Адвокат моей любви

— Я понимаю, Марат, — я вздохнула с облегчением и улыбнулась, — чувствую то же самое. Люблю тебя.



Я потянулась к супругу и обняла его. Так мы и сидели — в неудобной позе, обнявшись и не говоря больше ни слова.



Марат первым прервал молчание:



— Чай будешь? Я успел сбегать за твоим любимым, с чабрецом и мятой.



— Буду. Можно я, пока ты завариваешь, по квартире пройдусь?



— Разумеется, Оксан. Это всегда будет твой дом. И дом наших девочек. Кстати, Яна с семьёй переезжает жить ко мне. Как раз утром отправил ей данные своей карты, оплатить контейнер. И нам с тобой надо найти квартиру для тебя, Оксана. Жить у подруги, даже такой замечательной и преданной, всё-таки перебор, при живом-то муже.



— Ты всё-таки считаешь себя моим мужем?



— И всегда буду считать. Ты — мать моих детей. И всегда будешь женой, даже будучи замужем за другим. Просто ощущение это другое.



— Я понимаю тебя.



Марат ушёл на кухню, а я вошла в бывшую детскую комнату. Здесь ничего не изменилось, только добавилась кроватка для младенца и поменялись обои. Всё тот же письменный стол и лампа, тот же шкаф и та же картинка с журнального разворота на дверце, с выгоревшим на солнце краем. Ничего не изменилось в спальне, только телевизор, как и в гостиной, сменился на современный. И мой туалетный столик… с засунутой под раму вокруг зеркала семейной фотографией. Было видно, что она никогда не вынималась, только пыль вытиралась вокруг и с неё самой, и от этого почти оторвался уголок.



Сердце защемило. Это была моя жизнь. Семейная жизнь, которую я разрушила.





* * *


Я задержалась у Марата намного дольше, чем планировала. Мы говорили обо всём: о переезде Яны, о моих книгах, которые Марат читал, узнав от дочерей, что я пишу, о том, как он стал владельцем «Сэнсэя», и что свело его с Андреем. Рассказал и трагично закончившуюся историю Вероники.



Она доставляла Марату массу неприятных моментов и навязывалась если не в жёны, то в сожительницы. Но супругу не нравилась перспектива обзавестись женой-дурой, и он повысил ей плату за аренду и часто напоминал, что пора бы и честь знать. И хотя к мальчишке привязался, но вешать себе на шею его не собирался. Поэтому стимулировал неразумную девицу работать. Шесть лет она прожила в комнате наших дочерей, пока училась в институте, куда её, опять же, загнал Марат. Прокормить и вырастить ребёнка, будучи всю жизнь секретаршей — невозможно. Не скажу, что мне была интересна сама Вероника, но она стала частью нашей жизни, не самой приятной, но неотъемлемой и поворотной. Поэтому мы говорили и о ней.



Марат не раз наругал меня, что отказалась от его помощи, и не собирался принимать отказ теперь. Его самолюбие и мужское достоинство не давало ему покоя, и я не стала отказываться от покупки квартиры для меня.



Уже было совершенно понятно, какие между нами теперь будут отношения. Мы обрели друг друга… и отпустили, чтобы стать счастливыми. Единственный момент омрачал то облегчение, что я, наконец, почувствовала — Марат уже привык быть один и не планировал больше заводить семью. Он решил реализовать себя, как дедушка трёх замечательных мальчишек. Его глаза загорались счастьем, когда он говорил о них. Нетерпение, с которым он ждал Яну с малышом, усиливалось обещанием старшей дочери привезти сыновей к Марату на пару месяцев осенью.



Отношения с Андреем стали казаться несправедливостью — я не могла стать счастливой, разрушив жизнь супруга. Это было жестоко. Марат не подозревал, какие мысли обуревали меня. А я боролась с желанием разрыдаться.



И мне не нравилось, что между Маратом и Леной разверзлась пропасть. Марат по-прежнему относился к моей подруге хорошо, и был благодарен за поддержку мне, хотя и сердился за «тайны мадридского двора» и что Ленка скрывала «во имя дружбы», где я, «неразумная мать, шатаюсь по миру, отказавшись от его законной помощи с его детьми, балда осиновая». Я признавала свою величайшую глупость, и мне было стыдно, что я настойчиво просила Лену всё скрывать. Я сама настроила подругу против Марата, и тень, мелькавшая в её взгляде при упоминании о супруге, меня печалила. Я решила, что пришла пора разобраться и с этой проблемой.




И пригласила Марата на пикник.





Глава 10. Дотошный мелкий негодяй




Дождавшись, ты получишь всё[1]



Андрей из командировки приехал прямо ко мне. «Хаммер» осторожно вполз в Ленкин двор, виртуозно лавируя между припаркованных авто, подполз, как грязный вымокший щенок-переросток, к подъезду и остановился, приглушив свет круглых глаз. Сутки в пути не добавили машине чистоты — три последних дня в Сибири дождь лил с переменным успехом: то низвергал с хмурых небес цистерны воды, ломая ветки деревьев, то с мелодичным звоном барабанил по карнизам и плексигласовым крышам автобусных остановок.



Я ждала Андрея, обнимая себя и пытаясь согреться, неосмотрительно выскочив в прохладу позднего вечера в шёлковом халате. Едва монстр остановился, я открыла водительскую дверцу и залезла Андрею на колени.



— Сумасшедшая женщина, я тоже скучал, — отодвинув по максимуму сиденье, адвокат крепко обнял меня, покрывая поцелуями щёки, шею, плечи...



Я томилась в его ласке, ощущая удивительный прилив нежности к брутальному адвокату. Я целовала его, ерошила короткую стрижку, заглядывала в глаза, с радостью находя в них теплоту и радость встречи.



Халат задрался и съехал на бок, обнажив ноги и половину того, что призван скрывать. Тёплая ладонь Андрея легла на бедро… медленно скользнула вверх по телу, вырвав вздох из пленённых поцелуем губ. Я прильнула к мужчине полуобнажённым телом, задержав дыхание от вспорхнувших в животе бабочек, когда его губы коснулись ложбинки между груди.



Оторвавшись от меня, Андрей смотрел в глаза с невысказанным вопросом.



— Расставила точки над i. Последняя осталась.



— Марат?



— И Лена.



— Не понял… Их же ничего не связывает.



— Я их связываю.



— К чёрту их, — Андрей снова завладел моими губами, но быстро отпустил и ссадил меня на пассажирское сидение. Повернув ключ зажигания, осторожно вывел «Хаммер» со двора и вырулил на дорогу. Рванув в сторону леса на окраине микрорайона, сжал мою ладонь и не отпускал, пока не съехал в черноту густых сосновых крон подальше от дороги. Включив печку пожарче, повернулся ко мне: — Оксана… не так я это представлял.



Тронув кнопку сплит-системы, он не отрывал от меня взгляд, пока с тихим шелестом трансформировались сидения, образовав мягкое ровное пространство. Идеальное для того, чем я всем телом и душой хотела заняться с любимым мужчиной.





* * *


Желание увидеть Оксану жгло немилосердно. Сердце начинало биться чаще, стоило вспомнить любимую женщину. Да что там вспомнить… Я не забывал о ней ни на секунду. Меня пугало давно забытое ощущение молодости… мальчишества, появлявшееся каждый раз, когда она была рядом. Зачем взрослой женщине мальчишка? Но рядом с ней хотелось быть мальчишкой: валяться на сеновале или ромашковой поляне, держать её ладонь и кружить на руках, теряя себя в её глазах. И безудержно хотелось её любить… нежить… баловать.