Алмазные псы
Часть 67 из 110 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Результаты не совпали с прежними. Взятая у адапта ДНК – не та, что Графенвельдер получил от Рифуджио. Аналогично с образцами крови и тканей. Расхождения невелики, при более поверхностном исследовании они могли бы и вовсе остаться незамеченными. Но данное обстоятельство не служит утешением Графенвельдеру. Тесты были сделаны на высшем уровне, и они не оставляют места сомнениям. В последний момент Рифуджио подсунул ему не то, что предлагал изначально.
Он пытается связаться с маклером, но контактные данные уже неактуальны. Если вызовы и доходят до Рифуджио, тот предпочитает не отвечать.
Итак, напрашивается вывод, что Графенвельдера надули. Но если адапт – подделка, то исключительно тонкая. Хозяин бестиария уже успел близко пообщаться со своим приобретением и не обнаружил никаких признаков имитации. Это же настоящий подвиг биологической инженерии – создать жабры, способные поддерживать жизнь в организме с энергетическими потребностями крупного млекопитающего. Фальшивые адапты, которых он изучал в прошлом, проживали в воде лишь пару-тройку суток. А это существо прекрасно себя чувствует, прямо на глазах набирается сил и ловкости.
Графенвельдер обдумывает другие версии. Образцы крови и тканей могут не совпадать еще и потому, что у Рифуджио был не один адапт. Ученые на Европе создавали специализированные касты с разными лингвистическими способностями, можно допустить, что эти касты различались по составу крови и структурам тканей. Вообще-то, все они были прототипами – вплоть до того момента, когда пошли против Демархии. Возможно, этот адапт просто взят из другой промышленной серии.
Но это не объясняет, почему Рифуджио предоставил несоответствующие образцы. Что мешало взять их непосредственно у адапта, который предназначался для продажи Графенвельдеру? Может, маклер допустил ошибку, перепутав материалы? Если так, у него точно есть второй адапт. А значит, история о домашнем любимце ультранавтов – выдумка… Но она была необходима, коль скоро Рифуджио хотел убедить покупателя в уникальности товара…
Графенвельдер напряженно думает. Исчезновение Рифуджио чертовски убедительно говорит о том, что дело нечисто. Но если причина подлога – тот факт, что приобретенный экспонат не уникален, то Графенвельдер, пожалуй, очень легко отделался. У него все же есть адапт, а это бесконечно лучше, чем ничего. В свое время Рифуджио будет найден и наказан, а сейчас месть не стоит первым номером в списке неотложных дел.
Сейчас больше всего Графенвельдеру нужна коммуникация с пленником.
К ночи, когда смотрители уже закончили свою работу, он спускается к аквариуму и включает прожекторы. Свет уже не так резок, как раньше, но все же дает знать о приходе Графенвельдера пленнику, пробуждает от неглубокого сна, которым тот, похоже, наслаждался в часы покоя.
Убедившись, что посторонних поблизости нет, Графенвельдер обращается к адапту – уже в который раз.
– Ты меня понимаешь, я это знаю – в твоем мозгу смотрители обнаружили зону, возбуждающуюся при звучании человеческой речи. И особенно сильно она возбуждается, когда ты слышишь каназиан, язык Демархии.
Существо глядит на Графенвельдера и молчит.
– Двести лет назад тебя научили этому языку. Понимаю, с тех пор кое-что изменилось, но у меня нет сомнений, что до тебя доходят эти слова.
Уже не в первый раз Графенвельдер замечает, что каназианская речь дается ему на удивление легко. По логике, должен бы постоянно запинаться, однако слова льются живым потоком, как будто он родился в этой языковой среде.
Абсурд…
– Я хочу знать историю твоей жизни, – говорит он. – Как ты попал сюда, где жил раньше, сколько еще вас таких. Мне уже известно, что Рифуджио сжульничал. Это не сойдет ему с рук, но сейчас куда важнее то, что ты можешь мне рассказать. Мне нужно знать абсолютно все, вплоть до момента твоего рождения на Европе.
Как и раньше, адапт не выказывает ни малейшего понимания.
По требованию Графенвельдера смотрители устанавливают в аквариуме влагонепроницаемую символьную панель. На ней ряды сенсорных клавиш, на каждой каназианское слово. Графенвельдер говорит, и слова поочередно подсвечиваются. Адапт может отвечать, нажимая соответствующие клавиши, и ответы будут преобразованы в голосовую речь по другую сторону стекла. Графенвельдер надеется, что нашел отгадку: у адапта изъян в языковом центре мозга, какой-то когнитивный дефект не дает использовать зрительные коды. Если получится убедить пленника, чтобы нажимал клавиши «да» и «нет» в ответ на простейшие вопросы, дело, возможно, сдвинется с мертвой точки.
Оно сдвигается, но недалеко. Адапт вроде бы согласен учиться, однако ему никак не удается ухватить основы языка. До него дошло, что одна из клавиш символизирует пищу, и теперь он постоянно давит на нее, игнорируя попытки Графенвельдера добиться ответов на абстрактные вопросы.
А может, он просто глуп? Может, вот она, причина, по которой эта серия адаптов была снята с производства?
Графенвельдер решает, что рано сдаваться. Пленник не желает сотрудничать? Попробуем его убедить.
Смотрителям поручается варьировать параметры окружающей среды – температуру и химический состав, чтобы доставить адапту неудобства. Пищи не давать, но брать новые пробы на биопсию.
Очень хорошо видно, что пленнику не по нраву эти процедуры. Но он по-прежнему не говорит, разве что повторяет простые требования: покормить, подогреть воду. Терпение Графенвельдера уже на пределе. Зато адапт, по словам смотрителей, крепчает, его все труднее подчинять. Разгневанный, он сопровождает техников, когда те в очередной раз забираются в аквариум. Их четверо, они в усиленных глубоководных скафандрах, и чтобы прижимать адапта к стене, нужны усилия троих. Когда существу удается на миг освободиться, на эластичной рукавице хозяина остаются глубокие разрывы. По возвращении Графенвельдер рассматривает поврежденную деталь экипировки и с содроганием представляет, что сделали бы эти зубы с незащищенной плотью.
Лютая зверюга, что и говорить. Возможно, она не единственная, возможно, слаба умом. Но все-таки нет ощущения, что деньги потрачены зря. Что бы ни представлял собой адапт, он заслуживает места в бестиарии.
Причем в бестиарии Графенвельдера, а не в чьем-нибудь чужом.
Графенвельдер распускает слух, что в его коллекции появилась новинка. По примеру Урсулы Гудгласс предлагает гостям посетить бестиарий в любое удобное для них время. Публика не должна догадываться о том, что демонстрироваться будет адапт. Просто очередное приобретение, никаких подробностей.
Лишь через три дня приглашение получает отклик. Первыми прибывают Лайсендер Кэрроуэй и ее муж. И вид у них такой скучный, будто этот визит – не более чем дань вежливости.
Но все меняется, когда перед ними предстает адапт. Графенвельдер постарался довести его до нужной кондиции, на многие часы лишив пищи и комфорта. И вот вспыхивают прожектора, являя взорам людей сгусток безумной ярости. Адапт рвется прикончить стоящих по ту сторону стекла, шкрябает по непробиваемой стене когтями и зубами, бьется об нее в кровь. Гости в ужасе отшатываются от неистового выходца с Европы.
Отличный эффект. Это вам не на безобидные останки доктора Тринтиньяна глазеть.
– Да, перед вами адапт, – говорит Графенвельдер, пока смотрители занимаются травмами пленника. – По достоверным сведениям, последний в своем роде.
– Где вы его раздобыли?
Графенвельдер повторяет услышанную от Рифуджио ложь.
– Вы же знаете, что у ультра есть обычай держать на борту зверушек. Вряд ли они поняли, кого истязали все эти годы.
– А можно с ним поговорить? Я слышала, адапты способны к речи.
– Мой не способен. Боюсь, это заблуждение, что большинство адаптов могли общаться с людьми, – им это было просто без надобности. Что же до немногих владевших языком, то они, похоже, вымерли лет сто назад все до одного.
– А может, этим осилившим язык хватило ума держаться подальше от ультра? – задумчиво произносит Лайсендер. – Кто умеет разговаривать, тот умеет торговать, заключать сделки. Особенно если знает, как причинять вред людям.
– Ну, что может знать адапт о причинении вреда кому бы то ни было? – пренебрежительно цедит Графенвельдер.
– Для тех, кто их создавал, это могло иметь какой-то смысл, – продолжает Кэрроуэй. – Особенно в тогдашние времена.
Графенвельдер отрицательно качает головой:
– Ох, сомневаюсь. Даже умевшие говорить были не настолько умны. Им полагалось выполнять приказы и пользоваться инструментами. Чтобы строить козни, нужно обладать довольно сложным абстрактным мышлением.
– Откуда вам знать? – спрашивает Кэрроуэй. – Или, может, встречались с такой особью?
В этом вопросе нет подвоха, но к уходу Кэрроуэев у Графенвельдера уже испорчено настроение, и он неуклюже пытается это маскировать любезностями кольцевого политеса. Ну почему эта парочка не желает признать, что адапт достаточно ценен сам по себе? К чему эти догадки насчет его возможностей? Разве появление хищной химеры, рыбочеловека, не заслуживает статуса громчайшей сенсации?
И тем не менее Кэрроуэи явно впечатлены – всю следующую неделю Графенвельдер не может пожаловаться на слабый приток гостей. До коллекционеров дошел слух, что в бестиарии появился адапт, но многим не очень-то верится. Снова и снова Графенвельдер вершит ритуал пугающего знакомства с пленником, только теперь это делается эффектнее. Стеклянная стена по-прежнему надежна, но внутри аквариума – ложная оболочка, которая с легкостью покрывается трещинами. Адапту в горло имплантировали микрофон, чтобы от его рева у зрителей леденела кровь в жилах. А поскольку для этой операции понадобилось усыпить существо, Графенвельдер решил заодно ввести электрод в то место, где, по мнению смотрителей, находится болевой центр. Идею он беззастенчиво сплагиатил у леди Гудгласс, но об этом никто не знает, а электрод позволяет доводить адапта, особенно предварительно покормленного, до крайнего неистовства.
Конечно, делать выводы пока рано, но бродящие по Кольцу слухи позволяют предположить, что интерес к Тринтиньяну идет на спад. Графенвельдер все еще завидует Урсуле Гудгласс, сделавшей очень удачный ход, однако чувствует, что снова одерживает верх. Он уже редко вспоминает о том, как его обманул Рифуджио. Рассказанная Графенвельдером история о приобретении адапта у ультра повторялась так часто, что он и сам уже почти поверил в нее. Да и не в диковинку ему твердить одну и ту же ложь, пока она не становится практически неотличимой от правды.
Когда к нему приходят смотрители и докладывают, что более тщательный анализ ДНК адапта дал статистическое сходство с геномом типичной гиперсвиньи, он отказывается верить ушам.
Это что же они хотят сказать? Что адапт ненастоящий? Что это генетическая подделка, состряпанная из гиперсвиньи? Что на фетальной стадии в нее были сплайсированы характеристики адапта? И все это на голову Графенвельдера сваливается в тот момент, когда он уже в шаге от победы?
Последние гости – Урсула Гудгласс и ее муж. Они выдержали длинный, но не сказать что совсем невежливый промежуток времени, прежде чем почтили бестиарий своим посещением. Графенвельдер чинно шествует перед паланкином, стараясь выглядеть невозмутимым.
– Карл, я слышала, у вас есть адапт. Если это правда, примите мои сердечные поздравления. Уже давно в Кольце не появлялось ничего сравнимого. – Она кокетливо смотрит на Графенвельдера. – А это правда адапт? Мы не склонны верить слухам, но когда все твердят одно и то же…
– Это адапт, – отвечает Графенвельдер так мрачно, словно сказанное Урсулой – окончательный приговор. Впрочем, учитывая нынешний статус Урсулы в Кольце, вполне возможно, что так оно и есть. – Желаете взглянуть?
– Ну разумеется, желаем, – трубит паланкин голосом ее мужа.
Графенвельдер подводит супругов к неосвещенному аквариуму и вручает Урсуле спецназовские очки, полагая, что паланкин оснащен инфравизором. Потом дает гостям поглазеть на смутный движущийся силуэт – это часть представления.
– А он меньше, чем я ожидала, – заключает леди Гудгласс.
– Все они невелики, – объясняет Графенвельдер. – Предназначались для работы в стесненных условиях. Но пусть его внешность вас не обманывает. Он расшвыряет троих мужчин в усиленных скафандрах.
– И вы абсолютно уверены в его подлинности? Проделали весь комплекс необходимых тестов?
– У меня нет ни малейших сомнений. – И Графенвельдер торопливо добавляет: – Если хотите, покажу вам результаты.
– Не нужно, мне достаточно вашего слова. Вы так долго охотились за этим существом – уж конечно, не приобрели бы его без надлежащей проверки.
Графенвельдер позволяет себе микроскопическую насупленность:
– Вот уж не знал, что вам было известно о моем интересе к приобретению адапта.
– Помилуйте, Карл, вы же протянули щупальца во всех мыслимых и немыслимых направлениях. Хотя, конечно, старались действовать скрытно, насколько позволяли обстоятельства. – И она добавляет с фальшивой улыбкой: – Я рада вашему успеху, Карл. Каково это в ощущениях, а? Завершен великий поиск, предмет вожделения в ваших руках. Восхитительно, да?
– Да, – отвечает он. – Именно так.
Тут заговаривает паланкин:
– А можно спросить, что в этом адапте было для вас самым интригующим?
Графенвельдер пожимает плечами, ожидая, что ответ легко придет на ум. Не тут-то было – требуется волевое усилие, как будто вдруг застопорился мыслительный процесс.
– Наверное, его уникальность, Эдрик.
– Но разве мало на свете уникальных вещей? – трубит паланкин с легкой ноткой недоумения. – Зачем идти на такую крайность, как поиск адапта, о чьем существовании даже нет достоверных сведений? И чью подлинность невозможно доказать стопроцентно?
– А может, как раз потому, что это было так непросто? Я люблю трудные задачи. Разве нашлась бы задача потрудней, чем эта?
– Пожалуй, что нет, – отвечает паланкин. – Просто мне любопытно: а не было ли у вас более глубокой мотивации, не столь явной?
– Вы решили именно меня об этом спросить? Кругом столько коллекционеров – поинтересуйтесь у них, почему каждый увлечен своим хобби.
– Дорогой, Карл совершенно прав. – Урсула скупо улыбается в окошко паланкина. – Это мутная тема, не стоит зарываться в нее слишком глубоко.
– Признаю свою ошибку. – И паланкин чуть отъезжает от массивной стеклянной стены.
А вот теперь, решает Графенвельдер, самый подходящий момент, чтобы включить прожекторы и взъярить адапта. Он нажимает в кармане кнопку дистанционного пульта, пускает ток в мозг существа. Лучи света пронизывают водную толщу, выхватывают пловца из тьмы. Адапт взрыкивает и устремляется к стене, в глазах – пламя ненависти, видимое даже в сиянии ламп. Он врезается в слабую внутреннюю оболочку и разбивает стекло. Такое впечатление, что весь огромный аквариум вот-вот пойдет трещинами и развалится.
– Мы в полной безопасности, – заявляет Графенвельдер, не сомневавшийся, что леди Гудгласс в страхе отскочит от стены.
Но она остается на месте. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
Он пытается связаться с маклером, но контактные данные уже неактуальны. Если вызовы и доходят до Рифуджио, тот предпочитает не отвечать.
Итак, напрашивается вывод, что Графенвельдера надули. Но если адапт – подделка, то исключительно тонкая. Хозяин бестиария уже успел близко пообщаться со своим приобретением и не обнаружил никаких признаков имитации. Это же настоящий подвиг биологической инженерии – создать жабры, способные поддерживать жизнь в организме с энергетическими потребностями крупного млекопитающего. Фальшивые адапты, которых он изучал в прошлом, проживали в воде лишь пару-тройку суток. А это существо прекрасно себя чувствует, прямо на глазах набирается сил и ловкости.
Графенвельдер обдумывает другие версии. Образцы крови и тканей могут не совпадать еще и потому, что у Рифуджио был не один адапт. Ученые на Европе создавали специализированные касты с разными лингвистическими способностями, можно допустить, что эти касты различались по составу крови и структурам тканей. Вообще-то, все они были прототипами – вплоть до того момента, когда пошли против Демархии. Возможно, этот адапт просто взят из другой промышленной серии.
Но это не объясняет, почему Рифуджио предоставил несоответствующие образцы. Что мешало взять их непосредственно у адапта, который предназначался для продажи Графенвельдеру? Может, маклер допустил ошибку, перепутав материалы? Если так, у него точно есть второй адапт. А значит, история о домашнем любимце ультранавтов – выдумка… Но она была необходима, коль скоро Рифуджио хотел убедить покупателя в уникальности товара…
Графенвельдер напряженно думает. Исчезновение Рифуджио чертовски убедительно говорит о том, что дело нечисто. Но если причина подлога – тот факт, что приобретенный экспонат не уникален, то Графенвельдер, пожалуй, очень легко отделался. У него все же есть адапт, а это бесконечно лучше, чем ничего. В свое время Рифуджио будет найден и наказан, а сейчас месть не стоит первым номером в списке неотложных дел.
Сейчас больше всего Графенвельдеру нужна коммуникация с пленником.
К ночи, когда смотрители уже закончили свою работу, он спускается к аквариуму и включает прожекторы. Свет уже не так резок, как раньше, но все же дает знать о приходе Графенвельдера пленнику, пробуждает от неглубокого сна, которым тот, похоже, наслаждался в часы покоя.
Убедившись, что посторонних поблизости нет, Графенвельдер обращается к адапту – уже в который раз.
– Ты меня понимаешь, я это знаю – в твоем мозгу смотрители обнаружили зону, возбуждающуюся при звучании человеческой речи. И особенно сильно она возбуждается, когда ты слышишь каназиан, язык Демархии.
Существо глядит на Графенвельдера и молчит.
– Двести лет назад тебя научили этому языку. Понимаю, с тех пор кое-что изменилось, но у меня нет сомнений, что до тебя доходят эти слова.
Уже не в первый раз Графенвельдер замечает, что каназианская речь дается ему на удивление легко. По логике, должен бы постоянно запинаться, однако слова льются живым потоком, как будто он родился в этой языковой среде.
Абсурд…
– Я хочу знать историю твоей жизни, – говорит он. – Как ты попал сюда, где жил раньше, сколько еще вас таких. Мне уже известно, что Рифуджио сжульничал. Это не сойдет ему с рук, но сейчас куда важнее то, что ты можешь мне рассказать. Мне нужно знать абсолютно все, вплоть до момента твоего рождения на Европе.
Как и раньше, адапт не выказывает ни малейшего понимания.
По требованию Графенвельдера смотрители устанавливают в аквариуме влагонепроницаемую символьную панель. На ней ряды сенсорных клавиш, на каждой каназианское слово. Графенвельдер говорит, и слова поочередно подсвечиваются. Адапт может отвечать, нажимая соответствующие клавиши, и ответы будут преобразованы в голосовую речь по другую сторону стекла. Графенвельдер надеется, что нашел отгадку: у адапта изъян в языковом центре мозга, какой-то когнитивный дефект не дает использовать зрительные коды. Если получится убедить пленника, чтобы нажимал клавиши «да» и «нет» в ответ на простейшие вопросы, дело, возможно, сдвинется с мертвой точки.
Оно сдвигается, но недалеко. Адапт вроде бы согласен учиться, однако ему никак не удается ухватить основы языка. До него дошло, что одна из клавиш символизирует пищу, и теперь он постоянно давит на нее, игнорируя попытки Графенвельдера добиться ответов на абстрактные вопросы.
А может, он просто глуп? Может, вот она, причина, по которой эта серия адаптов была снята с производства?
Графенвельдер решает, что рано сдаваться. Пленник не желает сотрудничать? Попробуем его убедить.
Смотрителям поручается варьировать параметры окружающей среды – температуру и химический состав, чтобы доставить адапту неудобства. Пищи не давать, но брать новые пробы на биопсию.
Очень хорошо видно, что пленнику не по нраву эти процедуры. Но он по-прежнему не говорит, разве что повторяет простые требования: покормить, подогреть воду. Терпение Графенвельдера уже на пределе. Зато адапт, по словам смотрителей, крепчает, его все труднее подчинять. Разгневанный, он сопровождает техников, когда те в очередной раз забираются в аквариум. Их четверо, они в усиленных глубоководных скафандрах, и чтобы прижимать адапта к стене, нужны усилия троих. Когда существу удается на миг освободиться, на эластичной рукавице хозяина остаются глубокие разрывы. По возвращении Графенвельдер рассматривает поврежденную деталь экипировки и с содроганием представляет, что сделали бы эти зубы с незащищенной плотью.
Лютая зверюга, что и говорить. Возможно, она не единственная, возможно, слаба умом. Но все-таки нет ощущения, что деньги потрачены зря. Что бы ни представлял собой адапт, он заслуживает места в бестиарии.
Причем в бестиарии Графенвельдера, а не в чьем-нибудь чужом.
Графенвельдер распускает слух, что в его коллекции появилась новинка. По примеру Урсулы Гудгласс предлагает гостям посетить бестиарий в любое удобное для них время. Публика не должна догадываться о том, что демонстрироваться будет адапт. Просто очередное приобретение, никаких подробностей.
Лишь через три дня приглашение получает отклик. Первыми прибывают Лайсендер Кэрроуэй и ее муж. И вид у них такой скучный, будто этот визит – не более чем дань вежливости.
Но все меняется, когда перед ними предстает адапт. Графенвельдер постарался довести его до нужной кондиции, на многие часы лишив пищи и комфорта. И вот вспыхивают прожектора, являя взорам людей сгусток безумной ярости. Адапт рвется прикончить стоящих по ту сторону стекла, шкрябает по непробиваемой стене когтями и зубами, бьется об нее в кровь. Гости в ужасе отшатываются от неистового выходца с Европы.
Отличный эффект. Это вам не на безобидные останки доктора Тринтиньяна глазеть.
– Да, перед вами адапт, – говорит Графенвельдер, пока смотрители занимаются травмами пленника. – По достоверным сведениям, последний в своем роде.
– Где вы его раздобыли?
Графенвельдер повторяет услышанную от Рифуджио ложь.
– Вы же знаете, что у ультра есть обычай держать на борту зверушек. Вряд ли они поняли, кого истязали все эти годы.
– А можно с ним поговорить? Я слышала, адапты способны к речи.
– Мой не способен. Боюсь, это заблуждение, что большинство адаптов могли общаться с людьми, – им это было просто без надобности. Что же до немногих владевших языком, то они, похоже, вымерли лет сто назад все до одного.
– А может, этим осилившим язык хватило ума держаться подальше от ультра? – задумчиво произносит Лайсендер. – Кто умеет разговаривать, тот умеет торговать, заключать сделки. Особенно если знает, как причинять вред людям.
– Ну, что может знать адапт о причинении вреда кому бы то ни было? – пренебрежительно цедит Графенвельдер.
– Для тех, кто их создавал, это могло иметь какой-то смысл, – продолжает Кэрроуэй. – Особенно в тогдашние времена.
Графенвельдер отрицательно качает головой:
– Ох, сомневаюсь. Даже умевшие говорить были не настолько умны. Им полагалось выполнять приказы и пользоваться инструментами. Чтобы строить козни, нужно обладать довольно сложным абстрактным мышлением.
– Откуда вам знать? – спрашивает Кэрроуэй. – Или, может, встречались с такой особью?
В этом вопросе нет подвоха, но к уходу Кэрроуэев у Графенвельдера уже испорчено настроение, и он неуклюже пытается это маскировать любезностями кольцевого политеса. Ну почему эта парочка не желает признать, что адапт достаточно ценен сам по себе? К чему эти догадки насчет его возможностей? Разве появление хищной химеры, рыбочеловека, не заслуживает статуса громчайшей сенсации?
И тем не менее Кэрроуэи явно впечатлены – всю следующую неделю Графенвельдер не может пожаловаться на слабый приток гостей. До коллекционеров дошел слух, что в бестиарии появился адапт, но многим не очень-то верится. Снова и снова Графенвельдер вершит ритуал пугающего знакомства с пленником, только теперь это делается эффектнее. Стеклянная стена по-прежнему надежна, но внутри аквариума – ложная оболочка, которая с легкостью покрывается трещинами. Адапту в горло имплантировали микрофон, чтобы от его рева у зрителей леденела кровь в жилах. А поскольку для этой операции понадобилось усыпить существо, Графенвельдер решил заодно ввести электрод в то место, где, по мнению смотрителей, находится болевой центр. Идею он беззастенчиво сплагиатил у леди Гудгласс, но об этом никто не знает, а электрод позволяет доводить адапта, особенно предварительно покормленного, до крайнего неистовства.
Конечно, делать выводы пока рано, но бродящие по Кольцу слухи позволяют предположить, что интерес к Тринтиньяну идет на спад. Графенвельдер все еще завидует Урсуле Гудгласс, сделавшей очень удачный ход, однако чувствует, что снова одерживает верх. Он уже редко вспоминает о том, как его обманул Рифуджио. Рассказанная Графенвельдером история о приобретении адапта у ультра повторялась так часто, что он и сам уже почти поверил в нее. Да и не в диковинку ему твердить одну и ту же ложь, пока она не становится практически неотличимой от правды.
Когда к нему приходят смотрители и докладывают, что более тщательный анализ ДНК адапта дал статистическое сходство с геномом типичной гиперсвиньи, он отказывается верить ушам.
Это что же они хотят сказать? Что адапт ненастоящий? Что это генетическая подделка, состряпанная из гиперсвиньи? Что на фетальной стадии в нее были сплайсированы характеристики адапта? И все это на голову Графенвельдера сваливается в тот момент, когда он уже в шаге от победы?
Последние гости – Урсула Гудгласс и ее муж. Они выдержали длинный, но не сказать что совсем невежливый промежуток времени, прежде чем почтили бестиарий своим посещением. Графенвельдер чинно шествует перед паланкином, стараясь выглядеть невозмутимым.
– Карл, я слышала, у вас есть адапт. Если это правда, примите мои сердечные поздравления. Уже давно в Кольце не появлялось ничего сравнимого. – Она кокетливо смотрит на Графенвельдера. – А это правда адапт? Мы не склонны верить слухам, но когда все твердят одно и то же…
– Это адапт, – отвечает Графенвельдер так мрачно, словно сказанное Урсулой – окончательный приговор. Впрочем, учитывая нынешний статус Урсулы в Кольце, вполне возможно, что так оно и есть. – Желаете взглянуть?
– Ну разумеется, желаем, – трубит паланкин голосом ее мужа.
Графенвельдер подводит супругов к неосвещенному аквариуму и вручает Урсуле спецназовские очки, полагая, что паланкин оснащен инфравизором. Потом дает гостям поглазеть на смутный движущийся силуэт – это часть представления.
– А он меньше, чем я ожидала, – заключает леди Гудгласс.
– Все они невелики, – объясняет Графенвельдер. – Предназначались для работы в стесненных условиях. Но пусть его внешность вас не обманывает. Он расшвыряет троих мужчин в усиленных скафандрах.
– И вы абсолютно уверены в его подлинности? Проделали весь комплекс необходимых тестов?
– У меня нет ни малейших сомнений. – И Графенвельдер торопливо добавляет: – Если хотите, покажу вам результаты.
– Не нужно, мне достаточно вашего слова. Вы так долго охотились за этим существом – уж конечно, не приобрели бы его без надлежащей проверки.
Графенвельдер позволяет себе микроскопическую насупленность:
– Вот уж не знал, что вам было известно о моем интересе к приобретению адапта.
– Помилуйте, Карл, вы же протянули щупальца во всех мыслимых и немыслимых направлениях. Хотя, конечно, старались действовать скрытно, насколько позволяли обстоятельства. – И она добавляет с фальшивой улыбкой: – Я рада вашему успеху, Карл. Каково это в ощущениях, а? Завершен великий поиск, предмет вожделения в ваших руках. Восхитительно, да?
– Да, – отвечает он. – Именно так.
Тут заговаривает паланкин:
– А можно спросить, что в этом адапте было для вас самым интригующим?
Графенвельдер пожимает плечами, ожидая, что ответ легко придет на ум. Не тут-то было – требуется волевое усилие, как будто вдруг застопорился мыслительный процесс.
– Наверное, его уникальность, Эдрик.
– Но разве мало на свете уникальных вещей? – трубит паланкин с легкой ноткой недоумения. – Зачем идти на такую крайность, как поиск адапта, о чьем существовании даже нет достоверных сведений? И чью подлинность невозможно доказать стопроцентно?
– А может, как раз потому, что это было так непросто? Я люблю трудные задачи. Разве нашлась бы задача потрудней, чем эта?
– Пожалуй, что нет, – отвечает паланкин. – Просто мне любопытно: а не было ли у вас более глубокой мотивации, не столь явной?
– Вы решили именно меня об этом спросить? Кругом столько коллекционеров – поинтересуйтесь у них, почему каждый увлечен своим хобби.
– Дорогой, Карл совершенно прав. – Урсула скупо улыбается в окошко паланкина. – Это мутная тема, не стоит зарываться в нее слишком глубоко.
– Признаю свою ошибку. – И паланкин чуть отъезжает от массивной стеклянной стены.
А вот теперь, решает Графенвельдер, самый подходящий момент, чтобы включить прожекторы и взъярить адапта. Он нажимает в кармане кнопку дистанционного пульта, пускает ток в мозг существа. Лучи света пронизывают водную толщу, выхватывают пловца из тьмы. Адапт взрыкивает и устремляется к стене, в глазах – пламя ненависти, видимое даже в сиянии ламп. Он врезается в слабую внутреннюю оболочку и разбивает стекло. Такое впечатление, что весь огромный аквариум вот-вот пойдет трещинами и развалится.
– Мы в полной безопасности, – заявляет Графенвельдер, не сомневавшийся, что леди Гудгласс в страхе отскочит от стены.
Но она остается на месте. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.