Алмазные псы

– Вот и узнаем.

Чайлд положил ладонь на один из нижних символов.

Я внутренне сжался, не ведая, чего ожидать в наказание за преднамеренную ошибку. Может, у Шпиля какие-то свои оценки серьезности проступков и в нашем случае они неприменимы? Если уж логичный, с нашей точки зрения, выбор ни к чему не привел, надо ли наказывать за очевидно ошибочный?

Чайлд надавил на символ. Ничего.

– Есть идея. – К нам подошла Селестина. – Сдается мне, система не отреагирует ни положительно, ни отрицательно, пока все не соберутся в одном помещении.

– Проверяем, – коротко подытожила Хирц, вставая рядом.

Форкерей и Тринтиньян последовали ее примеру.

Когда доктор перешагнул порог, первая дверь – та, через которую мы вошли, – скользнула обратно. На тыльной ее стороне не было никаких значков. Форкерей сразу же попробовал открыть ее заново, но она не поддавалась.

Если вдуматься, это имело смысл. Мы согласились пройти следующее испытание, когда переступили порог. Пока испытание не пройдено, достойное отступление невозможно. Не скажу, что эта мысль меня приободрила. Помещение было меньше предыдущего, и неожиданно волной накатила клаустрофобия.

Мы сгрудились практически плечом к плечу.

– По-моему, первая комната была для тренировки, – сказала Селестина. – А дальше все будет всерьез.

– Да жмите вы гребаную кнопку! – потребовала Хирц.

Чайлд послушался. Снова малоприятная короткая пауза – должно быть, в долю секунды, но по ощущениям она тянулась и тянулась; казалось, некая судебная машина неспешно взвешивает наши грехи и добродетели. Потом щелчок, и вибрация под ногами дала понять, что дверь открывается.

Одновременно открылась и дверь за нашей спиной. Шпиль даровал нам выход на свободу.

– Форкерей… – привычно позвал Чайлд.

Ультра не менее привычным движением швырнул во мрак камеру-дрон.

– Ну?

– Как-то однообразно тут. Помещение, дверь, картинки.

– Ловушек не видно?

– Дрон не показывает, но это ни о чем не говорит.

– Теперь я первая, – заявила Селестина. – Ждите здесь, пока я не разберусь с загадкой, ясно?

– Меня устраивает. – Хирц неотрывно глядела на открытую дверь позади.

Селестина ступила во тьму.

Я решил, что с меня достаточно: надоело видеть товарищей словно лишенными скафандров, болезненно уязвимыми. Поэтому я велел своему скафандру перестать редактировать изображение. Изменение произошло плавно: тела обросли скафандрами, будто ауры вдруг утолщились. Только шлемы остались полупрозрачными, чтобы можно было понять, кто есть кто, без назойливых визуальных подсказок на визоре.

– Очередная математическая загадка, – сказала Селестина. – Довольно простая. Пока до кипения мозгов далековато.

– Лично я обойдусь без кипения, – вставила Хирц.

Чайлд озабоченно уточнил:

– Вы уверены в ответе?

– Вполне, – подтвердила Селестина. – Идите сюда, тут безопасно.



На сей раз значки выглядели нагромождением линий, и я даже слегка занервничал. А что, если Селестина себя переоценила?

Слева от двери по всему косяку тянулась вертикальная полоса с множеством разнесенных на одинаковое расстояние горизонтальных штрихов, как на линейке. Правда, одни штрихи были глубже других. Справа располагалась такая же «линейка», но с иным размещением глубоких штрихов.

Я несколько мгновений разглядывал дверь, ожидая, что решение задачи придет на ум само собой, желая, чтобы рассудок наконец-то переключился в тот «решательный» режим, который когда-то был для меня столь естественным. Увы, комбинации штрихов не спешили выстраиваться в подобие математической упорядоченности.

На лице Чайлда, стоявшего рядом, тоже не было понимания.

– Вы что, не видите? – удивилась Селестина.

– Нет, – признался я.

– Девяносто один штрих, Ричард. – Она говорила тоном учительницы, досадующей на бестолкового ученика. – Если считать снизу, станет ясно, что штрихи, которые глубже прочих, следующие: третий, шестой, десятый, пятнадцатый… Мне продолжать?


– Думаю, да, – понуро вздохнул Чайлд.

– Кроме перечисленных, мы имеем еще семь глубоких штрихов. Последний – девяносто первый. Ну же, давайте! Мыслите геометрически.

– Пытаюсь, – ядовито проворчал я.

– Не мучайте нас, Селестина. – Спокойствие явно давалось Чайлду с трудом.

Моя бывшая жена пожала плечами:

– Это треугольные числа.

– Здорово. Мне стыдно, – прибавил Чайлд, – но я не знаю, что такое треугольные числа.

Селестина устремила взгляд вверх, как бы моля потолок даровать ей терпение.

– Ладно. Представьте себе точку.

– Представил, – подтвердил Чайлд.

– Окружите эту точку шестью другими, на равном расстоянии друг от друга. Получилось?

– Да.

– Продолжайте добавлять новые точки во всех направлениях, сколько сможете, и у каждой должно быть шесть соседей.

– Ну, допустим.

– У вас должно выйти что-то вроде китайской шашечной доски. Снова выберите отдельную точку, поближе к центру. Проведите от нее линию к соседней из шести, а потом линию к одной из двух точек с любой стороны от той, которую вы присоединили первой. Соедините эти две соседние точки. Что получается?

– Правильный треугольник.

– Замечательно. С тройкой разобрались. Удлините стороны треугольника вдвое. Сколько точек мы соединим в итоге?

После недолгого молчания Чайлд ответил:

– Полагаю, шесть.

– Верно. – Селестина повернулась ко мне. – Ты с нами, Ричард?

– Более или менее. – Я старательно рисовал точки в мысленном поле.

– Тогда продолжаем. Если утроить размеры треугольника, мы соединим девять точек по сторонам и добавим одну в центре. Это десять. Если учетверим длину сторон, результат – пятнадцать. – Она прервалась, давая нам время представить. – Ну и так далее, еще восемь операций, до девяносто одного – это по тринадцать точек на каждой линии.

– Последний штрих, – произнес я, принимая за данность, что Селестина и вправду решила эту задачу.

– Однако мы видим, что на самом деле глубоких штрихов семь, а не восемь, – сказала она. – Следовательно, нужно найти справа штрих, который соответствует искомому треугольному числу.

– Че? – не выдержала Хирц.

– Смотрите, это просто. Я-то знаю ответ, но вы меня проверьте на всякий случай. Треугольники формируют простую последовательность. Если имеется n точек в нижней линии последнего треугольника, в следующем будет уже n плюс один. Прибавим единицу к двойке, получим три. Один плюс два, плюс три, плюс четыре равно десяти. Дальше пятнадцать, двадцать один… – Селестина помолчала. – Думайте, прошу вас. Если так проще, нарисуйте себе шашечные доски на визорах. Форкерей, помогите, пожалуйста. Выделяйте треугольники по одному.

Мы послушались. Все заняло около четверти часа, но к исходу этого срока наша компания, включая Хирц, убедилась, что Селестина права. Единственным недостающим вариантом, как мы установили простым перебором чисел, были пятьдесят пять точек, и этот вариант совпадал с одним из глубоких штрихов справа от двери.

Ну да, очень просто. Пора нажимать.

– Мне это не нравится, – проворчала Хирц. – Теперь-то я понимаю… но не понимала, пока мне не растолковали. А что, если есть другая схема, которую мы не замечаем?

– Нет такой схемы, – холодно изрекла Селестина.

– Послушайте, не надо спорить, – вмешался Чайлд. – Да, Селестина решила задачу первой, но мы в ней и не сомневались. Не злись на себя, Хирц. Тебя пригласили не для того, чтобы ты разгадывала математические головоломки. Как и Тринтиньян с Форкереем, ты здесь для другого.

– Ага, спасибо, что напомнил. Глядишь, пригожусь.

Хирц шагнула вперед и нажала на нужный штрих справа от двери.



Следующие пять помещений мы преодолели вполне уверенно. Задачи становились все труднее, но в ходе обсуждения мы неизменно находили решение, причем не настолько эзотерическое, чтобы кто-то его не понял. Чем сложнее делались задачи, тем больше места у дверей занимали значки, но в остальном обстановка вокруг оставалась ровно той же самой. Никто не торопил нас с ответами, а всякий раз, когда мы решали очередную задачу, Шпиль услужливо открывал нам дорогу обратно. Двери позади нас закрывались, только когда все мы перебирались в новое помещение, поэтому мы могли оценить сложность задачи, прежде чем браться за ее решение. Желая убедиться в том, что путь наружу свободен, мы поручили Хирц вернуться по галерее комнат к стартовой точке. Она благополучно достигла первого помещения – все пройденные двери исправно открывались и закрывались, – а затем вновь присоединилась к нам, вводя уже проверенные коды.

Впрочем, она сообщила кое-что, заставившее встревожиться.

– Не знаю, почудилось мне или нет…

– В чем дело? – требовательно спросил Чайлд.