Американские боги
Часть 10 из 107 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
На гроб уже бросили несколько лопат земли, но места в могиле было еще предостаточно. Он бросил золотую монету Лоре, а потом набросал сверху немного земли, чтобы уберечь золото от алчности могильщиков. Тень отряхнул землю с рук и сказал:
— Спи спокойно, Лора, — а потом добавил: — Мне очень жаль, что все так вышло.
Потом повернулся к городским огням и пошел обратно в Игл-Пойнт.
До мотеля было мили две, не меньше, но после трех лет в тюрьме сама возможность идти и идти вперед, даже бесконечно долго, была — как подарок. Если идти все время на север, попадешь на Аляску, а там можно свернуть и пойти обратно, на юг, в Мексику, и даже еще того дальше. До самой Патагонии или до Огненной земли.
Рядом остановилась машина. Стекло поползло вниз.
— Подвезти тебя, Тень? — спросила Одри Бертон.
— Не надо, — ответил он. — От тебя мне ничего не надо.
Он продолжил идти в прежнем темпе. Одри ехала рядом, на скорости три мили в час. В лучах фар танцевали снежинки.
— Мне все время казалось, что она моя лучшая подруга, — сказала Одри. — Мы болтали с ней каждый день. Если у нас с Робби случалась драчка, она узнавала об этом самая первая — и мы отправлялись с ней в «Чи-Чи», чтобы поговорить о том, какие мужики свиньи. И все это время она трахалась с ним за моей спиной.
— Прошу тебя, Одри, ехала бы ты отсюда!
— Я просто хочу, чтобы ты понял: для того, что я сделала, у меня были свои причины, причем довольно веские.
Он промолчал.
— Эй! — крикнула она. — Эй, ты! Я с тобой разговариваю!
Тень повернулся.
— Ты что, хочешь, чтобы я сказал тебе, что ты была права, когда плюнула Лоре в лицо? И что меня это совсем не задело? Или что после всего, что ты мне рассказала, я ее возненавидел и перестал по ней тосковать? Не бывать этому, Одри!
Еще с минуту она молча ехала рядом. Потом сказала:
— Как оно там, в тюрьме, а, Тень?
— Прекрасно, — ответил он. — Ты бы там себя чувствовала просто как дома.
Она ударила ногой по газам, мотор взревел, и машина умчалась.
Едва фары скрылись из виду, мир погрузился во тьму. Сумерки успели перерасти в ночь. Тень все ждал, когда же, наконец, от ходьбы станет теплее, когда тепло потечет по заледеневшим рукам и ногам. Но ничего подобного с ним не происходило.
Как-то раз, в тюрьме, Космо Дей по прозвищу Ловкий назвал маленькое тюремное кладбище, расположенное позади больнички, костяным садом, и образ этот застрял у Тени в голове. В ту же ночь ему приснился сад, залитый лунным светом, с белыми скелетообразными деревьями, ветви у которых заканчивались скрюченными пальцами, а корни уходили глубоко в могилы. На деревьях в приснившемся ему костяном саду росли плоды, и в этих плодах крылась какая-то опасность, но, проснувшись, он так и не смог вспомнить ни того, что это были за плоды, ни того, почему держаться от них следовало как можно дальше.
Мимо проносились машины. Жаль, что тут нет тротуара, подумал Тень, и тут же запнулся обо что-то невидимое в темноте и растянулся во весь рост, одной рукой угодив в придорожную канаву, так что она на несколько дюймов ушла в ледяную грязь. Он поднялся на ноги, вытер руки о штанины, выпрямился, нелепо и неловко, как чучело, и успел только сообразить, что рядом кто-то есть, — словно ко рту и к носу прижали что-то мокрое, и он задохнулся от едкого химического запаха.
На этот раз канава показалась ему уютной и теплой.
* * *
Виски ломило так, будто к черепу их приколотили кровельными гвоздями. Руки были связаны за спиной: судя по ощущениям, чем-то вроде ремня. Он был в машине, на обшитом кожей автомобильном сиденье. Поначалу ему показалось, что у него нелады с пространственным восприятием, но потом он понял, что — нет, другое сиденье действительно отстоит от его собственного именно на такое расстояние.
Рядом с ним кто-то сидел, но повернуться и посмотреть, кто именно, он не мог.
Жирный молодой человек на противоположной стороне салона этого невероятного лимузина достал из бара банку диетической колы и с хрустом открыл ее. Длинное черное пальто из какого-то шелковистого материала, на вид — лет двадцать, не больше: на щеках полноценные зрелые угри. Увидев, что Тень пришел в себя, он улыбнулся.
— Привет, Тень, — сказал он. — Мой тебе совет: постарайся не действовать мне на нервы.
— Договорились, — сказал Тень. — Не буду. Если можно, высадите меня у мотеля «Америка», рядом с федеральной.
— Врежь ему, — сказал парнишка человеку, который сидел слева от Тени. Удар пришелся в солнечное сплетение, Тень задохнулся и сложился пополам. Потом выпрямился, как мог медленно.
— Я же сказал, не действуй мне на нервы. А ты действуешь. Постарайся отвечать коротко и в тему, не то я просто порешу тебя на хер, и все. Или, может, даже не убью. А скажу ребятам, чтобы они, блядь, переломали тебе все кости до единой. А их, между прочим, двести шесть штук. Так что постарайся не действовать мне на нервы.
— Понял, — сказал Тень.
Лампочки, вделанные в потолок лимузина, поменяли цвет с фиолетового сперва на синий, потом на зеленый и наконец на желтый.
— Ты работаешь на Среду, — продолжил молодой человек.
— Да, — ответил Тень.
— Какого хера ему здесь нужно? В смысле, что он задумал? У него должен быть какой-то план. Какой у него план?
— Я начал работать на мистера Среду сегодня утром, — сказал Тень. — Я у него вроде как на посылках.
— То есть ты хочешь сказать, что не знаешь?
— Я хочу сказать, что не знаю.
Парень расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармана серебряный портсигар. Открыл его и предложил сигарету Тени:
— Куришь?
Тень хотел было попросить, чтобы ему развязали руки, но потом передумал:
— Нет, спасибо.
Судя по всему, в портсигаре были не сигареты, а самокрутки, и когда паренек закурил, щелкнув матовой черной «Зиппо», запах у дыма был — как от горелой проводки.
Парнишка глубоко затянулся и задержал дыхание. Потом выпустил немного дыма изо рта и снова втянул его носом. Такое впечатление, что он репетировал этот номер перед зеркалом прежде чем предъявить его публике, подумал Тень.
— Если ты мне соврал, — сказал парнишка, и голос его прозвучал как будто из другой комнаты, — я тебя, блядь, грохну. Ты меня понял?
— Да, вы уже говорили об этом.
Парнишка затянулся еще раз.
— Значит, говоришь, остановились в мотеле «Америка»? — Он постучал по водительскому стеклу. Окошко открылось. — Эй, там. Мотель «Америка», возле федеральной. Надо высадить там нашего гостя.
Водитель кивнул, стекло вновь поднялось.
Мерцающие оптоволоконные огоньки в салоне лимузина время от времени меняли цвет, пробегая по одной и той же не слишком яркой гамме. Тени показалось, что вместе с ними мерцают и глаза жирного молодого человека, и цвет напоминает зеленоватое свечение допотопного компьютерного монитора.
— А скажи-ка ты Среде вот что, приятель. Скажи ему, что его дело прошлое. И его давно списали в утиль. Он старый. Скажи ему, что будущее за нами, и нам насрать на него и ему подобных. Его место в мусорном баке древней истории, а такие люди, как я, поедут в будущее на лимузинах, по суперскоростному шоссе.
— Я передам, — сказал Тень.
У него начала кружиться голова. Будем надеяться, что не стошнит, подумал он.
— Передай ему, что мы, блядь, перепрограммировали реальность. Передай, что язык — это вирус, вера — операционная система, а молитвы — ебаный спам. Передай ему все это слово в слово, а не то я замочу тебя на хер, — мягко, сквозь дым, сказал парнишка.
— Я понял, — ответил Тень. — Можете высадить меня прямо здесь. Остаток пути пройду пешком.
Молодой человек кивнул.
— Приятно с тобой говорить, — сказал он. Дым явно действовал на него умиротворяюще. — И запомни: если мы тебя, блядь, не уебашим, то просто потрем, и все дела. Ты понял? Один клик, и ты переписан единичками и ноликами, в случайном порядке. И операция «восстановить» не предусмотрена. — Он постучал по водительскому окошку. — Он выходит прямо здесь, — потом повернулся к Тени и ткнул пальцем в свою самокрутку. — Синтетическая жабья кожа, — сказал он. — Вот, научился народ синтезировать буфотенин,[10] слыхал об этом?
Лимузин остановился, дверь открылась. Тень кое-как выбрался наружу. Путы у него на руках перерезали. Тень обернулся. Салон превратился в единое клубящееся облако дыма, сквозь которое мерцали два огонька, и цвет у них теперь был медно-красный, красивый такой цвет, как глаза у жабы.
— Речь у нас идет о доминирующей, на хрен, парадигме, Тень. Остальное неважно. Да, кстати, прими соболезнования, насчет твоей старушки.
Дверца захлопнулась, и лимузин тихо тронулся с места. Тень стоял ярдах в двухстах от мотеля. Он двинулся по направлению к гостинице, вдыхая холодный воздух, мимо красных, желтых и голубых огней, рекламирующих все мыслимые и немыслимые разновидности фастфуда, которые только может представить себе человек, если, конечно, он задался целью представить себе гамбургер; и до мотеля «Америка» Тень добрался без приключений.
Глава третья
Каждый час ранит. Последний — насмерть.
Старая поговорка
За стойкой в мотеле «Америка» сидела худая барышня. Она сказала Тени, что друг его уже зарегистрировал, и протянула ему прямоугольный пластиковый ключ от номера. Блеклая блондинка, чем-то неуловимо похожая на грызуна. Сходство это делалось особенно наглядным, когда барышне что-то не нравилось: улыбка же явно шла ее внешности на пользу. Она отказалась называть Тени номер комнаты, в которой поселился Среда, и настояла на том, что сама позвонит постояльцу и скажет, что его гость уже прибыл.
Среда вышел из двери в дальнем конце холла и кивнул Тени.
— Как прошли похороны?
— Прошли, — ответил Тень.
— Спи спокойно, Лора, — а потом добавил: — Мне очень жаль, что все так вышло.
Потом повернулся к городским огням и пошел обратно в Игл-Пойнт.
До мотеля было мили две, не меньше, но после трех лет в тюрьме сама возможность идти и идти вперед, даже бесконечно долго, была — как подарок. Если идти все время на север, попадешь на Аляску, а там можно свернуть и пойти обратно, на юг, в Мексику, и даже еще того дальше. До самой Патагонии или до Огненной земли.
Рядом остановилась машина. Стекло поползло вниз.
— Подвезти тебя, Тень? — спросила Одри Бертон.
— Не надо, — ответил он. — От тебя мне ничего не надо.
Он продолжил идти в прежнем темпе. Одри ехала рядом, на скорости три мили в час. В лучах фар танцевали снежинки.
— Мне все время казалось, что она моя лучшая подруга, — сказала Одри. — Мы болтали с ней каждый день. Если у нас с Робби случалась драчка, она узнавала об этом самая первая — и мы отправлялись с ней в «Чи-Чи», чтобы поговорить о том, какие мужики свиньи. И все это время она трахалась с ним за моей спиной.
— Прошу тебя, Одри, ехала бы ты отсюда!
— Я просто хочу, чтобы ты понял: для того, что я сделала, у меня были свои причины, причем довольно веские.
Он промолчал.
— Эй! — крикнула она. — Эй, ты! Я с тобой разговариваю!
Тень повернулся.
— Ты что, хочешь, чтобы я сказал тебе, что ты была права, когда плюнула Лоре в лицо? И что меня это совсем не задело? Или что после всего, что ты мне рассказала, я ее возненавидел и перестал по ней тосковать? Не бывать этому, Одри!
Еще с минуту она молча ехала рядом. Потом сказала:
— Как оно там, в тюрьме, а, Тень?
— Прекрасно, — ответил он. — Ты бы там себя чувствовала просто как дома.
Она ударила ногой по газам, мотор взревел, и машина умчалась.
Едва фары скрылись из виду, мир погрузился во тьму. Сумерки успели перерасти в ночь. Тень все ждал, когда же, наконец, от ходьбы станет теплее, когда тепло потечет по заледеневшим рукам и ногам. Но ничего подобного с ним не происходило.
Как-то раз, в тюрьме, Космо Дей по прозвищу Ловкий назвал маленькое тюремное кладбище, расположенное позади больнички, костяным садом, и образ этот застрял у Тени в голове. В ту же ночь ему приснился сад, залитый лунным светом, с белыми скелетообразными деревьями, ветви у которых заканчивались скрюченными пальцами, а корни уходили глубоко в могилы. На деревьях в приснившемся ему костяном саду росли плоды, и в этих плодах крылась какая-то опасность, но, проснувшись, он так и не смог вспомнить ни того, что это были за плоды, ни того, почему держаться от них следовало как можно дальше.
Мимо проносились машины. Жаль, что тут нет тротуара, подумал Тень, и тут же запнулся обо что-то невидимое в темноте и растянулся во весь рост, одной рукой угодив в придорожную канаву, так что она на несколько дюймов ушла в ледяную грязь. Он поднялся на ноги, вытер руки о штанины, выпрямился, нелепо и неловко, как чучело, и успел только сообразить, что рядом кто-то есть, — словно ко рту и к носу прижали что-то мокрое, и он задохнулся от едкого химического запаха.
На этот раз канава показалась ему уютной и теплой.
* * *
Виски ломило так, будто к черепу их приколотили кровельными гвоздями. Руки были связаны за спиной: судя по ощущениям, чем-то вроде ремня. Он был в машине, на обшитом кожей автомобильном сиденье. Поначалу ему показалось, что у него нелады с пространственным восприятием, но потом он понял, что — нет, другое сиденье действительно отстоит от его собственного именно на такое расстояние.
Рядом с ним кто-то сидел, но повернуться и посмотреть, кто именно, он не мог.
Жирный молодой человек на противоположной стороне салона этого невероятного лимузина достал из бара банку диетической колы и с хрустом открыл ее. Длинное черное пальто из какого-то шелковистого материала, на вид — лет двадцать, не больше: на щеках полноценные зрелые угри. Увидев, что Тень пришел в себя, он улыбнулся.
— Привет, Тень, — сказал он. — Мой тебе совет: постарайся не действовать мне на нервы.
— Договорились, — сказал Тень. — Не буду. Если можно, высадите меня у мотеля «Америка», рядом с федеральной.
— Врежь ему, — сказал парнишка человеку, который сидел слева от Тени. Удар пришелся в солнечное сплетение, Тень задохнулся и сложился пополам. Потом выпрямился, как мог медленно.
— Я же сказал, не действуй мне на нервы. А ты действуешь. Постарайся отвечать коротко и в тему, не то я просто порешу тебя на хер, и все. Или, может, даже не убью. А скажу ребятам, чтобы они, блядь, переломали тебе все кости до единой. А их, между прочим, двести шесть штук. Так что постарайся не действовать мне на нервы.
— Понял, — сказал Тень.
Лампочки, вделанные в потолок лимузина, поменяли цвет с фиолетового сперва на синий, потом на зеленый и наконец на желтый.
— Ты работаешь на Среду, — продолжил молодой человек.
— Да, — ответил Тень.
— Какого хера ему здесь нужно? В смысле, что он задумал? У него должен быть какой-то план. Какой у него план?
— Я начал работать на мистера Среду сегодня утром, — сказал Тень. — Я у него вроде как на посылках.
— То есть ты хочешь сказать, что не знаешь?
— Я хочу сказать, что не знаю.
Парень расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармана серебряный портсигар. Открыл его и предложил сигарету Тени:
— Куришь?
Тень хотел было попросить, чтобы ему развязали руки, но потом передумал:
— Нет, спасибо.
Судя по всему, в портсигаре были не сигареты, а самокрутки, и когда паренек закурил, щелкнув матовой черной «Зиппо», запах у дыма был — как от горелой проводки.
Парнишка глубоко затянулся и задержал дыхание. Потом выпустил немного дыма изо рта и снова втянул его носом. Такое впечатление, что он репетировал этот номер перед зеркалом прежде чем предъявить его публике, подумал Тень.
— Если ты мне соврал, — сказал парнишка, и голос его прозвучал как будто из другой комнаты, — я тебя, блядь, грохну. Ты меня понял?
— Да, вы уже говорили об этом.
Парнишка затянулся еще раз.
— Значит, говоришь, остановились в мотеле «Америка»? — Он постучал по водительскому стеклу. Окошко открылось. — Эй, там. Мотель «Америка», возле федеральной. Надо высадить там нашего гостя.
Водитель кивнул, стекло вновь поднялось.
Мерцающие оптоволоконные огоньки в салоне лимузина время от времени меняли цвет, пробегая по одной и той же не слишком яркой гамме. Тени показалось, что вместе с ними мерцают и глаза жирного молодого человека, и цвет напоминает зеленоватое свечение допотопного компьютерного монитора.
— А скажи-ка ты Среде вот что, приятель. Скажи ему, что его дело прошлое. И его давно списали в утиль. Он старый. Скажи ему, что будущее за нами, и нам насрать на него и ему подобных. Его место в мусорном баке древней истории, а такие люди, как я, поедут в будущее на лимузинах, по суперскоростному шоссе.
— Я передам, — сказал Тень.
У него начала кружиться голова. Будем надеяться, что не стошнит, подумал он.
— Передай ему, что мы, блядь, перепрограммировали реальность. Передай, что язык — это вирус, вера — операционная система, а молитвы — ебаный спам. Передай ему все это слово в слово, а не то я замочу тебя на хер, — мягко, сквозь дым, сказал парнишка.
— Я понял, — ответил Тень. — Можете высадить меня прямо здесь. Остаток пути пройду пешком.
Молодой человек кивнул.
— Приятно с тобой говорить, — сказал он. Дым явно действовал на него умиротворяюще. — И запомни: если мы тебя, блядь, не уебашим, то просто потрем, и все дела. Ты понял? Один клик, и ты переписан единичками и ноликами, в случайном порядке. И операция «восстановить» не предусмотрена. — Он постучал по водительскому окошку. — Он выходит прямо здесь, — потом повернулся к Тени и ткнул пальцем в свою самокрутку. — Синтетическая жабья кожа, — сказал он. — Вот, научился народ синтезировать буфотенин,[10] слыхал об этом?
Лимузин остановился, дверь открылась. Тень кое-как выбрался наружу. Путы у него на руках перерезали. Тень обернулся. Салон превратился в единое клубящееся облако дыма, сквозь которое мерцали два огонька, и цвет у них теперь был медно-красный, красивый такой цвет, как глаза у жабы.
— Речь у нас идет о доминирующей, на хрен, парадигме, Тень. Остальное неважно. Да, кстати, прими соболезнования, насчет твоей старушки.
Дверца захлопнулась, и лимузин тихо тронулся с места. Тень стоял ярдах в двухстах от мотеля. Он двинулся по направлению к гостинице, вдыхая холодный воздух, мимо красных, желтых и голубых огней, рекламирующих все мыслимые и немыслимые разновидности фастфуда, которые только может представить себе человек, если, конечно, он задался целью представить себе гамбургер; и до мотеля «Америка» Тень добрался без приключений.
Глава третья
Каждый час ранит. Последний — насмерть.
Старая поговорка
За стойкой в мотеле «Америка» сидела худая барышня. Она сказала Тени, что друг его уже зарегистрировал, и протянула ему прямоугольный пластиковый ключ от номера. Блеклая блондинка, чем-то неуловимо похожая на грызуна. Сходство это делалось особенно наглядным, когда барышне что-то не нравилось: улыбка же явно шла ее внешности на пользу. Она отказалась называть Тени номер комнаты, в которой поселился Среда, и настояла на том, что сама позвонит постояльцу и скажет, что его гость уже прибыл.
Среда вышел из двери в дальнем конце холла и кивнул Тени.
— Как прошли похороны?
— Прошли, — ответил Тень.