ничего о жизни Таары после… после вашего с Акорионом соглашения. Что привело ее к этому?

– Не что. А кто. Акорион знал, что делает. Его устраивала безумная сестра. Он просто подталкивал ее шаг за шагом. Придумывал для нее все новые ритуалы. Знаешь, как зависимый подсаживается на дурман? Как увеличивает дозу, раз за разом догоняя кайф, который дарит зелье? С хаосом все то же самое. Самый откровенный секс, граница которого каждый раз сдвигается. Самые опасные ритуалы, кровавость которых нарастает. Самые жуткие эксперименты. Нет ничего плохого в том, чтобы выйти к людям, верно? Стать для них богиней, получить порцию обожания и уважения.

Таара останавливается, опирается о стену и закрывает глаза. Искусанные губы с запекшейся черной кровью что-то беззвучно шепчут.

– А потом кажется, что нет ничего плохого в том, чтобы получать дары от смертных. Потом тебе нужна свита, ведь сила растет, и величие тоже. Только принцессы достойны богини и только страшная смерть смиряет их с ее абсолютной властью. Они должны прислуживать из страха перед ничтожной частичкой мук хаоса, которые успели испытать в его пламени.

– Ты говоришь ужасные вещи.

– Не я. Акорион. Он создавал свою богиню. Когда я возненавидел ее, он любил, оберегал, превращал в идеальную Таару. Она сходила с ума, а он стоял за ее спиной. Она хохотала, когда гибли миллионы смертных. Так же, как ты движением руки вызываешь грозу, Таара уничтожала города. И тогда я понял, что обида, заставившая меня уйти, бросить ее с братом, была самой большой моей ошибкой. Я вступил в войну с ней и почти победил.

– Ты ее так?

– Я.

– И что теперь?

– Она идет к хаосу. К самому краю мира мертвых.

Я задыхаюсь от странного иррационального ужаса, когда вижу гигантскую расщелину в пещере. Там клубится тьма. Не дым, не черная жидкость, а самая настоящая тьма во всех ее проявлениях. Как черные опалы в коллекции украшений Таары, на краях расщелины поблескивают пучки кристаллов чистой магии. Смертоносными змеями из расщелины вырывается черный туман. Там же будто в вакууме плавают капли переливчатой жидкости. А еще пылает черное пламя, от которого даже на расстоянии жарко. Земля чуть дрожит, а Таара останавливается, вытянув руку в сторону хаоса, и закрывает глаза.

– Что ты творишь?! – раздается рык Кроста, но не того, что стоит рядом со мной.

Прошлый Крост непривычно коротко подстрижен и тоже изрядно потрепан. На темно-красной льняной рубашке расплылось кровавое пятно. Рука сжимает меч, в котором я сразу же узнаю оружие, способное убить богиню. Меч из чистой темной магии, что Акорион хранит под замком.

– Таара, что в этом мире такого, что ты готова его уничтожить?!

– Я не хочу больше их слышать. Они успокоятся, если хаос все поглотит.

– Нет, и ты это знаешь. Мы станем частью хаоса, мы присоединимся к тем, кто сейчас воет из его глубин. Остановись. Если в тебе еще есть что-то от той девочки, что я любил, остановись.

– Любил… – эхом повторяет она.

– Люблю.

Оборачивается, рука срывается – и дрожь земли становится сильнее.

– Нет, – смеется, качая головой.

Безумный, дикий смех. Жестокий, от него кровь стынет в жилах.

– Нет, Крост. Ты скажешь все что угодно, чтобы я не выпускала хаос, но…

Она смотрит на тьму за спиной, на медленно тянущиеся лоснящиеся от стекающей магии щупальца.

– Уже поздно. Он чувствует меня. Он почти свободен.

– Ты глупая девочка.

Крост подскакивает к ней, сжимает плечи и как следует встряхивает.

– Очнись же, хотя бы на минуту! Таара! Что он с тобой сделал…

– Кто я, Крост? – равнодушно и грустно спрашивает она. – Для чего я здесь? Почему только мы трое?

– Я не знаю. Ты думаешь, я никогда не спрашивал себя? Мы просто есть.

– Я не хочу быть.

– Уничтожить все – не выход. Выпустить хаос тоже. Таара! Я обещаю, я исправлю все. Придумаю что-нибудь, вылечу тебя, я…

– Я не больна, Крост. Это всего лишь я.

– Нет! Эту девушку я не знаю. Моя девочка умерла в тот день, когда он заполучил твою душу. Но она еще может вернуться. Я же вижу. Вспомни себя, вспомни то время, когда ты билась в клетке, которую я создал. О чем ты мечтала? Чтобы все сожрало темное пламя? Чтобы мир захлебнулся в крови? Обречь нас всех на муки? Или о свободе? О том, чтобы летать с драконами…

Она закрывает глаза, из которых на щеки проливаются две дорожки слез.

– Их больше нет. Там… там теперь властвуют другие существа. Их сделала я.

– Не ты, Таара, твой брат!