Ангел шторма

За несколько минут на свежем воздухе пальцы онемели от холода, поэтому я вздрогнула, когда слишком горячие ладони скользнули по рукам и обвили запястья. Кейман положил мои руки на перила балкона и заставил сжать их.

– Восстанови в памяти образ долины. Представь, что ты летишь на крыльях. Поднимаешься над школой… видишь лес и горы вдали. Посмотри на ворота… хорошенько все рассмотри, прочувствуй, поверь в то, что ты сейчас не на балконе, а в воздухе над замком.

Это легко, об этом я мечтала с тех пор, как впервые надела крылья. Подняться в воздух без ограничений, воспарить над школой, облететь все окрестности. Посмотреть, что там, за темной грядой леса, полетать между скалами, пронестись над бурными водами горной реки.

– Сними крупицы. Штук пять… или даже горсть. Магии должно быть много.

Холодные бусинки, зажатые в ладони, стремительно превращались в песок, утекали сквозь пальцы.

– И теперь рисуй грозу. Ты видела ее тысячи раз. Как небо затягивает серой краской. Как тучи сгущаются и спускаются ниже. Как медленно, но неотвратимо все вокруг темнеет, погружается в тревожное ожидание первых раскатов грома. Не торопись… сгущай краски.

В моей голове тучи были уже не синие, они почти черные, почти касались самой высокой башни замка. Мне вдруг захотелось нырнуть в них, раствориться в темных облаках, но фантазии и смелости не хватило.

– Вдалеке едва слышно что-то грохочет.

Бархатистый голос Кеймана действовал почти как колыбельная. Я совсем перестала искать опору, привалившись спиной к его груди.

– Гром должен нарастать. До тех пор, пока не раздастся прямо рядом с тобой. Сначала ты видишь вспышку молнии над школой. Она освещает все красноватым светом. А потом – считай секунды – гром.

Когда над нашими головами загрохотало, я взвизгнула и подскочила от неожиданности, а Кейман рассмеялся. Открыв рот, я смотрела на черные тучи, затянувшие небо.

– Это не я!

– Ага, оно само. У тебя все само.

– А если гроза кончится?

– Я дал тебе инструмент. Используй его. У тебя много времени в запасе.

– Есть ведь причина, по которой мои силы связаны с грозой и молниями, так?

– Возможно.

– Что за причина?

– Это неважно.

– Я снова узнаю о ней из какого-нибудь сна или видения?

– Мне бы этого не хотелось.

– Да. Мне бы тоже.

Воздуха как-то резко стало не хватать, и вовсе не из-за поднявшейся влажности и накатившего вдруг запаха озона, напомнившего о памятном утре, когда я по воле Кеймана очутилась в Штормхолде.

– Ты слишком близко, – пробормотала я, попыталась отступить на шаг. Но руки мужчины не позволили.

То ли чтобы я не упала, то ли просто потому, что он не хотел.

– Нас увидят.

– Бастиан? Или Яспера? Кто страшнее?

– Таара. Потому что ты сейчас смотришь на меня…

Его губы оказались очень близко. В чем-то ощущения, которые я испытывала, были схожи с безумной, странной мыслью, что возникала, едва я оказывалась на высоте.

А что будет, если…?

Если сделаю шаг вперед. Если закрою глаза…

– Смотришь на меня, а видишь жену. Я так не хочу и не буду. Я не Таара…

Если в глазах Бастиана однажды я видела огонь, то в глазах Кроста сейчас плескался космос. Черный, с отблесками молний, разрезавших свинцовые тучи.

– И хочу оставаться собой так долго, как это возможно. На «навсегда» уже не рассчитываю.

Когда я уперлась руками в грудь Кроста, он не стал противиться и отстранился. Внутри больно укололо сожаление. Часть меня мечтала, чтобы Кейман в свойственной ему ироничной манере отмахнулся от этих слов, назвал меня фантазеркой и свел разговор к шутке, но он просто смотрел на горы.

– Извини. Пойду занимать очередь в душ. Может, успею к началу бала.

Вопрос «Что будет, если она вернется?» я боюсь задавать себе слишком часто. Каково это – вдруг исчезнуть? Я окажусь в темноте, если Таара вернется? Или растворюсь в ее личности, перестану осознавать себя как Деллин Шторм? Или останусь, как в тюрьме, в собственном теле? Что будет, если ее память, опыт, сила – все вернется?


Человеческое тело не рассчитано на силу богини, а разум рассчитан? Во что я превращусь, если Акорион добьется своего?

Снова начала болеть голова. Для грозы за окном это, похоже, было только в плюс: порывы ветра срывали флаги с башен и захлопывали беспечно открытые окна в комнатах студентов, разбредшихся по замку. Хотя существовала вероятность, что непогода все же не имела ко мне ровным счетом никакого отношения.

В комнате, приняв душ и собрав волосы в пучок, я снова зависла над платьями. Пошлятину Акориона выбросила сразу же, а оставшиеся два наряда из дара превратились в проклятие. Надевать платье, подаренное Бастианом, на свидание с Габриэлом – это, конечно, за гранью.

Но при виде красного кружева к горлу подкатывала тошнота, и буквально за полчаса до бала я все же решилась. Засунула подарок Кеймана в самые глубины шкафа и стащила с вешалки атласное платье. В конце концов, его мне подарили за дело. А не потому что я – новая версия бывшей жены.

В дверь постучали аккурат когда одна нога была уже в платье, а вторая еще сомневалась.

– Деллин? Это я. Ты готова?

– Секунду! Погоди, пожалуйста!

Платье, как назло, не застегивалось. Асимметричная лямка крепилась к ткани крошечными незаметными крючками, которые я никак не могла поймать. Пришлось, придерживая платье, открыть дверь.

– Привет! – Габриэл сдержанно улыбнулся и тактично отвел взгляд. – Я рано?

– В самый раз! Застегни, пожалуйста!

Судя по сосредоточенному сопению, Габриэл делал это едва ли не в первый раз.

– Спасибо!

Я бросила быстрый взгляд в зеркало. Что ж, дресс-код соблюден. Прическа не помялась, макияж идеально незаметен, браслет с крупицами на руке полон (на случай непредвиденных сюжетных поворотов). Я готова идти. Хотя мыслями, кажется, все еще на дурацком балконе.

– Подожди, – Габриэл достал из внутреннего кармана пиджака небольшой мешочек, – это твоя часть с продаж штормграмов.

– Ого. Тяжелый. Даже не думала, что ты столько продал.

– Они нравятся народу. Делл…

– Идем? – Я постаралась улыбнуться как можно счастливее.

Габриэл не виноват в отвратном настроении и плохом самочувствии. Габриэл рискует, чтобы пойти со мной. Он десять раз ответил на вопрос «Ты понимаешь, что это опасно?» и раз двадцать выслушал метания «А может, не ходить?». Испортить ему вечер слишком даже для меня.

– Нет, – вдруг сказал он.

– Что?

Показалось, я ослышалась. Парень снова отвел глаза, только на этот раз не смущенно, а… трусливо?

– Прости, Делл. Я не пойду с тобой.

– Что-то я ничего не поняла.

– Ты хорошая, Делл. Мне правда жаль, что я с тобой так поступаю. Но у меня не было выбора.

– О чем ты вообще? Какого выбора? Это же чертов бал, а не свадьба, Габриэл!

– У меня есть девушка, – огорошили меня. – Мы вместе уже давно.

– И ты до последнего надеялся собрать гарем? Вы поссорились, и ты вызывал ревность с моей помощью?

– Нет. Конечно, нет.

И замолчал. Очень захотелось двинуть ему каблуком, благо я как раз еще не успела надеть туфли. А теперь, кажется, и не придется. Я уже почти забыла это чувство обиды и жалости к себе. Когда все дети на празднике получают подарки, а у твоей матери нет денег, чтобы оплатить его, и ты стоишь в толпе, стараясь убедить саму себя, что подарка тебе совсем не хочется. А потом учительница, сжалившись над нищей сироткой, дарит какую-нибудь мелкую шоколадку, и плакать хочется еще сильнее, потому что уж лучше бы делали вид, что тебя не существует.

– Ты можешь объяснить мне, что произошло? Я не собираюсь рыдать и ползти на бал, вцепившись в твою штанину. Но вчера ты сидел у моей постели, а сегодня говоришь, что у тебя есть девушка.

– Я не могу, Делл. – Габриэл все же нашел в себе смелость посмотреть мне в глаза. – Поговори с ним сама…

– С ним?

– С Бастианом.

– А он здесь при чем?

– Он велел мне тебя пригласить. Точнее, сделать так, чтобы ты не пошла на бал… чтобы никто не пригласил тебя. Я должен был тебя занять и отказаться в последний момент, чтобы… ну… ты не пошла. Прости. Ему не отказывают, ты же понимаешь.

– А вы вообще понимаете, что я – не плюшевый мишка? Что я живой человек, а с людьми не играют, Габриэл! Что я вам сделала?!

– Прости.

Да что он как попугай-то!