Алмазные псы
Часть 14 из 110 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Следующие несколько дней Клавэйн предоставлял им возможность играть вдвоем, лишь изредка подслушивая, чтобы узнать, как идут дела. Иверсон попросил разрешения показать Фелке другие части базы, и, посомневавшись немного, Клавэйн и Галиана одобрили эту идею. Долгие часы парочку нигде не было видно. Когда Клавэйн наконец отыскал их, Иверсон показывал девочке причудливые модели молекул в одной из заброшенных лабораторий. Они явно понравились Фелке – огромные, сложные голографические переплетения молекулярных и химических связей, плывущие в воздухе, подобно китайским драконам. Надев неудобные перчатки и громоздкие очки, они получили возможность управлять этими мегамолекулами, складывать их в конфигурации с минимальной энергией, предугадать которые с помощью грубых вычислений было затруднительно. Они размахивали руками, заставляя драконов корчиться и извиваться.
Клавэйн все ждал неизбежного момента, когда Фелке это надоест и она потребует более интересных развлечений. Но так и не дождался. Когда Фелка вернулась к себе, ее лицо сияло от восхищения, словно она пережила важный духовный опыт. Иверсон показал ей нечто такое, чего ее разум не сумел сразу осознать, задачу настолько большую и сложную, что ее невозможно было одолеть вспышкой интуитивного озарения.
Увидев это, Клавэйн снова почувствовал вину за сказанные Иверсону слова и понял, что не совсем освободился от подозрений по поводу оставленного Сеттерхольмом на льду сообщения. Ведь, если оставить в стороне загадку шлема, не было никаких причин считать Иверсона убийцей, кроме этих еле заметных значков. Клавэйн заглянул в личное дело Иверсона, составленное до его заморозки, и репутация у этого парня оказалась безупречной. Он был опытным специалистом, надежным членом экспедиции, заслужившим любовь и доверие товарищей. Правда, записи были отрывочны и хранились в цифровом формате, а значит, их могли подделать в любом объеме. С другой стороны, почти то же говорил голосовой журнал экспедиции, а также написанные от руки дневники кое-кого из погибших. Иверсон снова и снова упоминался в них как человек, пользующийся уважением товарищей, и уж точно не тот, кто способен на убийство. Значит, следует сбросить эти значки со счетов и относиться к Иверсону исходя из презумпции невиновности.
Клавэйн рассказал о своих опасениях Галиане, но она привела в ответ те же разумные возражения, которые он сам уже выдвигал.
– Проблема в том, – отметила она, – что человек, которого ты нашел на дне расщелины, мог быть не в своем уме и даже видеть галлюцинации. Сообщение, которое он оставил, – если это действительно было сообщение, а не случайный набор линий, процарапанных в предсмертных конвульсиях, – могло означать что угодно.
– Но мы не знаем наверняка, что Сеттерхольм был не в своем уме, – возразил Клавэйн.
– Разве нет? Тогда почему он не проверил, правильно ли надет шлем? А шлем не был застегнут, иначе не откатился бы в сторону при ударе о дно расщелины.
– Да, – кивнул Клавэйн, – но я совершенно уверен, что Сеттерхольм не смог бы покинуть базу, если бы шлем не был застегнут.
– В таком случае он мог расстегнуть шлем потом.
– Но у него не было причин так поступать, разве что…
Галиана улыбнулась тонкими губами:
– Разве что он был не в своем уме. Мы вернулись в исходную точку, Невил.
– Нет, – сказал он, осознав, что почти разглядел очертания чего-то близкого к истине, если не самой истины. – Есть еще одна возможность, о которой я раньше не думал.
Галиана прищурилась с редким для нее хмурым выражением лица:
– Какая?
– Снять с него шлем мог кто-то другой.
Они спустились в недра базы. В мертвой зоне отсеков с оборудованием Галиане сразу же сделалось не по себе. Она не привыкла обходиться без связи с коллегами. Скрытые в окружающем пространстве системы обычно улавливали нейронные сигналы каждого отдельного человека, усиливали их и передавали остальным. Но здесь таких систем не было. Клавэйн различал мысли Галианы, но они были очень слабыми, как голос, приглушенный ревом прибоя.
– Надеюсь, оно того стоит, – сказала Галиана.
– Я хочу показать тебе шлюз, – ответил Клавэйн. – Уверен, что Сеттерхольм вышел через него и с правильно закрепленным шлемом.
– Ты все еще думаешь, что его убили?
– Я думаю, что мы не можем сбросить со счетов даже малую вероятность этого и должны быть очень осторожны.
– Но зачем кому-то понадобилось убивать человека, который интересуется только безобидными ледяными червями?
– Мне тоже не дает покоя этот вопрос.
– И?
– Кажется, я нашел ответ. Во всяком случае, наполовину. Что, если его интерес к червям вызвал конфликт с остальными? Я подумал о реакторе.
Галиана кивнула:
– Они должны были собирать для него лед.
– А Сеттерхольм воспринимал это как разрушение благоприятной для червей экологии. Возможно, он превратился в помеху для остальных, и кто-то решил ее устранить.
– Довольно радикальный способ решить проблему.
Клавэйн шагнул в дверь транспортного отсека:
– Знаю. Я же сказал, что нашел только половину ответа, а не весь.
Не успев договорить, он понял, что случилось что-то неладное. Отсек выглядел не так, как в прошлый раз, когда он заходил сюда в поисках подсказки. Клавэйн тотчас упустил ход собственных мыслей и сосредоточился на настоящем.
В помещении было намного холодней, чем он ожидал. И освещение стало ярче. Полоса голубого дневного света растекалась по полу от огромной открытой двери на выездной трап. Клавэйн смотрел на нее в немом недоумении, надеясь, что у него просто возникли временные проблемы со зрением. Но рядом была Галиана, и она тоже видела это.
– Кто-то уехал с базы, – сказала она.
Клавэйн разглядел на снегу оставленный вездеходом след, уходящий к горизонту. На мгновение они с Галианой застыли в бездействии наверху трапа. Мозг Клавэйна разрывался от подозрений. Ему с самого начала не понравилось, что Иверсон таскает Фелку за собой по всей базе, но кто мог подумать, что он заманит ее в мертвую зону? Иверсон мог знать достаточно разных трюков, чтобы открыть наружный люк, завести вездеход и уехать с базы так, чтобы сочленители ничего не заметили.
– Послушай, Невил, – сказала Галиана, – вовсе не обязательно, что он желает Фелке зла. Может быть, просто хочет что-то ей показать.
Клавэйн обернулся к Галиане:
– У нас нет времени на подготовку транспорта. Помнишь твой коронный номер – разговор с дверью? Сможешь проделать его еще раз?
– Это ни к чему. Дверь уже открыта.
Клавэйн кивнул на один из вездеходов, возвышавшихся над ними:
– Я имел в виду другую дверь.
Галиана была разочарована: ей понадобилось три минуты, чтобы уговорить машину стартовать, а не десяток-другой секунд, как сама уверяла. Ей грозит серьезная опасность потерять навык в таких делах, призналась она Клавэйну. А он лишь поблагодарил бога за то, что у вездехода не было механических повреждений, которые не смогло бы исправить никакое невральное вмешательство.
– Есть еще одна причина, заставляющая меня думать, что это просто невинная прогулка, – сказала Галиана. – Если бы Иверсон в самом деле хотел похитить Фелку, ему не пришлось бы прилагать дополнительные усилия, чтобы остановить погоню. Стоило ему закрыть дверь, и мы могли бы вообще не заметить его исчезновения.
– Ты когда-нибудь слышала о реверсивной психологии? – спросил Клавэйн.
– Я все еще не вижу в Иверсоне убийцу, Невил.
Галиана заметила выражение его лица. Ее собственное оставалось спокойным, несмотря на то что управление вездеходом требовало больших усилий. Ее руки были сложены на коленях. Сейчас она не чувствовала себя такой одинокой, после того как установила контакт с остальными сочленителями через систему связи вездехода.
– Вот разве что Сеттерхольм, – предположила она. – Одержимый отшельник и так далее. Жаль, что он мертв.
– Да, – неуверенно ответил Клавэйн.
Плоский герметичный корпус вездехода был подвешен между шестью нелепыми на вид колесами с пневматическими шинами. Галиана резко спустилась по трапу и повела машину через ледник, благополучно преодолевая юзом неглубокие трещины. Это могло показаться безрассудством, но пока Галиана и Клавэйн двигались точно по следу Иверсона, им не грозили смертельно опасные препятствия.
– Вы разобрались с источником болезни? – спросил Клавэйн.
– Пока никакого прорыва…
– Тогда у меня есть предположение. Ты можешь тщательно просмотреть мои зрительные воспоминания? – На самом деле спрашивать об этом было не обязательно. – Когда ты обнаружила тело Иверсона, я осматривал лабораторные образцы. Там было много привезенных с Земли микроорганизмов. Может, какой-нибудь из них и виноват во всем?
– Будет лучше, если ты вспомнишь еще раз.
Клавэйн так и сделал: представил, как осматривает чашки Петри, пробирки и предметные стекла, сосредоточившись на тех образцах, что прибыли с Земли, а не были собраны на планете. Их названия виделись ему нечетко, но машины, которыми Галиана засеяла его мозг, уже обнаружили их в кратковременной эйдетической памяти и восстановили с точностью, недоступной для мозга самого Клавэйна.
– Теперь проверь, мог ли какой-либо из них это сделать.
– Земные микроорганизмы? – удивленно повторила Галиана. – Хорошо, может, там что-то и было, но я не понимаю, как они выбрались за пределы лаборатории, если только кто-нибудь не помог им специально.
– Думаю, именно так все и произошло.
– Диверсия?
– Да.
– Что ж, рано или поздно мы это выясним. Я уже передала информацию остальным. Они сообщат, если найдут кандидата. Но я по-прежнему не понимаю, зачем кому-то понадобилось заражать всю базу, даже если такое возможно. Уничтожить машины фон Неймана – это одно дело, а массовое самоубийство – совсем другое.
– Не думаю, что это было массовое самоубийство. Скорее уж массовое убийство.
– И Иверсон – твой главный подозреваемый?
– Он ведь единственный, кто остался в живых, правильно? И Сеттерхольм перед смертью нацарапал на льду сообщение. Должно быть, хотел предупредить о нем.
Но, даже произнося это, Клавэйн сознавал, что есть и второй вариант, на котором он никак не мог полностью сосредоточиться.
Галиана резко свернула, чтобы миновать особенно глубокую пропасть, скрытую в прожилках ярко-бирюзового цвета.
– Осталась еще небольшая проблема: отсутствие мотивов.
Клавэйн всматривался в даль, гадая, не была ли сверкающая впереди точка обманом зрения.
– Я работаю над этим, – сказал он.
Галиана остановилась рядом с другим вездеходом, у самого края впадины. Склоны были не настолько крутыми, чтобы назвать ее расщелиной, хотя глубина составляла тридцать-сорок метров. Из кабины трудно было разглядеть занесенное синеватым снегом дно, однако Клавэйн различил спускающиеся к нему следы. На поверхности их замело бы в считаные часы, так что отпечатки были свежими. Клавэйн отметил, что следы оставлены двумя разными людьми: один ступал тяжело и уверенно, другой шел легко, но с опаской.
Галиана и Клавэйн убедились, что на борту вездехода есть два скафандра, еще до того, как отправились в путь. А теперь не без труда влезли в них, долго провозившись с защелками.
– Если я прав, то эти предосторожности на самом деле не нужны, – сказал Клавэйн. – Во всяком случае, не нужны для того, чтобы избежать заражения. Но лучше перестраховаться.
Галиана надела шлем и провернула его на четверть оборота, чтобы сработал замок.
– Самое время. Они кое-что откопали в твоих воспоминаниях, Невил. Есть такое семейство одноклеточных организмов под названием динофлагелляты, и представители одного вида были в той лаборатории, где мы нашли Иверсона. Так называемые pfiesteria piscicida. Засадные хищники, в обычном состоянии поражающие рыб.
– Они могли вызвать безумие?
Клавэйн все ждал неизбежного момента, когда Фелке это надоест и она потребует более интересных развлечений. Но так и не дождался. Когда Фелка вернулась к себе, ее лицо сияло от восхищения, словно она пережила важный духовный опыт. Иверсон показал ей нечто такое, чего ее разум не сумел сразу осознать, задачу настолько большую и сложную, что ее невозможно было одолеть вспышкой интуитивного озарения.
Увидев это, Клавэйн снова почувствовал вину за сказанные Иверсону слова и понял, что не совсем освободился от подозрений по поводу оставленного Сеттерхольмом на льду сообщения. Ведь, если оставить в стороне загадку шлема, не было никаких причин считать Иверсона убийцей, кроме этих еле заметных значков. Клавэйн заглянул в личное дело Иверсона, составленное до его заморозки, и репутация у этого парня оказалась безупречной. Он был опытным специалистом, надежным членом экспедиции, заслужившим любовь и доверие товарищей. Правда, записи были отрывочны и хранились в цифровом формате, а значит, их могли подделать в любом объеме. С другой стороны, почти то же говорил голосовой журнал экспедиции, а также написанные от руки дневники кое-кого из погибших. Иверсон снова и снова упоминался в них как человек, пользующийся уважением товарищей, и уж точно не тот, кто способен на убийство. Значит, следует сбросить эти значки со счетов и относиться к Иверсону исходя из презумпции невиновности.
Клавэйн рассказал о своих опасениях Галиане, но она привела в ответ те же разумные возражения, которые он сам уже выдвигал.
– Проблема в том, – отметила она, – что человек, которого ты нашел на дне расщелины, мог быть не в своем уме и даже видеть галлюцинации. Сообщение, которое он оставил, – если это действительно было сообщение, а не случайный набор линий, процарапанных в предсмертных конвульсиях, – могло означать что угодно.
– Но мы не знаем наверняка, что Сеттерхольм был не в своем уме, – возразил Клавэйн.
– Разве нет? Тогда почему он не проверил, правильно ли надет шлем? А шлем не был застегнут, иначе не откатился бы в сторону при ударе о дно расщелины.
– Да, – кивнул Клавэйн, – но я совершенно уверен, что Сеттерхольм не смог бы покинуть базу, если бы шлем не был застегнут.
– В таком случае он мог расстегнуть шлем потом.
– Но у него не было причин так поступать, разве что…
Галиана улыбнулась тонкими губами:
– Разве что он был не в своем уме. Мы вернулись в исходную точку, Невил.
– Нет, – сказал он, осознав, что почти разглядел очертания чего-то близкого к истине, если не самой истины. – Есть еще одна возможность, о которой я раньше не думал.
Галиана прищурилась с редким для нее хмурым выражением лица:
– Какая?
– Снять с него шлем мог кто-то другой.
Они спустились в недра базы. В мертвой зоне отсеков с оборудованием Галиане сразу же сделалось не по себе. Она не привыкла обходиться без связи с коллегами. Скрытые в окружающем пространстве системы обычно улавливали нейронные сигналы каждого отдельного человека, усиливали их и передавали остальным. Но здесь таких систем не было. Клавэйн различал мысли Галианы, но они были очень слабыми, как голос, приглушенный ревом прибоя.
– Надеюсь, оно того стоит, – сказала Галиана.
– Я хочу показать тебе шлюз, – ответил Клавэйн. – Уверен, что Сеттерхольм вышел через него и с правильно закрепленным шлемом.
– Ты все еще думаешь, что его убили?
– Я думаю, что мы не можем сбросить со счетов даже малую вероятность этого и должны быть очень осторожны.
– Но зачем кому-то понадобилось убивать человека, который интересуется только безобидными ледяными червями?
– Мне тоже не дает покоя этот вопрос.
– И?
– Кажется, я нашел ответ. Во всяком случае, наполовину. Что, если его интерес к червям вызвал конфликт с остальными? Я подумал о реакторе.
Галиана кивнула:
– Они должны были собирать для него лед.
– А Сеттерхольм воспринимал это как разрушение благоприятной для червей экологии. Возможно, он превратился в помеху для остальных, и кто-то решил ее устранить.
– Довольно радикальный способ решить проблему.
Клавэйн шагнул в дверь транспортного отсека:
– Знаю. Я же сказал, что нашел только половину ответа, а не весь.
Не успев договорить, он понял, что случилось что-то неладное. Отсек выглядел не так, как в прошлый раз, когда он заходил сюда в поисках подсказки. Клавэйн тотчас упустил ход собственных мыслей и сосредоточился на настоящем.
В помещении было намного холодней, чем он ожидал. И освещение стало ярче. Полоса голубого дневного света растекалась по полу от огромной открытой двери на выездной трап. Клавэйн смотрел на нее в немом недоумении, надеясь, что у него просто возникли временные проблемы со зрением. Но рядом была Галиана, и она тоже видела это.
– Кто-то уехал с базы, – сказала она.
Клавэйн разглядел на снегу оставленный вездеходом след, уходящий к горизонту. На мгновение они с Галианой застыли в бездействии наверху трапа. Мозг Клавэйна разрывался от подозрений. Ему с самого начала не понравилось, что Иверсон таскает Фелку за собой по всей базе, но кто мог подумать, что он заманит ее в мертвую зону? Иверсон мог знать достаточно разных трюков, чтобы открыть наружный люк, завести вездеход и уехать с базы так, чтобы сочленители ничего не заметили.
– Послушай, Невил, – сказала Галиана, – вовсе не обязательно, что он желает Фелке зла. Может быть, просто хочет что-то ей показать.
Клавэйн обернулся к Галиане:
– У нас нет времени на подготовку транспорта. Помнишь твой коронный номер – разговор с дверью? Сможешь проделать его еще раз?
– Это ни к чему. Дверь уже открыта.
Клавэйн кивнул на один из вездеходов, возвышавшихся над ними:
– Я имел в виду другую дверь.
Галиана была разочарована: ей понадобилось три минуты, чтобы уговорить машину стартовать, а не десяток-другой секунд, как сама уверяла. Ей грозит серьезная опасность потерять навык в таких делах, призналась она Клавэйну. А он лишь поблагодарил бога за то, что у вездехода не было механических повреждений, которые не смогло бы исправить никакое невральное вмешательство.
– Есть еще одна причина, заставляющая меня думать, что это просто невинная прогулка, – сказала Галиана. – Если бы Иверсон в самом деле хотел похитить Фелку, ему не пришлось бы прилагать дополнительные усилия, чтобы остановить погоню. Стоило ему закрыть дверь, и мы могли бы вообще не заметить его исчезновения.
– Ты когда-нибудь слышала о реверсивной психологии? – спросил Клавэйн.
– Я все еще не вижу в Иверсоне убийцу, Невил.
Галиана заметила выражение его лица. Ее собственное оставалось спокойным, несмотря на то что управление вездеходом требовало больших усилий. Ее руки были сложены на коленях. Сейчас она не чувствовала себя такой одинокой, после того как установила контакт с остальными сочленителями через систему связи вездехода.
– Вот разве что Сеттерхольм, – предположила она. – Одержимый отшельник и так далее. Жаль, что он мертв.
– Да, – неуверенно ответил Клавэйн.
Плоский герметичный корпус вездехода был подвешен между шестью нелепыми на вид колесами с пневматическими шинами. Галиана резко спустилась по трапу и повела машину через ледник, благополучно преодолевая юзом неглубокие трещины. Это могло показаться безрассудством, но пока Галиана и Клавэйн двигались точно по следу Иверсона, им не грозили смертельно опасные препятствия.
– Вы разобрались с источником болезни? – спросил Клавэйн.
– Пока никакого прорыва…
– Тогда у меня есть предположение. Ты можешь тщательно просмотреть мои зрительные воспоминания? – На самом деле спрашивать об этом было не обязательно. – Когда ты обнаружила тело Иверсона, я осматривал лабораторные образцы. Там было много привезенных с Земли микроорганизмов. Может, какой-нибудь из них и виноват во всем?
– Будет лучше, если ты вспомнишь еще раз.
Клавэйн так и сделал: представил, как осматривает чашки Петри, пробирки и предметные стекла, сосредоточившись на тех образцах, что прибыли с Земли, а не были собраны на планете. Их названия виделись ему нечетко, но машины, которыми Галиана засеяла его мозг, уже обнаружили их в кратковременной эйдетической памяти и восстановили с точностью, недоступной для мозга самого Клавэйна.
– Теперь проверь, мог ли какой-либо из них это сделать.
– Земные микроорганизмы? – удивленно повторила Галиана. – Хорошо, может, там что-то и было, но я не понимаю, как они выбрались за пределы лаборатории, если только кто-нибудь не помог им специально.
– Думаю, именно так все и произошло.
– Диверсия?
– Да.
– Что ж, рано или поздно мы это выясним. Я уже передала информацию остальным. Они сообщат, если найдут кандидата. Но я по-прежнему не понимаю, зачем кому-то понадобилось заражать всю базу, даже если такое возможно. Уничтожить машины фон Неймана – это одно дело, а массовое самоубийство – совсем другое.
– Не думаю, что это было массовое самоубийство. Скорее уж массовое убийство.
– И Иверсон – твой главный подозреваемый?
– Он ведь единственный, кто остался в живых, правильно? И Сеттерхольм перед смертью нацарапал на льду сообщение. Должно быть, хотел предупредить о нем.
Но, даже произнося это, Клавэйн сознавал, что есть и второй вариант, на котором он никак не мог полностью сосредоточиться.
Галиана резко свернула, чтобы миновать особенно глубокую пропасть, скрытую в прожилках ярко-бирюзового цвета.
– Осталась еще небольшая проблема: отсутствие мотивов.
Клавэйн всматривался в даль, гадая, не была ли сверкающая впереди точка обманом зрения.
– Я работаю над этим, – сказал он.
Галиана остановилась рядом с другим вездеходом, у самого края впадины. Склоны были не настолько крутыми, чтобы назвать ее расщелиной, хотя глубина составляла тридцать-сорок метров. Из кабины трудно было разглядеть занесенное синеватым снегом дно, однако Клавэйн различил спускающиеся к нему следы. На поверхности их замело бы в считаные часы, так что отпечатки были свежими. Клавэйн отметил, что следы оставлены двумя разными людьми: один ступал тяжело и уверенно, другой шел легко, но с опаской.
Галиана и Клавэйн убедились, что на борту вездехода есть два скафандра, еще до того, как отправились в путь. А теперь не без труда влезли в них, долго провозившись с защелками.
– Если я прав, то эти предосторожности на самом деле не нужны, – сказал Клавэйн. – Во всяком случае, не нужны для того, чтобы избежать заражения. Но лучше перестраховаться.
Галиана надела шлем и провернула его на четверть оборота, чтобы сработал замок.
– Самое время. Они кое-что откопали в твоих воспоминаниях, Невил. Есть такое семейство одноклеточных организмов под названием динофлагелляты, и представители одного вида были в той лаборатории, где мы нашли Иверсона. Так называемые pfiesteria piscicida. Засадные хищники, в обычном состоянии поражающие рыб.
– Они могли вызвать безумие?