Анабиоз
Часть 24 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Действительно. Что-то важное?
Я подумал, в какую бы форму облечь слова «дайте денег».
— Кажется, я напал на след.
Щербаков энергично кивнул.
— Идемте!
Мы расположились в кабинете. Щербаков поцокал языком, поминая недобрым словом опаздывающую секретаршу. Затем вспомнил о деле и дал мне слово. Я рассказал все. О клофелинщицах из Самары. О Галине Косниковой, погибшей в тот вечер, когда Сергей получил звонок «из офиса».
— Я подумал, вдруг вы знаете эту девушку, Галину.
— Я? — удивился Щербаков. — Почему я должен ее знать?
— Вдруг она когда-то работала в «Гермесе». Или была одним из ваших клиентов. Ее любовник, которого нам сейчас нужно найти, был небедным человеком. Раз обеспечил Косникову жильем, обставил квартиру и даже наверняка машину ей купил. На которой она и разбилась.
Щербаков задумался.
— Клиентов у нас не так много, как хотелось бы. Я бы запомнил. Вы уверены, что там ищете? Может, у Сережи были какие-то знакомые, о которых не знали вы? Такое возможно?
Я был вынужден признать, что да. В последние годы мы с Сергеем виделись не так часто, как хотелось бы. У брата — сначала институт, потом Женя, затем работа. А у меня — улица, со всеми вытекающими последствиями.
— Наверное, — нехотя согласился я.
Щербаков покачал головой.
— Но то, что вы узнали, не может не беспокоить. Здесь прослеживается злой умысел. Я начинаю думать, что вы с самого начала были правы. Может, поэтому Сергей и вызвался в командировку? Уехать подальше, хотя бы на время? Может быть, на него слишком давила вся эта история?
— Я тоже так думаю.
— Хорошо. Это уже что-то. Держите меня в курсе, если выясните что-то еще, договорились?
Я пообещал. Но не двинулся с места, хотя его последняя фраза была намеком на завершение разговора. Щербаков кашлянул.
— Что-нибудь еще?
— Мне очень неудобно, — сказал я.
— По поводу?
— Просить. Неудобно просить.
— Деньги, — осенило Щербакова.
— Последний раз. Я чувствую, что след в Самаре меня выведет туда, куда нужно. Но до Самары нужно добраться.
Щербаков встал и направился к лифту.
— Можете не продолжать.
Он порылся внутри внушительных размеров металлического ящика, зашуршали купюры. Подойдя к столу, Щербаков положил на него несколько пятитысячных купюр.
— Я могу написать расписку.
— Этого не нужно, — торжественно заверил Щербаков. — Найдите Сережу.
Когда я уже уходил, он добавил:
— Вы молодец, Алексей. Всем бы таких братьев. И наша жизнь, может быть, была бы чуточку лучше.
Я обернулся.
— Вы меня плохо знаете.
Матери не было, когда я вернулся. Оно и к лучшему. Я собрал рюкзак, запихав внутрь все необходимое для дороги: сменное белье и носки, кофта, запасные джинсы. Теперь я был готов.
Странное дело. Сидя в пустой квартире рядом с собранным и готовым для продолжения поисков рюкзаком, я смотрел на стены комнаты, в которой вырос. И вдруг со всей отчетливостью понял, что эта квартира больше не была моим домом.
Все происходило слишком незаметно, исподтишка. Сначала я снял съемную квартиру, оплачивал которую деньгами от нашего с Тимуром бизнеса — скупки и перепродажи краденого. Это была старая грязная однушка, в которой я просто ночевал, возвращаясь под утро после очередного вояжа по кабакам. Как правило, возвращался не один. Девушкам, с которыми я проводил время, было так же, как и мне, плевать, что квартира была грязная, старая и неуютная. Мне было важно знать, что существует место, в которое я могу в любой момент вернуться — один или в компании — и делать там то, что мне заблагорассудится. Но когда совсем прижимало, я шел в отчий дом.
А потом было СИЗО. Квартиры я за это время благополучно лишился. Родители встретили меня без энтузиазма и слез счастья на глазах. Слезы были, но другого характера — пропал брат. Временное пристанище я нашел у Тимура. Затем умер отец, и вот я снова, спустя почти семь месяцев, вроде как живу в родительской квартире. Но теперь это не было отчим домом, куда можно было вернуться в любой момент, когда тебя совсем прижмет. Да и от семьи здесь осталась только тающая мать. Время вымыло из этих стен членов моей семьи, а вместе с ними и меня самого. И теперь был здесь чужим.
Мне не терпелось отправиться в путь. Не только потому, что это давало надежду, что я найду Сергея. Но и потому, что я просто хотел покинуть эту квартиру. Мне было здесь неуютно. Она больше не была моим домом.
Тогда где мой дом?
Возможно, сейчас им стала железная дорога.
И снова на задворках сознания замаячил вопрос. А что будет, когда я найду Сергея? Где будет место, которое я смогу назвать домом? И будет ли вообще такое место?
Странно знать, что твоя жизнь прямо противоположна жизни большинства людей. Каждый из нас создает ячейки, следуя прошитому в генах сценарию: «найти работу — создать семью — завести жилье и обустраивать его». У меня работы не было уже очень и очень давно. Семьи тем более. С жильем вообще была катастрофа. Всегда меня это устраивало. Сейчас я видел, что сознательно шел наперекор всему, что люди думают о человеческом общежитии во всей широте этого термина.
Что будет — потом?
…На следующий день я увидел Женю. Она приехала сама, без звонка. Выйдя из подъезда, я обнаружил ее на скамейке. У меня перехватило дыхание. Женя чуть наклонила голову и смотрела в никуда, покачивая туфлей на пальцах ноги. Покосилась на меня, узнала и вздрогнула.
— Привет.
Я поздоровался в ответ. Проклятый голос почему-то звучал хрипло.
— Ты не звонишь, не пишешь, — сказала Женя. — Специально? Избегаешь меня?
— А ты как думаешь? Конечно, я тебя избегаю.
Женя вскинула брови. В ответ на дежурные слова она наверняка ждала такие же дежурные слова. Очередное правило игры, которому никто нас не учил, но которому все мы всегда следуем.
— Вот как?
Я глубоко вздохнул. Закурил. Посмотрел ей в глаза.
— Ты мне всегда нравилась. Сейчас еще больше. Я должен думать только о Сергее, а думаю о тебе. Это неправильно. Поэтому избегать тебя — не самая, если так разобраться, хреновая идея. Ты как думаешь?
Жена медленно вернулась на лавочку.
— Мда… Все сложно.
— Все просто, — возразил я. — Когда ты подросток, перед тобой вся жизнь, а ты вместо того чтобы чувствовать свободу и все эти великие возможности, сидишь и думаешь: «Черт, Ваське родители купили крутую мобилу, хочу такую же». И понеслось… А ведь можно просто жить. Делать то, что любишь. Быть честным. Наслаждаться жизнью, пока есть возможность. Каждой ее минутой. В мире все просто, Женя. Это тупые люди все усложняют. Вроде нас с тобой.
— Ты специально корчишь из себя такого холодного сукина сына? С сигаретой в зубах и сталью в голосе? Так проще делать вид, что тебе на все наплевать?
Тупая, а не дура. Я подумал и сел рядом.
— Да, наверное. Спорить не буду.
— Я посмотрела по картам.
— Таро или обычные?
— Смешно. Географические.
— О.
— Те города, где ты уже был, маленькие. Самара совсем другое дело. Город-миллионник. Там можно месяцами искать человека, но так и не найти. Ты готов к этому?
— У меня нет лимита. Сколько времени понадобится, столько и потрачу.
Женя поколебалась.
— А если случится чудо, и ты его найдешь? Ты ему расскажешь?
Я понял не сразу.
— О чем?
— О нас.
— А ты хочешь?
— Я первая спросила.
Я пожал плечами.
— Предпочитаю не думать об этом. Как карта ляжет.
— Ты ведь понимаешь, что от этого многое зависит?
— Например?
Я подумал, в какую бы форму облечь слова «дайте денег».
— Кажется, я напал на след.
Щербаков энергично кивнул.
— Идемте!
Мы расположились в кабинете. Щербаков поцокал языком, поминая недобрым словом опаздывающую секретаршу. Затем вспомнил о деле и дал мне слово. Я рассказал все. О клофелинщицах из Самары. О Галине Косниковой, погибшей в тот вечер, когда Сергей получил звонок «из офиса».
— Я подумал, вдруг вы знаете эту девушку, Галину.
— Я? — удивился Щербаков. — Почему я должен ее знать?
— Вдруг она когда-то работала в «Гермесе». Или была одним из ваших клиентов. Ее любовник, которого нам сейчас нужно найти, был небедным человеком. Раз обеспечил Косникову жильем, обставил квартиру и даже наверняка машину ей купил. На которой она и разбилась.
Щербаков задумался.
— Клиентов у нас не так много, как хотелось бы. Я бы запомнил. Вы уверены, что там ищете? Может, у Сережи были какие-то знакомые, о которых не знали вы? Такое возможно?
Я был вынужден признать, что да. В последние годы мы с Сергеем виделись не так часто, как хотелось бы. У брата — сначала институт, потом Женя, затем работа. А у меня — улица, со всеми вытекающими последствиями.
— Наверное, — нехотя согласился я.
Щербаков покачал головой.
— Но то, что вы узнали, не может не беспокоить. Здесь прослеживается злой умысел. Я начинаю думать, что вы с самого начала были правы. Может, поэтому Сергей и вызвался в командировку? Уехать подальше, хотя бы на время? Может быть, на него слишком давила вся эта история?
— Я тоже так думаю.
— Хорошо. Это уже что-то. Держите меня в курсе, если выясните что-то еще, договорились?
Я пообещал. Но не двинулся с места, хотя его последняя фраза была намеком на завершение разговора. Щербаков кашлянул.
— Что-нибудь еще?
— Мне очень неудобно, — сказал я.
— По поводу?
— Просить. Неудобно просить.
— Деньги, — осенило Щербакова.
— Последний раз. Я чувствую, что след в Самаре меня выведет туда, куда нужно. Но до Самары нужно добраться.
Щербаков встал и направился к лифту.
— Можете не продолжать.
Он порылся внутри внушительных размеров металлического ящика, зашуршали купюры. Подойдя к столу, Щербаков положил на него несколько пятитысячных купюр.
— Я могу написать расписку.
— Этого не нужно, — торжественно заверил Щербаков. — Найдите Сережу.
Когда я уже уходил, он добавил:
— Вы молодец, Алексей. Всем бы таких братьев. И наша жизнь, может быть, была бы чуточку лучше.
Я обернулся.
— Вы меня плохо знаете.
Матери не было, когда я вернулся. Оно и к лучшему. Я собрал рюкзак, запихав внутрь все необходимое для дороги: сменное белье и носки, кофта, запасные джинсы. Теперь я был готов.
Странное дело. Сидя в пустой квартире рядом с собранным и готовым для продолжения поисков рюкзаком, я смотрел на стены комнаты, в которой вырос. И вдруг со всей отчетливостью понял, что эта квартира больше не была моим домом.
Все происходило слишком незаметно, исподтишка. Сначала я снял съемную квартиру, оплачивал которую деньгами от нашего с Тимуром бизнеса — скупки и перепродажи краденого. Это была старая грязная однушка, в которой я просто ночевал, возвращаясь под утро после очередного вояжа по кабакам. Как правило, возвращался не один. Девушкам, с которыми я проводил время, было так же, как и мне, плевать, что квартира была грязная, старая и неуютная. Мне было важно знать, что существует место, в которое я могу в любой момент вернуться — один или в компании — и делать там то, что мне заблагорассудится. Но когда совсем прижимало, я шел в отчий дом.
А потом было СИЗО. Квартиры я за это время благополучно лишился. Родители встретили меня без энтузиазма и слез счастья на глазах. Слезы были, но другого характера — пропал брат. Временное пристанище я нашел у Тимура. Затем умер отец, и вот я снова, спустя почти семь месяцев, вроде как живу в родительской квартире. Но теперь это не было отчим домом, куда можно было вернуться в любой момент, когда тебя совсем прижмет. Да и от семьи здесь осталась только тающая мать. Время вымыло из этих стен членов моей семьи, а вместе с ними и меня самого. И теперь был здесь чужим.
Мне не терпелось отправиться в путь. Не только потому, что это давало надежду, что я найду Сергея. Но и потому, что я просто хотел покинуть эту квартиру. Мне было здесь неуютно. Она больше не была моим домом.
Тогда где мой дом?
Возможно, сейчас им стала железная дорога.
И снова на задворках сознания замаячил вопрос. А что будет, когда я найду Сергея? Где будет место, которое я смогу назвать домом? И будет ли вообще такое место?
Странно знать, что твоя жизнь прямо противоположна жизни большинства людей. Каждый из нас создает ячейки, следуя прошитому в генах сценарию: «найти работу — создать семью — завести жилье и обустраивать его». У меня работы не было уже очень и очень давно. Семьи тем более. С жильем вообще была катастрофа. Всегда меня это устраивало. Сейчас я видел, что сознательно шел наперекор всему, что люди думают о человеческом общежитии во всей широте этого термина.
Что будет — потом?
…На следующий день я увидел Женю. Она приехала сама, без звонка. Выйдя из подъезда, я обнаружил ее на скамейке. У меня перехватило дыхание. Женя чуть наклонила голову и смотрела в никуда, покачивая туфлей на пальцах ноги. Покосилась на меня, узнала и вздрогнула.
— Привет.
Я поздоровался в ответ. Проклятый голос почему-то звучал хрипло.
— Ты не звонишь, не пишешь, — сказала Женя. — Специально? Избегаешь меня?
— А ты как думаешь? Конечно, я тебя избегаю.
Женя вскинула брови. В ответ на дежурные слова она наверняка ждала такие же дежурные слова. Очередное правило игры, которому никто нас не учил, но которому все мы всегда следуем.
— Вот как?
Я глубоко вздохнул. Закурил. Посмотрел ей в глаза.
— Ты мне всегда нравилась. Сейчас еще больше. Я должен думать только о Сергее, а думаю о тебе. Это неправильно. Поэтому избегать тебя — не самая, если так разобраться, хреновая идея. Ты как думаешь?
Жена медленно вернулась на лавочку.
— Мда… Все сложно.
— Все просто, — возразил я. — Когда ты подросток, перед тобой вся жизнь, а ты вместо того чтобы чувствовать свободу и все эти великие возможности, сидишь и думаешь: «Черт, Ваське родители купили крутую мобилу, хочу такую же». И понеслось… А ведь можно просто жить. Делать то, что любишь. Быть честным. Наслаждаться жизнью, пока есть возможность. Каждой ее минутой. В мире все просто, Женя. Это тупые люди все усложняют. Вроде нас с тобой.
— Ты специально корчишь из себя такого холодного сукина сына? С сигаретой в зубах и сталью в голосе? Так проще делать вид, что тебе на все наплевать?
Тупая, а не дура. Я подумал и сел рядом.
— Да, наверное. Спорить не буду.
— Я посмотрела по картам.
— Таро или обычные?
— Смешно. Географические.
— О.
— Те города, где ты уже был, маленькие. Самара совсем другое дело. Город-миллионник. Там можно месяцами искать человека, но так и не найти. Ты готов к этому?
— У меня нет лимита. Сколько времени понадобится, столько и потрачу.
Женя поколебалась.
— А если случится чудо, и ты его найдешь? Ты ему расскажешь?
Я понял не сразу.
— О чем?
— О нас.
— А ты хочешь?
— Я первая спросила.
Я пожал плечами.
— Предпочитаю не думать об этом. Как карта ляжет.
— Ты ведь понимаешь, что от этого многое зависит?
— Например?