Академия под ударом
Часть 21 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Могу, разумеется, – фыркнул Анри. Тоже, по всей видимости, уже собирался ложиться спать, и допрос негодяя, обгрызенного крысами, его не радовал. – Но Рука мертвеца стоит денег. А белевинская кожежорка везде растет бесплатно. Натрем его соком, кожа станет трескаться, он и заговорит.
Оссе снова не шевельнулся. Просто таращился куда-то вперед, в окно.
– Стойко, – одобрил Оберон и покосился на Элизу, которая присела на скамью и, сцепив руки в замок у груди, с ужасом смотрела на импровизированную дыбу. Нет, если они сейчас притащат сюда кожежорку, то все будет кончено: Обер обо всем расскажет, он не сможет не рассказать, но Элиза уже никогда не увидит в Обероне человека, а не мерзавца.
– Да бог с ними, с деньгами, – произнес он. – У нас денег теперь, что ли, мало? Заваривай Руку.
Анри пожал плечами.
– Уже заварил, – сообщил он и продемонстрировал Оберону большой серебристый стакан с металлической трубочкой. Спустя несколько секунд он проворно зажал рот Оссе и ткнул этой трубочкой в правую ноздрю.
– Дыши-дыши, сволочь такая, – негромко произнес Анри и сообщил, с трудом сдерживая нетерпение: – Слушай, дружище, а я ведь никогда не видел, как действует Рука мертвеца! Только читал о ней.
– Вот и посмотришь, – сказал Оберон. Взгляд Оссе помутился, и Анри убрал свой стакан. Из ноздри медленно заструилась темная кровь.
Оберон оглянулся на Элизу и произнес:
– Лучше тебе выйти. Посиди в коридоре, хорошо?
Элиза подняла на него усталый взгляд и едва слышно ответила:
– Нет, Оберон, я останусь здесь. Не волнуйся за меня.
Оберон решил, что лучше с ней не спорить. Пусть смотрит, раз уж ей так хочется. В конце концов, Элиза имеет право знать, кто именно пришел перерезать ей горло ножом из метеоритного железа.
– Ну что, Подстаканник… – вздохнул Оберон. – Как тебя зовут?
Голос Оссе прошелестел, словно струйка песка:
– Обер Оссе, лорд Вензени.
– Что лорд, неудивительно, – сказал Оберон. – Другие к дочери Лаваля не сватаются. Кто тебя сюда отправил?
– Я не знаю, – откликнулся Оссе, по-прежнему глядя в сторону окна и ничего не видя. Струйка крови размазалась по губам. – Заказ передали и оплатили анонимно. Проникнуть в академию магии, убить декана Ренара и его спутницу. Их окружает защитная магия академии, но нож из метеоритного железа мог ее разрушить. Я решил притвориться мастеровым, для студента у меня возраст уже не тот.
«Что же ты в яме-то об этом не рассказал! – сердито подумал Оберон и тотчас же добавил: – Да я бы ему и не поверил. А под Рукой мертвеца не лгут».
Конечно, его наняли анонимно. Не будет же король Эдвард лично встречаться с наемным убийцей, вручать ему оружие и давать наставления!
– У тебя сохранилось письмо? – спросил Оберон. Оссе отрицательно мотнул головой.
– Нет. Я уничтожаю их сразу же, как прочту. Но бумага была дорогой. И почерк изящный.
Да уж. Те, кто может позволить себе нанять убийцу, не станут писать на грошовом пипифаксе. Ничего они толком не выяснили, только потратили Руку мертвеца…
Оберону сделалось тоскливо.
В тренировочный зал заглянул Лаваль, чуть ли не приплясывая от нетерпения. Оберон жестом указал ему на Оссе, Лаваль подошел и посмотрел в лицо неудавшегося зятя.
– Похудел, – заметил он. Оберон устало вздохнул и спросил:
– Вы ведь были мастером зеркал одно время, не так ли?
Лаваль кивнул. Судя по выражению лица, ему понравилось, что Оберон об этом вспомнил.
– Конечно, мне далеко до Венфельда, – сообщил Лаваль со скромным достоинством, – но кое-что я могу.
– Запечатайте этого несчастного в каком-нибудь зеркале, – приказал Оберон, мотнув головой в сторону Оссе. – Это его спасет от разжижения мозга после Руки мертвеца. И спрячет от недовольного заказчика.
Элиза посмотрела на него и впервые за весь вечер улыбнулась.
Оберон понял, что все сделано правильно.
* * *
– Ему не больно?
Почему-то Элизе казалось, что человек, которого помещают в зеркало, непременно должен мучиться. Но Оссе не издал ни звука – просто закрыл глаза, и Лаваль стал водить над ним длинной палочкой из белого дерева, бормоча заклинание. Элиза не разобрала ни слова, но у нее стало ломить виски.
Теперь они с Обероном стояли перед небольшим зеркалом в изящной оправе – несколько минут назад его повесили на стене в малой лаборатории – и Элиза пристально вглядывалась в свое отражение. Иногда гладкая поверхность покрывалась волнами, и среди них проглядывал осенний лес и Обер Оссе, который сидел под деревом. Он был мертвенно бледен, но жив. Нога тоже не доставляла ему неудобств. Выражение его лица было спокойным и умиротворенным.
Не самый худший выход – особенно если учесть, что Оберон изначально не собирался с ним церемониться. Он вообще не был особенно вежлив с теми, кто приходил его убивать: Элиза прекрасно это знала.
Охотнику иначе не выжить.
– Нет, – ответил Оберон, провел над зеркалом ладонью, и осенний лес рассеялся. Теперь Оссе будет сидеть за стеклянной гладью до скончания времен, конечно, если кому-нибудь не придет в голову блажь разбить зеркало. Тогда Оссе погибнет. – Слушай, я действительно изменюсь под твоим влиянием. Гнюк был прав.
Элиза удивленно посмотрела на него, а потом поняла. Он оставил бы Оссе в той яме с крысами, если бы Элиза не настояла – и Оберон признал ее правоту, и отступил от той пропасти, на краю которой балансировал.
Элиза так радовалась за него, что едва не начинала танцевать.
– Хорошо, если так, – сказала она. – Я видела, что ты хотел его убить. И тогда, в яме, и потом.
Оберон кивнул и пошел к выходу. Время было поздним, любопытствующие студенты и преподаватели уже успели разойтись по своим комнатам. Все разговоры о том, кого это притащили в замок и зачем милорд Лаваль работал с зеркалами, продолжатся завтра.
Верный Пайпер важно шел рядом с таким видом, словно это именно он поймал и пленил Оссе. Элиза вспомнила, как он схватил полевку, а потом отпустил, и не сдержала улыбки.
– Охота на порождения тьмы – это всегда простые и действенные решения, – сухо ответил Оберон. Они спустились по лестнице, вышли в просторный коридор преподавательского этажа, и Элиза впервые подумала, что это похоже на возвращение домой. Как быстро это место сумело стать ее домом! Или это потому, что Оберон был рядом? – К тому же он не стал бы нас жалеть. Он пришел сюда не за этим.
– Я знаю, – сказала она и взяла Оберона за руку. Тот устало улыбнулся, сжал ее пальцы. – И я рада, что все кончилось… ну вот так, как кончилось.
В спальне горел тихий свет лампы; пропустив Элизу вперед, Оберон остался в гостиной, давая ей возможность переодеться, и, развязывая ленты на платье, она слышала, как он устало ходит вдоль стены. Зашуршала книга, которую машинально взяли с полки и затем положили обратно, потом снова послышались шаги, и звякнул хрусталь – Оберон наливал себе вина, хотел успокоиться после вечера приключений.
Затем раздался грохот и негромкий вскрик Оберона – Элиза поняла, что он выронил графин, потому что…
Ее грудь и голову пронзила боль – такая, что выбила пол у нее из-под ног, оборвала дыхание, выкинула в обморок. Падая в серую пелену, Элиза еще успела подумать: неужели Оберон отошел дальше…
И все померкло.
Очнувшись, она поняла, что лежит головой на коленях Оберона – он массировал точку на ее переносице и выглядел таким бледным и потрясенным, словно только что заглянул в ад. Элиза потянулась к нему и всхлипнула – движение вызвало тошноту и слабость.
– Что… произошло? – только и сумела прошептать она. Оберон провел ладонью по лбу, стирая пот, и ответил:
– Наша цепь лопнула, Элиза. Нас накрыло отдачей.
Он сделал паузу и произнес:
– Мы свободны.
Сначала Элиза не поняла, о чем он говорит, и просто повторила: цепь, цепь лопнула. Потом она опомнилась, рванулась было в сторону – свободна, наконец-то свободна! – и снова обмякла без сил.
Все было как в их первую ночь, когда они могли только лежать на кровати в Элизиной спальне и говорить. Все было как тогда. Только теперь Элиза освободилась. Связь, что соединяла их с Обероном, разорвалась.
Они оба были свободны друг от друга. От понимания этого Элизу начало знобить. «Свободны, свободны», – повторяла она и не знала, радуется этому или же нет.
– Цепь лопнула… – прошептала она. Господи, почему в душе так пусто, она же должна быть счастлива! Оберон улыбнулся – Элиза давно заметила, что он всегда улыбается, когда ему не по себе, а на сердце темно.
– Да. Варево Анри подействовало быстрее, чем мы все предполагали. Ты сможешь идти куда захочешь, – спокойно сказал он, но Элиза чувствовала, как именно ему дается это наносное спокойствие. В нем сейчас все рвалось, все рушилось. Все, что он успел построить в себе, разлеталось во все стороны, словно соринки в урагане, и Оберон не знал, что теперь с этим делать.
Это было невыносимо.
– И ты не будешь меня удерживать? – спросила Элиза, стараясь заглянуть ему в глаза. Оберон усмехнулся. Погладил ее по руке.
– Нет. Да и зачем? Я не люблю птичек в клетках, – признался он.
«Клетка, – подумала Элиза. – Да, нас и правда загнало в клетку – но не изменило».
– И я могу пойти куда угодно? – спросила она.
Оберон мог сказать сейчас: не так быстро, дорогуша. Забыла, кто спасал твою жалкую жизнь? Забыла, кто выплатил все долги и увез подальше, чтоб тебя не полоскали по всей столице, чтобы кумушки не тыкали в тебя пальцем, а слуги и продавцы не хихикали за твоей спиной? Вот и пришло время расплатиться за мою доброту.
Элиза не знала, что будет делать, если Оберон действительно скажет так. Впрочем… тогда он не был бы тем Обероном, которого она успела узнать.
Да, судьба загнала их в клетку – но не изменила и не испортила.
– Конечно, – ответил Оберон. – Куда ты хочешь пойти?
Элизе вдруг стало легко-легко. На мгновение ей показалось, что сейчас она взлетит. Она села, потом встала – Оберон поднялся тоже, и его улыбка стала шире.
– В столовую, – призналась Элиза. – Я страшно проголодалась после всего этого. Может, там есть что-то вроде пирожков и чая, да и от десерта я бы не отказалась… – Она помолчала, потом взяла Оберона за руку и добавила: – И я буду очень рада, если ты пойдешь со мной… конечно, если ты не собирался заниматься делами факультета.
Стопка желтых папок с отчетами лежала на прикроватном столике. Оберон покосился на нее и вдруг рассмеялся – ему тоже стало легко.
– С удовольствием составлю тебе компанию, – сказал он и потом произнес уже серьезнее: – Элиза, ты действительно свободна. Я не хочу тебя к чему-то принуждать, особенно к соседству со мной. Ты теперь и правда можешь выбирать так, как хочешь, а не так, как вынуждена. Хочешь жить в другой комнате – тебе стоит только приказать. Все сразу же будет сделано.
Оссе снова не шевельнулся. Просто таращился куда-то вперед, в окно.
– Стойко, – одобрил Оберон и покосился на Элизу, которая присела на скамью и, сцепив руки в замок у груди, с ужасом смотрела на импровизированную дыбу. Нет, если они сейчас притащат сюда кожежорку, то все будет кончено: Обер обо всем расскажет, он не сможет не рассказать, но Элиза уже никогда не увидит в Обероне человека, а не мерзавца.
– Да бог с ними, с деньгами, – произнес он. – У нас денег теперь, что ли, мало? Заваривай Руку.
Анри пожал плечами.
– Уже заварил, – сообщил он и продемонстрировал Оберону большой серебристый стакан с металлической трубочкой. Спустя несколько секунд он проворно зажал рот Оссе и ткнул этой трубочкой в правую ноздрю.
– Дыши-дыши, сволочь такая, – негромко произнес Анри и сообщил, с трудом сдерживая нетерпение: – Слушай, дружище, а я ведь никогда не видел, как действует Рука мертвеца! Только читал о ней.
– Вот и посмотришь, – сказал Оберон. Взгляд Оссе помутился, и Анри убрал свой стакан. Из ноздри медленно заструилась темная кровь.
Оберон оглянулся на Элизу и произнес:
– Лучше тебе выйти. Посиди в коридоре, хорошо?
Элиза подняла на него усталый взгляд и едва слышно ответила:
– Нет, Оберон, я останусь здесь. Не волнуйся за меня.
Оберон решил, что лучше с ней не спорить. Пусть смотрит, раз уж ей так хочется. В конце концов, Элиза имеет право знать, кто именно пришел перерезать ей горло ножом из метеоритного железа.
– Ну что, Подстаканник… – вздохнул Оберон. – Как тебя зовут?
Голос Оссе прошелестел, словно струйка песка:
– Обер Оссе, лорд Вензени.
– Что лорд, неудивительно, – сказал Оберон. – Другие к дочери Лаваля не сватаются. Кто тебя сюда отправил?
– Я не знаю, – откликнулся Оссе, по-прежнему глядя в сторону окна и ничего не видя. Струйка крови размазалась по губам. – Заказ передали и оплатили анонимно. Проникнуть в академию магии, убить декана Ренара и его спутницу. Их окружает защитная магия академии, но нож из метеоритного железа мог ее разрушить. Я решил притвориться мастеровым, для студента у меня возраст уже не тот.
«Что же ты в яме-то об этом не рассказал! – сердито подумал Оберон и тотчас же добавил: – Да я бы ему и не поверил. А под Рукой мертвеца не лгут».
Конечно, его наняли анонимно. Не будет же король Эдвард лично встречаться с наемным убийцей, вручать ему оружие и давать наставления!
– У тебя сохранилось письмо? – спросил Оберон. Оссе отрицательно мотнул головой.
– Нет. Я уничтожаю их сразу же, как прочту. Но бумага была дорогой. И почерк изящный.
Да уж. Те, кто может позволить себе нанять убийцу, не станут писать на грошовом пипифаксе. Ничего они толком не выяснили, только потратили Руку мертвеца…
Оберону сделалось тоскливо.
В тренировочный зал заглянул Лаваль, чуть ли не приплясывая от нетерпения. Оберон жестом указал ему на Оссе, Лаваль подошел и посмотрел в лицо неудавшегося зятя.
– Похудел, – заметил он. Оберон устало вздохнул и спросил:
– Вы ведь были мастером зеркал одно время, не так ли?
Лаваль кивнул. Судя по выражению лица, ему понравилось, что Оберон об этом вспомнил.
– Конечно, мне далеко до Венфельда, – сообщил Лаваль со скромным достоинством, – но кое-что я могу.
– Запечатайте этого несчастного в каком-нибудь зеркале, – приказал Оберон, мотнув головой в сторону Оссе. – Это его спасет от разжижения мозга после Руки мертвеца. И спрячет от недовольного заказчика.
Элиза посмотрела на него и впервые за весь вечер улыбнулась.
Оберон понял, что все сделано правильно.
* * *
– Ему не больно?
Почему-то Элизе казалось, что человек, которого помещают в зеркало, непременно должен мучиться. Но Оссе не издал ни звука – просто закрыл глаза, и Лаваль стал водить над ним длинной палочкой из белого дерева, бормоча заклинание. Элиза не разобрала ни слова, но у нее стало ломить виски.
Теперь они с Обероном стояли перед небольшим зеркалом в изящной оправе – несколько минут назад его повесили на стене в малой лаборатории – и Элиза пристально вглядывалась в свое отражение. Иногда гладкая поверхность покрывалась волнами, и среди них проглядывал осенний лес и Обер Оссе, который сидел под деревом. Он был мертвенно бледен, но жив. Нога тоже не доставляла ему неудобств. Выражение его лица было спокойным и умиротворенным.
Не самый худший выход – особенно если учесть, что Оберон изначально не собирался с ним церемониться. Он вообще не был особенно вежлив с теми, кто приходил его убивать: Элиза прекрасно это знала.
Охотнику иначе не выжить.
– Нет, – ответил Оберон, провел над зеркалом ладонью, и осенний лес рассеялся. Теперь Оссе будет сидеть за стеклянной гладью до скончания времен, конечно, если кому-нибудь не придет в голову блажь разбить зеркало. Тогда Оссе погибнет. – Слушай, я действительно изменюсь под твоим влиянием. Гнюк был прав.
Элиза удивленно посмотрела на него, а потом поняла. Он оставил бы Оссе в той яме с крысами, если бы Элиза не настояла – и Оберон признал ее правоту, и отступил от той пропасти, на краю которой балансировал.
Элиза так радовалась за него, что едва не начинала танцевать.
– Хорошо, если так, – сказала она. – Я видела, что ты хотел его убить. И тогда, в яме, и потом.
Оберон кивнул и пошел к выходу. Время было поздним, любопытствующие студенты и преподаватели уже успели разойтись по своим комнатам. Все разговоры о том, кого это притащили в замок и зачем милорд Лаваль работал с зеркалами, продолжатся завтра.
Верный Пайпер важно шел рядом с таким видом, словно это именно он поймал и пленил Оссе. Элиза вспомнила, как он схватил полевку, а потом отпустил, и не сдержала улыбки.
– Охота на порождения тьмы – это всегда простые и действенные решения, – сухо ответил Оберон. Они спустились по лестнице, вышли в просторный коридор преподавательского этажа, и Элиза впервые подумала, что это похоже на возвращение домой. Как быстро это место сумело стать ее домом! Или это потому, что Оберон был рядом? – К тому же он не стал бы нас жалеть. Он пришел сюда не за этим.
– Я знаю, – сказала она и взяла Оберона за руку. Тот устало улыбнулся, сжал ее пальцы. – И я рада, что все кончилось… ну вот так, как кончилось.
В спальне горел тихий свет лампы; пропустив Элизу вперед, Оберон остался в гостиной, давая ей возможность переодеться, и, развязывая ленты на платье, она слышала, как он устало ходит вдоль стены. Зашуршала книга, которую машинально взяли с полки и затем положили обратно, потом снова послышались шаги, и звякнул хрусталь – Оберон наливал себе вина, хотел успокоиться после вечера приключений.
Затем раздался грохот и негромкий вскрик Оберона – Элиза поняла, что он выронил графин, потому что…
Ее грудь и голову пронзила боль – такая, что выбила пол у нее из-под ног, оборвала дыхание, выкинула в обморок. Падая в серую пелену, Элиза еще успела подумать: неужели Оберон отошел дальше…
И все померкло.
Очнувшись, она поняла, что лежит головой на коленях Оберона – он массировал точку на ее переносице и выглядел таким бледным и потрясенным, словно только что заглянул в ад. Элиза потянулась к нему и всхлипнула – движение вызвало тошноту и слабость.
– Что… произошло? – только и сумела прошептать она. Оберон провел ладонью по лбу, стирая пот, и ответил:
– Наша цепь лопнула, Элиза. Нас накрыло отдачей.
Он сделал паузу и произнес:
– Мы свободны.
Сначала Элиза не поняла, о чем он говорит, и просто повторила: цепь, цепь лопнула. Потом она опомнилась, рванулась было в сторону – свободна, наконец-то свободна! – и снова обмякла без сил.
Все было как в их первую ночь, когда они могли только лежать на кровати в Элизиной спальне и говорить. Все было как тогда. Только теперь Элиза освободилась. Связь, что соединяла их с Обероном, разорвалась.
Они оба были свободны друг от друга. От понимания этого Элизу начало знобить. «Свободны, свободны», – повторяла она и не знала, радуется этому или же нет.
– Цепь лопнула… – прошептала она. Господи, почему в душе так пусто, она же должна быть счастлива! Оберон улыбнулся – Элиза давно заметила, что он всегда улыбается, когда ему не по себе, а на сердце темно.
– Да. Варево Анри подействовало быстрее, чем мы все предполагали. Ты сможешь идти куда захочешь, – спокойно сказал он, но Элиза чувствовала, как именно ему дается это наносное спокойствие. В нем сейчас все рвалось, все рушилось. Все, что он успел построить в себе, разлеталось во все стороны, словно соринки в урагане, и Оберон не знал, что теперь с этим делать.
Это было невыносимо.
– И ты не будешь меня удерживать? – спросила Элиза, стараясь заглянуть ему в глаза. Оберон усмехнулся. Погладил ее по руке.
– Нет. Да и зачем? Я не люблю птичек в клетках, – признался он.
«Клетка, – подумала Элиза. – Да, нас и правда загнало в клетку – но не изменило».
– И я могу пойти куда угодно? – спросила она.
Оберон мог сказать сейчас: не так быстро, дорогуша. Забыла, кто спасал твою жалкую жизнь? Забыла, кто выплатил все долги и увез подальше, чтоб тебя не полоскали по всей столице, чтобы кумушки не тыкали в тебя пальцем, а слуги и продавцы не хихикали за твоей спиной? Вот и пришло время расплатиться за мою доброту.
Элиза не знала, что будет делать, если Оберон действительно скажет так. Впрочем… тогда он не был бы тем Обероном, которого она успела узнать.
Да, судьба загнала их в клетку – но не изменила и не испортила.
– Конечно, – ответил Оберон. – Куда ты хочешь пойти?
Элизе вдруг стало легко-легко. На мгновение ей показалось, что сейчас она взлетит. Она села, потом встала – Оберон поднялся тоже, и его улыбка стала шире.
– В столовую, – призналась Элиза. – Я страшно проголодалась после всего этого. Может, там есть что-то вроде пирожков и чая, да и от десерта я бы не отказалась… – Она помолчала, потом взяла Оберона за руку и добавила: – И я буду очень рада, если ты пойдешь со мной… конечно, если ты не собирался заниматься делами факультета.
Стопка желтых папок с отчетами лежала на прикроватном столике. Оберон покосился на нее и вдруг рассмеялся – ему тоже стало легко.
– С удовольствием составлю тебе компанию, – сказал он и потом произнес уже серьезнее: – Элиза, ты действительно свободна. Я не хочу тебя к чему-то принуждать, особенно к соседству со мной. Ты теперь и правда можешь выбирать так, как хочешь, а не так, как вынуждена. Хочешь жить в другой комнате – тебе стоит только приказать. Все сразу же будет сделано.