Альтераты. Соль

7


Загрузились на катер ещё до рассвета.

Гладкое, словно фольга, море отсвечивало нежно-розовым: солнце уже коснулось линии горизонта. На небе слабо светила ещё не успевшая спрятаться луна. Тёмные фигуры участников экспедиции скользили между камней, цепляли длинными лучами фонарей за сопки. Тим деловито принимал на борт оборудование для дайвинга, канаты, скрученные тросы, ящики и коробки неизвестного Анне назначения.

Она молча передавала с каменистого берега всё, что оказалось сгружено у линии прибоя, и ничем не выдавала своего неведения, пока Али, принимавший оборудование в катере, не спросил, приподняв ярко-жёлтые баллоны:

— А на кой загрузили использованные баллоны аквалангов, кто скажет?

Аня растерялась. Она увидела их на берегу, чуть в отдалении от места погрузки, и решила, что кто-то их забыл там. Довольная своей внимательностью и зорким глазом, перетащила на берег и, конечно, сунула в катер.

— А почему они использованные? Где это написано?

Али поднял два баллона чуть выше головы:

— А ты не заметила, что они легче остальных?

Девушка закусила губу: заметила. И даже обрадовалась, что ей достались такие лёгонькие. Неожиданно на помощь пришёл Тим:

— Да выкинь ты их на берег, и всё. Ну, не знал человек. Теперь знает. А ты устроил тут сепарацию с реституцией…

Али отвернулся, молча проверил оставшиеся баллоны, аккуратно, чтобы не повредить, спустил пустые на берег, покосился на Тима — тот как раз перепроверял оставшиеся на борту и закреплял оборудование в оранжевых ящиках:

— А ты вообще знаешь, что такое сепарация и реституция?

Тим, не оборачиваясь:

— Не-а. Нафиг мне это? Но слова прикольные, — он шмыгнул носом, распрямляясь. — Даже на тебя действуют магически!

— Паразит ты, — пробубнил Али под общий хохот: — А я голову ломаю: при чем тут сепарация и реституция…



Вышли в море с восходом. Тихий ласковый прилив, прозрачные волны; на глубине — разноцветная галька в лучистой сетке просыпающегося солнца. Катер набирал скорость, медленно выруливая из бухты мимо скал по мелководью.

Анна завороженно смотрела за борт. Вода казалась живой, дышащей и родной. Гладкая поверхность сверкала и серебром, и золотом, отливала то ледяным холодом, то огненной зарей. Когда вошли в тень небольшого лысого каменного острова — пристанища русалок и крикливых чаек, — море стало чёрным, словно нефть, тяжёлым. Лицо Анны в его отражении — будто причудливая неживая маска: светлые волосы опутали лицо, серебристыми змеями уходили в чёрную глубину. Синие глаза искрились пугающей синевой. Отражение, повторяя движения своей хозяйки, чуть запаздывало: мигало медленнее, поворачивало голову с задержкой. В одно мгновение ему, видимо, надоело гримасничать и оно исчезло в чернильной глубине.

Девушка свесилась за борт, вглядываясь в воду. Ведь такого точно не бывает, верно? Чтобы смотреть в зеркало и не видеть собственного лица? Конечно, при условии, что ты — не призрак. Анна изогнулась, почти касаясь пальцами маслянистой глади. Отражение вынырнуло из глубины, улыбнулось холодно.

Катер резко взял вправо, набирая скорость. Поверхность моря внезапно оказалась близко, в воде мелькнуло родное и живое отражение испуганного лица и рассыпалось, бросив в глаза охапку солёных брызг. Рывок назад, медвежья хватка на лодыжке, дикий ор сквозь пелену:

— Офигела, что ли? За борт захотела?! — Вчерашний знакомец орал в лицо, тряс неистово за плечи.

Анна выдохнула порывисто. Ледяной волной на неё накатили запахи, звуки и понимание произошедшего: она едва не вывалилась за борт. Тим заметил, втащил на катер. На ноге краснели следы его пальцев, колено оцарапалось о борт. Али и Боря смотрели на неё настороженно, словно ожидая, что она ещё выкинет.

— Я нечаянно, — пролепетала девушка и, обхватив колени, отползла к корме, вжалась в сырое от брызг дно катера.

Тим закатил глаза, кажется, немного успокоился. Сел рядом, на пластиковую скамью:

— У тебя мозги вообще есть?

— Есть…

— Ну так пользуйся, блин! — ругнулся Тим и, перехватив её запястье, потянул на себя, усадил рядом. Хмуро посмотрел на гематому в форме собственной пятерни: — Болит?

Аня смущённо поправила сбившуюся бандану, тугие ленты дредов рассыпались по плечам. Она только сейчас поняла — в том отражении их не было. В нем распущенные серебристые волосы скользили по волнам, размешивая тёмную воду. В голове гулко запульсировало, сердце было готово вырваться из груди.

Девушка прикрыла рот тыльной стороной ладони: в черно-смолистых водах отражался кто-то другой!





Вторая серия




За пять месяцев до этого,

Москва,


Бар «Daddy’s Pub»





1


Госпожа Метелица замешивала на столичных улицах молоко пополам с грязью. Золотистые огни новогодней иллюминации рассыпались в мутной взвеси дождя, отражались в тёмных безрадостных лужах, путались под ногами прохожих. Роскошные отели, витрины дорогих бутиков и ресторанов выглядели слишком вычурными и чужими не только для гостей огромного города. Здесь все было чересчур. Слишком дорогие, взятые в кредит авто, слишком благоустроенные, обременённые ипотекой квадратные метры, слишком много работы, слишком мало времени, чтобы жить.

Торопливо перешагивая через стянутые стылой шугой лужи, шёл человек. Верхнюю часть лица скрывал капюшон, нижнюю — клетчатый шарф. Широкие джинсы-трубы с заплатками самых экзотических цветов и форм выдавали юный возраст своего хозяина.

Человек, бросив мрачный взгляд на застывшие в пробке машины, перешёл дорогу и поднялся на крыльцо уютного паба. Тонкое запястье в разномастных кожаных браслетах мелькнуло из-под широкого рукава куртки, пальцы сомкнулись на зеленоватой мраморной ручке.

Одно мгновение посомневавшись, незнакомец дёрнул тяжёлую дверь на себя. Видимо, был сложный день, и сил совсем не осталось — дверь подалась только со второго раза.

Запахло горячими гренками с чесноком, и вошедший судорожно сглотнул, сообразив, что последний раз что-то ел ровно двенадцать часов назад. Желудок тоскливо сжался.

— Вам помочь чем-нибудь? — подошла девушка-администратор в аккуратном деловом костюме. — У нас сегодня отличный глинтвейн. Могу предложить вам столик на втором этаже, там у нас галерея, вы будете видеть зал, и слышать музыку, но в то же время сохраните уединение…

Незнакомец рассеянно кивнул, прекращая поток предложений, посмотрел через головы гостей в зал, на освещённый полукруг сцены.

— Спасибо, не нужно, я здесь по делу, — девушке-администратору пришлось чуть наклонить голову, чтобы расслышать ответ, а гость тем временем стремительно двинул к небольшой сцене.

— Молодой человек, в одежде у нас нельзя! — крикнула администратор и рванула за гостем. Ловко догнав, преградила дорогу и повторила: — Молодой человек, в верхней одежде в зал нельзя.

— Кто молодой человек? — незнакомец сбросил, наконец, капюшон, открыв девичье лицо. По плечам рассыпались серебристые змеи дредов с подвешенными к ним пиратскими монистами и этническими бусинами. Незнакомка смотрела с издёвкой, наслаждаясь тем, как вытянулось лицо администратора, как округлились глаза и часто-часто заморгали. А рот приоткрылся, собираясь что-то сказать, но слова потерялись где-то на пути мозг-язык.

Девушка-администратор обмякла и шумно сглотнула:

— Простите, пожалуйста, но вам лучше воспользоваться гардеробом для гостей, — промямлила она.

Незнакомка, на вид едва восемнадцать, от силы — девятнадцать, невысокая, худенькая, темно-синие глаза смотрели с вызовом, на губах играла тонкая усмешка.

— Опять осечка. Я и не гость, — губы синеглазой растянулись в широкой улыбке, совершенно не тронув ледяной синевы глаз. Она кивнула музыканту — высокому харизматичному мулату с густым ёжиком на одной половине головы и каскадом брейдов — на другой. — Я вот с ним… Здорово, Скат.

Мулат кивнул, не прекращая играть. Мелодия из известного блокбастера в его исполнении едва сохранила главную музыкальную тему и угадывалась с трудом.

— Опаздываешь, — коротко бросил он. Синеглазая скинула куртку с плеч, сунула её в угол, за колонку. — Что поем?

— Давай «Калипсо», — мулат прищурился.

Синеглазая кивнула и подошла к стойке микрофона.

Взрыв — звук обрушился на гостей паба, заставил прекратить беседы и повернуться к сцене. Ритм изменился, став сумрачно-тревожным.

Синеглазая прикрыла глаза, впитывая в себя эти звуки.

— В потоках чёрных, Под сердцем тьмы, Где ангел ждёт… В лучах мечты, — её голос то сливался с глубоким и гулким басом, то вырывался легкокрылой птицей ввысь, нежный и звонкий, глубокий и порывистый. Поразительный эффект: каждому, присутствовавшему в зале, казалось, что эта хрупкая девушка поёт для него. — Исчезнет небо, Пройдут дожди, Но ты не скажешь мне «прощай»…

С верхнего этажа спустился немолодой мужчина, занял свободный столик у выхода из зала. Подозвал официантку. Та, быстро приняв заказ, принесла ему два высоких стакана и бутылочку питьевой воды без газа. Мужчина скрестил руки на груди и откинулся на спинку высокого кресла. Его взгляд был обращён на тонкую фигурку в лучах софитов. Губы плотно сжались, по лицу пробежала тень, осев в уголках серых глаз.

— И мы пойдём на небеса, Оставив на других, Мечты, дела, любовь, Надежду выжить, — повторял голос певицы, переходя в грудной регистр. Она пела так, словно это было последнее выступление в жизни. Последний раз перед тем, как уйти на небеса.

Песня оборвалась, выбросив слушателей в вязкую тишину. Синеглазая, словно очнувшись, отошла от микрофона. Этого движения оказалось достаточно, чтобы зал взорвался аплодисментами. Девушка смущённо поклонилась, и тут же, заметив в углу пожилого мужчину, будто окаменела. Глаза потемнели, уголки губ тревожно опустились.

— Ты в норме? — Скат подошёл сбоку, чуть приобнял за плечи, отгораживая от зрителей — её замешательство он воспринял по-своему.

Девушка торопливо кивнула, выныривая из-под его руки и направляясь в зал, к неприветливому мужчине, продолжавшему сидеть, скрестив на груди руки.

Она прошла через зал под любопытными взглядами гостей, замерла в полуметре от столика сердитого мужчины. Синие глаза стали неприветливо черными, губы сомкнулись в напряжённую линию.

— Не ожидала тебя здесь увидеть.

Мужчина оглядел её с ног до головы, зацепившись взглядом за дреды, рассыпанные змеями по плечам, презрительно скривился:

— Признаться, я был ещё больше удивлён. Не каждый отец готов увидеть свою дочь в качестве певички в кабаке.

— Да, не повезло тебе, — вздохнула девушка, усаживаясь на свободное кресло напротив. — Сам-то что по кабакам шляешься?

Отец сверкнул глазами:

— Анна! — его голос сорвался на возмущенный крик, заставив оглянуться парочку за соседним столиком. Отец взял себя в руки, прошипел: — Не смей говорить со мной в таком тоне!