Анабиоз

— Это точно, — согласился наконец бармен.

Удовлетворенный, я взял кружку и побрел к своему столику. Одной рукой я прижимал к груди сумку, второй старался не расплескать пиво. Вспомнил Тимура в такие моменты и высунул язык. У Тимура это было признаком сосредоточенной деятельности. И да, это выглядело лоховато. То, что нужно.

Теперь самое время было изобразить звонок из дома. Я достал сотовый из кармана и принялся имитировать задушевный диалог.

— Алло. Да, мам. Нет, я не пью! Просто сижу на вокзале. На автовокзале, ага. Жду автобус. А что мне надо было, дома у тети Тани торчать, а потом впритык на вокзал нестись? Я люблю пораньше. Нет, я не пью! — я понизил голос до пронзительного шепота. — Деньги с собой. Все нормально. Завернул, как ты и говорила, — теперь можно было снова говорить громко. — Не надо меня встречать. Сам дойду. Чего мне боятся, родной поселок, ты что? Нет, я не пью! Тебе дыхнуть, что ли? Ой, мам, все, давай уже. Буду подъезжать — позвоню. Пока!

Я ткнул кнопку, «отключаясь». А потом поднял глаза и обнаружил прямо перед собой улыбающуюся брюнетку.

— Привет.

Потрясающая по своей скорости реакция. Конечно, такой лох — слишком большое искушение, но для приличия клофелинщица могла бы и выждать минут пять. Сам бы я обязательно выждал.

— Привет, — растерянно улыбнулся я девице.

— Можно присесть?

— На… наверное.

Брюнетка опустилась на стул напротив. Теперь объектив видеокамеры, вмонтированной в спортивную сумку, был нацелен прямо на нее. Брюнетка подперла ладонью подбородок и с улыбкой смотрела на меня.

Краем глаза я обнаружил недовольный ревнивый взгляд гопника. Он не мог простить девице, что она отвергла его ухаживания, но сама подсела к какому-то лоху с сумкой. Гопник наверняка был начинающим и тупым, потому что разворачивающееся в баре действо было очевидным для любого человека улиц. Лоха брали в оборот.

— Ты, значит, из Алексеевки?

— Чего?

— Я подслушала случайно.

— А, ну да. Из Алексеевки, ага.

— Была там пару раз.

— У тебя там родня? — обрадовался я. — Или друзья? Я их знаю сто пудов! Кто?

— По делам была, — отмахнулась брюнетка. — Но поселок прикольный. Мне понравился. Уютненько так…

— Наверное, — робко улыбнулся я. Мысленно же я хохотал во все горло, искренне веря, что за мою игру мне можно смело присуждать «Оскар». — А ты сама местная?

— Да, тут рядом живу. После работы хочется иногда расслабиться, а в нашем районе это единственное приличное заведение.

Приличное? Это был клоповник.

— Такая красивая, — промямлил я и засмущался, надеясь, что это выглядит натурально, — и одна…

Брюнетка довольно улыбнулась.

— Спасибо. Подружка должна была подойти, но у нее там дела какие-то срочные нарисовались… Слушай, а ничего, что я так подсела?

— Конечно-конечно! — заторопился я. — Ой, слушай, может это… может, тебя угостить чем-нибудь? Пивасик… прости, пиво будешь?

Брюнетка кокетливо потупилась:

— Я бы стаканчик вина полусладкого лучше.

— Ага, — засиял я наивной улыбкой деревенского простачка. Все строго по инструкции. — Так, сейчас, айн момент!

Я ломанулся к стойке. Поспешно шагнул назад, чтобы прижать к груди драгоценную сумку. Смутился, поняв, что это лишнее. Опять направился к стойке. И даже умудрился оступиться и чуть не упал, причем вышло это случайно. Слишком хорошо вошел в роль.

Пряча улыбку, бармен принялся наливать мне вино. И неожиданно заговорил:

— На автобусе? Домой, в смысле, на автобусе едешь?

— Что? А, ну да, конечно.

— С пригородного автовокзала? Вот отсюда?

— Конечно.

— Тут у нас и маршрутки ходят. И таксисты шабашат. Ну, знаете, всю машину пассажиров набирают…

— Знаю, конечно. Но я лучше на автобусе. Сто лет не ездил на автобусах. Эх, машинка моя, скучать буду… Но деньги нужны срочно. Знаете, кредиты и все такое.


— Кредиты — это да, — согласился бармен. Отличная фраза. Самое главное, с глубоким смыслом. Нужно начать коллекционировать универсальные фразы на любой случай жизни. «Сигаретки не найдется?» — «Сигареты — это да». «Девушка, можно с вами познакомиться?» — «Знакомство — это да». Придумавший это был чертов гений.

Вернувшись за столик и с широкой тупой улыбкой поставив бокал перед брюнеткой, я поднял бутылку для тоста. Брюнетка сделала то же самое.

— Меня, кстати, Алина зовут.

Алина. Вот оно что. Ну здравствуй, Алина.

— А меня Леша.

— Красивое имя.

— Твое тоже. Да и ты… — я потупил глаза, не зная, правильно ли я это делаю. Никогда так не поступал. Да и зачем?

— За знакомство, Леш.

Алина обольстительно улыбнулась. Мы чокнулись и выпили. В кармане завибрировал телефон. Опять сообщение от оперов. Их СМС-активность начинала доставать. Деланно вздохнув, я поделился со своей новой «подругой»:

— Мама, наверное.

Я достал телефон, открыл сообщение. Текст был простой и лаконичный. «Колеса уже в пиве, осторожно!».

Теперь было понятно, почему молчаливый бармен вдруг живо заинтересовался моей судьбой. Он просто отвлекал лоха, пока клофелинщица подсыпала свою дрянь мне в пойло. Впрочем, я догадывался. Поэтому глоток пива сделал скромный.

— Точно, мама, — улыбнулся я Алине. — Волнуется. Боится, что я в какой-нибудь бар заверну.

Алина засмеялась:

— Не просто так боится, я посмотрю.

Надо отдать должное, клофелинщица была чертовски хороша. В другое время и в другом месте, да еще и без свидетелей в виде наблюдавших за каждым моим шагом и словом оперов, я бы с удовольствием переспал бы с этой брюнеткой.

При воспоминании о сексе я тут же вспомнил Женю. Ее глаза. Мысленно выругался.

Мысли в голове ворочались медленно и со скрипом.

— Алиночка… Мне это, в туалет сейчас сходить надо. Ты же никуда не уйдешь? — я кивнул на сумку. — С сумкой как-то неудобно в сортир тащиться.

— Конечно, я буду здесь, — томно улыбнулась Алина и облизала губы. Губы были ярко красными. Что надо губы.

Я сделал глоток пива, улыбнулся ей напоследок и поплелся в конец зала. За поворотом был узкий коридорчик: впереди дверной проем в подсобные служебные помещения «Эвереста», справа дверь в туалет. Я торкнулся. К счастью, открыто. Вошел, налетев на дверной косяк и больно ударившись плечом, и закрыл за собой. После чего сразу же выплюнул в раковину пиво, которое нес от самого столика.

Черт побери, я пьян вдрызг. Всего с одной кружки пива. Или с одной кружки пива плюс один глоток того же самого пива, но сдобренного гигантской порцией клофелина. Таблеток — или порошка, кто их знает? — Алина не пожалела, раз такой эффект появился после жалкого глотка.

В дверь торкнулись.

— Занято, — пробубнил я. Открыл кран и умылся, чтобы освежиться. Стало чуть получше, но мозг словно проваливался куда-то, а перед глазами периодически плыло. Я шагнул назад к двери и открыл ее.

А вот это неожиданно.

А вот это чертовски неожиданно!

Прямо передо мной стоял Потап. Рыжий Миша собственной персоной. Рядом с ним возвышался взлохмаченный упырь с глазами наркомана. Не веря своим глазам, я открыл рот, чтобы что-то сказать. Но Потап опередил меня.

— Ну привет, чушок.

А потом его рука резко дернулась. Краем глаза я успел заметить металлический кастет, закрывавший костяшки его кисти. Кастет врезался мне в челюсть. Пламенем вспыхнула боль. А потом в глазах все поплыло, и я провалился в темноту.

… — Чушок…

Какие-то вспышки и мутные силуэты, загорающие и тут же исчезающе на черном полотне.

— …Эй, ты!..

Что-то ударило меня в грудь, и в глазах взорвались красные пляшущие человечки. Навалилось удушье. Я услышал, как застонал, и сознание стремительно вернулось, чтобы спасать жизнь.

Я валялся на полу в квадратном помещении, заваленном коробками и металлическими бочонками с пивом. Руки крепко связаны за спиной. Повел головой и нащупал затылком стену. Хватая воздух, я инстинктивно сел и отполз, вжавшись в стену спиной.

Рыжий и наркоман возвышались надо мной. У Рыжего была в руках бейсбольная бита, которой он помахивал, с лютой ненавистью взирая на меня сверху-вниз.

— Оклемался?

Рыжий с силой врезал мне битой по груди. Я стремительно выдохнул и выгнулся вправо, чтобы смягчить удар. Кости затрещали. Болью взорвалась грудина, ребра и даже голова. Боль пылала, посылая лихорадочные нервные импульсы по всему телу. Пытаясь отдышаться, я хрипел и смотрел, как дергаются в агонии мои ноги.

Забавно. В такие моменты кажется, что ты существуешь не в теле, а где-то в другом месте. И, усевшись поудобнее, наблюдаешь за корчащимся от боли организмом так, словно смотришь кино.