Академия Изгнания

Я смотрела на Ригана с восхищением и завистью. Столько любви и обожания было в его словах, что невольно задумалась о своей семье. Точнее, о ее осколках – ничтожных и бесполезных.

– Да, мой отец – охотник и в Совет попал случайно. Но я жаждал пойти по его стопам и занять место среди самых влиятельных людей Империи.

– И вот ты здесь! – не удержалась от комментария. Мы оба тихо прыснули, обменявшись улыбками.

– Только потому, что понял, что значит быть мужчиной. – Даже в темноте заметила ямочки, которые обозначились под острыми высокими скулами. – Не власть делает тебя мужчиной и не сила, а способность защитить и стать опорой.

Задумчиво кивнула, поправила выбившуюся прядь за ухо и тяжело сглотнула. Риган говорит правильные вещи, но, выходит, мой отец настоящим мужчиной никогда не был. Бросил нас с мамой, когда мы нуждались в нем больше всего. Выбросил из семьи меня, чтобы не мозолила глаза и не терзала сердце схожестью с погибшей женой.

Я крепко стиснула челюсти, сжала кулаки. Магические сферы давно потухли, и Риган не заметил во мне перемен. Он смотрел в чистое небо, и отражения звезд яркими искрами танцевали в его глазах.

– Однажды к нам в дом ворвался взбешенный крикун. Это сейчас я понимаю, что есть твари гораздо опаснее, но, когда был ребенком, ужасно испугался. Поэтому отец, в одиночку отбившийся от чудовища, стал для меня героем и примером настоящего мужчины. Я понял, что хочу защищать людей, и именно в этом видел свой долг. Вот почему я поступил в Академию изгнания.

Притихла, не сводя глаз с напарника. Слушала, затаив дыхание. Риган будто открывался для меня с новой, казалось, никому не известной стороны. Дагер больше не казался ветреным прожигателем студенческих лет. Я понимала, что этот образ выдумала сама и была не права.

Меня обманули внешность, статус и богатство, за которыми к Ригану тянулись столь многие. Глядя на вечные толпы вокруг Дагера, на его популярность, к которой он даже не стремился, я нарисовала свой облик Ригана и заведомо вычеркнула его из своей жизни.

Как же я ошибалась! Сама создала маску для другого человека и даже не попыталась заглянуть под нее, чтобы увидеть истинное лицо.

Кто знает, если бы я не стала темератой, если бы не наша связка, сумела бы разрешить себе разбить все маски, стереть иллюзии и взглянуть правде в глаза?

Вряд ли. Я бы так и продолжила избегать Ригана, считая его популярной и симпатичной пустышкой. Мы бы окончили академию и разбрелись по миру, а я бы так никогда и не узнала, что мальчик с ярмарки вырос и стал мне лучшей опорой, чем родной отец.

А даже если бы Риган признался, не поверила бы. Махнула бы рукой и уехала куда глаза глядят.

Но теперь у меня нет причин сомневаться, даже несмотря на то, что вслух никто из нас ни в чем не признался. Мне слова Ригана не нужны – за него сказали поступки. Да и ему мои исповеди ни к чему – если мы не найдем лекарство, чувства умрут вместе со мной, едва родившись.

– Он гордится тобой, – произнесла едва слышно.

Риган перевел на меня взгляд, сияющий от звезд, и улыбнулся:

– Знаю. И бесконечно это ценю.

Повисло молчание, а воздух вокруг будто сгустился. Сердце в груди затрепетало, словно вот-вот должно было произойти что-то очень важное. Я застыла, глядя, как Риган медленно наклоняется ко мне. Наши глаза встретились, и он замер.

Даже в темноте я видела каждый миллиметр его лица, что вдруг оказалось так близко к моему. Мне ужасно хотелось коснуться его. Очертить кончиками пальцев высокие скулы, волевой подбородок, дотронуться до мягких губ и густых ровных бровей. Меня тянуло к нему, тело просило тепла.

Хотелось податься вперед и спрятать лицо на груди охотника, прижаться к нему и хотя бы ненадолго забыть, что без лекарства, как цветок без воды, все это обречено на гибель.

Но я не могла сделать первый шаг. Стыдилась, что так долго была слепа и предвзята. Боялась дать надежду, а потом ранить своим уходом.

– В кабинете ректора ты говорил, что твой отец оказал Френелю какую-то услугу. – Голос вспорол ночную тишину и разрушил магию момента. – О чем шла речь?

Риган отпрянул, а я прикусила губу. Ну и зачем это сделала? Ляпнула, не подумав!

– Ничего такого, – вяло отмахнулся он и стыдливо отвернулся.

Я ощутила укол совести и горькое сожаление. Сама ведь хотела его обнять! А теперь растоптала чудесную атмосферу, испугавшись первого поцелуя!

Руки чесались хлопнуть себя по лбу от негодования, но Риган не дал мне с головой нырнуть в самоуничижительные мысли и продолжил неловкую беседу:

– У ректора Френеля были проблемы в семье. Ты, наверное, знаешь, – сказал он между делом, а я натянуто кивнула.

Уж я-то знаю об этом как никто другой!

– Время, когда он стремился занять ректорский пост, как раз совпало с появлением первых жертв Тьмы. Его семья, жена и дочь, погибли, и это вызвало шумиху.

Слова охотника моментально оживили в памяти тот роковой день. Сердце сковало холодом, в горле застыл горький ком.

– Вот как… – протянула, ощутив, как меня начинает колотить крупная дрожь.

Риган, к счастью, не различил в голосе тоски. Он не понял, почему я оказалась так потрясена, а я не пыталась пояснить. Это никому из нас не нужно.

– Ясное дело, что с таким пятном в прошлом сложно самому занять управляющий пост, – продолжил пояснять Риган. – А во время учебы в академии мой отец и господин Френель, так уж вышло, были дружны. Когда старый товарищ обратился за помощью к отцу, он уже состоял в Совете. Дальше дело за малым – замолвить пару слов перед нужными людьми. Вот и все.

Я обдумывала каждое слово, сказанное Риганом. Сознание затуманилось, мысли сплелись в тугой комок.

– Выходит, твой отец помогал ректору еще и с документами? – спросила, пытаясь выровнять сбившееся от волнения дыхание.

Риган бодро кивнул, глядя куда-то вдаль.

– Разумеется. Поэтому, можно сказать, ректор в долгу у моей семьи.


Сцепила дрожащие пальцы в замок и постаралась успокоиться. Я гнала от себя навязчивые догадки и старалась не думать о том, кто именно помогал господину Френелю стереть мое имя из семейного древа. О том, кто заменил мои документы и кто знает, что Аста Навье – на самом деле Аста Френель.

– Риган, – позвала чужим, скрипучим голосом.

Парень обернулся, быстро стянул с себя куртку и накинул на мои плечи.

– У тебя голос осип, – пояснил он быстрее, чем успела запротестовать.

Не стала отнекиваться, тем более мне выгодно, чтобы охотник мое волнение не замечал. Однако теплее от дополнительного слоя одежды не стало. Я мерзла изнутри.

– Ты бы смог отказаться от своего ребенка? – слова снова сорвались с пересохших губ быстрее, чем успела прокрутить их у себя в голове.

Риган непонятливо нахмурился и застыл, глядя на меня цепким взглядом. Он ждал пояснений.

– Ты бы стал менять имя, допустим, своему сыну и делать вид, будто его не существует? – Казалось, каждая фраза все глубже зарывает меня.

Боялась, что лицо Ригана так и останется непроницаемым, пустым. Еще больше пугало, что он догадается и осудит.

Но я никак не ожидала, что он без капли сомнений скажет:

– Да, если бы от этого зависела его жизнь. Я бы сделал это, чтобы спрятать своего ребенка.





Глава 22




К комнате Риган проводил меня ближе к полуночи, когда замок уже спал. Я ждала, что охотник возьмет за руку, обнимет, но он лишь пожелал спокойной ночи и растворился в темноте коридоров.

Эйлин спала, укутавшись в одеяло. Я не стала зажигать свечи или призывать магические сферы. В потемках стянула ботинки, отбросила на спинку стула плащ и прямо в одежде легла в кровать.

Сон абсолютно не шел, хотя чувствовала себя разбитой. Мысленно я все еще бродила по окрестностям заброшенного поместья. Раз за разом восстанавливала в памяти увиденное и пыталась состыковать зацепки между собой. Однако нити в моем полотне проблем по-прежнему не желали сплетаться в единую картину.

Я ворочалась, волосы разметались по подушке, одеяло и простыня скомкались. Бессонница подсовывала все новые и новые невероятные сюжеты. Дошло даже до того, что в своих подозрениях склонялась к виновности портальщика или профессора Фармона. Наутро эти теории наверняка покажутся ужасной глупостью, но сейчас я отчетливо осознавала, что у первого есть возможность координировать передвижения студентов, а у второго имеется доступ к артефактам.

В попытках уснуть провела несколько мучительных часов, а когда все-таки отключилась, провалилась в глубокое забытье.



В выходные дни колокола не звонят, и мне повезло, что после отвратительной ночи не последовало оглушительное утро. Я проспала до обеда, пропустив завтрак. Однако на тумбочке у кровати меня, как нельзя кстати, ждал поднос с едой, принесенный из столовой.

– Спасибо, Эйлин, – прохрипела, отлипая от подушки.

На благодарность никто не ответил, и только тогда я огляделась. Подруги не было ни за рабочим столом, ни у зеркала, ни на кровати. О недавнем присутствии соседки говорил лишь открытый комод и украшения, аккуратно сложенные в вазочку на тумбе. Эйлин ушла в купальни или решила посвятить день стирке?

Я пожала плечами и принялась уплетать остывший завтрак, попутно строя планы на сегодня.

В моем списке важных дел все еще числился разговор с Фраем. Каждый раз, когда пытаюсь поговорить с темератом о его обращении, что-то выходит из-под контроля. Парень то травится, то страдает от похмелья, а то и вовсе – от любовного зелья.

Воспоминания о последней встрече с Фраем приятными назвать сложно. Едва перед глазами возникает плачущий темерат, на душе становится гадко, сердце щемит от необъяснимой тоски, а тело покрывается липкими мурашками.

Нет ничего хуже воздействия на сознание. Я испытывала его на себе, когда была в поместье Линетти. Видела, что навязанная воля делает с другими людьми. Жутко, мерзко, страшно.

От таких мыслей еда комом встала в горле. Я отодвинула тарелку и поджала колени к груди, обхватив их руками.

Мысли – самое личное, что у меня есть. Думать о том, что кто-то может даже в академии оказывать на них воздействие, – невыносимо. Переливающаяся скорлупа, найденная в заброшенном саду, ярко стояла перед глазами, в мельчайших деталях отпечатавшись в памяти. Я не могла выкинуть из головы слова Ригана о том, что, возможно, таких артефактов полно и в нашем замке.

Ссутулилась, обратившись в комок страха. Вжала шею, низко опустила голову, будто пыталась защититься от всего мира. Но назойливые мысли не уходили, мне некуда было от них спрятаться. Снова думала о поместье, чарах крови, Фрае…

Что стало с темератом после моего ухода, не знала и очень этого стыдилась. Но и пойти к бывшему охотнику боялась. Вдруг Фрай еще страдает от действия приворотного зелья? Тогда мой визит вновь разворошит искусственные чувства и доставит только боль. Лучше дождаться Эйлин, спросить совета и поговорить о Фрае.

Встала с кровати и оглядела свою измятую после сна форму. Недовольно цокнула языком и направилась приводить себя в порядок. Переоделась в другое платье. Затянула на груди тесемки, на подвернутых длинных рукавах – ремешки. Расправила юбку, спускающуюся почти до колена. Под низ надела высокие плотные чулки, без которых в замке уже было прохладно.

Подошла к зеркалу, чтобы причесаться, и в поисках расчески стала шарить взглядом по комоду и тумбам. Однако вместо нужной вещички заметила кое-что другое…

В вазочке с украшениями Эйлин блестело и переливалось кольцо, которое подруге вручил анонимный воздыхатель. Еще пару дней назад я бы не обратила внимания на яркий цветной камушек, но сегодня, увидев знакомый перламутр, едва могла дышать.

Справившись с волнением, похолодевшими пальцами вынула кольцо и уложила на ладонь. Глянцевая поверхность отразила дневные лучи, игриво сверкнув, и тут же сменила цвет с голубого на розовый. В центре круглого камня виднелась золотая сердцевина – спрятанный в скорлупу осколок солнца.

Меня передернуло от воспоминаний, что мигом ожили в сознании. Я словно вновь лежала под лапами чудовища, которое смотрело на меня десятком сверкающих злобой глаз. Опять поднимала с земли надломленный артефакт…