Альфа-ноль
Часть 21 из 61 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
При этом жидкость разделяется на несколько слоев. Верхний — та самая, похожая на темное масло. В глубине скапливается тяжелая фракция, смолисто-черная и слегка вязкая, будто не слишком густой кисель. Именно этой липкой субстанцией обрабатывают нижние венцы деревянных построек. Это существенно продлевает им жизнь.
Перед использованием верхнюю фракцию сливают, после чего торопятся выполнить работу. При этом стараются дышать пореже, а ругаться почаще. Последнее обстоятельство я не мог не заметить, а пытливый ум, запертый в неполноценном теле, быстро разузнал о причинах негативного поведения шудр.
Дело в том, что нижние слои кисляка смердели так, что скунсы вешались от зависти. Вонь настолько ужасающая, что эта работа считалась самой непрестижной. Даже чистка выгребных ям куда приятнее. Те, кому не повезло этим заниматься, обматывали лица тряпками, пропитанными душистыми зельями, и затыкали носы восковыми пробками. Но помогало это мало.
— Высшие силы! — давясь словами, простонал Бяка. — Как же оно воняет!
— А я тебя предупреждал, что ведро надо поднимать осторожно. Если разболтаешь, все перемешается. Вонь такая пойдет, что глаза выест.
— Гед, зачем нам это?!
— Супец сварим, — невозмутимо заявил я.
— Су-у-уп?! Не-э-э-эт! Я не буду есть суп из кисляка! — перепугался упырь.
— А зря, он наваристый получится. Да шучу я, шучу, откуда там навару взяться. Сейчас еще одно ведро прихвачу, и пойдем.
— Еще одно ведро?!
— Так тут ведь как раз парочка стоит. Нельзя их разлучать. И вообще, два лучше, чем одно.
— Гед, давай лучше просто пойдем домой. Уже поздно очень, Караси не будут нас караулить так долго.
— Сунь-цзы говорит, что ты не прав.
— Кто он такой? Я его не знаю. Такого в Черноводке нет.
— Говорят, он был мудрецом и стратегом. Много полезного говорил и записи после себя оставил. Знаешь, что он говорил про правила ведения войны?
— Не знаю.
— Он говорил, что главное правило заключается в том, что не надо полагаться на то, что враг не придет. Полагаться надо на то, что у тебя в руках. То есть на то, с чем его встречать.
— И что у нас в руках?
— Ты сам прекрасно видишь, что в руках у нас ведра с кисляком. Пошли, пока Караси и правда не устали нас ждать. Кстати, ты не врал, когда говорил, что хорошо видишь в темноте?
— Я ведь упырь. Я вижу лучше тебя. Но все равно вижу плохо. Кошки видят лучше меня. Зато я чую. Кое-что. Чую, что нас будут бить. Наверное, сильно.
— Спокойно, Бяка. Я полководец, а ты мой единственный воин. Я обязан тебя беречь, иначе какой из меня полководец без воинов? Все будет хорошо, вы в шаге от победы. Только помоги натянуть веревку, а потом мы заставим наших врагов умыться слезами унижения.
От осторожно принесенного ведра воняло не так сильно, как из разверзнутой зловонной бездны позади уборной, но все равно сидеть рядом с ним не очень-то приятно. Однако приходилось терпеть. Увы, сумеречным зрением природа меня не одарила, так что удаляться от своего главного оружия чревато тем, что не успею его применить в нужный момент.
Ведро под одной рукой, а другая ухватилась за уголок разодранного мешка, накинутого на громадную клетку со светляками. Она должна висеть на углу крепости, но я решил, что, если переместить ее метров на десять, ничего страшного не случится. К тому же именно в это время проходит пересменка в главной башне, следовательно, глазастым наблюдателям некоторое время будет не до меня и моих тактических замыслов. Да и эта часть фактории располагается частично в мертвой зоне. Не зря же именно здесь я решил дать Карасям главный бой.
Начало сражения со своей позиции я видеть не мог, зато мог предполагать, что именно там происходит. Четверка недругов, расположившихся у сарайчика, изнывала от нетерпения, ожидая, когда же мы наберемся смелости и покажемся. Ничего поумнее столь примитивной засады они придумать не смогли. А сейчас в полной темноте им становится холодно и неуютно. Невольно закрадывается желание наплевать на все и отправиться спать. Ну а завтра при свете дня спокойно выловить наглецов и поступить с ними так, как полагается.
Сидеть во мраке молча — это занятие не для них. Переговариваются о чем-то, убивая время беседой. И за своими словами не слышат, как к ним коварно подкрадывается тот, для кого полной темноты не существует.
И в руках у него страшное оружие.
Глаза диверсанта безошибочно выделяют главнокомандующего вражеской армией. Шаги становятся короче и вкрадчивее. Вот уже он так близко к цели, что противники начинают нехорошо морщиться, еще не понимая, что почуяли запах своего разгрома.
И вот, будто кинжал из-под плаща, из мрака наносится ошеломляющий удар.
Ну то есть не совсем удар. Может, маленько и стукнуло, тут ведь идеально все рассчитать сложно. Но вообще предполагалось обойтись без серьезных физических травм.
Моральных это ограничение, разумеется, не касается.
Я насторожился, расслышав где-то вдали по проходу, который вел вдоль стены, непонятную возню. Похоже, процесс начался.
А затем в темноте послышался неописуемый крик. В одном мощном звуке слились безумная ярость, непонимание, страх и невыносимое отвращение в сочетании с великой обидой на несправедливость бытия. Удивительно, как много пытается поведать миру человек после того, как стаскивает с себя наполненное выдержанным кисляком ведро, надетое на голову злодейскими руками.
Но выведенный из строя главнокомандующий — это еще не вся армия. Не затронутые вероломным нападением бойцы помчались за диверсантом. Благо тот бросился в проход, чуть подсвеченный отблесками пары «биологических светильников», располагавшихся на стене прямо над ним.
Вот и подошло мое время.
Дождавшись, когда мимо не очень-то спешно промчится Бяка, я, больше полагаясь на уши, чем на зрение, дождался, когда один за другим покатились три преследователя. В отличие от упыря, низко натянутую веревку они не видели и даже не подозревали о ее существовании.
Скинув тряпку с клетки, я слегка осветил район намечающегося злодейства. Пнул в бок уже почти поднявшегося Якоса, дабы не забывал про знакомство с моей ногой и заодно завалился на двух своих подельников. А затем потянул за веревку, набросив на троицу рыболовную сеть, которую они перед этим столь любезно ради нас высушили.
Дальше слегка отхлестал всех троих гибкой веткой, заставляя паниковать, суетиться, принимать опрометчивые решения и, следовательно, безнадежно запутываться.
А потом неспешно вернулся к фонарю и подхватил ведро, не забыв перед этим обернуть ладони лопухами, дабы не испачкаться.
Примерился и расплескал содержимое на всю троицу, никого не обделив.
У малого Татая оказался очень звучный голос. Да и Сатат, отплевываясь от последствий унижения, продолжал орать что-то невнятное, то и дело срываясь на вой голодающего волка. Со стороны башни засверкали отблески факелов, да и среди домов наметилось движение. Народ тут пуганый, ночной переполох без внимания не остался.
Оставив Карасей разбираться с ситуацией самостоятельно, я последовал по заранее намеченному маршруту отхода. Лишь в одном месте пришлось затаиться, пропуская мимо стражника с зажженным факелом. В остальном все обошлось без происшествий. Даже на финише, где изначально предполагал встретить сложности, никого не оказалось. Сатат или сам ушел дальше по проходу, или его увели к основному месту событий. Голос у него звонкий, узнаваемый, на всю факторию что-то орать продолжает.
Бяку я нашел на месте. Тот, забившись в угол сарайчика, клацал зубами. Наверное, от избытка положительных эмоций.
Прислушиваясь к шуму на улице, я утомленно-довольным голосом сообщил:
— Мы отогнали врагов от нашего жилища. Ну как тебе битва?
— Они нас за это убьют! Убьют! Если не сегодня убьют, убьют завтра!
— Тут за убийство на кол сажают.
— Вот Эш и убьет! — не отступал от своего Бяка.
— И за что нас убивать? Мы просто делали свою работу. И делали хорошо. А Караси нам мешали. Вот мы им и объяснили, что нельзя вести себя так плохо.
— Караси нас точно убьют. Точно. И они еще и Рурмиса приведут, — чуть потише заявил Бяка. — Поймают толпой и убьют.
— Забудь. Им завтра весь день придется отмываться. А может, и послезавтра. Кисляк — это серьезно.
Не сдержавшись, я рассмеялся.
Бяка несколько секунд пытался предаваться печали, но потом тоже присоединился к веселью.
Вот только смех у него был скорее истерический, чем радостный. Ну да ничего, пообщается со мной подольше, научится радоваться, как нормальный человек. Я его быстро хорошему научу.
А если сам не справлюсь, Караси помогут.
Глава 17
САФАРИ ДЛЯ СУМАСШЕДШЕГО
Без изменений
— А не назвать ли вас Дерьмецы?.. — задумчиво произнес Эш. — Это звучит получше, чем Караси. Да и правильнее будет. Очень уж вам подходит.
Четверка наших недругов старалась смотреть куда угодно, лишь бы не на главу фактории, а при его последних словах Татай даже губы раскатывать начал, собираясь расплакаться от великой обиды.
Эш развернулся в сторону меня и Бяки:
— Или лучше вас так назвать?
Я пожал плечами:
— Если фактория Черноводка станет сильнее оттого, что меня с Бякой назовут командой Дерьмецов, пусть так и будет. Это ведь в общих интересах.
Уставившись на меня как-то странно, Эш спросил:
— Да ты кто вообще? Только не рассказывай, что с крестьянского двора сбежал. Скулы острые, губы тонкие, глаза синие, держишься слишком уверенно. Из тебя такой же крестьянин, как из меня продажная девка.
Подпустив в голос нотки загадочности, я пояснил:
— Я наследник престола, путешествую по своим землям инкогнито и не имею права раскрывать свою личность. Так что прошу прощения, но вынужден промолчать.
— Да ты и правда крестьянского навоза сроду не нюхал, — уверенно констатировал Эш. — Если и сбежал, то не со двора, а с балагана, где актеры и шуты. Руки бы тебе переломать за то, что учудил, но если это сделать, чем ты тогда дерьмо из уборной вычерпывать станешь?
— А можно как-нибудь обойтись без вычерпывания? — деловито уточнил я.
— Не-э-э-эт, — протянул Эш. — Ты будешь это делать. Голыми руками будешь делать. И дружок твой, упырь, тоже будет дерьмо черпать. И эти Дерьмецы вам помогут. Там, в яме, как раз познакомитесь поближе. Может, даже подружитесь и перестанете честному народу спать мешать. А за то, что так нас повеселили, я прикажу вас даже покормить. Я так на представлении шутов базарных не смеялся, как над тобой, Сатат. И хватит уже плеваться. Понимаю, что твой рот помнит плохие вещи, но хватит. Впредь не забывай, что пасть не везде можно раскрывать.
Перед использованием верхнюю фракцию сливают, после чего торопятся выполнить работу. При этом стараются дышать пореже, а ругаться почаще. Последнее обстоятельство я не мог не заметить, а пытливый ум, запертый в неполноценном теле, быстро разузнал о причинах негативного поведения шудр.
Дело в том, что нижние слои кисляка смердели так, что скунсы вешались от зависти. Вонь настолько ужасающая, что эта работа считалась самой непрестижной. Даже чистка выгребных ям куда приятнее. Те, кому не повезло этим заниматься, обматывали лица тряпками, пропитанными душистыми зельями, и затыкали носы восковыми пробками. Но помогало это мало.
— Высшие силы! — давясь словами, простонал Бяка. — Как же оно воняет!
— А я тебя предупреждал, что ведро надо поднимать осторожно. Если разболтаешь, все перемешается. Вонь такая пойдет, что глаза выест.
— Гед, зачем нам это?!
— Супец сварим, — невозмутимо заявил я.
— Су-у-уп?! Не-э-э-эт! Я не буду есть суп из кисляка! — перепугался упырь.
— А зря, он наваристый получится. Да шучу я, шучу, откуда там навару взяться. Сейчас еще одно ведро прихвачу, и пойдем.
— Еще одно ведро?!
— Так тут ведь как раз парочка стоит. Нельзя их разлучать. И вообще, два лучше, чем одно.
— Гед, давай лучше просто пойдем домой. Уже поздно очень, Караси не будут нас караулить так долго.
— Сунь-цзы говорит, что ты не прав.
— Кто он такой? Я его не знаю. Такого в Черноводке нет.
— Говорят, он был мудрецом и стратегом. Много полезного говорил и записи после себя оставил. Знаешь, что он говорил про правила ведения войны?
— Не знаю.
— Он говорил, что главное правило заключается в том, что не надо полагаться на то, что враг не придет. Полагаться надо на то, что у тебя в руках. То есть на то, с чем его встречать.
— И что у нас в руках?
— Ты сам прекрасно видишь, что в руках у нас ведра с кисляком. Пошли, пока Караси и правда не устали нас ждать. Кстати, ты не врал, когда говорил, что хорошо видишь в темноте?
— Я ведь упырь. Я вижу лучше тебя. Но все равно вижу плохо. Кошки видят лучше меня. Зато я чую. Кое-что. Чую, что нас будут бить. Наверное, сильно.
— Спокойно, Бяка. Я полководец, а ты мой единственный воин. Я обязан тебя беречь, иначе какой из меня полководец без воинов? Все будет хорошо, вы в шаге от победы. Только помоги натянуть веревку, а потом мы заставим наших врагов умыться слезами унижения.
От осторожно принесенного ведра воняло не так сильно, как из разверзнутой зловонной бездны позади уборной, но все равно сидеть рядом с ним не очень-то приятно. Однако приходилось терпеть. Увы, сумеречным зрением природа меня не одарила, так что удаляться от своего главного оружия чревато тем, что не успею его применить в нужный момент.
Ведро под одной рукой, а другая ухватилась за уголок разодранного мешка, накинутого на громадную клетку со светляками. Она должна висеть на углу крепости, но я решил, что, если переместить ее метров на десять, ничего страшного не случится. К тому же именно в это время проходит пересменка в главной башне, следовательно, глазастым наблюдателям некоторое время будет не до меня и моих тактических замыслов. Да и эта часть фактории располагается частично в мертвой зоне. Не зря же именно здесь я решил дать Карасям главный бой.
Начало сражения со своей позиции я видеть не мог, зато мог предполагать, что именно там происходит. Четверка недругов, расположившихся у сарайчика, изнывала от нетерпения, ожидая, когда же мы наберемся смелости и покажемся. Ничего поумнее столь примитивной засады они придумать не смогли. А сейчас в полной темноте им становится холодно и неуютно. Невольно закрадывается желание наплевать на все и отправиться спать. Ну а завтра при свете дня спокойно выловить наглецов и поступить с ними так, как полагается.
Сидеть во мраке молча — это занятие не для них. Переговариваются о чем-то, убивая время беседой. И за своими словами не слышат, как к ним коварно подкрадывается тот, для кого полной темноты не существует.
И в руках у него страшное оружие.
Глаза диверсанта безошибочно выделяют главнокомандующего вражеской армией. Шаги становятся короче и вкрадчивее. Вот уже он так близко к цели, что противники начинают нехорошо морщиться, еще не понимая, что почуяли запах своего разгрома.
И вот, будто кинжал из-под плаща, из мрака наносится ошеломляющий удар.
Ну то есть не совсем удар. Может, маленько и стукнуло, тут ведь идеально все рассчитать сложно. Но вообще предполагалось обойтись без серьезных физических травм.
Моральных это ограничение, разумеется, не касается.
Я насторожился, расслышав где-то вдали по проходу, который вел вдоль стены, непонятную возню. Похоже, процесс начался.
А затем в темноте послышался неописуемый крик. В одном мощном звуке слились безумная ярость, непонимание, страх и невыносимое отвращение в сочетании с великой обидой на несправедливость бытия. Удивительно, как много пытается поведать миру человек после того, как стаскивает с себя наполненное выдержанным кисляком ведро, надетое на голову злодейскими руками.
Но выведенный из строя главнокомандующий — это еще не вся армия. Не затронутые вероломным нападением бойцы помчались за диверсантом. Благо тот бросился в проход, чуть подсвеченный отблесками пары «биологических светильников», располагавшихся на стене прямо над ним.
Вот и подошло мое время.
Дождавшись, когда мимо не очень-то спешно промчится Бяка, я, больше полагаясь на уши, чем на зрение, дождался, когда один за другим покатились три преследователя. В отличие от упыря, низко натянутую веревку они не видели и даже не подозревали о ее существовании.
Скинув тряпку с клетки, я слегка осветил район намечающегося злодейства. Пнул в бок уже почти поднявшегося Якоса, дабы не забывал про знакомство с моей ногой и заодно завалился на двух своих подельников. А затем потянул за веревку, набросив на троицу рыболовную сеть, которую они перед этим столь любезно ради нас высушили.
Дальше слегка отхлестал всех троих гибкой веткой, заставляя паниковать, суетиться, принимать опрометчивые решения и, следовательно, безнадежно запутываться.
А потом неспешно вернулся к фонарю и подхватил ведро, не забыв перед этим обернуть ладони лопухами, дабы не испачкаться.
Примерился и расплескал содержимое на всю троицу, никого не обделив.
У малого Татая оказался очень звучный голос. Да и Сатат, отплевываясь от последствий унижения, продолжал орать что-то невнятное, то и дело срываясь на вой голодающего волка. Со стороны башни засверкали отблески факелов, да и среди домов наметилось движение. Народ тут пуганый, ночной переполох без внимания не остался.
Оставив Карасей разбираться с ситуацией самостоятельно, я последовал по заранее намеченному маршруту отхода. Лишь в одном месте пришлось затаиться, пропуская мимо стражника с зажженным факелом. В остальном все обошлось без происшествий. Даже на финише, где изначально предполагал встретить сложности, никого не оказалось. Сатат или сам ушел дальше по проходу, или его увели к основному месту событий. Голос у него звонкий, узнаваемый, на всю факторию что-то орать продолжает.
Бяку я нашел на месте. Тот, забившись в угол сарайчика, клацал зубами. Наверное, от избытка положительных эмоций.
Прислушиваясь к шуму на улице, я утомленно-довольным голосом сообщил:
— Мы отогнали врагов от нашего жилища. Ну как тебе битва?
— Они нас за это убьют! Убьют! Если не сегодня убьют, убьют завтра!
— Тут за убийство на кол сажают.
— Вот Эш и убьет! — не отступал от своего Бяка.
— И за что нас убивать? Мы просто делали свою работу. И делали хорошо. А Караси нам мешали. Вот мы им и объяснили, что нельзя вести себя так плохо.
— Караси нас точно убьют. Точно. И они еще и Рурмиса приведут, — чуть потише заявил Бяка. — Поймают толпой и убьют.
— Забудь. Им завтра весь день придется отмываться. А может, и послезавтра. Кисляк — это серьезно.
Не сдержавшись, я рассмеялся.
Бяка несколько секунд пытался предаваться печали, но потом тоже присоединился к веселью.
Вот только смех у него был скорее истерический, чем радостный. Ну да ничего, пообщается со мной подольше, научится радоваться, как нормальный человек. Я его быстро хорошему научу.
А если сам не справлюсь, Караси помогут.
Глава 17
САФАРИ ДЛЯ СУМАСШЕДШЕГО
Без изменений
— А не назвать ли вас Дерьмецы?.. — задумчиво произнес Эш. — Это звучит получше, чем Караси. Да и правильнее будет. Очень уж вам подходит.
Четверка наших недругов старалась смотреть куда угодно, лишь бы не на главу фактории, а при его последних словах Татай даже губы раскатывать начал, собираясь расплакаться от великой обиды.
Эш развернулся в сторону меня и Бяки:
— Или лучше вас так назвать?
Я пожал плечами:
— Если фактория Черноводка станет сильнее оттого, что меня с Бякой назовут командой Дерьмецов, пусть так и будет. Это ведь в общих интересах.
Уставившись на меня как-то странно, Эш спросил:
— Да ты кто вообще? Только не рассказывай, что с крестьянского двора сбежал. Скулы острые, губы тонкие, глаза синие, держишься слишком уверенно. Из тебя такой же крестьянин, как из меня продажная девка.
Подпустив в голос нотки загадочности, я пояснил:
— Я наследник престола, путешествую по своим землям инкогнито и не имею права раскрывать свою личность. Так что прошу прощения, но вынужден промолчать.
— Да ты и правда крестьянского навоза сроду не нюхал, — уверенно констатировал Эш. — Если и сбежал, то не со двора, а с балагана, где актеры и шуты. Руки бы тебе переломать за то, что учудил, но если это сделать, чем ты тогда дерьмо из уборной вычерпывать станешь?
— А можно как-нибудь обойтись без вычерпывания? — деловито уточнил я.
— Не-э-э-эт, — протянул Эш. — Ты будешь это делать. Голыми руками будешь делать. И дружок твой, упырь, тоже будет дерьмо черпать. И эти Дерьмецы вам помогут. Там, в яме, как раз познакомитесь поближе. Может, даже подружитесь и перестанете честному народу спать мешать. А за то, что так нас повеселили, я прикажу вас даже покормить. Я так на представлении шутов базарных не смеялся, как над тобой, Сатат. И хватит уже плеваться. Понимаю, что твой рот помнит плохие вещи, но хватит. Впредь не забывай, что пасть не везде можно раскрывать.